Песнь из пруда II⁠⁠

Ссылка на первую часть: https://pikabu.ru/story/pesn_iz_pruda_i_6344782

V

Поначалу Артрис спокойно относился к попыткам матери свести его с какой-нибудь девушкой. В то время он даже не считал их бесполезными: с каждой новой девицей он искренне старался познакомиться, найти точки соприкосновения, общие темы для беседы. Но раз за разом он удостоверялся в том, что большинству девушек совершенно не интересно то, что его занимало – музыка, поиск прекрасного, возвышенные мечты. Частый гость городской библиотеки, он за долгие пять лет лишь дважды видел там девиц, но оба раза они приходили вместе с учителями словесности за какими-нибудь словарями.

Говорить с девушками было почти не о чем, и потому Артрис иногда играл для них, в надежде, что хотя бы одна оценит его сочинения. И многим даже нравилось то, как он играл. Но ни одна так ни разу и не спросила: что эта мелодия значит для тебя? О чем ты думал, когда писал ее? Артрис смотрел в пустые на мысль, но сияющие неиссякаемым оптимизмом глаза, и совсем не находил в них утоления своей печали.

В конечном счете, он перестал воспринимать попытки матери найти ему пару как нечто полезное. Все больше и больше этот бесконечный парад девиц начинал раздражать его. Артрису казалось, что в «Мастерской Мелвина» успели поработать все молодые незамужние девушки города, и юноша только диву давался, как матери удавалось находить новых.

- Подрастают, наверное, - сказал он как-то сам себе, задумавшись, и эхо пруда, возле которого он сидел в тот момент, подхватило его слова. Сказав так, арфист рассмеялся – а это случалось с ним очень редко.

Но еще больше его веселили дальнейшие известия о том, как несостоявшиеся пассии выходят замуж. Его даже пригласили на свадьбу Изольды, но он не пошел ни на церемонию, ни на праздник. И, вопреки всей комичности сложившейся ситуации, вопреки тому, с каким пренебрежением он стал относиться к девушкам, Артрис впервые в жизни начал чувствовать себя одиноко. Это произошло с ним, когда он сочинил очередную увертюру. Звуки нежной, ненавязчивой, но звонкой и сильной музыки ни с того ни с сего пробудили в нем желания, которые раньше казались ему глупыми. Артрис почувствовал вдруг, что нуждается в Ней… но кто эта Она, и зачем Она ему нужна, он слабо представлял.

Конечно, юноша и раньше сознавал свои природные плотские желания. Но в тот миг дело было даже не в них. Просто он ощутил прилив необыкновенной тоски, справиться с которой не могла даже волшебная арфа, чьи чарующие звуки долгие годы заменяли ему речи собеседников и ласку возлюбленной.

В жизни Артриса наступил необыкновенный период, полный совершенно новых измышлений и целой гаммы странных чувств. Арфа, которая всегда была у него под рукой, на какое-то время утратила очарование, и на пару недель он даже прекратил играть.

Глория как раз приехала в те дни в город и восприняла это как добрый знак, решив, что теперь сын будет больше времени проводить с Меланьей, красавицей шестнадцати лет с волосами цвета расплавленного золота.

Но Артрис просто пребывал в меланхолии. Не в силах играть, он после работы сразу же ложился спать. Один раз Меланья, потеряв всякий стыд, пробралась в его комнату, пока он спал, и залезла к нему под одеяло. В любое другое время арфист сильно бы смутился, и, возможно, взял бы все, что девушка была готова ему предложить. Но будучи подавленным, Артрис сделал вид, что нисколько не удивлен и без лишних слов выставил юную даму за дверь. Еще пятнадцать минут он не мог уснуть из-за доносившихся из коридора приглушенных рыданий.

В ту ночь ему стало плохо. Он метался в горячке, бредил и видел странные галлюцинации.

Ему снился пруд, в водах которого отражались корни, ствол и ветви могучего дуба. Парень сразу узнал свое любимое место в парке Святого Рудольфа. Он слышал мелодию – это арфа пела одну из своих многочисленных песен, звуки которой ласкали слух и заставляли душу трепетать от тоски по безбрежным океанам неизведанных красот Вселенной. Артрис не знал этой мелодии, но ему казалось, что он не раз ее слышал.

В воде пруда отражалось звездное небо. Артрис понял вдруг, что арфа оказалась в его руках, а сам он стоит по колено в воде, и смотрит куда-то вглубь, в темные пучины пруда…

Почему он раньше никогда не обращал внимания на то, что пруд такой большой и глубокий? Почему он сидел у самой кромки воды, сознанием скользя по ее поверхности, но ни разу даже не пожелал узнать, что же скрывается на дне пруда?

