Глава третья. "3 мая" (ч.1)⁠⁠

Утро выдалось прохладным, хоть и солнечным. Старший следователь нацепил вьетнамки и с на брошенным поверх майки пиджаком решил прогуляться в дальнюю часть протянувшегося от дороги до мелиоративного канала подворья их хозяев. Деревянная постройка с коровником, загоном для свиней и курятником тянулась одной сплошной стеной, вдоль границы участка. Зайдя за неё и найдя вожделенное место с красиво выпиленным сердцем на двери, мужчина дернул за ручку и тут же расстроился.

- Занято!

- Доброе утро, Василёк.

- Доброе, Геннадий Викторович. - Сквозь щели сельского туалета потянуло сигаретным дымом. - Выпили бы лучше молочка. Хозяйка оставила для нас на калитке в сад.

В ответ зажурчал ручеек и сквозь зажатую в зубах сигарету донеслось:

- Я, Василек, прости за выражение, не хочу обосраться на рабочем месте.

- А?

- Выражаясь поэтическим слогом - у меня не переносимость лактозы.

Дверь скрипнула и оба милиционера встретились взглядами. - Пойдемте, к рукомойнику, коллега. У чекиста должны быть чистые помыслы. Ну и руки, конечно.

Хозяйка хлопотала на кухне, готовя для гостей. Дети возились во дворе, возводя что-то в куче песка у строящегося гаража. Из кухни дразняще пахло жареной картошкой и шкварками.

- Катя, скажите, а ваш муж давно знаком с участковым?

- Да. Друзья детства. И на рыбалку вместе и в баню. Леня даже однажды спас Петю.

- Спас?

- Да. Муж любит рассказывать эту историю. Им было по лет десять. Петя ехал на велосипеде через мостик и свалился в реку. А Леня его вытащил и откачал.

- Прямо-таки откачал? - Следователь прищурившись смотрел на нанизанный на вилку кусочек подрумяненного сала.

- Откачал. Не верите? Пока прибежали взрослые - Петя уже не дышал и стал синеть. Фельдшер так и сказал, что если бы не Леня - его бы не успели спасти. С тех пор не разлей вода.

- Понятно. Замечательная история. И замечательная бекон. Просто эталонный.

- Скажете тоже: “бекон”. Обычные шкварки. А зачем вы спрашиваете про Леню?

- Ну не скажите, шкварки - это шкварки. А бекон - это совсем другая песня. Если скажу - вы не проболтаетесь?

Она присела с полотенцем, прижатым к груди:

- Что случилось?

- Вы не волнуйтесь. Ничего такого, из-за чего стоит переживать. Нас попросили в райцентре, пока мы здесь, составить характеристику на участкового. Хотят присвоить звание.

- Фух. Вы с таким серьезным лицом начали, что я думала, что-то случилось.

- Я же говорил: не о чем волноваться.

Утренняя прохлада понемногу сменялась зноем. Работа вокруг кипела. В деревне без дела в такой час могут сидеть лишь старики, мозолистые руки которых уже не в состоянии держать ни косу, ни грабли. Пора было отправляться в путь и сыщикам.

Уже распрощавшись, пока его помощник заводил машину, следователь подошел к участковому, жевавшему колосок, облокотившись на сиденье патрульного урала.

- Леня, есть разговор.

- Да?

- Не здесь. Ты знаешь где сейчас твой друг?

- Петька что ли?

- Ага. Он самый.

- Зачем он вам?

- На месте все расскажу. Так знаешь?

- Хорошо. Поедем. Он сейчас в поле.

- И так, товарищи тимуровцы, долго вы собирались водить за нос Анискина?

Вчерашний радушный хозяин, отец семейства и передовик труда - сидел покачиваясь и потупивши взгляд на переднем колесе трактора. Его друг, участковый нервно поглаживал юношеский пушок под носом.

- Рассказывай, Леня, раз Петр решил в одиннадцать утра отправиться в волшебную страну. Как там она называется, Вася?

