zatorax

Несовременная история, или Сталинград
Игорь Александрович Зимин

Широко рекламируемый сейчас фильм Ф. Бондарчука «Сталинград» с акцентом на сексуальную озабоченность главных и не главных персонажей невольно заставил меня вспомнить знакомство с двумя участниками Сталинградской битвы.
Первое из них состоялось в начале 1969 года. Я только что поселился в коммунальной квартире. Среди её жильцов был мужчина, лицо которого было изуродовано большим с рваными краями шрамом. Из-за этого я при встречах с ним избегал на него смотреть.
Как-то утром я вышел на кухню, чтобы поставить чайник — сосед был тоже там и сидел на стуле. На газовой плите стояла кастрюля, в которой что-то варилось. Я поздоровался с ним, долил из крана воды в чайник и поставил его на горелку. Вдруг слышу за спиной голос соседа:
— Заметил, что ты мне в лицо не смотришь. А знаешь откуда у меня шрам?
Я покраснел и повернулся к нему, и он продолжил:
— Мальчишкой после школы я пошёл в военкомат проситься на фронт и меня направили в артиллерийское училище. Когда началась битва за Сталинград, то всё училище перебросили туда. Ну мы там фашистам жару и дали. Мы же, считай, пацанами были, недавно ещё понарошку в войну играли, а тут настоящая война, да и политруки с комиссарами так нас накрутили, что мы только и думали о том, чтобы побольше фрицев уничтожить.
Он тяжело вздохнул:
— Вот представь себе: дом почти полностью разрушенный, а мы свои пушки на руках по разваливающимся и шатающимся лестничным маршам втаскивали и из окон второго-третьего-четвёртого этажа лупили прямой наводкой по фашистам. Вот тогда-то меня и ранило, а после госпиталя, где я восемь месяцев провалялся, демобилизовали подчистую.
Я, забыв о чайнике, внимательно его слушал. И когда он замолчал, спросил:
— А много ли вы видел тех, кто на ваших глазах совершил подвиг?
Он, чуть подумав, сказал:
— Тут и не знаешь, как это назвать: подвигом или дуростью? Вот, например, однажды на нашу батарею пошли несколько немецких танков в сопровождении автоматчиков. Наша рота охранения начала этих автоматчиков отстреливать, а наша батарея - стрелять по этим танкам. Одному из них удалось-таки прорвался к нашей траншее. Ну и здесь двое наших ребят под пулями выскочили из неё, забрались на этот танк и начали стучать в башенный люк. А немцы, наверно, подумали, что свои: люк открыли, а наши ребята швырк туда гранаты и дело с концом. Вот и решай, что это было: то ли подвиг, то ли дурость? Танк же с боезапасом мог рвануть так, что от них бы и пыли не осталось.
Второе знакомство произошло 20 января 1975 года. В тот вечер я вошёл в банкетный зал ресторана «Волхов» в Новгороде и сразу увидел стоящих в сторонке от накрытых столов своего однокурсника Колю Г. , а рядом с ним сравнительно невысокого, но подтянутого мужчину в строгом тёмно-коричневом костюме со звездой Героя Советского Союза. Коля знаком подозвал меня и, глазами показывая на своего собеседника, несколько торжественно произнёс: «Сержант Павлов!»
Пожимая руку Герою, я догадался, что он — муж нашего замдекана, носившую ту же фамилию, и, буквально, впился в него глазами, пытаясь разглядеть «героические черты» или хотя бы «героическое выражение». Но лицо Павлова было типичным для русского человека и имело очень спокойное, можно даже сказать, «мирное» выражение. Я сказал, что ещё в детстве запоем прочитал книгу Л. Савельева «Дом сержанта Павлова», и спросил: «Яков Федотович, а можно узнать, о чём вы тогда думали?» - Он с некоторым удивлением посмотрел на меня: «Как это о чём? А о чём можно было тогда ещё думать? Только о том, чтобы выполнить, как это ни пафосно звучит, свой воинский долг». - А затем добавил: «Те, кто начинал думать, к примеру, о доме или, скажем, о любимой девушке, тот, по моим наблюдениям, или раньше времени погибал или начинал праздновать труса. Поэтому те, кто поумнее, или опытные солдаты обычно ни о чём, кроме как об очередном бое, то есть о войне, не думали».
Эти встречи с участниками Сталинградской битвы и рассказанное ими на всю жизнь врезались в мою память.