tt21

Морозная зима 1960-го года. Темно и холодно на улице. Кружит февральская метель. В такую погоду надо сидеть дома, в тёплой комнате, а не пробираться, словно партизаны, по задворкам не самого безопасного посёлка в Горьком под названием “Гордеевка”.

Две фигурки, тяжело дыша, двигаются короткими перебежками по запутанным проходам среди множества частных домов, палисадников и сараев. Пацаны. Каждому лет по семнадцать.
- Может, хватит бежать? – сипло выдыхает один из них. Он говорит с еле заметным татарским акцентом. – Всё вроде. Атаравались, наверное.
- На кичу захотел? – шипит другой. – Мусора примут – будешь на нарах гужеваться. Заткни хлебало, и дуй за мной.

Бег продолжается. Наконец, у ограды большого деревянного дома, они останавливаются, и негромко стучат в ворота.
- Кто там?
- Насос и Кила.
- Чего надо?
- Озябли.
Ворота приоткрываются. Несколько секунд пацанов изучают, затем открывают дверь пошире.
- Залетай.

Весело потрескивают дрова в печи, в доме жарко натоплено. Окна запотели, в комнате шумно и многолюдно. В воздухе плотными завитками стелется табачный дым.
Сдвинуты два стола, однако, места на всех не хватает. Часть гостей прислонилась к стенам.
Толстая Шамиля не успевает подносить угощения и подливать самогон собственного производства.
Сегодня праздник – сын Колька откинулся с зоны. Среди гомона, можно расслышать русскую и татарскую речь, часто звучит «феня».

Присмотревшись к гостям, редкий посетитель захочет остаться в этой компании надолго. Свет единственной лампочки неярок, но даже его хватает, чтобы оценить картину.
Виновник торжества сидит во главе стола, и, щеголяя синими “перстнями”, рассказывает, как кантовался на зоне.
- А там ловкач один был. Дурогонил напропалую безо всякого чифиря. И вот как-то раз свезло ему на больничку попасть…
Колька пьян, ему хорошо.

Справа от него, слегка скособочившись, сидит мужик лет пятидесяти с плоским, рябым лицом. Это «вор в законе» по кличке Патя.
Патя безногий – говорят, проигрался по молодости в карты, и, чтобы отдать долг, лёг под поезд. Он чисто выбрит и скромно одет. У Пати цепкий взгляд, тонкие бескровные губы и сильные руки. Говорят, этими руками он запросто может разогнуть подкову или свернуть собеседнику шею – тут уж как кому свезёт.

Рядом с ним - два мордоворота, при взгляде на которых пропадает всякая охота беспокоить вора попусту. Это братья Перцевы. Профессиональные «скокари». Их специальностью являются магазины и квартиры советских граждан.
Заодно, они выполняют различные Патины поручения.

По левую от Пати сторону, сидит подвыпивший франт в вельветовом костюме с тонкими, подвижными пальцами. Он постоянно барабанит ими по столу, словно наигрывая мазурку. Нет – это не музыкант, хотя с какой стороны посмотреть.
Сашка Лебединский, он же Красавчик, обожает играть в карты, и ему везёт. И дело тут не в фарте, а в ловкости рук. Эти руки Красавчик холит, лелеет, и они его кормят. Поэтому, у него всегда есть деньги.
А когда есть деньги – есть и женщины. Это вторая его страсть после карт. Впрочем, некоторые поговаривают, что первая.

Невысокий плотный паренёк лет двадцати пяти с какими-то капризными, бабьими чертами лица и гладко прилизанной чёлкой, подливает Красавчику самогона, и отвешивает шутейный подзатыльник. Он балагурит со всеми присутствующими, травит анекдоты, отпускает солёные шуточки и первый громко над ними хохочет.
Зовут его Лёха Бабенков, но собутыльники предпочитают называть Бобоном. Бобончик – дипломат. Самый башковитый из присутствующей здесь молодёжи. Его ценит Патя, и иногда доверяет вести переговоры от своего имени.
Эту свою способность Бобон с успехом совмещает с деятельностью «щипача» на Московском вокзале.