Коллега следователя перевернул носком туфля пустую бутылку плодово ягодного вина:

- “На посошок”, Геннадий Викторович.

- “На посошок!” Как символично, товарищи! А я бы и не сказал, что у него проблемы со стаканом.

- Не-э-эт у меня никаких проблем!

- Молчи уже, Петька. Я сам все расскажу.

- Пусть говорит, Леня. Если есть что сказать. Ты Зину убил? Грозилась жене рассказать про ваши шашни? Или Может забеременела?

Петр поднял голову и посмотрел на следователя с такой ненавистью в глазах, что тому было в пору взяться за пистолет. Но Геннадий Викторович Зинкевич смотрел в глаза и не таким.

- Я ее любил! Вы ничего не знаете!

- Ну так расскажи, Петя. - сыщик достал сигарету и предложил собеседнику.

- Мы должны были встретиться у того камня. Катя начала догадываться про нас. Нужно было что-то решать.

- И ты решил?

- Нет! Когда… Когда я пришел. - И мужчина расплакался. Следователь закурил и подойдя ближе преободряюще похлопал его по плечу. - Когда я пришел - она не дышала. Я бросился к ней, но рядом услышал мотоцикл и…

- Струсил?

Петр снова опустил голову.

- Что-нибудь еще заметил? Помимо мотоцикла.

- Нет. Мне было не до этого.

- Ну хоть что-нибудь? Чем пахло вокруг, вся ли одежда на месте? Может рядом были окурки, или следы?

- Нет. Не помню ничего. Все как в бреду.

- А ты, Леня, знал?

Милиционер мялся.

- Колись, Кибальчиш. - Геннадий Викторович лег на капот Волги, сложив руки на груди. В пронзительной синеве неба плыла редкая рябь облаков. - Отпираться уже нет смысла.

- Леньку не трогай… не трогайте. - Он не знал.

- Брось, Петя, все ведь ясно как день. - Участковый снял фуражку и вытер пот со лба. Солнце припекало в открытом поле словно на южном пляже. - Знал я. Петя ко мне пришел через два дня. Белый как снег. Сказал, что Зина у ручья лежит мертвая. Я засобирался, а тут прибегают двое теток и голосят во все горло, что покойник в лесу.

- Что же с вами делать?

- Я готов. - Мужчина поднялся с колеса и шатаясь, подошел к Волге. - Арестовывайте. Но я не убивал.

- Да сядь ты. Горе луковое. Без особистов конечно не обойдется. - Размышлял следователь вслух. - Но они нам как кость в горле будут. Затянется расследование и “пишите письма”. А сдается мне, мы имеем дело с перелетной птицей.

Тракторист плюхнулся на землю и хлопнул себя по лбу:

- Вспомнил. Когда я к ней подбежал - пробовал нащупать пульс на руке. У нее на запястье был браслет. - Он зажмурился, будто силясь что-то вспомнить и замотал головой. - Нет. Не браслет. Тонкая такая нитка бисера. Зеленая.

- Бисера? - Геннадий Викторович вскочил с капота и склонился к мужчине. - Какого бисера?

- Зеленый такой. Как рисинки.

- Леня, поехали к Жовнерчикам.

- Не понял.

- Чего ты не понял? Тут все. Заседание товарищеского суда окончено.

- А как же…

- Вася, ты что-нибудь слышал? - Юноша нахмурился, но промолчал. - Вот и я ничего не слышал. А то, что произошло - пусть останется на вашей совести. Захочешь - напишешь рапорт. Не захочешь - ну и… не пиши. Поехали, по-е-ха-ли.

Пока они были в машине Вася всем свои видом показывал, что не согласен с поступком его коллеги. Старший сыщик наконец не выдержал:

- Ну что ты делаешь такое лицо? Я же вижу.

- А вы не догадываетесь?

- Хочешь меня заложить?

- Геннадий Викторович, я похож на стукача? Просто если это всплывет - достанется и нам.

