В 1613 г. произошел первый из достоверно известных фактов массового перехода "немцев" из армии противника на русскую сторону с последующим поступлением на военную службу. В результате вторжения в 1609 г. польско-литовской армии Сигизмунда III в Россию целый ряд западнорусских городов оказался в руках войск Речи Посполитой, среди них была крепость Белая. После избрания на трон Михаила Федоровича новое российское правительство приступило к ликвидации последствий Смуты и освобождению захваченных неприятелем территорий. В числе первых городов, отвоеванных русскими правительственными войсками, была и Белая, взятая после осады.

Когда крепость капитулировала, оказалось, что часть гарнизона состояла из ирландцев и шотландцев. Когда и как эти люди оказались на службе Речи Посполитой из сохранившихся документов неясно. Сами они в дальнейшем, судя по всему, избегали этой темы; по крайней мере, в их челобитных, поданных уже во время службы русскому царю, свой послужной список начинали непосредственно со сдачи города, указывая при этом, что именно они и сдали крепость русским войскам: "Как мы, холопи твои, тебе государю твою государеву отчину город Белую здали". Расспросных же речей этих людей (даже если процедура "расспроса" в разгар боевых действий и проводилась) не сохранилось.

После того, как русские войска заняли город, ирландцы и шотландцы (или какая-то их часть) перешли на русскую военную службу. С этого момента в документах за ним прочно закрепились наименования "шкотцкие и ирлянские немцы, которые сидели на Белой, а ныне на государеве службе", "шкотцкие и ирлянские немцы бельские сидельцы", "государевы иноземцы бельские немцы" или же просто "бельские немцы".

Самый ранний список "бельских немцев", который мне удалось разыскать, был составлен в Разряде в октябре 1616 г. для раздачи жалованья в Туле, где ирландцы и шотландцы находились на службе. Это "Роспись, по чему шкотцким и ирлянским немцом кормовых наемных денег дати на месяц". Он, как и другие подобные списки "бельских немцев" конца 10-х гг., состоит из двух частей: сначала перечисляются шотландцы ("Шкотцкие земли"), затем – ирландцы ("Ирлянские земли").

В этом списке, равно как и в других подобных, слово "рота" не употребляется. Однако в других источниках "бельские немцы" всегда разделяются на 2 роты – шотландскую и ирландскую. Мы имеем более или менее достоверные данные о 135-ти иноземцах – 71-м шотландце и 64-х ирландцах – которые перешли на русскую сторону после сдачи Белой и стали "бельскими немцами" русских документов.

В 1617 г. начался последний этап Смуты в России: в апреле королевич
Владислав выступил на завоевание российского престола. К концу осени был захвачен Дорогобуж, сдалась Вязьма, подверглись разграблению "лисовчиками" Мещевск и Козельск. Попытался Владислав овладеть и Можайском, однако это ему не удалось. Когда в Москве стало известно о ситуации под Можайском, туда в помощь гарнизону, чтобы преградить Владиславу дорогу к столице, были направлены подкрепления – около 6-ти тысяч человек под командованием боярина князя Бориса Михайловича Лыкова и Григория Леонтьевича Валуева.

Видимо, в составе именно этого отряда, состоявшего, главным образом, из дворян, татар и казаков, в Можайске оказалась и служилые иноземцы; в том числе и часть "бельских немцев" – ирландцев и шотландцев. Сделать такой вывод позволяет то, что в ряде документов осени 1617 – весны 1618 года фигурирует группа "бельских немцев" из ирландской и шотландской рот, "которые были на государеве службе в Можайску". Кроме того, в одной из своих коллективных челобитных они прямо указали: что были на службе в Можайске с "государевым боярином и воеводою со князем Борисом Михайловичем Лыковым".

Зима 1617/18 года и весна были относительно спокойными для защит
ников Можайска, но в начале лета 1618 года Владислав возобновил наступление на Москву. С конца июня под стенами Можайска начались тяжелые бои, продолжавшиеся с перерывами больше месяца.