Родился Ванька ночью, от кривой спицы. Пятнадцатилетняя его мама, узнав о беременности, долго пыталась спровоцировать выкидыш. Таскала тяжести, парилась в ванне, но ничего не получалось: живот рос и Ванька вместе с ним. Он оказался живучим и сидел крепко, как коренной зуб – попробуй-ка, вырви сама.
Денег на аборт не было, желания растить ребёнка – тоже. Мама перепробовала всё, от уколов окситоцина до тошнотворного отвара из луковой шелухи, который не удержался в желудке, зато Ванька держался вовсю – очень, рыжик, жить хотел. Отчаявшись, мама, как в старину делали, стала ковырять в себе алюминиевой вязальной спицей. Начало кровить. Маме было больно, она плакала и всё ковыряла, отчаянно толкая спицу в себя, пока не пробила плодный пузырь, тогда пятимесячный Ванька, страшненький и покрытый рыжим пушком, и появился на свет.
Мама положила его умирать в кресло, на тряпку, и стала ждать. Целую ночь ждала, стараясь не смотреть, как сжимаются от холода крошечные сморщенные и синюшные паучьи лапки, с пальцами без ногтей, но Ванька упрямо дышал и тихо покрикивал-мяукал. А к утру началось кровотечение, которое никак не останавливалось. Пришлось вызвать скорую. Скорая и забрала обоих в больницу, где мама от Ваньки отказалась, зачем он ей? Сама ещё ребёнок, не ведает, что творит. Ванька на неё и не сердился. Печально, но как уж вышло. И так проживёт.
Отвезли его в отделение патологии новорожденных, положили под колпак и ввели пищевой зонд. В отделении тоже ждали, что Ванька умрёт. Даже те пятимесячные, над которыми суетились мамы, по каплям давая сцеженное молоко – не всегда выживали. Но Ваньке очень хотелось жить. Он отоспался, отогрелся и пошёл на поправку.
Аппетит у него был отменным. К полугоду он твёрдо держал на плечах ярко-рыжую, как у солдатика-папы, голову. Поворачивался, обрёл солидный для недоношенного вес и командирский громкий голос, которым и накричал себе пупочную грыжу. А в остальном – был здоров и счастлив, потому что по вечерам медсёстры брали его на руки и смотрели вместе с ним телевизор в холле. На руках Ванька молчал и улыбался. Теперь он собирался переехать в Дом малютки – документы уже оформлялись.



– Подставить меня хочешь, сука! – рявкнул Павел Петрович и, с шумом отодвинув кресло, грузно поднялся. – Деньги куда дел?! Я тебе этого так не оставлю, я разберусь!
Компаньон Владимир глядел поверх очочков с обычным своим, чуть глуповатым выражением, даже улыбался уголками рта. Со вчерашнего дня, когда обнаружилась недостача, это лицо стало Павлу ненавистным.
С видом разъярённого носорога он прошествовал к выходу из кабинета и хлопнул дверью. У стола секретаря носорог притормозил.
– Позвони адвокату, – фыркнул он подстриженному тощему юноше. – Я к нему. Засужу эту сволочь! И водителя вызови.
– Толик отпросился, – робко напомнил секретарь. – У него ребёнок младший заболел…
– Наклепают нищеброда, – скривился Павел, – и отпрашиваются, сволочи, а работать некому. Вставай, отвезёшь сам.
– Но вы сказали отчёт до обеда послать?
– Ничего, – ухмыльнулся Павел, – работать здесь захочешь – и отвезёшь, и с отчётом справишься, как миленький. Таких, как ты, – по десятку на место.
Уши у секретаря стали пунцовыми, как помидоры, он открыл и сразу закрыл рот, решив благоразумно промолчать.
– Чёрт с тобой, оставайся, – тут же передумал Павел. – Ещё и в самом деле протупишь с отчётом.
«Надо было вместо него взять грудастую девку. Хоть смотреть приятнее. Бездельник! Лодыри чёртовы, проходимцы!» Он стремительно шагал по коридору, глядя в ковровое покрытие и не отвечая на кивки сотрудников. За ним тянулся тяжёлый шлейф из крепких духов и отрицательных флюидов.
Сзади заспешили, догоняя, шаги.
– Паша, да погоди ты, – вкрадчиво сказал подоспевший компаньон, кладя руку ему на плечо. – Давай поговорим…
– В суде поговорим! – отрезал Павел, и рука соскользнула. У выхода он обернулся – мерзавец, неизвестно куда просравший громадные бабки, змеился улыбочкой.
– Ты у меня посмеёшься, – угрюмо пообещал Павел.

Искрились от инея яблони в палисаднике, ветки – серебряное кружево на бледном небесном шёлке. Поблёскивали в коротких солнечных лучах сугробы на крышах технических помещений, на заднем дворике. Под ними, в белом пуху и в серебре – кровавые бусы рябины. Кричали воробьи – суетливые птицы, прыгали по расчищенным плитам двора. Совсем как людишки, сражались за брошенную кем-то корочку.
Салон успел остыть. Павел вздохнул – изо рта вырвалось лёгкое облачко пара. Он включил двигатель и собрался ударить по газам, мельком, по привычке посмотрел по зеркалам, да так и замер с открытым ртом.
У заднего колеса на корточках сидел бомжеватого вида подросток и делал что-то плохое. От неслыханной наглости у Павла отвисла челюсть. С перекошенным лицом он затянул ручник, выскочил на улицу и оббежал машину. Так и есть! В руках оборванец держал складной нож и раз за разом тыкал в шину в самом тонком месте – возле диска.
– Ты что творишь?! – рявкнул Павел. – Ты кто такой?!
Пацан поднял бледное лицо, густо усыпанное веснушками. Серо-голубые глаза задумчиво и безмятежно смотрели куда-то сквозь Павла, словно тот был прозрачным, а сам мальчишка досматривал сладкий утренний сон. Из-под растянутой вязаной шапочки торчал рыжий завиток. Из коротких рукавов изношенной куртки выглядывали худые белые руки. «Наркоман, – понял Павел. – Клея нанюхался». Словно в ответ на его мысли, оборванец изумлённо улыбнулся и ещё раз саданул колесо ножом. Шина засвистела.
– А ну, пойди сюда, гадёныш! – Павел направился к нему, – Тебя кто подослал?!
Он через стеклянную дверь помахал рукой охраннику в холле, а когда повернулся – мальчишки не было. Он завертелся по сторонам, гадая, куда успел смыться беспризорник, но тут дверца машины хлопнула, «Порше-каен» завёлся и тронулся с места, шлёпая и треща спущенным колесом. Растерянный Павел даже рот открыть не успел, как грянул взрыв, отбросивший его к самой двери вестибюля.
Истерически заголосили, перекликаясь, чужие сигнализации, зазвенели стёкла, закричали набежавшие сотрудники, но оглушённый Павел ничего не слышал. Приподнявшись на локте, он смотрел, как догорает, клубясь чёрным дымом, остов любимой машины, а в мыслях ликующе билось: «Жив! Я жив! Что, взяли?! Пососёте, сволочи!»