- А-а-а, вот оно что? Стало быть, ты падаван, стал задумываться о своей карьере? Подрос.

- Может и стал. Вам-то что?

- Все правильно, Василек. Все правильно. Двигаться вперед и учиться новому- никогда не помешает. Главное не закиснуть в одной позе за столом. А то, что ты превзойдешь своего старого сенсея, я никогда не сомневался. Только хорошенько подумай, нужно ли тебе это. А то будет как в анекдоте.

- Я, наверное, должен спросить: “В каком?”, а вы расскажете?

- Будем считать, что спросил. Слушай. Была в далекие времена такая профессия, как “золотарь”.

- Ювелир что ли?

- Да нет, Вася, но тоже довольно увлекательная профессия. Говоря языком Шекспира: “Говночерпий”. И работа его, Василек, заключалась в том, чтобы залезть в яму под нужником и при помощи заурядного ведра вычерпывать ее содержимое. А еще каждый уважающий себя золотарь имел ученика, а то и двух.

- Знакомый сюжет.

- Ага. “Студентов навязали.” Так вот, залезает как-то в яму золотарь и зачерпывает полное ведро “золота”. Протягивает его наверх студенту, а у того оно возьми да и выскользни. И вот стоит наш учитель в яме с говном, да еще им же облитый сверху. И изрекает мудрую мысль: “Учись, студент, а то так и будешь всю жизнь ведро подавать.”

Дом, у которого остановился мотоцикл участкового стоял на отшибе. Высокий черный дуб возвышался у его порога, украшенный пустым гнездом аиста.

- Здравствуй, дядька Бронислав! А мы как раз к тебе. - Хмурый мужчина в засаленной, некогда белой, ситцевой кепке, чинил старый иж с коляской.

- Здорово, лейтенант. С чем пришел?

- Ко мне из областного центра приехали. Вот, хотят с тобой поговорить.

- А я им на кой ляд сдался, твоим гостям? Лес не ворую, самогон не продаю. Так, для себя по праздникам выгоню поллитру.

- Ну ты, это… Сильно не распространяйся. - Участковый заметно стушевался. - Это я вас тут распустил. В других деревнях - ты бы уже на пятнадцать суток как минимум....

Геннадий Викторович обошел милиционера:

- День добрый. Я вас надолго не задержу. Хочу расспросить про Олега.

Наступила пауза. Мужчина опустил инструмент, вытер о ветошь руки.и поднялся с колен. Окинул взглядом гостя:

- Ну пойдем. Поговорим.

Следователь дал знать коллегам, чтобы остались.

Они шли по похожему на остальные - вытянутому поперек дороги участку.

- Он у нас был один ребенок. Жена поздно забеременела. Потому с рождения его берегла и пестовала. - Как подрос - мне помогал в поле. Я комбайнером работаю. Постоянно в поле или под машиной. Я его, бывало, на всю ночь к себе в кабину брал, пока страда. Так до утра и молотили. А потом школа. Учился он не шибко хорошо. Так, перебивался с троек на четверки. Зато спортом увлекался. По физкультуре отличником был.

- А вы знаете старый школьный окоп в лесу? Там еще физкультурные снаряды.

- Да. Там подростки собирались раньше. На гитаре поиграть, пиво выпить. Но уже давно там никого не бывает. Деревня вымирает. Детей мало. Да и те все больше в телевизоре.

- А Олег там тоже бывал?

- Не знаю, на что ты намекаешь, товарищ следователь. Но только мой сын - хороший парень был.

- Не намекаю. Делаю свою работу.

- И что ты хочешь узнать, начальник?

- Мы вчера были на кладбище. Мой коллега обратил внимание, что могила Олега стоит в стороне.

- Я думаю - ты и сам все понял.

Они подошли к темному , деревянному строению в конце участка. На солнце от досок шел смоляной запах.

- Здесь я его нашел. - Мужчина снял кепку и вытер лицо.

- Была записка или хоть что-то?

