PaulZ

Я начинаю задавать стандартные вопросы: что вам понравилось в нашей стране?, что не понравилось?, имеете ли вы свободный доступ к исследованиям?, в каком виде выразится результат сотрудничества русских и японских биологов? и проч.

Йошио отвечает сначала вполне связно.

В России ему понравились огромные, никем не контролируемые просторы. В России он может ходить в лесу, где захочет. (В Японии, допустим, на Хоккайдо, ему было предписано держаться определённых тропинок, и не сворачивать, если не хочет заработать штраф).

Не понравилась ему в России бюрократия, почему-то не пропустившая через таможню электронные приборы для ловли бабочек (Sic! Оказывается, есть такие!) И сейчас он, светило дальневосточной энтомологии, вынужден ловить примитивных чешуйчатокрылых примитивным же сачком.

Результат всей этой беготни за бабочками будет - книжка, выпущенная совместно двумя университетами – русским и японским…

А, вообще, он, Йошида, извиняется, ему пора…

(Голова японца склоняется всё ниже).

Пора бабочек ловить…

Пора…

Японец внезапно подрывается, надевает белоснежные кроссовки и уходит.

- Тоша, - говорю я. – Чего это он?

- Придурок! – от души говорит мне Антон. – Ты целые носки пробовал надеть?!

- Я ж холостяк! Ну, были носки с дырками, но чистые – их и надел!

- Поздравляю тебя! – Тоша язвителен. – У тебя и так рожа азиатская – не поймёшь, юкагир или эвен. Да ещё и носки дырявые, которые он увидел. Решил, что ты – местный тунгус. А ИМ разговаривать с ВАМИ – западло!!

И дальше Антон начинает излагать удивительную для меня точку зрения на национальные чувства японцев. По его словам, есть одна интересная черта у японского народа, не отражённая в специальных исследованиях. А именно – они националисты странного пошиба.

Например, корейцев они воспринимают так же, как гитлеровцы евреев.

Айнов – как белые англо-саксонские американцы индейцев.

А коренные народы Северо-Востока Азии – ну, там, эвенов, ительменов, чукчей - они вообще за людей не воспринимают. Максимум, за говорящих животных.

В то же время, китайцев, русских, монгол (так называемые «имперские нации») они согласны терпеть, и даже вести с ними взаимовыгодный бизнес.

И когда самурай выясняет, что под видом русского к нему пришёл замаскированный тунгус, то…

-Успокойся, - говорю я Антону. – Твоего самурая тут вообще за чукчу приняли…

Было это в последние годы так называемой перестройки.  

- Джап приезжает, - сказала мне главный редактор (у неё отец в Корее погиб, в 1945-м, и по данной причине любви к южным соседям она не питала ни капли). – Богатый. Хочет гуманитарную помощь нашей больнице оказать. Пойдёшь и напишешь!

Я пошёл.

На визитке, которую мне вручил пожилой джентльмен с лицом цвета горчичника, было выведено кириллицей: «Ютака Сакаи, ветеран туруда СССР». И ещё иероглифы.

Это было довольно загадочно, поэтому пришлось насесть на переводчика Сашу, чтобы выжать из визитёра максимум подробностей.

Оказалось следующее.

Ютака Сакаи служил унтер-офицером японской императорской армии и был с боем взят в плен во время сражения за Сейсин. (По странному совпадению, где-то там же убили отца моей тогдашней редакторши). Затем Ютаку в числе сотен других военнопленных переправили очень далеко на Север. Поближе к угольной шахте, которую они и должны были бить, примерно, по направлению к центру Земли.

Японские военнопленные на этой шахте подчинялись своему офицеру – полковнику. Тот отдавал приказы и распределял наряды на работы. Единственным постоянным представителем советской лагерной власти был сержант СА с ППШ. (Ютака очень хорошо запомнил все советские военные термины тех лет и, естественно, матерные слова).