Участниками этих боев были и "бельские немцы". Как писали они сами
в коллективной челобитной, "с польскими и с литовскими и с немецкими
людьми билися явственно на всех боех и кровь свою проливали, не щадя голов своих". Это были не пустые слова: в списке "бельских немцев", составленном после отступления из Можайска и возвращения в Москву стоят пометы, указывающие на потери.

Набатчик шотландец Франк Сеул был "ранен ис под Можайска на отходе по правой руке", шотландец рядовой Томас Клилант был "ранен под Можайском по руке по левой", ирландец рядовой Ян Гети был "ранен под Можайском по руке по правой". Теряли "бельские немцы" во время вылазок и стычек и своих коней. Так, шотландец Якуб Адамсон в своей челобитной указывал, что "в осаде под Можайском сидел и запасов отбыл, и подо мною на бою конь убили".

Один из "бельских немцев" – ирландец Александр Ард – попал под
Можайском в плен. Позже он бежал, добрался до Москвы и подал там челобитную. В ней он просил вновь зачислить в свою роту: "вели, государь, меня... справить с моею братьею по-прежнему, чтоб я... без твоего царского жалованья в конец не погиб и перед своею братьею в позоре не был".

Челобитная не датирована; но сохранился список раздачи денежного жалованья "бельским немцам" в Москве от 29 октября 1618 года, в котором отмечено, что ирландец деньги получил. Следовательно, в плен он попал, скорее всего, в июле, а бежать сумел в конце октября (спустя тринадцать недель), воспользовавшись, видимо, неразберихой в польском лагере, поскольку как раз в это время начались холода, и Владислав стал отводить войска.

Сохранились документы еще об одном раненом – "шляхтиче" Г. Бредене. Как сам он писал в своей челобитной, "как приходили после Петрова дни под Можаеск литовские люди, и был бой... и на том бою меня...ранили ис пищали по ноге в колено". Некоторые дополнительные детали ранения содержатся в другой челобитной Бредена: "ранили ис пищали в левое колено напролет".

Позже, не ранее 1 и не позднее 9 октября 1618 года, в Разряде была составлена выписка о Г. Бредене в связи с его просьбами увеличить размеры жалованья. В ней цитируется отписка Лыкова в Москву: "июля в 24 день был... бой и на том бою ранили ирлянсково немчина Гаврила Бредина ис пищали по левой ноге повыше подколеника по чорному мясу навылет. И они (воеводы) тово немчина отпустили из Можайска к Москве лечитца".

В столице ирландец был подвергнут медицинскому освидетельствованию "на Москве немчин ... осматриван". В ходе осмотра, во-первых, подтвердился "первоначальный диагноз", содержавшийся в донесении Лыкова, а во-вторых, было установлено, что "кость...попортило, рана больна". С учетом тяжести ранения, Бредену было дано "государева жалованья на лечбу и на зелье 4 рубли".

В Можайске ирландцы и шотландцы находились "до боярьсково отходу": темной дождливой ночью в начале августа 1618 года воевода Лыков вывел большую часть своей армии из города и увел ее к Москве. Так ирландцы оказались в столице. То, что "бельские немцы" покинули Можайск вместе с воеводой, подтверждается в одной из их челобитных: "и пришли... к Москве з боярином вместе". Произошло это, по-видимому, 9 августа, так как именно в этот день Лыкову была "у стола говорена речь" и выдано жалованье за можайскую службу.

Во второй половине сентября Лыков был отправлен в Нижний Новгород для сбора ратных людей, и, видимо, в связи с этим ирландцы были переданы под командование нового воеводы – стольника князя В. С. Куракина "и на Москве написаны на... службе со князем Васильем Семеновичам Куракиным"; именно в составе его отряда они приняли участие в самом драматическом событии осени 1618 года – отражении штурма Москвы.