Арфа продолжала играть сама по себе. Вглядываясь в черноту воды, Артрис вдруг начал различать в ней смутное нечто...

Когда он проснулся, то невольно вздрогнул от ужаса. Ведь два ярких, сияющих невообразимым оранжевым светом глаза на короткий миг заглянули в юную душу, а потом погасли, найдя в ней все, что искали.

VI

Проснувшись утром, измотанный за ночь юноша первым делом кинулся в чулан. В нем он хранил арфу, а точнее, в нем он держал арфу подальше от себя. Аккуратно взяв миниатюрный инструмент в руки, Артрис в очередной раз подивился тому, как искусно была сработана рама, с какой филигранной точностью и четкостью были высечены на ней узоры, так притягивавшие к себе взгляд. Засмотревшись на них, он даже не заметил, как к нему подошла Меланья.

- Доброе утро, - произнесла она с виноватым видом. - Как спалось?

- Ужасно, - честно ответил Артрис. - Ты не видела мои ботинки?

Вопрос поставил девушку в тупик, и парень судорожно кинулся их искать.

- Я подумала, может, мы с тобой сходим в пекарню, купим свежих булочек? Потом позавтракаем и спокойно примемся за работу. Заказов сегодня немного, управимся быстро.

Артрис почти не слушал ее.

- Если не хочешь, можем сначала поработать, а уж потом хорошенько пообедать. Я знаю, ты не часто ешь по утрам, - Меланья обворожительно улыбнулась. - Но я, в принципе, могу сделать яичницу, ты ведь ее любишь, и…

- Послушай, - перебил ее Артрис, и девушка осеклась. - Я рад, что ты все так хорошо придумала, но сегодня я весь день буду занят. Уйду сейчас и вернусь, скорее всего, только поздно вечером.

Меланью эти слова совершенно сбили с толку.

- Постой… Ты уйдешь, а мне что делать?

- Как – что? – наигранно удивился арфист, в душе проклиная день, когда мать приняла на работу эту дурочку. - Работать. Кто-то ведь должен выполнить заказы. Опыт у тебя есть, ты сумеешь справиться со всем сама. В конце концов, я здесь начальник, верно? Ты должна выполнять все, что я говорю. Что еще? Ах да, если придет почтальон, распишись за меня – мою подпись ты подделывать умеешь, я тебя учил.

Девушка лишь рассеянно хлопала ресницами.

- О, вот они! – воскликнул он, отыскав ботинки. - Ты все поняла? Кивни, если да.

Меланья кивнула – как-то тихонько, очень неуверенно, но Артрису этого было достаточно.

- Отлично. Ну, удачного дня, - с этими словами парень закончил шнуровать башмаки, накинул пальто, взял в руки арфу и выскочил за дверь.

Меланья удивленно вздохнула. Количество слов, сказанных ей Артрисом, удивило ее гораздо больше, нежели его поведение. Пожав плечами, девушка отправилась выполнять свою работу, надеясь, что вечером они все-таки попьют чай с булочками.

VII

Сердце юноши билось так часто, что казалось, будто оно вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Артрис не знал, не понимал, почему так торопится, но чувствовал – он должен успеть, иначе…

Мелодия, которую он услышал во сне, до сих пор звучала в ушах. Она очень сильно отличалась от всего, что ему удавалось сочинить раньше, и Артрис искренне боялся, что извлечь из арфы такие звуки ему не удастся. И ведь кроме того он слышал…

«Голос. Кто-то пел, в самом конце».

Подумав об этом, со всех ног бежавший к парку Святого Рудольфа Артрис чуть было не споткнулся. Он совсем ничего не понимал, но был уверен в том, что ему срочно нужно бежать к пруду. Он хотел этого. Этого хотела арфа. Он желал услышать эту песню, а арфа желала ее сыграть.

Артрис бежал мимо серости и уныния городских улиц, мимо людей, которые не были способны оценить его талант, мимо пустых, бесполезных людей и уродливых душ… Ему не было дела до того, что кого-то он едва не сшибал с ног, и кто-то кричал ему вслед…

Все, чего он хотел – скорее попасть в парк. Но преодолев большую часть пути, юноша начал уставать… к тому же, ему в голову пришла страшная мысль о том, что он действительно может споткнуться и повредить драгоценную арфу. Только из-за этого он с быстрого бега перешел на торопливый шаг.