Ни кусочка горелой плоти в машине не нашли, поэтому в отделении Павлу не верили. Его долго гоняли по кругу вопросами, спрашивали в прямом и обратном порядке, стараясь найти нестыковки в показаниях, пока он не вышел из себя.
– Да я чуть не погиб! – закричал он, чувствуя, что покрывается красными пятнами. – Вы думаете, я сам себе подстроил взрыв?!
Оперативники молча переглядывались: как знать, как знать… Допрос продолжался, пока не появился знакомый чин МВД, которому Павел, немного оклемавшись, позвонил. Оперативники нехотя отстали.
– В рубашке ты родился, что ни осколком не задело, – сказал чин. – По слухам, твой партнёр должен большим людям, рассчитываться надо. Походу, на твою долю глаз положил. Ты в последнее время никаких документов не подмахивал не глядя? В общем, проверим. Запись с камер посмотрим. Кстати, тебя кто крышует? Под меня переходи…
Разумеется, камеры оказались отключены. Зато экспертиза показала остатки корпуса и взрывателя «консервной банки». В далёкие советские времена, когда Павел служил в армии, так называли гранаты РГД-5. Вероятно, банально пристроенная проволочка выдернула чеку, когда машина тронулась.
Получалось, не проткни беспризорник шину – не вышел бы Павел посмотреть, что творится. Ударь он по газам – конец пришёл бы его жизни и многолетнему тяжёлому труду. Пропал бы по копейкам сколоченный капитал. Рухнул бы правдами и неправдами построенный дом, в котором жило его дело.
Впрочем, а был ли мальчик? Скорее, просто померещился от нервного переутомления. А Павлу элементарно повезло, как везло уже не раз.

Из отделения он вышел приободрённым. Проблемы, конечно, были: компаньон со своей долей, считай, испарился. Придётся брать кредит и реорганизовывать фирму, а это – масса работы, беготни и взяток, но к трудностям – не привыкать. Главное, что покушение провалилось. Бог не выдаст, свинья не съест, как говорится... Одна свинья Павлом уже подавилась, подавятся и остальные. А вот вторая половина новогодних праздников – некстати. Праздновать он не умел и не любил, разве что с нужными людьми, из необходимости.


Перед Рождеством жена уехала к тёще в деревню. Павлу было безразлично – пусть катится хоть к чёрту на кулички. Любовная их лодка давным-давно пошла ко дну, бывало, не разговаривали по нескольку дней: нечего сказать, да и скучно. О чём с ней говорить? О дурацких благотворительных приёмах или почти старушечьих уже, покаянных походах в церковь? У него – работа, пусть жена спасибо скажет, что живёт без забот и его кровными деньгами швыряется. Из такого говна Павел вылез самоходом и её вытянул! Без родителей-партийников, с нуля, с дрянной коммуналки поднялся!
Детей они не нажили. Жену это обстоятельство когда-то огорчало, пока не смирилась, Павел же безразлично пожимал плечами. Впрочем, и любовницы от него не залетали, что вполне устраивало. Нет детей – нет проблем. Вечный шум, возня, тупые няньки и вонь от пелёнок, пока мелкие. А когда подрастут – проблемы с учёбой и милицией, разбитые машины и бесконечная выкачка денег. Деньги, деньги, деньги, чтобы чадо не липло в неприятности! Пока мозги ему вправишь – сам сойдёшь в могилу, и уж тут чаду свобода – пропивать да прогуливать нажитое отцовским трудом! Эту утомительную картину Павел наблюдал не раз и не два по знакомым. Однажды даже, через третье лицо, перекупил у такого наследничка пакет дешёвых акций. Как пришло – так и ушло. Спасибо, в общем, ешьте сами…

Подчинённых лодырей он отпустил на два часа раньше, напиваться, хотя знал, что доброту не оценят, как не ценят ничего. Сам же засиделся допоздна над документами. Проверял и сверял, подсчитывал и пересчитывал: не будет хозяйского глаза – всё разворуют и развалят, черти.
Что-то зашуршало в углу кабинета. Павел глянул через очки и вздрогнул: там мелькало, расплываяс

Любит Вовка отдыхать летом на даче. Вот где красота: лес возле самого дома, зеркальный пруд на солнышке искрится, а в пруду караси с золотой чешуей, играют, резвятся, сами на крючок просятся. А как рыбешку эту красноплавничную бабушка вкусно жарит – пальчики оближешь! Принесёт Вовка ведерко с уловом, поставит перед бабушкой, а та всплеснет сухонькими ладошками: «Ах, какой же ты молодец! Добытчик! Лучший рыбак в нашей деревне». А Вовка вида не подаст, что ему приятна бабушкина похвала, с важным видом скажет: «Да разве это добыча…. Так, баловство одно».