"Октября в 1 день за три часа до света приходили к Арбацким воротам
на приступ польские и литовские, и немецкие люди с петарды и с лесницами к острошку у Арбацких ворот и приступали жестоким приступом, и ворота острожные выломили петардами, а острог просекли и проломали во многих местех и в острог вошли,

и...князь Василий (Куракин) и князь Иван (Засекин) с литовскими людьми бились, и божьею милостью, а государевым счастьем польских и литовских и немецких людей многих побили и петарды и лесницы поимали, а на стене с ними были головы с стольники и стряпчими, и с дворяны, и з жильцы, и з детми боярскими да голова стрелецкой... с стрельцами", – так описывает события у Арбатских ворот официальный документ.

Однако в нем не указано, что среди защитников острожка были и "бельские немцы" – ирландцы и шотландцы. А вот как говорится об этом в их коллективной челобитной: "были мы... на службе с твоим государевым стольником и воеводою со князем Васильем Семеновичем Куракиным у Арбацких ворот в острошке. И как был приступ польским и литовским и немецким людем к острошку и к городу против Покрова святей Богородицы в ночи, и мы... на приступе билися явственно и за тебя государя помирали, кровь свою проливали, не щадя голов своих".

Слова челобитной о том, что иноземцы "помирали" и проливали свою
кровь за государя, не были метафорой. В этом бою "бельские немцы" понесли серьезные потери. У ирландцев были убиты командир ирландской роты капитан Томас Юстос и поручик Нил Одонел, ранены – Ян Лунды, Ян Мактул и, во второй раз за последнее время, Гаврил Бреден. У шотландцев был убит поручик Петр Юл и смертельно ранены шляхтич Роберт Стинсон и рядовой Гилберт Меллер.

Сведения о гибели капитана и поручика содержатся в челобитных ирландцев, а также вдовы Н. Одонела, о ранении же "шляхтича" Я. Лунды свидетельствует одна из помет на еще одном списке "бельских немцев", бывших на службе в Можайске. Список завершается пометой "отдан таков список князю Василью Куракину", то есть он был составлен для воеводы, под чьим руководством ирландцы отражали приступ у Арбатских ворот.

При этом составлялся он, видимо, по горячим следам; возможно, утром 1 октября, сразу же после ночного штурма. Сделать такое предположение позволяет еще одна помета на нем: напротив имени капитана Т. Юстоса вписано "ран", то есть "ранен", тогда как против имени Н. Одонела стоит "убит".Следовательно, когда писался список, смертельно раненный Юстос был еще жив, а умер лишь спустя какое–то время.

Второй погибший ирландец – поручик Н. Одонел – за годы службы в
России, судя по всему, проявил себя хорошим воином. Об этом свидетельствует тот факт, что, поступив на службу в качестве "шляхтича", он в 1615/16 г. получил повышение – был произведен в поручики. После его гибели осталась вдова "Марьица" и сын "Данилка".

Вдова обратилась к властям с просьбой выплатить ей жалования мужа за последние два месяца, которое он не успел получить сам. Кроме того, она просила, в связи с гибелью мужа, выплатить ей специальное жалование – "на поминок", поскольку "осталася после мужа своего в великом долгу, похоронить и помянуть мужа своего нечем, и долгу платить [нечем]".

При этом она указывала, что вдове убитого тогда же шотландского поручика (тоже "бельского немца") П. Юла деньги "на поминок" – 10 руб. – уже назначены. Просьба ее была удовлетворена: решение о выплате и недополученных кормовых денег, и денег на похороны было принято.

Во время отражения штурма Арбатских ворот был ранен (во второй раз
за последние месяцы) и уже упоминавшийся шляхтич Г. Бреден, но, в отличие от других, о его ранении сохранились документы с рядом подробностей, поскольку он, как и после Можайска, обратился с просьбой об увеличении жалованья.

Вот что написано в его челобитной: "и меня... на том бою (у Арбатских ворот) ранили: у правой руки большой перст отсекли, а у левой руки большой жо перст посекли. И та моя служба известна... в Розряде". В выписи, сделанной в Разряде по поводу Бредена в первой декаде октября 1618 г., уточняется, что "отсекли саблею у правые руки палец по первой сустав, да у левые руки посечен саблею палец". И вновь, как после можайского ранения, "на лечбу и на зелье дано ему государева жалованья", но на этот раз – 3 рубля.