Спустя несколько минут он оказался рядом с оградой, через которую не раз перелезал, чтобы попасть в мир прекрасной музыки и уединения. Одной рукой удерживая арфу, второй он подтянул себя на каменное ограждение, закинул на него ногу, затем – руку с арфой, после чего сумел преодолеть препятствие.

Оказавшись по другую сторону каменной ограды, Артрис понял вдруг, что арфа нагрелась. В изумлении глядя на инструмент, арфист замер. Узоры, которыми он столько лет любовался, начали светиться. Свет был…

- Оранжевый? – он не верил своим глазам. Этот свет напомнил сон. Глаза…

Отмахнувшись от смутного пугающего воспоминания, юноша поморгал, потер веки и вновь посмотрел на арфу. Сияние на узорах пропало.

«Неужели померещилось?»

Выкинув странное видение из головы, арфист рассеянно оглянулся, вспомнил, в какой части парка находится пруд и направился к нему, стараясь не нацеплять на брюки колючек.

Утро было пасмурным. День обещал выдаться дождливым, и это было неудивительно: стояла поздняя осень. Повсюду виднелись желтые опавшие листья, кусты диких роз давно успели отцвести и опасть.

«Мир медленно умирает», подумал вдруг Артрис, и эта странная мысль напугала его. Однако желание поскорее приступить к извлечению мелодии из сна никуда не делось. Почему-то он был уверен - эта мелодия очень важна, как и арфа, из которой он собирался ее извлечь.

И вот, наконец, впереди показалась массивная крона старого дуба, под которым арфист так любил играть свои произведения. Подойдя еще ближе, он увидел и пруд, зеркальная гладь которого была на удивление безмятежной: день был ветреный.

Оказавшись у корней дуба, у самой кромки воды, Артрис не удержался от того, чтобы заглянуть в пруд. Ничего, кроме своего отражения, он там не увидел. Растрепанные волосы, большие карие глаза, бледное растерянное лицо – парень поймал себя на мысли, что выглядит как сумасшедший.

«А что если я схожу с ума?»

Эта мысль почему-то не столько напугала, сколько развеселила его.

- Ну и хорошо, - пробормотал он. - Во все времена самыми гениальными творцами были сумасшедшие.

После этих слов он сел на землю, прислонился к дубу спиной, взял арфу и вновь воспроизвел в своей памяти переливы мелодии, услышанной им ночью в прекрасном кошмаре.

Очень долго Артрис пытался сыграть то, что услышал во сне, но это оказалось не так легко, как он рассчитывал. Ноты неведомой мелодии ускользали, словно бы некая могущественная богиня музыки отвернулась от музыканта, лишив своей благосклонности. Впервые за долгие годы арфа с трудом слушалась его, как и пальцы - они быстро окоченели на холоде. Приходилось растирать руки, чтобы вернуть пальцам подвижность, попутно подпрыгивая на месте – холод пробирал и остальные части тела.

- Что же это такое? – вопрошал Артрис дерево, пруд и серое безмолвное небо. - Почему не получается?

Минуты бежали одна за другой, складываясь в часы, которые тяжелым грузом начинали давить на арфиста. Эксцентричная решимость куда-то исчезла, уступив место отчаянию.

- Ну же! – приказывал он себе раз за разом. - Еще раз!

Но аккорды совершенно не хотели выстраиваться в стройные ряды. Мелодия не желала извлекаться. За всеми этими попытками Артрис не заметил, как наступил вечер.

- Господи, неужели уже девять часов? – изумился он, посмотрев на карманные часы.

И в этот момент отчаяние окончательно завладело им.

- Все, - громко сказал он, словно оправдываясь перед дубом, прудом и небом. - Все, я сдаюсь. Ничего не вышло.

Ему показалось, что арфа в руках издала странный звук, прозвучавший в тишине парка укоряюще. Юноша вздрогнул, но после вздохнул, и снова примостился рядом с дубом.

«Сыграю что-нибудь красивое и уйду».

Подумав так, он начал играть. Тихонько, аккуратно, перебирая струны одну за другой и припоминая подходящую к настроению мелодию. Не найдя ничего в памяти, он просто начал играть что-то грустное.

«Тоска и безвкусица. Но подойдет».

Постепенно мелодия, звучавшая гимном одиночества и подавленности, начала обрастать новыми переходами, переливами и аккордами. Из безделицы она плавно превратилась во что-то куда более интересное, а потом в очень даже неплохую увертюру. Артрис играл и не мог остановиться – он вошел во вкус, поймал музу за крылья.

