Чердак. Глава 20/23⁠⁠

Чердак. Глава 1/23

Чердак. Глава 2/23

Чердак. Глава 3/23

Чердак. Глава 4/23

Чердак. Глава 5/23

Чердак . Глава 6/1/23

Чердак. Глава 6/2 /23

Чердак. Глава 7/23

Чердак. Глава 8/23

Чердак. Глава 9/23

Чердак. Глава 10/23

Чердак. Глава 11/23

Чердак. Глава 12/23

Чердак. Глава 13/23

Чердак. Глава 14/23

Чердак. Глава 15/23

Чердак. Глава 16/23

Чердак. Глава 17/23

Чердак. Глава 18/23

Чердак. Глава 19/23

- Давай закусывай, не зря же я сальцем домашним угощаю, - криво улыбнулся Сава.

Аппетит Жоры улучшился, и он уже практически рассказал Саве всё как о доме, так и о своей жизни. Домашнее сало было таким вкусным, что пальчики оближешь, как и картошка, и солёные огурцы, которые Сава хранил в пруду – по старинному методу засолки в дубовых бочках. За окном мело так сильно, что стекло полностью завалило снегом.

- За дружбу! - в энный раз произнёс тост изрядно захмелевший Сава, в своих преклонных годах позволяющий себе пить самогонку.

Жоре и спросить, сколько ему стукнуло, было неловко.

Жук спокойно сидел подле печи и вилял хвостом, жадно съедая как корки хлеба, так и шкурки от сала. В хате было жарко натоплено. Жора упрел, раззевался, расслабленный и сытый. Дров, как и съестного, Сава не жалел.

- Вот что тебе скажу, - наконец, крякнул Сава и рыгнул, когда Жоре уже больше нечего было рассказывать ни об Эльвире Павловне, ни о бросившей его жене, ни о довлеющим одиночестве. - Нечистую силу изгоняют железом да огнём – это мне ещё прадед рассказывал. И он не врал, - побожился Сава, - шрамы прадедовы на всю жизнь остались. Так что, если решишься гнездо ведьмовское разрушить и квартиры своей не пожалеешь, как и жизни... - Сава икнул, допивая последний глоток самогонки из кружки и осоловело поглядывая на Жору. – … То топор – верное средство против нечистых, да огнём опосля жги, не щади… Пошли спать, Жора. Уморился я капитально, так что стели на печи сам.

Икнув, Сава так со стула и не встал, голову на плечи свесил и захрапел со свистом, как кипящий чайник.

Пока гость мыл посуду да со стола убирал, крепко задумался. Хоть и напился Сава, но поверил всему, что Жора рассказал, – в этом Тарасов был на сто процентов уверен, видел по глазам.

Жук задремал возле печи, морду на лапы положил. Жора зевнул раз, другой, помешал угольки кочергой, проверяя, догорели ли дрова, и чувствуя себя трезвым и удивительно спокойным – так, словно тяжкий гнетущий камень наконец-то с души свалился.

А когда засыпал, лежа на приятно тёплой печи, понял, что поедет первым рейсом домой да топор с собой возьмёт и воспользуется им.

Смеркалось, и Олеся замерзала, едва не заснув и погрузившись в мысли о тепле. Её буквально выдернуло из сна голосом бабушки, крикнувшей ей из дрёмы: «Вставай, внучка!», как будила её в детстве. Когда не было ещё таких глубоких и нерешаемых проблем с матерью, когда слово «счастье» для маленькой Олеси имело смысл. Вот и сейчас окрик: «Вставай!» ещё звенел в ушах отголоском голоса бабушки.

Олеся до крови прикусила губу и заставила себя ползти вперед. Как же не хотели сгибаться пальцы рук! А ног она уже практически не чувствовала. Девушка продолжала ползти, внутренне крича себе сама, понимая, что если не преодолеет себя, то никто уже ей не поможет. Тогда останется ли смысл во всей этой борьбе? «Нет, ни за что!» - твердила себе Олеся и ползла, ориентируясь в заснеженных зарослях разве что чутьём.

Вокруг были лишь колючие ветви, похожие на царапающие пальцы, что выдёргивали волосы пучками, и снежная мягкая, сырая темнота. Кусты обвивали дом, точно круговая баррикада. Едва Олеся хотела выбраться из кустарника, как пришлось ещё раз замереть на месте: из подъезда послышался женский голос, приказывающий разыскать её. И, не видя лица говорящей, девушка нутром почувствовала, что это она – владелица голоса, заправляет здесь всем. Она самая страшная и опасная. И снова задрожала, но уже не от страха, а от закипающей внутри ярости.

Голос затих. Теперь оставался лишь сильный, завывающий порывами ветер, едва проникающий в недра густого кустарника.

Пришлось снова ползти и таким образом обогнуть дом. А там, в попытках выбраться, слабо что-то различая сквозь хлопья бешено падающего снега, выскользнуть из кустов и проехаться на животе вниз с холма, прямо на асфальт.

…Емельян никогда не расставался с оружием. Возил в бардачке Макаров и несколько пачек патронов, обуславливая тем, что так надо на всякий случай. На всех таможнях его всегда пропускали – лицензия имелась.

Валеру он тоже давно уговаривал получить лицензию. Пояснял, что оружие – это дело сугубо мужское, полезное, верное особенно в наше страшное время. Валера слушал, но молчал, думал. Действительно ли ему это нужно? Стрелять он умел и довольно метко, запросто мог быть в отряде снайпером. Но, пока раздумывал, и служба прошла, а дома… Там появились мысли о семье, о детях и спокойствии. Уже и девушка подходящая нашлась, но... Оказалось, что сильнее тяги к семье и спокойствию все же над Валерой довлела музыка, а с ней семейная жизнь наверняка будет сложной…

Вот и ехали сейчас на лендровере, заметно снизив скорость из-за плохой погоды. Разговоры закончились ещё на въезде в Минск. Теперь оба молчали. Никто не признавался вслух о своей тревоге за Синицына, которая только усиливалась с каждой неудачной попыткой до него дозвониться.

К тому же в лендровере неожиданно забарахлил навигатор, раз за разом показывая неверные координаты.

Они ездили кругами и никак не могли найти Пролетарскую улицу и дом 48, хоть тресни. Уже полтора часа несколько раз миновали железнодорожный вокзал. И не у кого было спросить дорогу при такой дрянной погоде в два часа ночи.

- Тормози! - внезапно крикнул Валера.

Емельян резко нажал на тормоз и матюгнулся. Что за напасть! Ехали предельно медленно из-за снега, и фонари вокруг не работали. Странное безлюдное место, не пойми, что за здание находится на невысоком холме. В свете фар на дороге кто-то лежал и не двигался. Неужели всё же сбили пешехода? «Только этого не хватало!» - скрипнул зубами Емельян.

- Я выйду, - сказал Валера, открывая дверь машины.

Емельян кивнул и, чтобы успокоиться, начал считать до ста.

Ненормально крупный, тяжёлый и мокрый снег мешал обзору. Валера дошёл до капота машины и только тогда увидел лежащую на асфальте дороги женщину.

- Эй, вы живы?! - крикнул Валера, застёгивая свою куртку.

На обочине застонали, пошевелились. Влипли – понял Валера и подавил желание взяться за голову, приблизившись и рассмотрев лежавшую сбоку дороги женскую фигуру в тонком свитере и джинсах.

- Помогите! - выдавила из себя женщина и, явно борясь из последних сил со слабостью, попыталась приподняться. Но снова упала, больше не шевелясь, но выдавив что-то нечленораздельное.

Валера поднял её на руки, понёс к машине. Она была лёгкой, как пёрышко, и ужасно холодной. Ох, Боже.

- Емельян, вызывай скорую…

- Что случилось? Что ты делаешь?

Распахнув дверь в салон, Валера положил девушку на заднее сиденье, набрасывая поверх смятое одеяло.

- Девушку в больницу нужно, замёрзла…

Емельян ударил по рулю, чертыхнулся и потянулся за телефоном.

В квартире снова стало тихо – и злостная жалость к себе снова сменилась страхом. Синицын больше так не мог прятаться и ждать. Нужно было действовать. Стараясь не шуметь, Женька выполз из своего укрытия, резко закрыв рот ладонью и отвернувшись от растерзанного тела деда Мирона... Всё равно тошнило от вида крови, от невыносимого смрада скотобойни. Желчь рванула к горлу, Синицын сглотнул и на ватных ногах вышел в коридор. Сердце стучало так сильно, что его стук, казалось, перекрывал стоящую в квартире тишину. «Думай, думай, думай! От этого зависит твоя жизнь!» - настойчиво твердил себе Синицын, пытаясь взять себя в руки. Он был в трусах и майке, босой. Как же в таком состоянии бежать на улицу? Но и вернуться в квартиру кузины было опасно. Кто знает, что его там ожидает?

Он всё же решил бежать на остановку, уверенный, что в этом доме точно никто ему не поможет. Пусть замёрзнет, зато выживет. Вот действительно верное решение. На лестничной площадке снова вернулись мысли о твари. Где она может прятаться? Вдруг затаилась и как раз дожидается его появления, чтобы напасть?.. Нет, не стоит думать об этом, только не сейчас, когда чувствуешь, как снова лавиной накатывает страх.

Синицын крадучись направился на лестницу, спустился на ступеньку и услышал, как внизу хлопнула дверь. На мгновение замер, прислушиваясь. От удушающе «доброго» голоса Эльвиры Павловны тотчас вспотели ладони, всего заколотило. Нет, нет… Он прикусил губу и начал стремительно на цыпочках подниматься наверх. Решение вернуться в квартиру кузины стало единственно верным на пути к спасению.

Он весь вспотел, пока добрался до второго этажа, едва не упал, тяжело дыша - и снова закрыл себе рот ладонью, потому что повсюду валялись окровавленные ошмётки кожи, обгрызенные части тела, сизые ленты кишок, прилепленные к стенам и торжественно устилающие лестницу на чердак. Дверь в квартиру сестры оказалась незапертой. Синицын зашёл внутрь квартиры и едва успел закрыть за собой дверь – его стошнило.

Слегка переведя дух, Женька только было направился в ванную, как увидел царящий вокруг погром. Он поёжился от холодного ветерка из кухни, на глазах выступили слёзы. В квартире точно случилось что-то ужасное. Женька застонал, подозревая, что с Олесей сейчас, возможно, всё обстоит гораздо хуже, чем с ним.

Эльвира Павловна вместе с Танечкой вышли из такси и теперь от остановки шагали под ручку, по-дружески болтая о всяких женских пустяках, не замечая ни снега, ни сугробов под ногами. Танечка шла словно в полусне, после того как в офисе выпила ещё одну чашечку особого чая, который Эльвира Павловна применяла крайне редко (из-за сильных побочных эффектов) для глубокого гипноза. Теперь же Эльвиру Павловну сие не волновало. Уготованной для Танечки участи не мешали ни её последующие провалы в памяти, ни общая заторможенность и слабость.

Стоило сказать, что после чая Танечка совершенно иначе воспринимала окружающую реальность: не задавала лишних вопросов и только слушала и слушала голос Эльвиры Павловны, видя перед собой лишь то, что та ей говорила. Поэтому Эльвире Павловне приходилось всю дорогу болтать да задавать Танечке наводящие вопросы. «Ну, ничего! Все усилия окупятся с лихвой», - решила Эльвира Павловна.

До подъезда им оставалось пройти совсем чуть-чуть.

Из-за отсутствия связи Валера с Емельяном совещались недолго. Емельян спорить не любил, а тут ещё до вокзала ехать далековато. Поэтому Валера решил попросить помощи в ближайшем доме. Контуры оного удалось каким-то чудом рассмотреть на холме, за сплошным рядом густого кустарника. Должны же у жильцов иметься обычные домашние телефоны? Или, возможно, связь появится там, где повыше! Точно здесь же жилой район, а не захолустье какое-то.

Итак, покинув машину, Валера по кромке дороги обошёл холм и взобрался по нему, и в свете фонарика с телефона чётко обозначался двухэтажный дом. К слову, без единого освещённого окна. Ну, спят жильцы, наверное. Ничего, проснутся… Итак, разглядев подъезд, утопая в снегу по колено, только выбрался к нему – как взыграло любопытство, узнать, какая здесь улица. Но на деревянной двери не было номеров квартир, и на стене, как Валера ни высматривал, тоже отсутствовала идентификационная табличка. Как же странно...

…Услышав мужской голос, Эльвира Павловна растерялась и вместе с Танечкой под руку замерла при виде молодого мужчины в кожаной куртке и джинсах.

- Извините, пожалуйста, вы здесь живёте? Тогда можно ли от вас позвонить?

- Да, конечно, - взяла себя в руки Эльвира Павловна и даже нашла в себе силы улыбнуться. - А что у вас случилось?

- Девушке нужна помощь. Хочу скорую вызвать.

От его слов Эльвиру Павловну словно пронзило током. Нехорошая догадка обозначила себя крепким мысленным ругательством.

- Вот как… Конечно.

- А что у вас со связью? Вышек, что ли, нет? - поинтересовался мужчина. Одет он был слишком легко для этой погоды, в джинсы и кожаную куртку-косуху.

Значит, на машине приехал – сделала вывод Эльвира Павловна.

- Ну, как вам сказать, молодой человек. Место здесь неудобное, практически нежилое. Дом предназначен под снос, большинство жильцов давно переехали, - заулыбалась Эльвира Павловна, пристально вглядываясь в молодое лицо и обдумывая план дальнейших действий. Ведь только от неё сейчас зависело, как повернётся дело: легко, или с вытекающими проблемами и оттого - долгой вознёй. - А связи действительно нет. Но у меня в квартире телефон имеется, не волнуйтесь. И скорую вызовем…

Что-то было такое в её тоне нехорошее, что Валера, войдя в подъезд, насторожился. К тому же в подъезде странно пахло. Он принюхался - и сразу кольнуло в сердце, когда осознал, что пахнет-то кровью. Тучная женщина в норковом полушубке рядом со стройной женщиной, в пальто, повыше ростом, подозрительно молчала и смотрела только прямо перед собой, а по бледному, как мел, лицу катились капли воды – и то были не растаявшие снежинки, как он подумал первоначально, а пот.

«Вот чёрт!» - слишком поздно включился инстинкт, но женщина оказалась проворнее. Ощерившись, она щёлкнула перед его лицом то ли пальцами, то ли ещё чем и впилась взглядом прямо в глаза. Валера закричал, но на самом деле не издал ни звука. Ярко-голубые глаза женщины утаскивали его в ледяную прорубь. Он начал терять сознание и падать туда, где было глубоко и очень холодно.

- Танечка, давай, помоги мне, - приказала Эльвира Павловна, и вместе они потащили Валеру в квартиру.

Вспоминая, как часто приходилось допоздна играть на гитаре на кухне, чтобы не мешать родителям спать, Синицын переоделся и собрал вещи. Голова всё ещё кружилась.

В квартире не было крови и ничего похожего на следы борьбы. Только погром и разрушение: стекло от выбитого окна на кухонном полу. По полу разбросана изорванная в клочья, скомканная до безобразия одежда Олеси, но ни следа её самой. Ботинок и куртки девушки, как и её телефона, тоже не было - и это дало Синицыну крохотную надежду, что двоюродная сестра ещё жива и, возможно, направилась за помощью.

Связь всё так же отсутствовала, а за потолком слышалась какая-то нехорошая возня. Шуршанье. Писк. Топот. И снова шуршанье… Нужно убираться отсюда. Синицын стоял возле двери и слушал, когда стихнут в подъезде голоса.

Едва Эльвира Павловна добралась до квартиры, то сразу поняла: что-то не так. Исцарапанная дверь распахнута настежь. Внутри воняло смертью.

Велев Танечке стоять в коридоре и придерживать пребывавшего в отключке Валеру, сама принялась обследовать квартиру.

Вскоре она вся исходила гневом, подобно кипящему чайнику, готовому вот-вот засвистеть от пара. Пальцы Эльвиры Павловны начали самопроизвольно сжиматься и разжиматься, когда не обнаружила в спальне похищенного ею паренька. Затем она издала недовольное рычание, когда увидела на кухне пустую цепь и останки деда Мирона. И что было хуже – она не знала: то, что его сожрали, или то, что кухня оказалась загажена?

Она топнула ногой о пол, да так сильно, что звякнула посуда в шкафу. Вздохнула и волевым усилием мгновенно собралась. Заставила Танечку затащить Валеру в спальню, там связать, затем запереть дверь, а после приказала толстушке Тане убирать кухню. С каждым последующим приказом рот Танечки легонько округлялся: видимо, таким образом организм сопротивлялся повышенной телесной активности – пока снова не принял своё обычное состояние, когда Танечка смирилась с неизбежным. Это Эльвира Павловна мягким голосом подавила её сопротивление, внушила ей желание действовать с энтузиазмом. Таня, мурлыкая себе под нос, так старательно принялась за уборку, что на это даже приятно было посмотреть.

Дальше Эльвира Павловна вернулась в спальню, где связала Валеру, понимая, что сейчас не сможет накачать его травяным чаем. А колоть снотворное человеку в таком состоянии, честно сказать, она опасалось: после гипнотического внушения укол на Валеру мог не подействовать.

Вздохнув, Эльвира Павловна закрыла дверь в кабинет и занялась делом. Взяв в руки телефон Валеры, она попробовала угадать пароль, но не получилось. Поэтому, присыпав экран пудрой и посветив яркой настольной лампой, Эльвира Павловна обнаружила цепочку отпечатков на цифрах, образующих ёлочку. Таким образом, Эльвира Павловна узнала имя владельца, а из фотографий в контактах и галерее – внешность и имена друзей. Хмыкнув, застёгивая пальто на ходу, она вышла из квартиры.

Сытая тварь чувствовала себя очень хорошо. Давно она так обильно не питалась, а стоило бы. Человеческая женщина, которую она обучала, совсем не баловала её. А эту традицию стоило изменить.

Облив кровью с целью подкормки почкообразное потомство, тварь наблюдала, как через поры в скорлупе впитывается кровь. Сейчас нужно было обвить собой почки и греть, но обострённые сытостью инстинкты твердили: в доме снова появилась молодая кровь. От возникшего, похожего на кожный зуд, предвкушения охоты все инстинкты обострились, желание пировать подавило собой всё остальное. Потомство могло и подождать.

Принюхавшись, тварь проверила на стене кожисто-пенное, сотворённое из её ферментов и отрыжки крепление в форме крупных прямоугольных углублений, как лоток для яиц, на котором держались почки. Оно служило как и защитой, так и для поддержания тепла. Отрыгнув ещё немного пенообразной субстанции, тварь удвоила крепление, затем снова принюхалась и изучающее прошлась по чердаку вдоль и поперёк, удостоверяясь, что закрытое соломой самоё темное место – это лучшее укрытие для потомства.

Наконец тварь покинула чердак, разлетаясь сотней созданий, похожих одновременно на гибрид акулы и летучих мышей. На этот раз, хорошо поразмыслив, тварь решила, что предварительно она тщательно осмотрится, перед тем как нападать, и больше не позволит добыче улизнуть.