Что касается Я. Мактула "ирлянские земли немцы" показали, что Яна Мактула "на приступе у Арбатцких ворот ранили ис пищали и ранен лежал, и как после раны обмогся, и в тот же день утонул в колодезе октября в 23 день".

Гибель двух старших командиров роты – капитана и поручика – поставила перед ирландцами и Разрядным приказом вопрос о замещении их должностей. Не позднее 20 октября служилые люди ирландской роты подали коллективную челобитную, в которой указывали, что "ныне... у нас... капитона и порутчика нету" и просили "вели, государь, у нас быти капитонам нашему прапорщику Ян Бану. А он служил тобе, государю, шесть лет прапорщиком, и нынеча...окроме его у нас капитоном быти некому".

Действительно, прапорщик Я. Бан оказался теперь не только самым старшим, но единственным офицером той части ирландской роты, которая осенью 1618 года находилась в Москве. Однако такой вариант, в силу неизвестных нам причин, не был принят.

Яна Бана повысили, но назначили не капитаном, а только поручиком. Произошло это до 29 октября, так как этим днем отмечается получение жалованья поручиком Баном (но поскольку деньги выплачивались еще только за июль–август, то получил он жалованье по старому окладу, "что ему было в прапорщикех").

Уже в этом новом качестве он вместе с другими ирландцами подал еще одну коллективную челобитную. В ней иноземцы вновь писали, что после гибели Т. Юстоса "нам служити топерече не с кем и ведати нас некому", и просили: "вели, государь, у нас быти в ирлянской роте в капитанех Шкоцкой земли капитану Якову Ша, чтоб нам было с кем твоя царская служба служить". Эта просьба была удовлетворена русскими властями, и во главе ирландской роты встал шотландец капитан Яков Шав.

Приступ у Арбатских ворот был последним сражением эпохи Смуты.
Гражданская война фактически уже закончилась, мир со Швецией был подписан. А вскоре было заключено и Деулинское перемирие с Речью Посполитой. В жизни служилых "немцев" в России начиналась новая страница.

По материалам: Скобелкин О.В. Западноевропейцы на русской военной службе в XVI – 20-х гг. XVII в..

В августе 1627 г. в Архангельск на английском корабле прибыл некто, как позже записали в Посольском приказе - «Юрий Иванов, родом греченин Трапизона города». То есть византиец из Османской империи по имени Георгий, сын некоего Иоанна из Трапезунда. Русские документ той эпохи определили род деятельности данного грека, как «гайдуцкая служба». Одиссея «греченина» была внушительной – начинал плавать по Чёрному и Средиземному морям на кораблях греческих купцов, возивших хлеб в Стамбул. Продолжил уже у алжирских пиратов – «ходил для добычи с арапы на море под немецких людей», так это записано русским языком XVII века. При том в Москве, куда доставили «греченина» из Архангельска подозревали, что тот у алжирцев был не невольником, «у турских людеи на катарге с ыными полоняники», а вполне натуральным пиратом.

В «Шпанской земле», т.е. у берегов Испании, корабль «греченина» попался кастильским галерам. И по итогу византийский Григорий Иваныч оказался «в Брабанской земле», во Фландрии. Из «Брабанской земли» православный грек как-то попадает служить уже на голландский корабль. Голландцы в то время воюют не только с испанцами, но и с англичанами. В одной из морских баталий грек в который раз попадает в плен – уже английский.

В Лондоне начала XVII века, между прочим, существует не такая уж маленькая греческая колония, бывшие византийцы и подданные Османского султана, торгуют и живут по всему миру. С помощью соотечественников «Юрий Иванов, родом греченин» покидаете «Немецкие земли». т.е. уплывает из Англии, дабы попасть в Россию с простой целью - «служить государю всея Руси верою и правдою, слыша к иноземцем царьское жалованье и неизреченную милость».