Да, всё так и будет. Мальчик улыбался, разматывая удочку. Погода-то, какая хорошая, и рыба в пруду так и плещется. Знатный будет улов, подумал Вовка. Деловито на наживку плюнул и закинул снасть. Закачался весело над водой пёстрый поплавок и успокоился. Сидит на берегу наш рыбачёк десять минут, сидит полчаса ни одной поклёвки. Занервничал, раз другой перекинул. Что за напасть – скучает поплавок! Стал Вовка сердится – знал бы донные удочки наладил. А тут нежданно-негаданно объявился по соседству дядька незнакомый, мальчику подмигнул:
Давай, говорит, наперегонки ловить!
Удочку свою закинул. Да как начал карасей одного за другим таскать. Залюбуешься. Рыба как на подбор золотая и не мелочь. За час дядька десятка два карасей добыл и каждый ладони полторы размером – посчитай полное ведро. А у Вовки один ершишка с палец. Смеется удачливый сосед:
– Еще парочку поймаю и хватит.

А Вовке обидно. Как же он к бабушке с пустым ведром заявится?
– Дяденька, – осторожно спрашивает незнакомца, – а вы на что ловите?
– На крючок! – отвечает тот и хохочет.
– Ну, правда, дяденька, – не отстает мальчик, – Вы какую наживку поставили? Хлеб или червя?
– Никакую, – отвечает удачливый рыбак. – Зачем? У меня и так клюет.
– Так не бывает! – рассердился Вовка. – Не хотите говорить – не надо!
– Почему не хочу? – пожал плечами странный дядька. – А вот сам погляди. – Он поднял удочку, поймал леску и показал парнишке пустой крючок. – Смотри.

Крючок без наживки вновь полетел в пруд. Вовка глазам не поверил, когда поплавок незнакомца резко ушел под воду, а через секунду удачливый рыбак, удочкой дернул – подсёк и вот, поглядите, уже снимает с крючка жирного карася.

Чудеса, да и только, подумал про себя Вовка, а дядька говорит:
– Правильно – чудеса, и никакого обмана, просто удочка у меня волшебная.
– Как так, волшебная? – удивился Вовка.
– Да вот так, волшебная тебе говорю, что захочу, то она мне и достанет.

Не поверил мальчик, засопел, обиделся, что с ним как с маленьким разговаривают, хотел уйти и уже удочку из воды достал, когда дядька остановил его:
– Не веришь, значит, вот скажи, например, чего тебе сейчас хочется?
Вовка насупился.
– Мне лимонада хочется! Жарко!
А сам на незнакомца с ехидцей поглядывает, как тут дядька выкрутится? Небось, скажет, что не клюёт.
А тот только кивнул и удочку закинул. Поплавок попрыгал на воде, да вниз ушёл.

Мальчик подпрыгнул от неожиданности, когда на солнце блеснула пол-литровая бутылка «Дюшеса». А незнакомец вздохнул:
– Эх, хотел «Буратино» поймать, но «Дюшес» раньше клюнул. На держи – холодненькая.

Взял Вовка бутылку в руки, не может поверить, что всё взаправду по-настоящему. А только вот она газировка, и этикетка на бутылке есть и крышечка, и пузырьки газа в ней плавают. Может быть розыгрыш? Взмолился мальчик:
– Скажите, а вы меня не обманываете? Может быть, вы с бабушкой подшутить надо мной сговорились?
– Не причем здесь твоя бабушка. Да, ты открой, попробуй! Что вкусно? А закусим чем? «Марс» или «Сникерс» тебе?
– «Марс», нет, лучше пусть будет «Твикс»!
– Пусть будет «Твикс», – захохотал дядька, снимая с крючка шоколадку и передавая её мальчику.
Вовка печенье в шоколаде грызёт.
– Вкусно! – Газировки глотнул и блаженно улыбнулся, – вот бы мне такую удочку!
– Держи, – протянул ему дядька удилище. – Дарю.
– Правда? – Мальчик аж в ладоши захлопал. – Не обманываете?
– Нет, не обманываю. Лови на здоровье.

Вовка бережно принял из рук незнакомца удочку, погладил гладкую полировку, осторожно коснулся пальцами алюминиевой катушки – надо же, простая инерционная. Вопросительно глянул на дядьку – можно?
– Лови, лови, – кивнул тот, белозубо улыбаясь.

Вовка хотел сперва червяка насадить, да вспомнил, что в руках у него не обычная снасть, а волшебная удочка. Опустил он пустой крючок в воду, мечтая о карасе золотом. Поплавок сначала по кругу пошёл, потом нырнул. И вот вам, пожалуйста, чуть не пополам согнулось удилище, доставая добычу. Большой карась, матёрый, по золотой чешуе от возраста зелень пошла – вот так улов!

Доволен Вовка. Рыбу с крючка снял, в сторону на соседа своего покосился, а того и след простыл. Как появился, так и исчез. Чудеса!

Мальчику интересно стало испытать волшебную удочку, а получится ли у него ловить шоколадки с конфетками. Забросил удочку, зажмурился, представил мороженого слиток в серебряной обёртке – и вот, пожалуйста: все как мечталось.

