- Ба!

- А?

- А можно я в тот дом соседний пойду?

- Ну иди, через огород вон, только там крапива.

- А можно я зайду, как все нормальные люди, - через дверь? Если есть такая возможность. Ты же говорила, что у деда ключи есть.

- Так его ждать надо. Не то жди тогда.

***

Так я полезла в давно забытый людьми дом, начиная снова свой урбантрип во время небольшого отпуска в августе 2018-го.

Многие знают об огромном количестве моих хобби и о сталкерстве в том числе. Да, мне нравится посещать заброшенные места, узнавать их историю, погружаться в ту атмосферу, которая когда-то была "живой", но с каких-то пор время в ней навсегда застыло.

В марте 2018 я сползала в старую школу, которую собираются сносить, насмотрелась на старые парты с откидными крышками, на поделки детей, журналы, мозаику с Лениным, а вот летом меня понесло в жилые дома. Интересно, да и... атмосфера там другая.

А почему я вспомнила об этом только зимой? Да некогда что-то было, работа, потом проблемы, все закрутилось-завертелось, и я забыла. Но сегодня с утра с треском рухнули мои грандиозные планы, и я внезапно осталась дома без всяких планов и непониманием, чем же тогда сегодня заняться. Вот и вспомнила...

***

Так вот, опосля, дождавшись деда и получив доступ в старый дом (нет, конечно, можно было огородами, но если есть возможность нормально зайти - зайдем нормально), с трепетом вошла в поросший малиной двор. Малины там разрослось, у-у-у. И сорт интересный. Честно говоря, я желтой ни разу не видела, попробовала - вкусно!

Потом огляделась, смотрю - на стенке старые школьные транспортиры.

Дед поймал мой взгляд:

- А бабулька эта, которая тут жила, уборщицей в школе работала, так таскала к себе что-нибудь. Надо ей иль не надо - все равно брала. Других жильцов не помню уже.

- Умерла, да?

- Да давно, и сыновья тоже - алкоголики были. Мы вон это, в огороде-то картошку садим, хотели и дом выкупить, да где там...

- Добротный дом, - говорю я, двигаясь вперед. - Жалко, что такой сгнивает. Строили вот люди, строили, с какими-нибудь надеждами, а теперь ни людей, ни надежд.

- Ну что теперь сделаешь. Ты там это, в сарай не ходи, обвалится еще на голову.

- Да нужен мне этот сарай, деда. Я аккуратно.

Прошла в сенцы, где грудой лежал всякий хлам, два стареньких телевизора, а сверху на проволоке качались прищепки, как будто недавно белье сняли...

На крылечке в углу огромная старинная рама, зеркала внутри уж нет, - даже и меня выше. Может, еще и царского времени рама, может, 20-е года примерно. Плюс-минус... Такое бы прочистить, обработать - ведь сколько тут стоит - и ничего с ней, с этой рамой, не сделалось. А сколько людей туда смотрелось, сколько туда девок красовалось, пока зеркало там было?

Зашла в дом. Пусто, тихо, бардака нет, будто просто съехали и недавно. Стоит большая печь, печь-голландка, сервант, пара стульев, кое-какая утварь. Бродишь как в музее, смотришь и складываешь у себя в уме тот быт, который раньше вели здесь люди.

Смотрела на печь и вспоминала, как лежала на печке с прадедушкой. Три года мне было, а помню его еще живым. Радуюсь, что не забылось, не стерлось из памяти. Помню, как у них с прабабушкой в доме тоже еще и голландка была, как мы с прадедушкой играли в прятки.

- Вот сейчас я кого-то поймаю! - хохотал прадедушка, прячась за печкой.

А я, радостно визжа и топая своими ножками, неслась к печи, прячась за шторкой, где стоял старенький рукомойник, и свято верила, что фиг меня здесь найдут - я же ма-а-а-а-аленькая!

Вырываясь из воспоминаний, начала осматривать сервант или буфет (как же там правильно будет...), и как только мой взгляд коснулся ручки от дверцы, я опять утонула в воспоминаниях.

- Ба! А чего это клубника в варенье с листьями у тебя?

- Дак а то ж раньше убирала, а сейчас пальцы не те, - отвечала прабабушка, копаясь в серванте, который был похож на тот, что в покинутом доме.