«Так-то лучше».

Он не чувствовал бега времени и силы холода, хотя мороз стал крепче, чем днем. Артрис не заметил, как арфа снова нагрелась. Парень был поглощен музыкой. Он даже не видел, что наступила ночь, и из-за сизой тучи ленивым глазом выглянула полная луна.

Арфист впал в транс, из которого выйти уже не мог. Его игра продолжалась долго, очень долго, он начал уставать, но не желал останавливаться.

***

Струны арфы звонко дрожали, порождая прекрасную, утонченную мелодию. Звуки ее плыли над водами старого замшелого пруда, и ветер уносил их куда-то вдаль, за границы парка – такого же старого, как и дуб, под которым сидел уставший музыкант.

Старинная арфа излучала тепло, согревала пальцы озябшего юноши и словно шептала ему что-то успокаивающее, обещающее…

А потом он услышал голос. Этот голос не был похож ни на один, слышанный им раньше, и Артрис был готов поклясться, что ни один человек в мире не мог обладать таким голосом. Его звучание завораживало, очаровывало…

Юноша почувствовал, как душа наполняется странной легкостью и отрешенностью. Ничто теперь не могло вывести его из душевного равновесия. Впервые за долгие годы непрекращающейся и плодотворной творческой работы музыкант понял, что такое гармония.

Неземная музыка не прекращала звучать, ведь пальцы, хоть Артрис уже не чувствовал их, не переставали бегать по туго натянутым струнам. Голос подпевал, и постепенно эта песнь стала гораздо громче и сильнее, чем звуки арфы.

Прекратив играть, повинуясь неведомому зову, Артрис встал на ноги и сделал несколько шагов к пруду.

«Что я делаю?» - мысль промелькнула в голове, но звуки прекраснейшего голоса быстро смели ее, как воды бурной реки смывают упавший в воду дубовый лист.

Он зашел в воду по колено.

«Почему я раньше никогда не обращал внимания на то, что пруд такой большой и глубокий? Почему я сидел у кромки воды, сознанием скользя по самой ее поверхности, но ни разу даже не пожелал узнать, что скрывается там, на дне?»

Подумав об этом снова, он наклонился к воде и затаил дыхание.

Два ярких оранжевых глаза смотрели на него из глубин пруда. В настоящем лунном свете они казались еще прекраснее, чем во сне. Песнь загадочного существа не прекращалась ни на секунду, но оно явно приближалось к Артрису. Спустя мгновения он сумел различить под водой смутные очертания той, что пела для него. Той, для которой он все эти годы играл.

Он выпрямился, и в тот же миг над водой показалась голова девушки с оранжевыми глазами, блестевшими в сумерках, словно упавшие с неба звезды, и длинными белесыми волосами. Издав последний звук своей песни, загадочное создание со дна пруда умолкло, и воцарилась абсолютная, идеальная тишина, словно бы все в мире затаилось, ожидая следующей подобной песни.

Но загадочная девушка молчала. Артрис завороженно смотрел в ее глаза, но при этом совершенно не испытывал никакого удивления, даже несмотря на то, что какая-то часть уцелевшего сознания по-прежнему совершенно не понимала, что происходит.

Певица из глубин тоже смотрела на него.

«Какая она красивая».

- Ты знаешь меня? – вдруг услышал он свой голос.

Девица из пруда медленно кивнула и улыбнулась, обнажив ряд безупречно белых зубов, ничем не отличавшихся от зубов человека. Артрис удивился, не увидев острых клыков.

- Так это ты звала меня сюда? Из-за тебя мне приснился тот сон ночью?

- Тебя привела ко мне арфа.

Голос озерного духа прозвенел в воздухе тысячью серебряных колокольчиков, но Артрису все равно показалось, что человеческие слова для него слишком просты и безыскусны.

- Кто же ты? – арфист наконец сумел взять себя в руки, и задал действительно интересующий его вопрос.

- Я – сирена, - улыбаясь, прозвенела собеседница. - Разве ты этого еще не понял?

Музыкант не имел ни малейшего понятия о том, кто такие сирены. Озерная дева, нисколько не стесняясь, подплыла поближе к берегу, обнажив голые плечи и маленькие упругие груди.

- Я почти и забыла о том, что вы, люди, совсем ничего не знаете об окружающем вас мире.