Съел Вовка мороженное, потом пирожное эклер заказал, затем минеральной водичкой разжился – красота! В животе приятная тяжесть, на лице полное довольство.

«А интересно, – подумал мальчик, – А может удочка игрушки ловить? Вот бы мне такую машинку, как у Лёшки ¬ – соседа».

Пошептал Вовка крючку свой заказ и в воду бросил. Тотчас леска натянулась, и гляньте – вытянул паренек модель пожарной машины. Такая же, как у соседа, красненькая с выдвижной лестницей. Возликовал Вовка, машинку от воды обтёр и довольный в карман сунул.

Хотел уже домой возвращаться, да вспомнил – бабушка карасей ждет. Приказал чудо – удочке рыбу ловить – сидит счастью неожиданному радуется. Только успевает карасей с крючка снимать. Наловил столько, что еле ведро поднял – вот так добыча! Никогда такого улова не было.

Идёт Вовка по берегу и от радости песенки насвистывает. И вдруг слышит, деревенские рыбаки ругаются. Один говорит:
– Ничего не понимаю. С утра сижу – ни одной поклевки. И на тесто пробовал, и на червя, и на манку, даже мотыля ставил – не берёт карась!
– Вот, и у меня тоже самое, и погода с утра для них самая подходящая, и пора – июль месяц, другой раз устанешь рыбу на кукан нанизывать, а тут всего меня комары зажрали, да зевота одолела.
– О, постой-ка, – другой рыбак с берега углядел мальчика, что гостил летом у своей бабушки, – вроде это Вовка наш шагает. – И поинтересовался. – Вовка, как с рыбой у тебя?
Вовка рыбакам ведро показал, удивились они, руками разводят – видно просто им не везёт. Мальчик про волшебную удочку ничего не стал рассказывать, домой побежал.

Дома ведро перед бабушкой на скамеечку поставил, а та будто и не рада вовсе – смутился Вовка. Спрашивает:
–Бабулечка, что случилось?
– Дурное дело, – вздыхает пожилая женщина. – Завелись у нас в деревне воры. Отродясь такого не помню. Соседка наша Степановна внучку из города ждала. Всяких вкусностей накупила: мороженное, пирожное, шоколадку, лимонад, минералку. Все в холодильник убрала. Приехала внучка, Степановна открывает холодильник, а он пустой стоит.

Вот так дела, испугался мальчик, воры в деревне!
¬– Как бы, бабулечка, они и у нас, что-нибудь не покрали. – Сказал Вовка и побежал во двор, посмотреть под крыльцом целы ли его игрушки.

Всё было на месте, и лук со стрелами, и воздушный змей, и коробка с яркими карточками, и катер на батарейках, и самолет с красными звездами, и солдатики. Присел Вовка на корточки, ткань на кармане штанов у него оттопырилась – там машинка лежит, вспомнил он про неё, достал и положил рядом со своими игрушками. Только из-под крыльца вылез, обдумывая, как бы ему получше всё от воров перепрятать, вдруг слышит – калитка хлопнула. Идёт в гости к нему друг Лёшка – сосед по даче. Идёт сердитый, брови нахмурены, а сам носом шмыгает. Видно чем-то расстроен.

— У меня машинка пропала! – кричит Вовке. – Та самая, что тебе нравилась! Ты не брал?
— Очень надо. – степенно отвечает Вовка. – У меня самого теперь такая есть…
— Покажи! – потребовал Лешка.
Вовка плечами пожал, под крыльцо залез, достал машинку, но соседу не отдает. А тот аж скривился от негодования:
— Отдавай! Это моя!
— Не твоя! – злится Вовка. – Ты свою потерял, а теперь мою забрать хочешь!
—Моя! – вопит соседский мальчишка. – Хочешь, докажу?! У нее на днище моё имя написано! Я гвоздем нацарапал!

Повернул Вовка машинку и обомлел – точно, имя «Леша» нацарапано! Как же так? Он же её на волшебную удочку поймал? Но пришлось отдавать раз чужая. Без драки, но не без обиды. Ушёл Лёшка к себе.

Сидит Вовка на крыльце один, гадает, может, волшебная ли удочка, не только чужую машинку принесла ему, но и чужую рыбу, чужие сладости?

Расстроился мальчик. Спросил бабушку: «А что за еду у Степановны из холодильника украли?». «Да, вроде «Дюшес» лимонад, пирожное, да шоколадку маленькую с мороженным она передо мной в магазине брала, а что ты так , сердешный, переживаешь, уж не случилось чего с тобой?»
«Не случилось», – пробормотал Вовка и пошел незнакомца искать.

Нашел на пруду. Сидит Волшебник на берегу и смеется над ним:
– Ну, что? Доволен, рыбак?
– Нет! – закричал мальчик. – Не доволен! Плохая у вас удочка, злая! Она чужое забирает! А мне чужого не надо!
– Раз не надо – давай сюда! – потребовал колдун. – Я её другому подарю!
– Не подарите! – воскликнул Вовка. Схватил удочку и об коленку сломал и очень испугался, потому что лицо незнакомца стало злым и страшным. Словно морозным ветром на мальчика подуло.
Хорошо, что рядом голоса послышались. Отступил прочь колдун, да и пропал. А к Вовке знакомые рыбаки подошли.