- Ну ладно, - выливая себе сразу половину банки, сказала я. - Так тоже вкусно, я клубнику обожаю. Хоть какую!

Одно воспоминание сменилось другим. И вот уже меня перенесло в тот трагичный день, когда прабабушки Кати не стало. Ее готовили в другой комнате, клали в гроб, а я с другими сидела на кухне и смотрела на тот сервант, на ручку, на отражение, а потом сервант завесили.

- Чтоб душа не потерялась. А то заблудится, - заверила одна бабуля со свечкой.

Я молча согласилась. А что тут возразить? Спросить? Нечего.

Отблеск ручки вернул меня в реальность. Этот сервант не занавешен, там нет варенья с клубникой... Там ничего нет, и ничего не отражается, кроме воспоминаний. Или, может, это я так вижу - только своё.

Прошлась в другую комнату, посмотрела старые газетенки с рецептами засолки, да и всяких разных новостей. Пыльная посуда, которую никто уже не возьмет, никто не воспользуется.

Побродила еще немного, вернулась. Постояла у ворот, задумчиво глядя на красную звездочку вверху. Представила, как тогда, в в 1941, под женский вой, уходил боец, а потом под слезы счастья пришел в 1945, может, как мой прадед, - в 1947... Как с каждым годом тяжелее ходилось на встречи ветеранов, на парады, где стариков с гвоздиками и медалями становилось все меньше. Время не щадит никого. И ничего. Но прикасаться к прошлому любопытно, трепетно и приятно. Все забыли, а ты помнишь.

***

- Ну чего, сходила? Выложишь куда опять?

- Да, ба. Выложу.

- Ну выкладывай. Про школу вон, интересно сделала. Хоть где-то про нее останется.

- Так пока стоит, - говорю. - Если у нас перед сносом обещают новое строить, то этого сноса не будет, либо будет, но через эвона сколько лет, либо пока не купит землю олигарх какой-нибудь. Вон же, завод купил, сдал на металлолом в короткие сроки, а теперь пустырь. Хотя в школе-то что сдавать? Какая в том выгода? Так что простоит еще. Да и ее проще отремонтировать, раньше на века делали.

- Да в следующий год снесут, приедешь летом или когда, а не будет. Вот сорок лет в ней проработала, в школе этой, - со вздохом говорит бабушка.

- Да что-то сомневаюсь я. Ну, посмотрим. Жалко, конечно. Я это, гулять пошла.

- А чего не поела?!

- Не хочу.

- Как это - "не хочу"? Я для кого готовлю? Ты ведь сама голубцы просила, ведь надо было, а сама один съела!

- Да, блин, ба. Приду - съем. Не все, правда, но съем. А молоко когда привезут?

- Завтра привезут. Сметаны, может, еще взять?

- Да, а ты оладьи завтра сделаешь?

- Голубцы доешь сначала!

- Да съем я! А что ты деду вот не говоришь это, как будто я в доме все съесть должна одна, я же в поезд не влезу потом! Помидоры ешь, огурцы ешь, а там их целая теплица! Ну ба...

- Да ладно, иди уже, - махнула рукой бабушка, включая телевизор. - Куда пойдешь-то? На пруд?

- Я же не рыбачить, чего мне там без удочки делать, я по улочкам просто пройдусь. Да я недолго, - протараторила я, косясь на кухню. - Все, я ушла! Пока!

Посмеялась, вылетела во двор, все-таки ухватив из коробки один помидор, жуя на ходу. Бабушка бы увидела, ух, вставила бы по первое число!

***

Прогулка была небольшая, тоже интересовали забытые дома, которых становится больше - умирает последний владелец, переезжают, забрасывают - много причин... И вот они, дома, стоят и смотрят на тебя пустыми глазницами старых окон.

Старые, покосившиеся, разной отделки, большие и маленькие. С просевшими завалинками, на которых, наверное, все семейство летними вечерами собиралось, либо бабушки с палочками уставшими глазами смотрели на прохожих. Внутрь уже не полезла, так... пофотографировала снаружи - хоть и сталкерство - это все равно, в своем роде, взлом, но хоть дома и заброшенные - вламываться я не люблю.

