Попытка ревности⁠⁠

Отгул. Господи, как же хорошо! Захотелось открыть футлярчик с китайскими кистями и баночку туши, что он привёз ей в подарок. И пока любимый спит, мурлыкать под нос хокку от Басе, едва прикасаясь волосками кисти к его телу. И размышлять о том, что жизнь человека струится извне во внутрь, хотя возможно, что и изнутри во вне.

— Мм… — Вадим поморщился и почесал грудь. Приоткрыл один глаз. — Что ты делаешь?

— Рисую.

— Ты мешаешь мне спать. Сколько времени?

— Уже очень, очень поздно, шесть утра.

— Ммм, — он потёр глаза, — ты что, вообще не спала?

— Спала. Часика два.

— Почему не спишь, у тебя же отгул?

— Не знаю, — она пожала плечами, простыня соскользнула, обнажив грудь. — Самодисциплина, наверное.

— Во, так лучше. — Вадим открыл второй глаз.

— А почему кисти и тушь? Я же не художник.

— Тебе не нравится?

— Наоборот. Всегда мечтала рисовать. Но ты ведь не знал о таком моём желании.

— Мне Ирина посоветовала?

— Ирина? Что ещё за Ирина? — она провела кисточкой вдоль его бровей, мысленно рисуя недовольство.

— Она художник, я помог ей. Случайно получилось, её ребёнок в пруд упал, ну я его вытащил, и она меня отблагодарила.

— Как? Кисточками и тушью, — она ещё шутила, но червячок ревности уже прогрызал в душе туннель подозрений.

— Нет. Картиной. Я тебе потом покажу.

— Ничего не понимаю, ты зачем в Воронеж ездил, за картинами?

— Да нет же, я по делу ездил.

— Спасать детей.

— Ленка, ну что ты меня допрашиваешь?

— Привычка. Я же следователь. Пытаюсь выстроить логическую цепочку твоего преступления.

— Какого преступления? Алло, расслабься, ты не на работе, у тебя отгул. — Он дёрнул простынь. — Кажется, я готов совершить преступление. Ну-ка, снимай этот кокон, я тебя сейчас изнасилую. — Он сделал страшное лицо, зарычал, толкнул её на подушки и накинулся, изображая безудержную ярость.

В сумочке, брошенной впопыхах на входе в номер, послышался звук вибрации.

— Не бери. У тебя отгул имени меня. Ты обещала.

— Обещала, да. Но на работе же об этом никто не знает. Я не успела мир оповестить. — Лена отодвинула его руку и встала. — Вот сейчас и узнают.

Она прошла в коридор и подобрала опрометчиво брошенную на пол сумочку. На дисплее светилось имя, которое она меньше всего ожидала увидеть. Лена нажала «отбой», встала и распахнула настежь окно.

Утро, особенно ранее — как чистый лист, на котором день нарисует то, что ты переживешь в течение последующих нескольких часов. То, что сварится в густом бульоне насыщенного движения, приправится соусом чужих мнений, разыграется мизансценами разных режиссёров и в конце-концов будет подано на блюде того развития событий, о котором и подумать бывает страшно. Лена вздохнула и закрыла окно.

— Надо ехать.

— Ехать? Куда? Может всё-таки это подождёт до вечера?

— Не подождёт. Это ты только молодым мамочкам помогаешь «краски наводить», а у других дела посерьёзней! — Лена свернула отросшие до плеч волосы в жгут.

— Это что, ревность? Ты меня ревнуешь? — Вадим расплылся в самодовольной улыбке.

— Я тебя предупреждаю, если ты сейчас не встанешь, я поеду одна, на «метре»».

— Ладно, — самодовольство перестроилось в недовольство.

— Вот и отлично, тогда я в душ, а ты закажи завтрак в номер.

— Отлично, — подскочил Вадим, и Лена непроизвольно залюбовалась его мускулистым телом. — Я с тобой в душ.

— Ещё чего, я и так уже комплексую, — сильнее затянула на груди простынь.

— Да ладно, ты ещё ничего.

Лена скривилась.

— Давай, давай, расскажи мне, что женщины в моём возрасте ещё вполне стройны и подтянуты. Кстати, а сколько этой Ирине?

— Не знаю, на вид лет 25.

— Ну понятно. Замужем?

— В разводе.

— Поинтересовался, значит.

— Не специально, она сама сказала, как-то само собой получилось.

— Само собой… Какие-то вялые у тебя оправдания получаются. А что ещё само собой у вас получилось?

— Ничего. Я ребёнка из пруда вытащил, она захотела меня отблагодарить, пригласила к себе…

— Так, так, так… — Она старалась сохранить полушутливый тон беседы, но внутри снова зашерудил червячок ревности. — К себе, значит?

— На чай…

— На чай.

— Нет, правда, просто на чай.

— И там, за чаем, она тебе сказала, что разведена?

— Не помню там или в другой раз.

— Ага, значит, другой раз тоже был?

— Блин, ну ты всё не так… — мямлил совсем потерявшийся Сергеев.

— Продолжай, продолжай. Значит, чай вы попили, и семейное положение выяснили, самое время отблагодарить. Да?

— Ну да.

Она больше не могла делать вид, что этот разговор её забавляет. Уголки губ опустились и сжались в гневные запятые. Она обернулась, схватила со стола баночку с тушью и запустила ею в мускулистую грудь. Незавинченная крышка в головокружительном полёте покинула место своей дислокации и летающей тарелкой приземлилась на подушку. Из отверстия баночки кильватерной волной выбросилась наружу фиолетово-серая жидкость и живописной кляксой плюхнулась на белую простынь. Баночка ударилась о грудь жертвы, расплёскав остатки краски по телу.

— Ай! Ты чего делаешь? Картину она мне подарила и всё. Ничего не было. И быть не могло.

— А кисточки и тушь тоже она тебе подарила?

— Нет, она сказала, что я могу выбрать любую понравившуюся мне картину, я сказал, что ничего не понимаю в живописи, но вот моя девушка разбирается.

— Спасибо, что не забыл меня упомянуть. Наверное, это её очень расстроило, и она всучила тебе какое-нибудь дерьмо, а чтобы мне было особенно приятно… — Лена сложила средний и указательный пальцы и дважды согнула их, имитируя кавычки, — подсунула эту баночку и кисточки. Офигеть!

Она подобрала с пола чёрные кружевные трусики, пошарила глазами в поисках бюстгальтера. Кажется в прихожей.

Вадим хлопал глазами и выглядел побитой собакой. На секунду ей даже стало жаль его.

— Я думал, тебе понравится. У меня была мысль, тебе ювелирку какую-нибудь купить, но ты же сама говорила, что терпеть не можешь банальные подарки, а у меня с фантазией, сама знаешь…

Она действительно терпеть не могла все эти колечки и бриллианты, что принято дарить девушкам, и не раз говорила об этом Вадиму, но именно сейчас ей ужасно захотелось банального колечка с бриллиантом.

— Твоя художница за ребёнком бы лучше приглядывала. — Лена сдёрнула простынь и уверенной походкой пошла в душ.