ББПЕ узаконили!
Чувствую пора изучать Домострой...
Чувствую пора изучать Домострой...
http://pikabu.ru/story/patsanskiy_tsitatnik_ot_prezidenta_ta... в продолжение поста... Небольшой каламбурчик от единственного регионального президента....
Губернатор Донецкой области (территории, подконтрольной киевским властям) Павел Жебривский предписал сотрудникам обладминистрации использовать в своей работе только украинский язык. Соответствующее распоряжение он опубликовал на своей странице в Facebook
Тем временем глава Республики Татарстан выкладывает картинки из "пацанских пабликов", к сожалению их никто не проверяет на грамотность https://vk.com/rnm
Помните пост http://pikabu.ru/story/khochu_videt_4468500 ?
Так вот, пример гражданского общества! и усердной работы! Все начиналось с мини-пикета и поста на любимом Pikabu. Благодаря силе Pikabu нас нашли в соц. сетях предлагали различную помощь! Мы собирали подписи. Отправили всё во все ответственные организации, продолжили проводить пикеты. И получили ответ... который нас не устроил: "...учтен в формировании на 2017 год..."! Нет! Решили для себя, нужно сделать подарок для жителей района к Новому Году (а иначе зачем мы все это затеяли??!?!). И началась плотная работа совместно с Управой, с Муниципалитетом с местными депутатами....
Итог на фото: одна из 70 новых опор уличного освещения, аккурат на месте нашего пикета.
Друзья! Верю в силу Pikabu и что мы можем достучаться до чиновников, мои посты тут не пользовались популярностью, но может простите горемычную, и поможете мне и моим соседям. (комменты для минусов имеются) У нас в 21 веке не решена проблема темных дворов: улиц и придворовых территорий со слабым освещением или полным отсутствием света. Я живу в гор. Москве на Открытом шоссе. Недалеко от леса, кто знает тот поймет, кто нет, тот поверьте что в темноте страшновато мягко сказать, а речь идет не просто о сворованных магнитолах из автомобилей (и о них тоже), а об изнасилованиях и убийствах. Если летом темнеет поздно, то осенью и зимой, как раз, когда наши дети идут в школу данная проблема, становится настоящей катастрофой и головной болью для родителей! Мы хотим жить в безопасном городе.
Мы подготовили материалы, собрали подписи и отправили в управу и префектуру. Но мы хотим обратить внимание чиновников на эту проблему. Друзья посоветовали запустить эстафету - хештег: #хочувидеть. Для всех, кому не безразлично благоустройство городов России и безопасность граждан – мы просим поддержать нас!
PS если, что фото я на парковке. Как видите: тьма хоть - глаз коли!
фото меня - тег мое ))
Пост с интервью пресс-секретаря Ходорковского, как-то не зашел. Я хотела политизировать, просто интересные женщины, как мне кажется. Мб это зайдет )
Наталья Тимакова
Пресс-секретарь премьер-министра Дмитрия Медведева
Я где-то читала, что на пост пресс-секретаря тогда еще премьера Путина вас отбирали как женщину, которая должна смягчить его жесткий образ. Смягчили?
Н. Т. Честно говоря, я до сих пор не знаю, чья это была идея попробовать меня. Думаю, считали, что будет правильно и прогрессивно выбрать журналистку из нового поколения. Но если меня спросить сейчас, я бы сказала, что это была не самая удачная идея. Осень 1999 года была очень непростой. В Дагестане, по сути, шла война с террористами. Элита была расколота — президент Ельцин никак не мог определиться с преемником. Региональный сепаратизм, приближались выборы в Думу. Думаю, что тогда, в 24 года, мне не хватало для этой работы ни опыта, ни практических навыков.
Пока вы были журналисткой, эта работа казалась более простой?
Н. Т. Конечно. Мне казалось, что пресс-секретарь красиво выходит на пресс-конференции и что-то говорит. Не так, конечно, буквально, но тем не менее. А тут пришлось очень быстро учиться, практически на ходу. Ведь я видела только, как работают пресс-секретари президента Ельцина — Сергей Медведев, Сергей Ястржембский, Дмитрий Якушкин. А работа пресс-секретаря очень персонализирована — то, что подходит одному руководителю, совершенно не подходит другому.
Вы были пресс-секретарем нескольких больших чиновников.