Проходила мимо сгоревшей коммуналки: там когда-то жили в молодости мои бабушка с дедушкой. А теперь там никого.

Потом прошла еще пару улочек, но уже не фотографировала, просто вспоминала своё детство здесь: как гоняли на речку, бегали с девочками, распугивали коз, как я дразнила коров и бегала от них в подъезд - коррида по-деревенски. Весело было, хоть и прилетало мне частенько за мои развлечения, хе.

А за моими воспоминаниями как-то незаметно и уже вечер на пятки наступил. Домой бы пора... Дошла до моста, погипнотизировала речку, попутно прикидывая, а не порыбачить ли тут... или нет - лучше там. Или там... Или не... Или да. Ай ладно, на свое старое место пойду, тут все пялиться будут, а я не люблю, когда на меня пялятся. Опять начнется: "Чо, клюет?", "А на что рыбачишь?", "А я другое место знаю, но тебе не скажу!", "Ой, девушка, у вас такие зеленыЙ глаза, прямо болото, в них можно утону-у-уть!". Тьфу, блин. Точно на свое место пойду. В двухметровую крапиву никто не сунется, в мою тихую любимую заводь с ужами и шмелями, муха-ха! И не скажу, где окуней наловила! Не скажу-у-у. А пойду прям завтра. Сначала бабушкины оладьи доем...

***

Извините за писанину, но не люблю я кратко излагать, люблю душу вкладывать.

За сим откланиваюсь, фотки опубликовала, все ниже.

Здравствуйте, уважаемые пикабушники! Благодарю моих подписчиков и всех читателей за добрые отзывы и за критику. Пишу, как могу. Все сочинения - от души! Прочитал тут про коней https://pikabu.ru/story/pro_koney_i_lyudey_poslevoennyie_god...  и вспомнилось.

Одним из любимых занятий в селе летом было бегать на конюшню. Всякий раз это было приключением. Конюшня была колхозной. Стояла далеко от центральной усадьбы на пригорке. Обитало там, похоже, около ста лошадей. За пригорком тянулся широкий сырой луг в пойме речки. На этом лугу косили сено для лошадей и пасли их. Конюшня была деревянной и крыта соломой. Видно, строили ее еще до войны. Или вскоре после нее. В ней было три двери, больше напоминающие двустворчатые ворота: одна центральная и две - по торцам сооружения. Рядом с конюшней на просторном дворе был был большой загон для лошадей, колодец с журавлем, небольшое озерцо, сторожка. Позже построили кирпичную кузню. Посреди двора на столбе висел огромный цилиндрический предмет, похожий на газовый баллон. Видимо это он и был. Если бить по баллону чем то металлическим он начинал громко  гудеть, как церковный колокол. В самой конюшне двери всегда были закрыты. Но мы готовы были часами ждать, когда они откроются и станут выводить лошадей. Происходило это довольно редко. Но изредка нам удавалось украдкой заглянуть в конюшню и даже сделать несколько шагов вглубь. Там было сумрачно и прохладно. В два ряда стояли кони. Пахло свежим  и прелым сеном, навозом, конским потом. Все эти запахи смешивались в невероятный коктейль. Не сказать что он был приятным, но он не был противным. В деревне люди привычные к запахам. Мы тоже привыкали за лето к запахам сараев, они были естественными и никто носом не крутил. Соседка моей бабушки шутила по этому поводу: Хорошо в деревне летом, - пахнет сеном и г**ном.

Но попасть в конюшню мы могли только в присутствии взрослых. В остальное время стоило нам оказаться во дворе конюшни, а попасть туда было легко - никакого забора не было, как из кустов раздавался грозный окрик и звук кнута. Это давал о себе знать мужичок, живший по соседству с конюшней и, видимо, работавший при ней. Мы, при этом, пулей летели на улицу или на луг, к речке.

Парням постарше, попавшим в доверие к конюхам, порой, разрешалось сесть на коня и немного поскакать по лугу. Чаще всего - без седла. Мы же, мелюзга, только пускали слюни и сопли.

Сторожка, представляющая собой крошечную избушку, построенную в стиле, характерном для южной России, и тщательно выбеленную, летом была необитаема.