– С кем это ты разговаривал? Тоже рыбак? А мы-то, видишь, к тебе уроки брать пришли, не иначе ты секрет знаешь!
– Дяденьки! – обрадовался мальчик. – Я с вами сейчас рыбой поделюсь! Нам с бабушкой столько не надо! Пойдем к нам пока не стемнело!
– Ну, пошли, если такое дело!
И они пошагали широко и весело в свою деревню.

А когда на берег надвинулись сумерки, чужая сломанная удочка, сиротливо лежащая

Казалось бы, за столько лет работы можно ничему не удивляться - ни скудности оплаты, ни энтузиазму населения, ни зверствам начальства, ничему; ан нет - все равно, жизнь, как показывает статистика, гораздо богаче наших представлений о ней.
Вызов - "52 г., Ж, сердце", работаю самостоятельно и получаю его как человек, проработавший уже десятый год. Тем более, что анамнез именно этого сердца известен уже всей подстанции - затянувшийся климакс, любовь к бензодиазепинам и редкие монотопные экстрасистолы, иногда мелькающие на ЭКГ и преподносимые, как нечто жизнеугрожающее.
Еду, поднимаюсь на этаж. Неопрятная квартира, худощавая женщина, вытянувшаяся под одеялом, масса неприятных запахов, и выражение лица вызвавшей, словно под носом ей мазнули скипидаром.
- Вы какой именно врач?
- Я не врач, - не стал обманывать я. - Я фельдшер.
- Фельдшер?! - сказано было так, что я на миг устыдился этого звания. - Тогда какое право вы вообще имеете меня осматривать?
Пожимаю плечами:
- Дипломом государственного образца и многолетней работой данное. А что?
- Вы знаете, что у меня очень серьезное кардиологическое заболевание?! Вам слово "экстрасистолы" что-то говорит? Какую помощь вы мне можете оказать? Вы даже давление мне не померили!
- Да я, вообще-то, только вошел...
- Что это за безобразие такое? У вас там что, издеваются надо мной? Мне нужна кардиологическая бригада!
- А ее уже год как нет, - радую я подробностями онемевшую от такой наглости больную. - Расформировали.
- Тогда почему мне не прислали врача?
- А где их взять? Думаете, на "Скорую" толпы ломятся?
Дальше пошел долгий разговор ни о чем, который и закончился ничем - т.е. кардиограммой, тонометрией, феназепамом в мягкое место и долгими невнятными угрозами нашей службе за подобную неорганизованность.
Поразительно, честное слово. Милая женщина, откуда же взяться врачам? Тем паче - профильным специалистам, готовым, свесив язык, кинуться кивать в пять утра всем вашим капризам и по поводу каждого чиха устраивать консилиум? Они бегут из медицины, и со "Скорой" - в частности. Возьмите пример дикого Запада - там считается порочной практика доставки врача к пациенту. Врач - это первый после Бога, его голова должна быть забита лишь новыми методиками диагностики и терапии, новейшими разработками и схемами применения новейших же лекарственных средств, глубоким анализом каждого отдельного заболевания у каждого отдельно взятого больного. Но уж никак не должен этот человек, к интеллекту и умственному труду которого предъявляются такие высокие требования, бегать по пятым этажам, таскать носилки, выковыривать бомжей из канав и консультировать истеричек с вечно больными "сердцами" и "головами". Высокий умственный труд предполагает отсутствие низменного труда физического. Говорят, в Древнем Китае врач одной пальпацией пульса занимался несколько часов, вникая в нюансы его наполнения, напряжения, ритма, частоты... Откуда же вы возьмете специалиста, который то же самое вам предоставит, вкалывая при сем, как негр на плантации? А если еще врач гораздо сильнее, чем вашим здоровьем, озабочен мыслями, где бы перезанять, чтобы переотдать, чтобы не протянуть ноги...
Вы не сберегли поколение хороших врачей, люди. Вам его подарило время, как компенсацию за ошибки социалистического прошлого, одно из немного ценного, что вы могли иметь даром. Вы сгноили этот подарок - жалобами, кляузами, оскорблениями, недовольством, молчанием, равнодушием, ненавистью к тем, кто из последних сил, за нищенскую зарплату, имея огромные обязанности и не имея никаких прав, пытался бороться за ваше здоровье. А теперь это поколение, воспитанное в духе альтруизма, гуманизма и бессеребреничества, благополучно вымерло. Остались лишь крохи. Новые врачи уже не будут такими - они растут в другой эпохе, где в порядке вещей то, что человек человеку волк, что без денег нет работы, что если не ты - то тебя. И, как дети своей эпохи, они не смогут вести себя как то, уходящее во тьму поколение, которое вы добиваете.Вы молчали, когда врачи жили на нищенскую зарплату.
Вы хором осуждали, когда врач, спасший тысячу, не спасал одного.
Вы доносили, когда врач, дошедший до нервного срыва, ругал вас за необоснованный вызов.
Вы не обращали внимания, что люди, спасающие ваши жизни, живут без социальных льгот, без привилегий, без достойного уважения к своему труду.
Вы предали врачей, люди.
Куда уходят врачи? Подальше от вас, верьте слову. Умирая в нищете, от инфарктов, инсультов и онкологии, забытые всеми спасенными и исцеленными, они уходят в лучший мир, где не будет таких, как вы».
Посвящается светлой памяти нейрохирургу Кожекову Мейману Кожековичу (родился 30.10.1940г. – умер 21.09.2011г).
(с) Артём Ижников, 2013 г.

