Расчет 4⁠⁠

Расчет 4.

«Сделай эту осень у нее последней», к этому сообщению она прикладывает свою фотографию и вместе с платежом и другими деталями отправляет исполнителю на несколько лет назад. Однажды она выбрала время, в котором решила остановиться. В назначенный вечер её припаркованный двухдверный темный Кадиллак мерцает отражениями светящегося названия клуба. Под вывеской двери из полированной стали, выпускающие хозяйку автомобиля. Она выходит, продолжая покачиваться в ритм вечеринки, оставшейся внутри. Я иду следом и через несколько секунд усаживаюсь на правое крыло машины, как и тогда, когда мы увидели друг друга в первый раз. Пока она меня не видит, как и никто другой.

Вытянутое купе скользит по грязным улицам к порту, редкие ледяные капли падают за воротник моего пальто. В водительское зеркало она посматривает на идеальное лицо, на котором пока нет ни одной морщины и вспоминает, где и как с каждым последующим годом они начнут появляться. Когда начнет отворачиваться красота и удача. Она довольна своим решением рассчитаться со временем: ни оставить ему ни капли себя. Темные гниющие от постоянных дождей листья, лежащие вдоль дороги. Время безжалостно ко всем, даже ко мне, несмотря на бесконечность моего существования. Как и она, я тоже решил остановится, но другим образом.

Машина сбивает помятые облезлые портовые ворота, падающие с лязгом на асфальт, и заезжает на площадку с морскими контейнерами. Впереди длинный деревянный пирс, она сбавляет скорость и заезжает на него. Местами подгнившие доски похрустывают, но выдерживают. Кадиллак доезжает до конца, падая и ударяясь рамой о край пирса, свесив передние колеса на хромированных спицах над водой. Посмотрев на ржавые портовые конструкции вокруг, она вынимает из сумочки помаду, откидывает противосолнечный козырек и смотрит в его зеркало с подсветкой, максимально сосредоточенно подводя губы. Затем набрасывает пальто, выходит и садится на длинный багажник в ожидании исполнения заказа.

Спрыгнув с крыла, я иду к началу причала, смотря как через сбитые ворота заезжает машина исполнителя и останавливается неподалеку от меня. После нее на площадке появляются еще два автомобиля, которые вижу только я. Из спортивного Фасель Вега, снимая кружевные перчатки, выходит смерть. Ее обгоняет останавливающийся ультрасовременный перламутровый азиатский лимузин. Из него выходит время в цветном шелковом костюме, во внутреннем кармане пиджака лежит футляр с затейливым орнаментом, в нем первая небольшая морщинка заказчицы.

Подходя к началу пирса, время тянется рукой к футляру, но замечает мой пистолет, направленный на него, прямо на футляр. До меня доносится бит минималистического электронного трека, играющего в его аккуратных наушниках-вкладышах. Нити его костюма хаотично меняют свои блестящие цвета. А гладкое лицо, как всегда, не выражает никаких эмоций. Мой второй пистолет направлен на исполнителя. Теперь все видят всех. Ветер с воды шелестит об асфальт куском грязной широкой ленты скотча, в который небрежно обмотан мыс моего правого ботинка.

Ее Магнум направлен на смерть, смотрящую на нее сквозь темные очки по моде 60х. Свободной рукой в кармане она нащупывает и надевает матовый черный перстень, который я оставил ей, когда мы увиделись в первый раз. Пальцы поворачивают печатку с перевернутой пентаграммой внутрь ладони и сжимаются. Все останавливается и замирает.

Причудливо извивающиеся ночные неоновые облака. Под ними замершие силуэты с пистолетами. Замершие в них пули. Замерший блеск на ее губах.