Зато зимой, когда мы оказывались в селе на зимние каникулы, выяснялось, что по ночам там сторожит некий дед, играющий на скрипке. Мой дед, порой, проводил вечера в той сторожке. И влекла его туда, скорее, не любовь к скрипичной музыке, а желание убить время за рюмочкой, в приятной компании.

Прознав об этом я долго просился с дедом побывать в сторожке скрипача. Он долго отнекивался. Наверное боялся, что я выдам его перед бабкой. Но однажды я побывал в сторожке. Было дело, наверное, часов в 5-6 вечера, но мне казалось, что это глубокая, таинственная полночь.  И недолгий путь до конюшенной сторожки и все, что было потом, запомнилось как фантастический сон. Сторож, оказавшийся маленьким старичком с бородой, ну вылитый дед Щукарь, без лишних церемоний сыграл на скрипке. Моя мечта сбылась. Так, я впервые услышал скрипку в занесенной снегом конюшенной сторожке. Не могу сказать ничего о качестве исполнения. Но я был в восторге, словно побывал в консерватории им. П.И. Чайковского.

И снова лето. Мы по нескольку раз в день навещаем конюшенный двор. Соблазнов много: хочется посмотреть как приходят селяне, берут лошадей для личных нужд, запрягают их и уезжают. Хотелось хоть разок ударить по железяке посреди двора и послушать ее долгий гул; понаблюдать за конями, которые стояли в загоне, заглянуть в саму конюшню. Удивительно было наблюдать как из колодца, с помощью журавля, поили коней, вернувшихся с работы.

Отдельным увлекательным занятием было наблюдать за работой кузнеца. Он не гонял нас, но держал строго на пороге. В полутемной после солнца кузне пылал горн. Там был мех, с помощью которого раздували угли. Жара стояла неимоверная. По стенам висели всякие железяки. Возле кузни, помню стояли разные приспособления для сеяния-веяния, приводимые в движение лошадьми. Так что кузнец не только ковал лошадей но и чинил эти устройства. Особенно мне запомнилось устройство для сгребания сена. Оно имело огромные железные без всяких покрышек колеса и такие же зубья , метровой длины.

Мы видели, как эти сеносборники, приводимые в движение лошадьми, помогали сгребать сено на бескрайних лугах, облегчая труд людей.

В середине 70-х случилось несчастье. Стояло жаркое и сухое лето. Ближе к вечеру мы услышали набат. То били в конюшенную железяку. Били настойчиво и долго. На случайность это не походило.

Я был далеко от конюшни, в центре села. Увидев столб дыма в стороне конюшни я рванул на велосипеде туда.

Конюшня полыхала. Один мужик,  открыв боковую дверь, пытался вывести лошадей, отдыхавших в деннике. Вывел около полутора десятков, спас. Среди них было даже несколько жеребят.  Но остальные сгорели, дотла.

Были две пожарных машины, но приехали поздно, без воды. Помню, как одна машина пыталась набрать воды из озера при конюшне. И потом тушить. Какое там. Летний зной и ветер их опередили.

Причина пожара банальна. Один из конюхов, напившись, прилег с папиросой на солому, которой при  входе в конюшню было в изобилии.

Рассказывали, что он, вроде, пустился в бега.Был пойман. Осужден, посажен.

Но только конюшня с тех пор пришла в упадок. Приехал колхозный бульдозер. Сгреб остатки конюшни и останки коней в овраг, засыпал землей. Колодец заглох и позже был засыпан. Журавль при нем сгнил и упал. Сторожка развалилась. Дольше все стояла заброшенная кузня. Но и она была разобрана до основания.

Конюшенный двор превратился в пустырь, поросший сорняками и случайными деревами. Луг, без ухода, стал почти заповедным. Не видно на нем никакой живности.

Ходят иногда селяне на речку, на пляж под названием "Поворот". И, многие, уже и не подозревают, что пересекают они конюшенный двор, где, прежде, кипела жизнь. Жизнь коней и людей, так тесно связанных между собой. Жизнь коней, так подло преданных огню человеком.

Вот такая крыша была у нашей конюшни.

Так, примерно, выглядело здание, только стены  были деревянные.

Так резвились лошади в загоне.

Так выглядела сенокосилка.

Картинки все из инета. Спасибо всем, кто прочитал мой незамысловатый рассказ!