Поступил вызов. Беременность 25- 26 недель (6й месяц). Роды срочные, третьи, воды отошли. Скажу сразу: после фразы "воды отошли" счёт идёт на минуты. И эти минуты сокращаются с каждыми новыми родами. А у неё они уже третьи! Примчались. Слава Богу в пределах самого посёлка. В парадной нас встретил "друг" (как он назвался). И встретил нас со словами:
-Она уже родила. Я принял.
-Не удивительно.
Поднялись аж на 9й этаж. Входим в квартиру. Женщина лежит на диване. Новорождённый лежит на её животе. Пуповина тянется из лона бывшей колыбельной. Честно говоря, первый раз видел ещё нерассечённую пуповину. Наложил клеммы: 10 см от новорождённого и 3 см от первой клеммы. Клеммами мы пережали кровоток. Я взял ножницы и рассёк пуповину. Снял клемму с материнского конца пуповины. Постреляла немного кровь из протока пуповины и прекратилось. Я взял спринцовку (грушу с наконечником) и стал отсасывать слизь изо рта малыша: примерно сантиметров 20 в длину с учётом физиологичного гипертонуса мышц- сгибателей новорождённого. Голова в диаметре его примерно составляла сантиметров 7-8. 6й месяц. Такая жёсткая недоношенность! Ему очень повезло, что он вообще ещё жил! Мы спросили мать сквозь её стоны:
-Ты обследована?
-Да...
-Флюорография сделана?
-Да...
-Покажите.
"Друг" нашёл флюжку и показал...
А в это время я уже взял ребёнка и стал пеленать.
Врач:
-Ты пеленать-то умеешь? А то он сейчас получит ещё общее переохлаждение.
-Умею. Я в детской больнице работал.
-Хорошо. Давай...
На самом деле я давно работал в реанимации новорождённых и даже такие навыки, как пеленание, уже порядочно забыл. Но пеленать надо было уже хоть как-нибудь. Запеленал и продолжал его санировать от слизи. Она мешала ему дышать. Но он и так плохо дышал с каждой минутой. Дыхательная недостаточность при такой недоношенности- вполне естественное дело. Странно, что он всё пытался и пытался дышать. Я взял его на руку, на руки такое существо просто слишком помещается)) Дыхательные движения всё реже, межрёберные мышцы втягивались в межрёберные промежутки- это работа вспомогательной мускулатуры в акте дыхания- это очень плохо! Он дышал изо всех сил.
-Доктор, ему нужен кислород. Я пошёл в машину.
-Давай...
А доктор всё занимался матерью, которая корчилась в болях и присутствовал ещё 1 неприятный факт, точнее 2. О них попозже.
Я вызвал лифт. КАКОЙ МЕДЛЕННЫЙ ЛИФТ!! Именно в этом доме! Именно в этой парадной! Я выбежал к машине на улицу, открыл дверь, запрыгнул в салон и, даже не закрыв её от зевак, любящих заглядывать в салон скорой, стал реанимать ребёнка, который уже из синюшного цвета превратился в белый. Я его снова распеленал. Дыхательные движения для новорождённого были крайне редки. Они были бы редки даже для взрослого. У новорождённого нормальное дыхание не помню с какой частотой, но знаю, что все показатели умножаются на 3-4 по сравнению со взрослыми. Нормальная частота сердечных сокращений (ЧСС) должна быть больше 160. АД (артериальное давление) правда ниже, чем у взрослого. В машине у меня было только 2 чемодана с кислородными баллонами, спринцовка в руке, малыш во второй и больше ничего: ни фонендоскопа, чтобы послушать его сердцебиение. потому что его давления не хватит для моих тактильных качеств моих пальцев, чтобы я прощупал его пульс, ни детского интубационного набора, который в принципе не входит в нашу укладку. У нас нет даже взрослого интубационного набора. Нет, конечно у нас есть ларингеальная маска для взрослых, но это всё фигня. Но у нас нет ни черта для детей. И тем более для новорождённого. И ТЕМ БОЛЕЕ для недоношенного новорождённого.
Я снова распеленал его. Он был белого цвета, зрачок широкий, гипертонус сгибателей исчез- он умирал. Нашёл верхушечный толчок в пятом межреберии и понял, что сердце ещё бьётся. Оно билось максимум 30 ударов в минуту. Я раскрыл первый чемодан с кислородом, открыл вентиль и приставил раструб контура ко рту ребёнка. У нас даже не нашлось носовых канюль, но я думаю, что и их было бы мало, потому что без интубации расправить умирающие лёгкие- это нелегко. И ещё я подумал, что у него при такой недоношенности точно не выработался сурфактант- вещество, покрывающее альвеолы и не дающие им спадаться. В том числе благодаря сурфактанту в наших лёгких происходит газообмен. Так что я боялся, что мой кислород- это просто филькина грамота, не поможет. Не поможет, потому что лёгкие спались или их дыхательная поверхность