Н. Т. С Владимиром Путиным, по факту, я проработала месяца два. Я съездила с ним в пару командировок, провела несколько пресс-конференций. А потом было принято правильное решение, что на этом месте должен быть мужчина. Позвали блестящего журналиста и приличного человека — Михаила Кожухова. А когда Владимир Путин был объявлен исполняющим обязанности президента, его пресс-секретарем стал Алексей Громов, который и проработал два президентских срока.
Вам не все равно, чьим пресс-секретарем работать? Вот адвокату необязательно защищать только хороших людей.
Н. Т. Я вряд ли смогла бы работать пресс-секретарем, например, Геннадия Андреевича Зюганова. Он воспитанный и культурный человек, но цели его партии для меня неприемлемы. Они не соответствуют моим политическим взглядам. Поэтому вряд ли я могла бы работать эффективно в КПРФ.
Выходит, вы никогда не расходились во взглядах со своими руководителями?
Н. Т. Расходилась. И прикладывала много усилий, чтобы убедить их в своей правоте. Но в этом и заключается работа советника: ты можешь предложить свои идеи, но принимать их или нет, решает один человек — твой руководитель. Большое заблуждение — и это касается вообще наших подходов к политике — считать, что на президента или на главу правительства, да и на министров можно всерьез повлиять. Что ими можно манипулировать или им можно что-то такое внушить. Да, они могут согласиться с твоим предложением, но это будет только их решение.
А можно просто что-то объяснить начальнику и помочь людям?
Н. Т. Понимаете, тут, конечно, многое зависит от того, какими принципами ты руководствуешься. Например, ты как пресс-секретарь главы государства считаешь, что избиение журналиста — это обычный криминал и что это не дело президента, а дело правоохранительных органов. И тогда об этом можно не докладывать. Или ты считаешь, что президент, согласно Конституции, — гарант свободы слова и он должен знать о том, что репортер, возможно, пострадал за свою профессиональную деятельность. Как отреагировать на эту новость — решать будет он сам. Но я всегда считала, что о таких случаях надо докладывать.
У вас бывали ситуации, когда ваша ответственность казалась вам чрезмерной?
Н. Т. Было бы странно это отрицать. Сама профессия это подразумевает. Поскольку ты говоришь от своего имени, ответственность за распространяемую тобой информацию ты берешь на себя. Более того, готовность брать на себя эту ответственность как лакмусовая бумажка — готов ли ты работать на этой должности. Ты не можешь сказать: «Вы знаете, у меня тут эстетическое расхождение с вами, или политическое, или еще какое-то там». Потому что если ты не готов к этому, значит, ты вообще не готов к этой работе.
Вы когда-нибудь чувствовали, что власть перестала на вас работать? Или не было такой проблемы?
Н. Т. Чем дольше ты работаешь во власти, тем больше ты себя с ней ассоциируешь. Ты уже не можешь сказать, что ты всего лишь пресс-секретарь председателя правительства, что у тебя понятный круг обязанностей и ты отвечаешь только за них. Ты отвечаешь за очень многое и обязан это осознавать.
У нас так устроена система власти, что существует первый и единственный политик в стране — Владимир Путин. Непонятно в этом смысле, чем занимается правительство.
Если вам это непонятно — тогда я плохо работаю. Статус правительства определен Конституцией. Есть несколько основных направлений, по которым оно работает. Есть президентские указы, которые правительство обязано исполнить, и существует постоянный контроль президента за этим. Есть «Основные направления деятельности правительства с 2012 по 2018 годы». Есть, наконец, бюджет — главный финансовый документ страны, который целиком и полностью готовится в правительстве. Так что приходите почаще в Белый дом — узнаете, как много работы там делается. Я, кстати, никогда не понимала словосочетание «техническое правительство». Правительство не может быть техническим, оно ежедневно принимает множество решений, напрямую влияющих на жизнь страны.
То есть нет ощущения, что при нынешней иерархии в вашей работе есть что-то бессмысленное?
Н. Т. Нынешняя иерархия, мне кажется, полностью соответствует политической реальности. Есть сильный президент, который определяет политический курс развития страны. Есть правительство с огромным объемом полномочий в экономической сфере. Есть Государственная дума и Совет Федерации. Очень понятная политическая система. Поверьте, работы мне хватает.
А в чем разница в вашей работе пресс-секретарем президента Медведева при премьере Путине и наоборот?
