2 сентября 1991 года Time рассказал о том, как Ельцин прорвал информационную блокаду и помог президенту Бушу разобраться, кто в московской заварушке выступает на стороне хороших парней.

Изначально Буш не спешил осуждать ГКЧП

Джордж Буш летел из Мэна в Вашингтон, когда на «Борт №1» доставили сообщение от Бориса Ельцина. Прочитав текст, президент США понял, что в советской заварушке он, судя по всему, поставил не на тех парней.

Ельцин неожиданно для всех решился выступить против переворота. Он умолял Буша привлечь «внимание всего мира и ООН» к Москве и «потребовать освобождения» президента Михаила Горбачева. В конце письма Ельцин добавил ключевую фразу: «Прошу установить со мной оперативный контакт.» На языке международной дипломатии это значит: «Позвони мне как можно скорее.»

Ельцин написал свою мольбу после того, как Буш 19 августа дал первую, крайне осторожную оценку московским событиям. «Перевороты нередко заканчиваются неудачей» — пророчески заявил Буш — «Сначала вы берёте власть, а потом выясняется, что вы пошли против воли народа.»

И всё же Буш не спешил раньше времени связывать себе руки в дипломатической игре. Власть в СССР уже несколько раз вполне успешно менялась вследствие переворота, и вполне могло статься, что и в этот раз заговорщики достигнут своих целей. Тогда хунта превратится в легитимное правительство, и Бушу придётся с ним сотрудничать. Кроме того, администрация президента допускала, что Горбачёв действительно болен и не может исполнять обязанности главы государства.

Непоколебимая вера Буша в силу личной дипломатии толкала его к признанию ГКЧП законной властью в СССР. Президент очень болезненно реагировал на резкие перемены в политике. Именно поэтому он никогда не спешил с реакцией на эпохальные события, менявшие политический ландшафт планеты, будь то падение Берлинской стены или события на Тяньаньмэнь.

Любимая присказка президента: «Наш враг - нестабильность.»

Буш не был уверен, с кем из первых лиц СССР ему придётся иметь дело, поэтому на всякий случай положительно отозвался о Геннадии Янаеве, вице-президенте СССР и формальном лидере переворота. Янаев сопровождал Буша во время его визита в СССР за пару недель до путча. «Чутьё подсказывает мне,» — сказал Буш — «что этот человек сочувствует реформам.»

Сам переворот президент охарактеризовал как "внеконституционный", избегая куда более жёсткого определения "неконституционный", которое могло бы оскорбить заговорщиков.

Ельцин находился в штабе сопротивления путчу в здании российского парламента, когда ему доложили, что президент США не спешит с осуждением заговорщиков. Ельцин немедленно пишет письмо Бушу, отдаёт его министру иностранных дел Козыреву и приказывает доставить его в американское посольство.

Козырев успешно справился с заданием. Письмо Ельцина оказалось у заместителя посла Джима Коллинза, который телеграфировал его в Вашингтон. Оттуда Роберт Гейтс, заместитель советника по национальной безопасности, передал его своему шефу Бренту Скоукрофту, который получил его на борту президентского самолёта и проинформировал президента.

Вернувшись в Белый дом, Буш собрал заседание Совета безопасности. Члены Совета внимательно следили за ходом путча, и к этому времени уже откровенно называли его "недоделанным."

После заседания Буш выступил со вторым публичным заявлением. На этот раз он полностью поддержал Ельцина и осудил переворот, который теперь назвал "неконституционным". В заявлении прямо цитировалось письмо Ельцина, где он призывал «подтвердить законность власти президента СССР М. С. Горбачева.» США явно и недвусмысленно поддержали Ельцина.

В тот вечер Буш сказал своим помощникам: «Судя по всему, это первый случай провала государственного переворота в Советском Союзе.»

В 7.15 утра 20 августа Буш сидел в своем маленьком кабинете в Западном крыле Белого Дома и набирал на персональном компьютере список дел из восьми пунктов. Самым важным был пункт № 3: поддерживать связь с Борисом Ельциным. Буш выполнил его через час, по телефону заверив осаждённого российского президента в поддержке Вашингтона.

Ещё через день они снова разговаривали по телефону, и Буш спросил, не будет ли "полезно" снова выступить от имени протестующих. Ельцин с радостью согласился. Вечером того же дня Ельцин позвонил ещё раз, чтобы сообщить, что Горбачёв благополучно вернулся в Москву, и еще раз поблагодарить Буша за помощь.

Буш дозвонился до Горбачёва только в среду в полдень, и у них состоялся эмоциональный 12-минутный разговор. После чего, стараясь не злорадствовать, Буш предстал перед журналистами и сдержанно объявил, что переворот в Москве провалился.

Причина провала, добавил Буш, заключалась в том, что заговорщики недооценили преданность советского народа идеалам демократии.

Всё это так, но, как признал один из чиновников администрации: «Мы и сами поначалу не особо верили в советский народ.»

Time, 2 сентября 1991 года

Что писали про СССР в западной прессе, читайте в журнале Ровесник Века.