Огоньки
Полночь приближалась незаметно — в этой захламлённой квартире время давно потеряло смысл. Виктор сидел в потертом кресле, окутанный сизым дымом, с полупустой бутылкой в свисающей почти до самого пола руке. За окном изредка вспыхивали огни фейерверков, но здесь, внутри, царила лишь вязкая тишина, пропитанная горечью ушедшего года.
Он то смеялся — хрипло, надрывно, вспоминая какие‑то нелепые эпизоды, то вдруг заливался слезами, уткнувшись в ладони. В голове крутилась калейдоскопом череда событий: потеря работы, разрыв с женой, бесконечные бессонные ночи. Каждый миг будто ножом резал душу, оставляя новые рубцы.
Когда за окном раздался особенно громкий залп, Виктор вздрогнул. Люди ликовали — где‑то там, в другом, чуждом мире. А он… Он просто существовал в этой заваленной мусором и барахлом комнате, где каждый предмет напоминал о неудачах.
— Ну что, Витёк, — пробормотал он, глядя в пустоту, — новый год пришёл. Для всех. Даже для тебя.
Слова, произнесенные вслух, прозвучали как удар. Жизнь шла дальше — независимо от его желания. Мир не остановился, не замер в его личном аду. Где‑то смеялись, обнимались, загадывали желания. А он сидел здесь, безобразно пьяный, разбитый, с сигаретой в дрожащих пальцах.
Внезапно в голове вспыхнула мысль: гирлянда. Та самая, что когда-то висела на окне, а теперь, свернутая, лежала на подоконнике неубранной ещё с прошлого декабря. С тех пор он не включал её ни разу — не было ни сил, ни желания. Но сейчас… сейчас это стало единственным маяком в наступившей кромешной тьме.
С трудом поднявшись, Виктор тут же рухнул на пол. Ноги не держали. Тогда он пополз, расталкивая руками и ногами мусор, обрывки бумаг, пустые бутылки. Каждый сантиметр давался с мучительным усилием, но он упорно продвигался вперёд.
— Включу… обязательно включу… — бормотал он, цепляясь за ножку стола. — Если смогу — значит, ещё не всё потеряно. Значит, есть шанс.
Розетка оказалась на другом конце комнаты. Он полз, задыхаясь от дыма и хрипло кашлял, но не останавливался. Наконец, дрожащие пальцы нащупали вилку в клубке из проводов и лампочек. Ещё мгновение — и в темноте вспыхнули разноцветные огоньки.
Виктор замер, заворожённо глядя на мерцающие огни. Они отражались в его влажных глазах, рисовали причудливые узоры на помятом лице. Впервые за долгое время на губах появилась робкая, почти детская улыбка.
По небритым щекам потекли слёзы — но теперь это были не слёзы отчаяния. Это были слёзы надежды.
— Справишься, Витёк, — прошептал он, прижимая гирлянду к груди, и снова закашлялся. — Обязательно справишься.