- Ничего. Молча ушел, сволочь. Мать не пожалел.

- Он после школы куда-нибудь собирался идти учиться? Может в медицинский?

- Никуда не собирался. Балбес. - Он глубоко вздохнул, глядя в небо. Морщины у края глаз блестели от влаги. - Сказал, что хочет отдохнуть. Пожить для себя.

- И чем он занимался?

- Чем? Получил по шее и отправился топтать кирзу.

- Значит в армию?

- В армию. - Зло сказал мужчина. - Он думал будет на танцах девок щипать и ходить с патлами?

- А где ваш сын служил?

- Учебка в Каунасе. С физухой у него всегда было хорошо. Поэтому сразу попал в десант. А потом добровольцем в братскую республику. Выполнять, так сказать интернациональный долг.

- Это уже интересно.

- Интересно ему. Ты что в цирке? Это был мой ребенок!

- Извини. Не хотел. Работа наша - сволочная. Через десяток дел - уже перестаешь за отчетами и протоколами видеть людей.

- И ты извини, следователь. - В доме остались его письма. Там есть номера частей и полевой почты.

В доме царил сумрак. Плотные желтые занавески создавали ощущение сюрреалистичности. В воздухе стоял едкий запах лекарств и мочи.

- Броня, это ты?

- Ко мне с работы заехали! Новое начальство! - Мужчина понизил голос. - Это моя жена. После… Олега. У нее был инсульт. Теперь, вот, не ходит.

- Пригласи их к столу!

- Спасибо, мы уже пообедали!

Хозяин провел гостей в просторную комнату. На стене висели ковры с дерущимися оленями на фоне гор. Над одним из ковров остановившиеся часы с кукушкой и фотографии в рамках. На одной - Молодые мужчина и женщина. А на другой мальчик лет восьми. Мужчина открыл шифоньер. В нем висела военная форма. Поверх кителя были нашиты аксельбанты, а выцветший синий берет с красной звездой на кокарде торчал из нагрудного кармана. Хозяин дома наклонился к нижней полке и, немного пошарив рукой, извлек перетянутую ниткой небольшую стопку писем и открыток.

- Можете забрать. От них только лишние переживания у жены.

- Спасибо.

Вася легонько подвинул своего старшего коллегу в сторону и приблизился к шкафу.

- Скажите, а второй берет тоже вашего сына? - Он наклонился и достал на свет голубой фетровый сверток.

- Наверное приятель его забыл.

- Приятель? Вы ничего не говорили про приятеля.

- Ну да. Олег когда демобилизовался - с ним армейский дружок приехал погостить. Нам-то не жалко - живи сколько хочешь. Тем более сын сказал, что он детдомовский. Ехать ему было некуда.

- И долго он у вас гостил?

- С месяц где-то. Мы его приняли как родного. А потом ни с того , ни с сего он сорвался и уехал.

- Как его звали?

- Олег его называл Алекс. Алексей наверное.

- Больше от него ничего не осталось?

- Осталось. “Хэбэшка”. Сейчас принесу. Он ее порвал где-то и хотел выбросить. А я ее собаке в буду закинул.

Грязный комок смятый и изваляный в шерсти развесили на заборе. Следователь осторожно разворачивал складки, пристально всматриваясь в каждый сантиметр ткани.

- Ну, что, Вася? Кажется это наш клиент. - Нашивка “АВ(-)” почти полностью слилась с грязью, въевшейся в ткань, но все еще выдавала потенциально спасительную для ее владельца информацию.

- Спасибо, Бронислав. Вы нам очень помогли. Василий, ты все?

- Так точно. - Молодой человек упаковывал улики.

- Тогда нам пора.

Уже у порога хозяин окликнул гостей:

- Еще кое-что. Не знаю важно или нет. За пару дней до отъезда к этому парню приезжал кто-то.

- И кто же?

- Я не видел лица. Это были белые “Жигули”. Стекла темные. А на заднем стекле надпись не по-русски.

- Больше вы эту машину не видели?