Н. Т. Конечно, быть пресс-секретарем президента — это самая сложная история, в определенном смысле вершина карьеры для пресс-секретаря. Особенно в нашей стране, где по Конституции очень сильна президентская власть. Но одновременно это означает, что ты на работе 24 часа в сутки. И ты никогда не принадлежишь себе. В любой момент ты должен быть готов к тому, что может что-то произойти и ты понадобишься. Ты можешь, как это было, например, во время грузино-осетинского конфликта, до четырех утра находиться в офисе. Потом приехать домой на пару часов, переодеться, почистить зубы и вернуться обратно. Это большие физические нагрузки: думаю, что часов, проведенных в самолете, у меня столько же, сколько у самых востребованных летчиков мира. Но и у пресс-секретаря премьера нагрузки не меньше. Кроме того, в аппарате правительства я еще курирую департамент культуры — новая для меня сфера деятельности.
Вы всегда тщательно создавали образ либерального пресс-секретаря у либерального президента.
Н. Т. Это не образ. Я была вполне либеральным пресс-секретарем. Кстати, быть либеральным пресс-секретарем — это значит понимать, что журналисты и СМИ имеют право на любую позицию, в том числе и ту, которая не нравится тебе или твоему начальству. Президент Медведев этот подход всегда разделял.
Но у палки два конца. Чем больше ты нравишься либеральным журналистам, тем меньше должен нравиться корпорации, в которой работаешь. Или это иначе устроено?
Н. Т. Журналисты оценивают, прежде всего, твою эффективность. Они могут быть разными, представлять государственные или независимые СМИ. Но ты должен забывать про свои предпочтения и работать со всеми. Тебе может нравиться или не нравиться позиция какого-нибудь издания, но, если у него миллионный тираж, большая аудитория, глупо с ним не работать. Ты не можешь из-за своих предпочтений лишать журналистов информации.
Вам не кажется, что профессия пресс-секретаря в России несколько переоценена?
Н. Т. Для нашей страны это все-таки новая должность. Поэтому часто пресс-секретарь из функции становится ближайшим советником. Например, у Барака Обамы поменялся уже третий пресс-секретарь, у нас же все приходят надолго. Некоторые коллеги так увлекаются, что в какой-то момент их начинают знать в лицо чуть ли не лучше, чем руководителя. Конечно, есть ситуации, когда пресс-секретарь должен принимать на себя определенный публичный удар. Но он не должен иметь собственные политические амбиции, широко транслировать личную точку зрения. Мне, кстати, кажется, что мужчинам с этим смириться сложнее, чем женщинам. Женщинам легче уйти в тень. Поскольку большинство начальников у нас мужчины, большинство пресс-секретарей — женщины.
Вы могли бы выйти замуж не за журналиста и не за политика?
Н. Т. Сейчас мне кажется, что нет. Все-таки работа занимает большое место в моей жизни, и важно, чтобы интересы совпадали.
Где ваш предел в политике? В чем вы не могли бы участвовать?
Н. Т. Не хотелось бы отвечать, потому я давно работаю и во многом уже поучаствовала. Предел — вообще очень сложная вещь.
Меняются ли представления о добре и зле, когда ты работаешь во власти? О том, что допустимо?
Н. Т. Мне кажется, что нет. Более того, важно эту систему координат иметь до, после и во время работы. Важно отличать добро от зла — и для того, чтобы сохранить себя.
В октябре исполнится 15 лет с тех пор, как вы работаете в Белом доме и Кремле. Может, достаточно?
Н. Т. Это были годы, которые, действительно, как в армии, шли год за два. И эта работа фактически не оставляет тебе шансов на нормальную жизнь. Конечно, в этом смысле я, как любая женщина, неизбежно задумываюсь о не менее важных вещах. Я считаю совершенно нормальным понимать, что эта карьера не вечная и вполне можно сделать перерыв. Для того чтобы просто какое-то время посвятить себе и тому, что за 15 лет ты могла уже упустить.
Вы говорите о перерыве или об уходе из власти?
Н. Т. Это всегда очень сложно сказать, потому что ситуация меняется — раз. Ты меняешься — два. Еще один тонкий момент: когда ты так долго работаешь на государство и тебе это действительно интересно, в какой-то момент ты неизбежно должен сделать следующий шаг. В чем может быть продолжение твоей карьеры? В том, чтобы самому стать политиком. Я для себя такого пути не вижу. Значит, нужно заново переосмыслить свою жизнь и понять, к чему ты стремишься
по материалам Forbes
Кюлле, вы всю жизнь работали журналисткой, а потом вдруг стали пресс-секретарем. Как это случилось?