слишком мала на настоящий момент. Я открыл второй чемодан с кислородом, потому что там другой переносной аппарат ИВЛ, более современный. И раструб лучше, контур нигде не травит. Я прислонил новый раструб к его губам. Я зажал ему его маленький нос, чтобы воздух не выходил из носа и как можно больше контактировал с его лёгкими. Иногда я запихивал в рот спринцовку, чтобы она послужила нечто вроде мешком Амбу, обратным движением всё ещё отсасывая слизь, запихивая наконечник как можно глубже. Травмировать его глотку- это опасно, но это было наименьшее из зол и я знал, что мои руки послушны и они этого не допустят. Прошло минут 10 после моего возвращения в машину. За это время доктор успел побороться с серией тонических судорог роженицы. Внезапно я услышал звук открывающегося домофона и голос врача. Открылась задняя дверь салона машины скорой. Выдвинули каталку, переложили роженицу. Доктор сел на сиденье в салоне. Мы тронулись.
-Дай мне ребёнка и занимайся роженицей.
Я передал ребёнка и ИВЛ врачу. Взвыла сирена, замерцал голубым маяк.
Ниодной вены. У неё не было ниодной вены. Роженица орала во всё горло. Машина неслась с бешеной скоростью. Чемодан стоял на скамейке. Нас кидало из стороны в сторону. Мы обгоняли наверное всё, что можно было обогнать. Доктор:
-Он нас сегодня убьёт! Э, Коля, блядь!! Не убей нас!! Аккуратнее, блядь! Андрей, 5 магнезии, держи реланиум. Не урони! Это последняя ампула! Пиздец! Не прошло и полсуток, а у нас уже нет ничего из наркоты! Разведи!! Добавь анальгин!!
Я сел на каталку между роженицей и скамейкой, подпирая чемодан коленом, своим телом держа роженицу, чтобы та не свалилась на поворотах. Ниодной вены!!!
-Доктор, я пошёл в яремную!!
-Э, Коля, притормози!! Андрей, ты попадёшь?
-ДА!
Я не попал...
-Коля, ёбаный в рот, поехали!! Не гаси сирену!! Не гаси сирену, ёб твою мать!!
-Доктор, я пошёл в пах!
-Опять промахнёшься!!
-Нет! Я умею это!!
-....Давай, ёб!..
Роженица покрылась потом, держалась за живот и орала:
-ААААААААААААААА!!!!!!!!!!!! Ну сделайте же что-нибудь!!!!!!!
Я попал в пах, я попал в бедренную вену. Мне выпал спокойный участок дороги и я ввёл лекарство.
Мы ехали дальше. Врач держал раструб у рта белого ребёнка. Он всё ещё дышал...
-Держи трамал! Разведи!
Я развёл до 10. Ниодной вены. В пах не удалось, сильно кидает на поворотах. Я пошёл ко 2й руке. Меня кидало по салону. Я успевал во что-нибудь вцепиться, чтобы не грохнуться на доктора с ребёнком, упирался ногами просто в пол, поймал роженицу, которая норовила скатиться с каталки. На 2й руке вен нет. Тогда я просто всадил ей этот шприц в ногу. Какие спирт и вата?! В жопу эту ерунду!
-Андрей, держи телефон! Звони диспетчеру! Скажи везём на Вавиловых по жизненным показаниям!
-Галина Ивановна! Мы на Вавиловых в роддом! Позвоните туда! Скажите, что б встречали!
-Поняла, Андрей! Сейчас...
Доктор неистовал:
-Коля! Ёбаный в рот! Давай быстрее!!! Сейчас их жизни от тебя только зависят!!
-Василич, я же не могу по головам!!
-Значит давай по головам!! Сейчас сдохнет и ребёнок, и роженица!
Роженица была без сознания. Вся в поту. «Наконец-то не орёт»- подумал я. Живот не спадался. Пуповина втягивалась обратно- послед не отделялся. Хотя после родов прошло уже минут 30-40. Живот наводил врача на мысли о частичном разрыве матки, но ещё не полном. Полный разрыв- это смерть роженицы в ближайшие минуты. Её жизненные показатели были в норме и это очень радовало. Внезапно сирена стала эхом, отражавшимся от стен- машина въехала во двор роддома. Нас встречало человек 6 персонала: 2 сестры, 4 врача.
-Давление 130, пульс 86, сатурация 98. Ввели 4 реланиума, 15 магнезии, 2 трамала. Роды третьи, 25- 26 недель. Наркомания. Держите ребёнка. 2- 3 балла по шкале Апгар.
Врач из стационара осмотрел живот роженицы и сказал своим:
-Разворачивайте операционную! Здесь 2й плод!
-Лена (обращаясь к роженице), сколько стаж наркомании, какая разовая доза?
-Я.... Помогите....
-Твоя разовая доза?!
-Ааааааа!!!!!....
Каталка въехала в лифт, поднялись на этаж, закатили в операционную...
«Курить»- думал я,- «надо покурить...».
Мы лохонулись 2 раза: не подумали о 2м плоде- тогда бы тактика была бы другой, мы бы ничего не вводили. Можно было бы только реланиум. И орала она не от спазма матки. Это просто были ещё 1 схватки. И ещё я не попал в яремную...
На утро мы позвонили в роддом: роженица жива, первый ребёнок- тоже. Второй плод родился через Кесарево мёртвым.