- Нет. Спросил Олега - он отмахнулся. Мол: “Не обращай внимания”.

- Хорошо, гражданин Жовнерчик, если вы нам понадобитесь - мы с вами свяжемся.

Дорога назад тянулась невыносимо долго. Яркие деревенские постройки, тонущие в цвете деревьев, сменялись мрачной действительностью. Гниющая посреди поля техника. Заколоченные окна домов. И бурьян. На перекрестке с указателем “Остромечево” они остановились. Дорогу впереди ремонтировали.

- Как ты, Вася, говорил называется тот населенный пункт, где видели дочку директора фабрики?

- Ратайчицы. - Младший следователь сидел на пассажирском сидении и листал подшивку из журналов по психиатрии.

Геннадий Викторович вышел из машины и разложил на капоте карту области. Вдалеке загорали, устроившись на траве дорожные рабочие. Покрытая брызгами битума техника, раскаленная от зноя, загораживала полосу, уставленная дорожными знаками и увешанная ветошью спецовок.

- Так, где мы? Ага! - Ткнул он пальцем. - Километров десять. Осилим? А, студент?

- У вас чуйка?

- Ну почему сразу чуйка? Ну что за слово такое? Ты же комсомолец. Откуда у твоего поколения эта страсть к фене?

- Разве это феня, Геннадий Викторович? Слово как слово. - Вася вышел из машины и откупорил бутылку молока, сложенную им в дорогу хозяйкой. - Будете?

- Эту отраву? Эх, сейчас бы стаканчик Ситро.

Рядом с ними притормозил пузатый междугородний ЛАЗ. Водитель открыл дверь:

- Сломались, мужики?

- Нет. Заблудились. Где здесь ближайший автомат с водой?

В мою бытность младшим научным сотрудником. - Начал рассказывать следователь, пока наполнялся четвертый стакан в автомате с газ-водой. - Довелось мне слышать рассказ, Василек, после которого ты ни за что, даже если ты не из брезгливых, не станешь пить воду из автомата. Ну и ладненько - мне больше достанется.

Он отхлебнул немного, облокотился о серый железный ящик с лотком для стаканов, и с упоением продолжил, пока его коллега ополаскивал в соседнем автомате свою посуду:

- Дело было во всесоюзной здравнице. На память я пока не грешу, но в какой именно, уж прости старика, запамятовал. Рассказ со слов моего, Вася, наставника. В каком-то смысле твоего профессионального деда. Он работал в этом курортном городке, в котором страсть как любили отдыхать гости из ближневосточных братских республик. И вот, в одну погожую майскую ночь случилось ему прибыть на место преступления. Взяли мужичка одного. Он особо и не возражал. Сам сдался. Привезли в опорку и стали допрашивать. И он рассказывает. Таксовал он, значит, поздно вечером по пустому городу и видит картину. Лицо арабской национальности набирает в стакан из автомата водичку, спускает свои рейтузы, и начинает полоскать в нем свой люля. Таксист был мужичок сидевший. Воспринял это как личное оскорбление. Слово за слово - возьми и посади южанина на перо. Вот и пей после этого из общественного стакана. - Он в один глоток допил Ситро и вытер усы.

Младший следователь долго смотрел на свою минералку. Но все же вылил на клумбу и пошел к машине.

Солнце стояло почти в зените. Нагретый салон Волги подогревал своих пассажиров, словно чайники на плите. После четырех стаканов газировки Геннадий Викторович страдал словно святой на римских пытках. Вода в нем постепенно расширялась и, не находя иных путей - выходила через кожу. Не спасало ни открытое окно, ни пачка журналов по психологии, которой обмахивался следователь. Спустя четверть часа вдалеке показались серые хозяйственные постройки ратайчицкого совхоза. Пустые окна хлевов, покосившиеся свинарники и бесконечные вереницы вросшего в землю ржавеющего железа. Один маленький апокалипсис для одного крохотного поселка, прямо здесь и сейчас.