О.П.: Ну не вдруг, мы почти год вели переговоры. Это было непростое решение - мы все понимали степень возможного риска, ну и конечно, это было прощание с журналистикой, все-таки 20 лет.
А расскажите немножко про эти 20 лет. С чего вы начинали?
О.П.: В 1995-м мы поехали с семьей в Прагу, и в тот момент туда переместилось из Мюнхена бюро «Радио Свобода». Я зашла к ним, просто позвонила снизу и сказала: «Здравствуйте, я такая-то, я вам случайно не нужна?» - «А что ты умеешь?» - «Ничего не умею, петь умею».
У меня на тот момент было только вокальное образование, потому что я недоучилась и родила ребенка. «Тогда поговори в микрофон». Я поговорила. «Хорошо говоришь, выходи завтра на работу». То есть зашла и осталась на 10 лет. «Свобода», кстати, действительно дала мне свободу - от условностей. У нас была шутка, что нас преследует Вацлав Гавел, в какой бы ресторан мы ни пришли, он везде сидел. Никакой зачистки, никакой охраны. Сидит президент, ужинает в обычном ресторане .
А дальше?
О.П.: Я работала в пражском бюро, а потом работала в московском. Потом Савик Шустер предложил мне зайти на НТВ и попробоваться на новости. Я попробовалась, и на следующий день мне сказали: «Выходи в понедельник работать». После НТВ были еще, кажется, все разговорные радио нашего города, кроме «Эха», еще был телик - Третий канал и питерский. А потом «Дождь».
Последний год на «Дожде» вы уже вели переговоры о нынешней работе. С кем, во-первых?
О.П.: С представителями Ходорковского, но переписывалась и с ним.
Вы спрашивали, почему именно вы?
О.П.: Не поверите: Михаил Борисович, когда сидел в Карелии, во время свиданий с семьей (раз в три месяца, на три дня, вся семья в одной комнате) смотрел телевизор. А к телевизору был подключен «Дождь», и он смотрел нас. Видимо, как-то приглянулась.
А почему у него появилась потребность в пресс-секретаре? Раньше ведь не было.
О.П. На самом деле я была не совсем пресс-секретарем. Мы даже договорились, что это так не будет называться. Я была официальным представителем Ходорковского по связям с общественностью. Логично, учитывая, что он сам не мог связываться с общественностью, а общественность не могу связываться с ним.
У него было ощущение, что дело близится к концу?
О.П. У него не было такого ощущения. Он сам неоднократно говорил, что был готов сидеть столько, сколько надо.
Когда вам сделали предложение, как поставили задачи?
О.П.: Быть, что называется, ушами, глазами и голосом Михаила Борисовича. Я встречалась с людьми, мы писали письма друг другу, я рассказывала ему, что происходит, более подробно, чем он мог узнать из информационных сводок, из новостей.
А вы в тот момент ездили туда?
О. П Я ездила, но меня не пускали. К нему же никого не пускали. Связь продолжалась только по переписке.
Как чисто технически было организовано общение? Вы говорите про письма. Эти письма электронные?
О.П.: Нет, конечно, у него не было компьютера. Это от руки написанные письма. Можно было воспользоваться «Почтой России», просто такое письмо шло долго. Удобно было поехать в Карелию и там, в Сегеже, опустить письмо в ящик.
Скажите, а как вы с ним впервые встретились?
О.П.: Когда появились сообщения, что, оказывается, его выпускают, а этого не знал никто, я сначала металась по квартире, кричала, подпрыгивала, плакала, смеялась, а потом начала бросать вещи в сумку, хотела срочно лететь в Карелию. Когда стало понятно, что он в Германии, мне сказали: «Вылетай» - и я полетела. Я стояла в гостинице, ждала такси, на котором должны были подъехать родители - Борис Моисеевич и Марина Филипповна. Ходорковский был в другой гостинице. У меня разрывался телефон. И вот я выхожу из отеля, вертящаяся такая дверь. И буквально утыкаюсь в человека. Поднимаю голову, а это Михаил Борисович.
Он вас узнал?