Никаких моральных проблем с советской лагерной администрацией у захваченных в плен японцев не возникало. Им разрешали молиться своим богам и праздновать национальные праздники. Японцы это воспринимали непонимающе-странно – на месте победителей они просто прикончили бы всех пленных одномоментно, и всё. Вероятно, поотрубали бы головы. Или закопали бы живьём в жёлтый пляжный песок.

А так - у них были непорядки лишь с природой – треть личного состава вымерзла в непривычных для островитян условиях.

Ютака Сакаи, впрочем, выжил. Отпахал пять лет с кайлом и был возвращён в Японию.

Я – не сторонник изображения сталинского ГУЛага в красках курорта. Ну, не были наши лагеря курортом. Но что я могу поделать, если японец воспринимал ГУЛаг в качестве нормального места для содержания военнопленных? Почти по Стругацким, он в разговоре заметил, что если бы его передали корейцам, то мы с ним уже и не разговаривали бы…

На родных островах, по возвращении, Ютака стал заниматься рисованием. Сначала писал рекламные плакаты. Потом – эскизы интерьеров для богатых сограждан. Ещё потом – поступил в ювелирную мастерскую в качестве дизайнера. А ещё через этап – стал хозяином этой мастерской.

И вот теперь, когда он узнал, как плохо живут в Союзе, решил помочь стране, обошедшейся с ним пусть жестоко, но справедливо.

Никогда не понять этого чувства европейскому солдату.

Ни-ког-да.

Никогда бывший пленный немец не написал бы на визитке, что он – «ветеран туруда СССР».

Ютака Сакаи привёз с собой контейнер одноразовых шприцев, материалы для изготовления капельниц и электронные приборы, измеряющие внутривенное давление. Он полагал, что его воспримут, как благодетеля. Он ошибался.

Сейчас само собой разумеется, что т. н. гуманитарная помощь, которую в то время привозили иностранцы, была грошовой по рыночной стоимости. Но в данном конкретном случае дело было сложнее.

Бывший унтер ведь привёз с собой и врача. (По причинам, которые станут понятны из ниженаписанного, я не хочу называть его имя).

Доктор, молодой выпускник Токийской медицинской академии (название учебного заведения мною воспринято на слух, и, возможно, не соответствует настоящему), ходил везде вместе со мной, по странной японской традиции фотографируя всё, что попадалось ему на пути. В том числе – сильно обшарпанные корпуса нашей районной больницы.

Потом японский доктор пошёл внутрь – знакомиться с русскими коллегами. Зашёл в хирургию. И получил удар в мозжечок.

Ему показали рентгеновские снимки некого пациента, поступившего с переломом ноги. Потом – рентгеновские снимки того же пациента, но сделанные через какой-то промежуток времени. (Всё это было совершенно случайно – я не просто в этом уверен, я это знаю).

У японского доктора глаза на лоб полезли.

Он очень быстро заговорил. Переводчик едва успевал переводить.

- Как русские коллеги научились вытягивать сломанные конечности? – спрашивал сильно озадаченный японец.

Наши недоумевали ещё больше.

- А что, метод Илизарова в Японии неизвестен?!

Доктор с островов развёл руками.

Его познакомили с аппаратом Илизарова и пообещали дать один экземпляр аппарата бесплатно, так сказать, в порядке обмена опытом.

- Какая-то вы странная нация, - сказал мне приватно (через переводчика) Ютака Сакаи за день перед вылетом в Токио. – Просто так дарите своё национальное достояние первому встречному. Доктор выручит за ваш метод вытягивания конечностей в десятки раз больше, чем стоимость того товара, что я оплатил и привёз…

А что я ему мог ответить, если об авторском праве у нас в то время даже Илизаров не подозревал?

Не говоря уж о врачах районной больницы…

Единственное утешение для меня – Ютака говорил чрезвычайно тоскливым тоном.

Возможно, сопоставлял свои самурайские интеллектуальные силы с умственными силами северных варваров, которым искренне хотел протянуть руку помощи в трудный для тех момент.