Артрис не мог отвести взгляда от обнаженной груди сирены, но ее это только позабавило. Она положила локти на берег, подперла подбородок руками и изрекла:

- Ты хорошо играешь для человека. Я бы даже сказала, великолепно…

Юноша зарделся от такого комплимента. Впервые похвала задела его за живое. Однако он собрался с духом и все-таки спросил:

- Ты сказала, что меня привела к тебе арфа. Что это значит?

Сирена посмотрела на него с каким-то странным умилением.

- Ах, да, я ведь так и не сказала. Понимаешь ли, сладенький, эта арфа принадлежит мне.

- Что?

- Посмотри на нее внимательно, мальчик. Видишь узоры на раме? Я сама их нанесла много веков назад. Вот, посмотри-ка.

С этими словами сирена вскинула руку, так, что Артрис разглядел между ее пальцами короткие перепонки, а вслед за этим жестом глаза владычицы таинственного пруда вспыхнули оранжевым огнем, и узоры на арфе засияли таким же оранжевым светом. Инструмент мгновенно нагрелся, так сильно, что арфист чуть его не выронил.

- Ох, я и забыла, что на суше арфа нагревается, когда я так делаю, - усмехнулась сирена, и снова посмотрела прямо ему в глаза. От этого взгляда Артриса пробрало мурашками от затылка и до самых пяток.

- Так значит, эта арфа волшебная… – безо всякого удивления в голосе проговорил он. - И все это время…

- Все это время я знала, что чувствовала арфа, что она слышала. Я знала, что чувствуешь ты.

С этими словами сирена подалась вперед. Капельки воды стекали по ее обнаженной груди, и Артрис заметил, как зеленовато-бледная рука скользнула к нему. Он невольно отпрянул, но сирена кинула на него такой обиженный взгляд, что он тут же шагнул обратно.

- Ты гораздо талантливее, чем думаешь, Артрис Мелвин, - сладким и нежным голосом проговорила сирена, и волосы на затылке у парня встали дыбом. - Никто не может понять этого лучше, чем я. Думаешь, твоя глупая мать когда-нибудь сумеет оценить все величие твоего таланта?

Артрис чувствовал, что лицо его снова заливается густой краской.

- А все эти пустоголовые девицы, которым она обещает тебя в мужья? Они просто смешны, - заявила сирена, и вдруг ее голос стал гораздо жестче. - Нет, не такой судьбы ты достоин.

- Да? – недоверчиво переспросил юноша, и почувствовал вдруг, как голова его закружилась.

- Да, - улыбнулась сирена. - И я знаю, что будет для тебя лучше.

После этих слов она едва слышно шепнула какое-то слово, рассмеялась и, нырнув, скрылась под водой, а Артрис, блаженно улыбаясь, последовал за ней - в таинственные глубины пруда.

VIII

Артрис Мелвин никогда больше не вернулся в ателье, в котором его ждали лишь ненавистная работа и бесконечная череда глупых и неинтересных девиц, мечтавших выйти замуж ради прибыльного дела. Молодой арфист пропал, и никто не мог точно сказать, когда видел его в последний раз, кроме матери и Меланьи, так и не дождавшейся возвращения юноши, в которого была пылко влюблена.

Множество слухов ходило по городу относительно того, куда же делся всем известный молодой портной, так грезивший славой великого музыканта. Некоторые жители города, знавшие парня ближе остальных, посчитали, что он все-таки решил исполнить мечту и попросту сбежал в Вивьенну. Однако большая часть горожан почему-то решили, что Артрис покончил с собой - утопился в пруду в парке Святого Рудольфа, в котором так любил играть на своей странной арфе; тела окружные стражи порядка, однако, так и не нашли.

Глория Мелвин тяжело переживала пропажу сына. Первое время она использовала все возможные средства, чтобы его отыскать, подняла на поиски весь город, но это не произвело должного эффекта. В конечном счете, Глория смирилась с мыслью о том, что сына больше нет в живых, поддавшись мнению большинства – впрочем, как и всегда.

Парк Святого Рудольфа, и до тех времен пребывавший в запустении, в связи со слухами об утопленнике горожане стали избегать. В особенности остерегались посещений парка в позднее время.

А потому никто из жителей города не знал, что каждое полнолуние из глубин пруда звучала чудная песнь: сквозь внеземной, прекрасный голос пробивалась затейливая мелодия арфы, способная ласкать слух и заставить души трепетать от тоски по безбрежным океанам неизведанных красот Вселенной…

Но у нее, как и всегда, не было слушателей.