О.П.: Он мне сказал: «Да, я вас узнал». Я не сдержалась и обняла его. Сказала: «Извините, это первый и последний раз, но я не могу себя сдержать». Тут же подъехали родители. Я даже сейчас рассказываю, и невозможно не плакать, потому что когда они увиделись… Это такое было облегчение, такое дистиллированное счастье. И грусть, конечно, и боль. Мама с папой наконец-то смогли обнять сына. Потому что в эти 10 лет они разговаривали с ним в основном через стекло. Мария Филипповна рассказывала, как они в эту одну трубку с Борисом Моисеевичем пытались оба говорить и слушать, сидя на одной колченогой табуреточке.
Дальше была гигантская пресс-конференция. Вы занимались ее организацией?
О.П. Я составляла российский список журналистов, а коллеги по команде составляли западный список. Я думала, меня просто разорвут на части.
Был ли у вас какой-то «либеральный» отсев на этой пресс-конференции? Черные списки?
О.П.: Нет. Были люди с Life News, были и наши федеральные каналы. Абсолютно открытая регистрация.
А вы могли бы пойти работать пресс-секретарем какого-то другого человека?
О.П.: Нет. Нет, абсолютно. Никогда.
Верно ли я понимаю, что ваша работа и ваша нынешняя профессия называется «пресс-секретарь Михаила Ходорковского»?
О.П.: Да, именно так. Мне предлагали один раз, еще до Ходорковского, быть пресс-секретарем одного олигарха. Не сидит и не сидел. Но мы остановились на стадии «А не подумаете ли вы оба?». Дальше у нас разговор не пошел.
Почему вы все же стали пресс-секретарем МБХ?
О.П.: Ну он историческая личность. Прожил уже три жизни, кардинально противоположных. Человек с очень нестандартным мышлением, очень быстрым умом. Это серьезный вызов для меня, серьезный рывок, тренировка памяти, тренировка ума. Он меня иногда подначивает: «Кюлле, думайте быстрее, думайте-думайте». Он из точки А очень быстро переходит в точку Б.
А как сейчас происходит ваша коммуникация?
О.П.: Михаил Борисович дорвался до гаджетов. Жена Инна рассказывала, что он и до заключения был помешан на новой технике. В тюрьме выписывал «Науку и технику» и штудировал от корки до корки, чтобы не отстать. Так что сейчас наше общение происходит по телефону, по почте, уже электронной, по всем мессенджерам, которые только существуют на свете, WhatsApp, Viber. Что там еще?
А лично вы общаетесь?
О.П. Да, я завтра лечу к нему.
Последняя серьезная информационная волна вокруг Ходорковского была связана с Украиной. Как вам формулировали политический месседж?
О.П. Это не было политическим проектом, и он его ни в коем случае так не формулировал. Главный и единственный месседж был миротворческий. Его действительно потрясла ситуация на Украине. Когда началась возгонка пропаганды совершенно оголтелой, причем как с одной стороны, так и с другой. Совещались, долго думали, и он предложил: «Давайте сделаем форум». Форум интеллигенции. Ужасное слово «интеллигенция», я его сама ненавижу. Но как еще назвать? Я не знаю. Просвещенная прослойка.
И все же не надо быть кремлевским чиновником, чтобы считать форум политическим.
О.П.: Это наша российская извращенная риторика, у нас политиком называют абсолютно любого человека, который захотел скамейки покрасить в парке. Человек хочет остановить войну, не становясь президентом или правителем вселенной. Сорос - политик? Он не политик, он общественный деятель, филантроп. Вот и Ходорковский - общественный деятель. Он абсолютно точно не будет заниматься бизнесом, не собирается, как мне известно, заниматься политикой. У меня не стоит никакой, даже риторической, задачи политической. Но абсолютно точно он будет заниматься общественной деятельностью. Уже многие знают, что осенью запускается «Открытая Россия».
Та самая «Открытая Россия», которая была до посадки?
О.П.: Ну скорее это новая «Открытая Россия». Под ее эгидой много проектов, подробности будут осенью. Пока скажу, что это будет и образовательный проект.
Вы сейчас как ощущаете, на какого клиента работаете - на разрешенного или запрещенного?
О.П.: Юля, вы прекрасно знаете, что он запрещенный клиент. По сути, он не может въехать в страну, потому что есть опасения, что потом он не сможет из нее выехать. На него «стоп» на федеральных каналах, о нем нельзя напоминать.
Оригинал: Forbes Woman №21, сентябрь 2014 (ежеквартальное приложение к журналу Forbes), 21.08.2014