В один из дней я, уничтоженный и сломленный её недавней смертью, сидел в беседке и сквозь листья винограда смотрел на ночные звезды. Я не понимал как мне жить дальше. Я понимал только что я перегорел. Что-то во мне погасло и все стало безразлично. Я ничего не делал. Ни о чем не думал. Ничего не хотел. Ни-че-го.
Только лишь мои незатухающие воспоминания всё время уносили меня назад, в самые первые наши с ней дни.
Оказалось, что та которая действительно была мне нужна, не соответствовала моим ожиданиям и понятиям. Она просто появилась и разрушила всё, и была самой собой, такой какой есть. И я полюбил её именно такой.
Вспоминал наше последнее с ней море.
Она сидела на шезлонге, на границе солнца и тени, слегка поджав под себя ногу, положив колено на колено, немного боком ко мне. Под солнцем блестел ровный загар её руки, смотрели на меня усмехающиеся глаза и отливали до сих пор густые и мягкие волосы. Купальник открывал круглую загорелую шею и начало её красивой груди, на которой тоже лежал треугольник загара. А на левой щеке у неё была маленькая родинка, такая же как и у её покойной матери.
Вспоминалось наше с ней недоумение, возникающие при наблюдении мелких ссор, происходивших в хороших семьях некоторых наших друзей. Они могли повздорить из-за того, кому, например, помыть тарелку, лежащую в мойке. Мы же с ней ссорились только в обратном смысле — каждый хотел пойти помыть тарелку. Каждый хотел взять больше на себя. Мы рвали друг у друга из рук домашние дела, неприятные поручения, трудные задачи — все это каждый хотел сделать за другого... И такие наши отношения также не все понимали и одобряли. Мне же всегда нравилось оказывать ей даже самые незначительные, самые мелкие услуги. Еще больше мне нравилось то, что она принимала мои услуги без всякого кокетства и без всяких благодарностей. Она видела, что такая внимательность с моей стороны к ней доставляет мне удовольствие, - и это было и ей и мне приятно.
Я думал тогда о том, что если есть будущая жизнь и мы встретимся в ней, я стану там на колени, обниму её ноги и буду благодарить за все, что она дала мне на земле.
Я расскажу ей о своем одиночество, даже если я нахожусь в толпе. Одиночестве, обусловленном не столько отсутствием людей вокруг, сколько невозможностью говорить с ними о том, что кажется мне существенным. Неприемлемостью моих представлений и воззрений для других. В том как и о чем я разговариваю они чувствуют почему-то мое намерение смутить их чем-то не очень им понятным, не очень им известным. Мое к ним отношение как будто свысока.
Дальше все было очень странно: если не допускать существования чудес. Я вдруг совершенно точно понял и увидел, что и как сейчас произойдёт.
И её лицо проявилось вдруг высоко в небе. Она сказала мне тогда -" Муж мой любимый, ты не один, я была и буду рядом, я всё ещё люблю тебя.
Любишь ли меня ты?"
Голос мой пропал, но я прошептал только ей " Солнце моё, даже если ты умерла, это не значит, что тебя нет. И я не смогу перестать любить тебя, тем более, что ты была лучше всех живых".
А может это пригрезилось мне, задумываюсь сегодня я?
И все равно теперь я чувствую, теперь я знаю, что она всегда со мной.