Обоснованно подозревая в «греченине» опытного пирата и квалифицированного наёмника, его после детального допроса в Посольском приказе, зачисляют на русскую службу, в «греческую роту» – дают 12 рублей «жалованья за выход», как тогда называли подъёмные, и кладут внушительную зарплату, аж 10 алтын в день. «Греческая рота» тогда входила в «Большой полк» Москвы, вместе с иными европейскими наёмниками и русскими войсками ежегодно несла вахту на степной границе с Крымским ханством.

Во время Смоленской войны в 1632 г. наш грек – успевший в Москве жениться, завести детей и стать «Юрием Трапезондским» – вновь попадает в плен, теперь к «литовским людям». В плену Юрий выдаёт себя за итальянского дворянина, благо после многолетнего пиратствования в Средиземке хорошо знает «ладино». Вроде бы, с его слов, даже общается с самим королём Владиславом IV. Факт, что поляки отпускают его из Кракова и через Данциг грек едет в Амстердам, откуда второй раз плывёт в Архангельск.

Так в 1633 г. византиец вновь в Москве, где знали о том что пленённый поляками грек подозрительно хорошо принят в Кракове – на Юрия завели дело об измене, его русскую жену и детей сослали из Восквы в Устюг. Вернувшегося грека допрашивают высшие чины Посольского приказа. «Греченина» оправдывают, снимают претензии за попадание в плен и даже за публичное исповедывание католичества:

«И по государеву указу велено государева служба служить и государева жалованья кормовые деньги давати по прежнему в Ыноземском приказе с ыноземцы вместе… А жену ево Юшкину и з детьми с Устюга указали государь и светеишии патриарх взяти к Москве и отдати ему».

В 1635 г. Юрий получает чин поручика в «греческой роте» Большого полка. Отличается в стычке с татарами под Ливнами, и с 1637 г. в течение пяти лет командует уже всей «греческой ротой». Получает очень большое жалование – 10 руб. в месяц.

Вот все знают про Немецкую слободу в Москве, однако, мало кто слышал про существовавшую в то же время Греческую слободу. Она с 1641 г. располагалась за рекой Яузой подле Андроникова монастыря. Именно там жили православные выходцы из османской империи, там же жил наш Юрий Трапезундский. «А живут они все в единои слободе, пьют и ядят вместе, кумовство и сватовство у них заодно…» - писал об этих московских греках русский современник.

Если вы думаете, что это благополучный конец авантюрной жизни греческого корсара на русской службе, то таки нет. Проявилось главное отличие «греков» от «немцев» - дикая, ну просто дичайшая склонность бывших византийцев к интригам и внутренней борьбе за власть. Такая, что обалдели даже москвичи, сами после Смуты матёрые в интригах.

В «греческой роте», как подозревали именно по вине Юрия, исчезло аж 13 служивых – где-то их закопали его подручные… Всплыли и факты подтасовки аристократических титулов для выходцев из бывшей Византии и прочие грехи с грешками. Короче говоря, бывшего корсара из Трапезунда в 1648 г. сослали из Москвы служить казаком за Урал, в Томск.

И там в заснеженной Сибири греческие авантюры продолжились. Юрий Трапезундский не только ходил в рейды аж до степей современного Казахстана, но и наладил активную контрабандную торговлю сибирскими мехами, меняя пушнину на водку. Делал всё это «греченин» в доле с местным воеводой, князем Щербатовым, но явно что-то они не поделили и вскоре Юрий возглавил бунт казаков против властей!

Думаете, конец? Нет! Византиец едет из мятежного Томска в Москву с челобитной от казаков, с жалобами на «воровство» воеводы. В столице бывшего корсара и ссыльного не только выслушают, но и восстановят в прежнем чине командира «греческой роты». Правда, не надолго – через пару лет вновь отправят в Томск, однако в статусе «сына боярского» и с высоким денежным окладом. В 1651-1662 гг. продолжает карьеру в Сибири. После 1662 г. следы его теряются.

Алексей Волынец

Литература: Опарина Т.А. Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии.