Альтер. Часть II⁠⁠

Предыдущие главы читать здесь:

@ZoyaKandik

Глава 5.

-1-

Уна Костайль выглянула в прихожую; там уже ждала Магда, тихая и сосредоточенная, одетая в исповедальное рубище.

- Пойдем, - позвала Уна. – Пора.

Девочка послушно сползла с кресла и отправилась следом за благодетельницей в молельную комнату. Уверенно подошла к узкой каменной скамье возле стены и улеглась на нее, закрыв глаза. Баронесса Костайль повязала голову черным креповым платком, заняла свое место за кафедрой и положила руки на замысловатую резьбу, украшавшую кафедру.

- Ты готова, Магда? – ласково спросила она. – Расслабься. И ничего не бойся.

- Я не боюсь!

Она и вправду не боялась – процедура «большой исповеди», как называли ее воспитанники приюта, была знакома до мелочей. Сейчас ее охватит приятное тепло, жесткое каменное ложе покажется мягким, как перина, и она расскажет обо всех своих грехах, вольных или невольных. А потом баронесса поцелует ее, очищенную, обновленную, в лоб и отпустит. И всех делов! Можно дальше жить и радоваться, каждый день благодаря Бога за свою счастливую судьбу.

- Пречистая Дева, Матерь Божия, к тебе взываю…

Уна Костайль пробежалась пальцами по деревянному кружеву. Через минуту девочка крепко спала, приоткрыв пухлые губки. Уна, слегка поморщившись от боли в колене, встала, стянула платок – в защите от гипноизлучателя, погружающего человека в глубокий сон, больше не было нужды.

Каменное ложе словно бы охватила дрожь, очертания скамьи расплылись, подернулись мутной дымкой, полностью скрыв тело девочки. Послышалось негромкое жужжание. Уна терпеливо ждала. Через десять минут в подставленную ладонь со звонким щелчком выскочила капсула; 

Уна вложила капсулу в небольшую нишу в кафедре, активировала нуль-Т. Готово! Техники орбитальной станции передадут капсулу дальше, в Университет, и профессор Носов получит биологический материал Магды. И, может быть, это хоть на шаг приблизит его к разгадке тайны альтеров – феномена, не встречающегося ни в одном из обитаемых миров.

У самой Уны были на этот счет свои соображения, но они нуждались в тщательной проверке.

Магда пошевелилась, открыла глаза. Как всегда после сеанса, взгляд девочки был мутноватым, а черты лица расслабленными. Уна помогла ей встать, поцеловала в лоб.

- Иди, дитя мое, и не греши больше!

Девочка заторможено кивнула и вышла из молельни. Через несколько минут Уна услышала ее звонкий голосок, доносящийся со двора.

Что ж, с рутиной покончено, можно заняться другими делами. Баронесса Костайль распахнула окно, окликнула пробегавшего мимо мальчишку:

- Юз, быстренько позови ко мне Фила и Брюна!

В ожидании воспитанников баронесса еще раз внимательно просмотрела подготовленные бумаги, кивнула головой: безупречно! Придраться абсолютно не к чему! Продумано все до мелочей, предусмотрены разные неожиданности, но Уна все равно волновалась: это был ее первый выпуск. Как-то все пройдет? Конечно, над легализацией близнецов работала целая команда опытных профессионалов, но все же… Как бы тщательно не была разработана легенда, это всего лишь первый шаг. Остальное, к сожалению, зависит только от мальчиков.

Впрочем, какие они мальчики? Юноши, завтрашние мужчины…

Уна невольно залюбовалась, глядя на вошедших парней: она любила их, как родная мать! Да, по большому счету, она и была им матерью. Им и еще сорока трем воспитанникам. Господи, сколько сил она положила на то, чтобы заполучить близнецов в свой приют! Сил и денег. И дело не в том, что биологические родители отказывались отдать своего ребенка чужому человеку.

Нет, многие сделали бы это с радостью: бедняки, обремененные многочисленным потомством, несчастные юные дурочки, от которых сбежали женихи, едва узнав о беременности… Много их, таких, что за малое вознаграждение с радостью избавятся от лишнего рта. Дело в другом – Уне Костайль нужен был ребенок вместе с его альтером. Только так, и никак иначе! Но это непременно вызвало бы вопросы. Для всех в приюте баронессы Костайль в сытости и довольстве доживали свой век альтеры и только альтеры! А слухи о том, что рядом с альтерами живут и их хозяева, могли привлечь к имени баронессы ненужное внимание. И так слишком много сплетен вокруг ее скромной персоны…

- Здрасьте, маменька Уна! – хором поздоровались близнецы.

Это она, Уна, настояла перед руководством на таком обращении – «маменьками», да еще по имени, в Лимии называли приемных матерей. Никакой «баронессы», никакой «госпожи Костайль» - маменька, и точка! Начиная заниматься альтерами, старший научный сотрудник Института биологических проблем Ува Борн, помимо одобренных научным советом планов, имела и свои собственные. И мечтала о том, что когда-нибудь ее альтеры начнут самостоятельную жизнь, неотличимые от любого другого обитателя планеты. А для этого ничто не должно связывать их с приютом баронессы Костайль! Они не должны проговориться об этом даже случайно! Поэтому – маменька Уна. Тобо Хисей – учитель. Ну няня Кларина как была няней, так ею и осталась.

- Ну, что, мои дорогие, готовы? Вещи собраны?

Брюн в ответ задорно улыбнулся, тряхнул огненным чубом, а Фил промолчал. Он вообще был молчаливым. И слегка медлительным. И туповатым – даже простые науки давались ему с большим трудом. Увы, неизбежную деградацию альтера до конца остановить не удалось. Впрочем, баронесса Костайль гордилась результатами своих трудов и вполне заслуженно – таких телепней, как Фил, было вокруг немало. Что ж, не всем достаются звезды с неба!

Отличались мальчики и внешне: Брюн был выше, стройнее, а Фил шире в плечах и сильнее. Близнецы, они в свои шестнадцать были похожи не больше, чем просто родные браться. Исходя из этого, была разработана и соответствующая легенда: Брюн – старший, Фил – младший.

Осиротевшие братья, как и многие другие, оставили свой родной провинциальный городишко и отправились в поисках лучшей доли в богатую Лимию. Брюну, умному, с явными задатками инженера, была прямая дорога на верфи, в корабелы. Филу выше грузчика не подняться. Да и в быту одному ему будет тяжеловато. Ничего, старший брат присмотрит за младшим, не даст того в обиду.

- Расскажите мне вашу историю, - предложила Уна.

- Сами мы с Подгориц. Мамка наша от горячки померла, - бойко начал Брюн. – Папка второй раз женился, на хорошей женщине. А в прошлый год его на лесопилке задавило бревнами. Вот маменька Уна нам и говорит…

Брюн излагал выученную назубок легенду; Уна слушала, кивала, пыталась коварными вопросами подловить парня на несоответствиях, но без толку – тот разливался соловьем. Кажется, он всей душой поверил в свое «прошлое», и это было хорошо.

Кажется, я на правильном пути, размышляла Уна. Безбелковая диета дает отличные результаты.

Исключить из рациона мясо, молоко, творог. Заменить их рыбой, соей, бобовыми. Даже материнское молоко опасно для альтеров. Что-то вроде фенилкетонурии? Которой страдает только один близнец из гомозиготной пары? Но многочисленные исследования ясно показывают – никакой фенилкетонурии нет и в помине. Загадка альтеров крылась в чем-то другом.

Загадки, поправила себя Уна. Вот вам, пожалуйста, еще одна: на Скапее, землеподобной планетке в созвездии Каноэ, ни у одного живого организма нет альтеров. Звери, птицы, насекомые – нет альтеров, и никогда не было! Только у человека. И это сводило с ума!

Обитатели Скапеи не были уникальной репликой человечества. Они были плоть от плоти человечества, потомками поселенцев первой волны колонизации, случившейся около полуторы тысяч лет назад. Излучение Бриара, возникшее где-то в глубинах Космоса, накрыло Галактику, сделав гиперпространственные переходы невозможными. И на долгие века раздробило некогда единое человеческое пространство на изолированные друг от друга островки. Их пришлось открывать заново.

За время вынужденной изоляции некоторые колонии погибли, некоторые скатились в первобытную дикость. Большинство – уцелели и, сохранив память общего прошлого, вынуждены были искать свои, иногда уникальные, пути развития. Причудливая социальная структура Маштуки; философия парадоксального экзистенциализма Парабореи; доведенная до абсурда техноэволюция Инжи…

Скапея в этом ряду стояла особняком. Потому что затронула основу основ человека – генотип. О том, как именно это произошло, в научных кругах велись жаркие дебаты. Вплоть до причинения легких телесных повреждений. Профессор Носов настаивал на искусственном происхождении феномена, часть генетиков с ним соглашалась. Остальные с пеной у рта отрицали всякую возможность умышленного вмешательства в природу человека. В первую очередь потому, что для этого требуется вполне определенная аппаратура, хотя бы малый комплекс геностазиса. А ведь ничего подобного на планете найдено не было! Останки двух грузопассажирских барж серии «Обитель» нашли, занесенный вулканическим пеплом город первопоселенцев нашли тоже, и нигде никаких следов евгенических устройств! Да и зачем они были нужны колонизаторам, если заранее было известно, что условия жизни на Скапее самые благоприятные и не требуют кардинальной перестройки человека?

Мне нужен эксперимент, думала Ува Борн. Нам всем нужен тщательно продуманный, хорошо поставленный, отвечающий на многие вопросы эксперимент. Но Комиссия по Этическом Контролю будет против, председатель Тян прямо заявил об этом. И вот вместо того, чтобы одним точно рассчитанным ударом разрубить этот гордиев узел, мы вынуждены год за годом распутывать его по ниточкам, по волокнам…

… Разумеется, все дело в пище, я почти уверена в этом. Животный белок – вот главное зло, делающее из здорового ребенка альтера. Не зря я настаиваю на скорейшем изъятии детей из семей и перевожу их на специальную молочную смесь. Матери едят мясо, и это кардинальным образом сказывается на составе грудного молока. Правда, остается вопрос, почему на одного близнеца это оказывает фатальное действие, а второй остается здоров? Вопрос, над которым уже много лет безуспешно бьются медики, биологи, генетики, химики… А ответа как не было, так и нет.

Два месяца назад в приют баронессы Костайль попали две новорожденные девочки. Баронесса гостила в обители своей доброй приятельницы сестры Петры, когда родами скончалась их мать. Умная проницательная сестра Петра молча выполнила просьбу баронессы – новорожденные, так и не узнавшие вкуса материнского молока, были переданы на попечение Уна Костайль.

Сейчас дети в приюте, за их кормлением я слежу с особой тщательностью. Но, увы, «настойка каменной плесени», гениальное изобретение биохимиков, однозначно указывает – разделение, пусть даже с огромной задержкой, началось. И, значит, одна из малышек неизбежно станет альтером.

… Баронесса Костайль так погрузилась в привычные размышления, что не заметила, как ушли Брюн и Фил. Очнулась она, когда в дверь постучали.

- Там дон Тинкоса пожаловали, - доложила Кларина.

-2-

Пока он был в монастыре, прошел дождь. Копыта коня чавкали по грязи – все медленнее и медленнее. Потом конь и вовсе остановился, фыркнул и потянулся мордой к сочному пучку зелени на обочине дороги. Кай Ноланди этого даже не заметил. Кай Ноланди напряженно размышлял.

История матери потрясла его.

Умирающие не лгут - спорная истина. Монахи на исповеди не лгут – тоже, знаете ли, под вопросом. Но зачем матери лгать, да еще в таком важном деле, этого Кай не мог себе представить.

Барон не взял ее в первую брачную ночь. Консумация брака произошла спустя почти два месяца, когда Лия Ноланди уже была уверена в своей беременности. Почему не подействовала «скидуха»? А кто ж его знает? Может она, Лия, оказалась крепче; может доза оказалась маловата. Так или иначе, баронесса Ноланди точно знала – она носит ребенка Гумбо Упорного, герцога Лимийского!

Это была тайна, и тайна опасная. Прежде всего для него, Кая. И распорядиться ею требовалось с умом и осмотрительностью. Вряд ли нынешний герцог с радостью прижмет своего новообретенного брата к груди – Гумбо за свою жизнь наплодил немало ублюдков, всех обнять – рук не хватит. Но, с другой стороны, он, Кай, рожденный женщиной дворянских кровей, уже не ублюдок, а бастард. Что совсем другое дело! История знает немало случаев, когда бастарды отнимали троны у менее удачливых законных наследников. И Этуану Лимийскому об этом хорошо известно. Не превратятся ли в этом случае братские объятия в смертельные?

Надо помалкивать, понял Кай. Помалкивать и ждать удобного момента. Кто знает, как оно там в жизни повернется?

Итак, это первая тайна. Но есть еще и вторая, куда более опасная! Такая, что даже думать о ней надо с осторожностью: вдруг выдашь себя взглядом, вздохом, движением ресниц?

Кай подобрал поводья, ударил каблуками; конь укоризненно фыркнул и неохотно двинулся дальше.

-3-

Лия отчаянно скучала – развлечений в развалюхе, которую барон гордо величал родовым замком, не было никаких. Во всяком случае, для утонченной особы, к которым Лия причисляла и себя. Буйные пьяные пирушки, бесконечные охоты – и это после изысканных бесед, великолепных балов, утонченных состязаний музыкантов и поэтов! Кто такое выдержит? Она мученица, самая настоящая мученица!

Скромный образ жизни, который вел Гумбо, сейчас представлялся девушке верхом роскоши и пределом мечтаний.

Когда барон с сыновьями бывал в замке, она страдала от шума и грубости. Когда бывал в отлучке – маялась от безделья. Ребенок мало занимал молодую мать. Сыт, здоров, ухожен, что же еще надо? Разок-другой заглянуть в детскую, поцеловать в лобик сопящего младенца… ну и будет с него! Потом, когда сын подрастет, когда с ним можно будет вести осмысленные беседы… О, тогда ей будет о чем рассказать мальчику!

Иногда Лия гуляла по холодному мрачному замку, удивляясь его запущенности. Сюда бы мастеров: каменщиков, печников, мебельщиков! Да привести бы замок в порядок! Увы – в дырявых карманах гуляки-муженька даже медная монетка не задерживалась.

В одну из таких прогулок Лия забрела в библиотеку. И страшно удивилась. Она и предположить не могла, что в замке есть библиотека. Читающий барон – зрелище более невероятное, чем понтифик Януарий, пустившийся в пляс в разгар мессы. Зачарованная, она бродила между стеллажей, трогая корешки книг пальцами. Сколько их тут? Сотни? Тысячи? Лия начала было считать, да сбилась.

- Я счастлив приветствовать мою госпожу!

Лия испуганно вскрикнула и обернулась, прижав ладонью забившееся сердце. Оказалось, ничего страшного, просто старый высохший горбун в толстом пестром халате и пестром колпаке. Лицо его было изрыто такими глубокими морщинами, что черты лица полностью скрывались за ними.

- Ты кто такой? Что здесь делаешь? Отвечай!

Горбун стянул дурацкий колпак, обнажив лысину, и склонился перед баронессой Ноланди.

- Я – Фуро. Просто старый Фуро, зажившийся на этом свете, - голос горбуна слегка дребезжал, как треснувший колокольчик. – Что я здесь делаю? Беседую с моими друзьями, - горбун нежно погладил книги скрюченными узловатыми пальцами. – Когда-то давно Ларош Ноланди, благородный дед вашего благородного мужа выкупил эту библиотеку у одного дворянина.

- Тоже благородного? – съязвила Лия. Испуг отступил, сменившись любопытством, и девушка была не прочь поболтать. Тем более, что этот странный человечек совсем не походил на тех, с кем водил компанию барон.

- Очень, очень благородного! Но – увы! – разорившегося. Вместе с библиотекой он продал и мальчика-служку. С тех пор прошло много времени, мальчик вырос и даже состарился. Благородные господа забыли о нем, как и о своих книгах. А он все живет.

- Я никогда раньше тебя не видела!

- Я редко выхожу из библиотеки. Да и зачем? Мои телесные потребности очень малы, их обеспечивает повар Лонго – время от времени он заходит навестить старика, пожаловаться на жизнь. И приносит с собой вино, мясо, хлеб, сыр. Тогда я пирую. Иногда он бывает слишком занят; тогда я пробираюсь на черную кухню и беру остатки еды.

- Без спросу? Так ты – вор?

- Я – раб баронов Ноланди. Наследство, доставшееся им. А господа обязаны заботится о пропитании своих рабов. Не так ли, моя госпожа?

Лия фыркнула. Слова горбуна позабавили ее. Занятный старикашка, подумала она. Можно будет приходить сюда иногда, когда станет совсем скучно. И приносить что-нибудь вкусненькое…

Девушка ухватила ближайшую книгу за корешок, потянула. Фуро поспешил ей на помощь.

- Осторожно, госпожа, не повредите переплет. Большинство книг гораздо старше меня, они не выдержат молодого напора. Вот так, потихонечку, аккуратно… Присядьте, прошу вас, так вам будет удобнее.

Повинуясь горбуну, Лия послушно уселась на диванчик, обитый коричневым бархатом, положила книгу на колени, наугад раскрыла ее и вскрикнула от восторга: с пожелтевшей хрупкой страницы на нее смотрела юная прекрасная девушка. Точнее, не на нее, а на прекрасного

коленопреклоненного юношу. Юноша и девушка находились в цветущем саду, и все было прописано так тонко, так правдоподобно, что казалось: наклонись поближе, и ощутишь, как пахнут цветы; услышишь, о чем шепчутся влюбленные…

Совершенно очарованная, Лия листала книгу. Сражающиеся рыцари; огнедышащие драконы; феи с волшебными палочками; единороги с мудрым печальным взглядом. Лия повернулась к горбуну, глаза ее сияли.

- Что здесь написано? – нетерпеливо воскликнула она. Потом подумала, что библиотекарь может счесть ее необразованной дурочкой, и поспешила оправдаться: - Я умею читать, просто… Просто здесь так мало света! Я ничего не могу разобрать.

- Негоже благородной госпоже портить глазки, - согласился горбун, осторожно забирая книгу у Лии. – Тем более, что старый Фуро давно уже выучил все наизусть… Эта книга, моя госпожа, написана почти сто лет назад. Здесь собраны маленькие занятные истории о любви.

- О любви, - зачаровано повторила Лия. – Фуро, миленький, прочитай мне! Хотя бы немножко!

Они просидели на диванчике добрых два часа, и лишь когда стемнело по-настоящему, а непривычный к долгим речам Фуро окончательно охрип, Лия с большой неохотой ушла. С тех пор она стала частой гостьей такого полезного библиотекаря и проводила за чтением немало времени.

Однажды в библиотеку ворвался разъяренный барон. Кто-то донес ему о новом увлечении баронессы, и он, вообразив измену, ринулся карать виновных, вооружившись прихваченным из трапезной залы табуретом. А потом долго хохотал, взрыкивал и шлепал себя по ляжкам, глядя на съежившегося от ужаса горбуна. Запретить жене слушать чтение Фуро он не смог – Лия пригрозила, что отлучит невежу-мужа от брачного ложа. Но с этого дня следил, чтобы на столе всегда были жареные мозги с горошком или кашей. Ибо чтение, как всем известно, вызывает слепоту, расслабление членов и умопомешательство. А мозги, пусть даже телячьи, помогут избежать неприятностей.

Однажды Лия пришла в библиотеку, когда Фуро там не было. От скуки и любопытства она заглянула в закуток, служащий горбуну жилищем. Убогим жилищем, с любой точки зрения: топчан, шкаф с немудрящими пожитками, гладко оструганный стол и колченогий продавленый стул. На столе лежала раскрытая книга, рядом примостились горшок с клеем, набор кисточек, острый нож и пачка тонкой бумаги. Присев на жалобно скрипнувший стул, Лия заглянула в книгу. И испытала разочарование: какие-то веточки, листочки, цветочки. Корешки и грибы. Ничего романтического или героического! И зачем только нужны такие книги? Разве что на растопку.

Раздраженно захлопнув фолиант, девушка поднялась, чтобы уйти, но тут ее взгляд зацепился за обложку, на которой крупными красно-черными буквами было написано название.

- Трак-тат о я-дах, - по слогам прочитала она и сперва ничего не поняла, но потом до нее дошел смысл прочитанного, и она задохнулась от восторга.

Она не простила Гумбо. Ни его предательства, ни его издевательского письма, в котором он поздравлял «любящих супругов» с рождением сына. «Я рад, - писал герцог, - что вы так счастливы» Слушая гонца, торжественно зачитывающего письмо, Лия приятно улыбалась, а в душе у нее все переворачивалось от ненависти. О, как бы она хотела отомстить коварному возлюбленному! Но как? Она всего лишь слабая женщина, без денег, без связей, обремененная младенцем, ужасным мужем и не менее ужасными пасынками. Она грезила о мести бессонными ночами, строила планы, один другого коварнее, но при свете дня с горечью убеждалась, что планам этим не суждено воплотиться в жизнь. Нет у нее ни храбрых братьев, ни верного рыцаря, готового вступиться за честь своей дамы. Она одна, совсем одна! А проклятый Гумбо милуется со своей страхолюдиной-женой и в открытую смеется над ней!

И тут вдруг – «Трактат о ядах»! Это ли не знак свыше?!

Вернувшийся Фуро был в ужасе, когда Лия потребовала от него прочитать ей эту книгу. Он умолял госпожу одуматься, вставал перед ней на колени. В конце концов, наотрез отказал ей, пригрозив, что пожалуется барону. Лия только усмехнулась.

- Что ж, - сказала она. – Как хочешь. Но в этом случае я заберу первую попавшуюся книгу и сожгу ее в камине. Потом вторую, третью… Я буду жечь твои книги до тех пор, пока ты не одумаешься.

Молодая баронесса нанесла свой удар без промаха - книги для Фуро были детьми, живыми детьми. И несчастный горбун сдался. Поначалу он пытался хитрить, заменял одни слова другими, пропускал важные куски, но, отшельник, не имеющий опыта общения с людьми, он то и дело выдавал себя: нервно хрустел пальцами, запинался, краснел. Лия беспощадно его разоблачала.

Баронессу интересовали яды без вкуса или запаха, но таких, к ее огромному разочарованию, не оказалось. Однако нашлось десятка полтора таких, вкус которых можно было успешно замаскировать. После долгих раздумий, девушка остановилась на одном из них, состоящим всего из трех компонентов, а, значит, самом простом. К плюсам выбранной отравы относилось и отсроченное действие. Лия очень гордилась собой. Оставалась самая малость – собрать компоненты и сварить смертоносное зелье. А вот тут возникли сложности.

Ну, маковая настойка на кагоре – это ерунда. Лия пожаловалась мужу на плохой сон, и тот – добрая душа! – пригласил к супруге медикуса. Так что первый ингредиент вкупе с сотней предостережений оказался у нее сравнительно быстро. Но как быть с остальными двумя?

Лапчатка львинозевная – что это? Красотка тонкошеяя – как она выглядит? Кто подскажет, кто поможет? Отшельник-Фуро, состарившийся в своей келье? Буйные гуляки из окружения барона? Не смешите меня!

Лия пристрастилась к одиноким прогулкам по окрестным лесам и лугам. Она охапками рвала травы и цветы, тащила их в замок и до помутнения в глазах сравнивала их с рисунками в фолианте. Над ней посмеивались – чудит баронесса! Ее жалели – скучно девушке, вот и развлекается, как может. Барон счел поведение супруги безобидной формой помешательства и окончательно уверовал в силу жареных телячьих мозгов.

Время пущенной стрелой мчалось в будущее, дрожа от нетерпения.

Юное буйство весны: испробована первая порция яда. Огромный кудлатый пес, ослепший и оглохший от старости, хрипит и бьется в агонии, изрыгая хлопья кровавой пены. Не годится!

Мощная зрелость лета: вторая порция. И нищий бродяга, на свою беду попросившийся на ночь под крышу, умирает слишком быстро, успев перед этим проклясть неизвестную бабу, угостившую его отравленным вином. Не годится!

Спокойное мудрое увядание осени: до Лии доходит смысл одной строчки из «Трактата о ядах». «Возьми корень лапчатки львинозевной, когда он в силе». Вся сила растений переходит в корни именно осенью! И третья жертва умирает так, как надо: кратковременное расстройство желудка, полное выздоровление, и лишь через несколько дней все заканчивается мучительной смертью.

И хотя трактат обещает отсрочку на месяц, Лия довольна.

Ее никто не подозревает. Никому и в голову не приходит связать смерти старого кобеля, пришлого бродяги и слуги с баронессой Ноланди. Знает один только Фуро, но он молчит. Он, как может, защищает свои книги.

Еще несколько экспериментов; еще несколько загубленных душ. Лия полностью удовлетворена. Лия готова. Остается лишь дождаться благоприятного случая.

Именины герцогини Лимийской – яркий праздник посреди скучной, серой, опостылевшей зимы. Дворец сверкает в огне тысяч свечей; тонет в волнах вкусных запахов; наполняется голосами, смехом и звуками оркестра. Герцог без счета шлет приглашения на ежегодный зимний бал. Получает такое приглашение и барон Ноланди. «Вместе с дражайшей супругой» - значится там, и Лия удовлетворенно улыбается: разумеется, с супругой! Куда же без нее?

Лия придирчиво изучает свой гардероб. В замок барона она прибыла, не захватив ничего из своих вещей: ни платьев, ни белья, ни украшений. Пришлось довольствоваться тем, что осталось от матери барона и его первой жены. Платья матери пришлось расставлять, платья покойницы – ушивать. Потом беременность – опять расставляй; потом роды – снова ушивай. Теперь надлежало все это привести в порядок.

Придирчиво разглядывая себя в тусклое зеркало, Лия довольно кивает головой. Слегка пожелтевшие кружева прикрывают все еще соблазнительную грудь. Шитый жемчугом корсет туго охватывает чуть располневшую талию, делая бедра пышнее. Позолота туфелек потускнела и местами облезла, но это пустяки, длинный подол все скроет. И последний штрих – небольшой флакон из дымчатого стекла уютно устраивается между грудей. Что ж, она готова!

Кай словно видит все своими глазами: вот его мать входит в бальный зал, и на нее устремляются десятки взглядов – удивленных, насмешливых, сочувствующих, презрительных… Ярость свечей обрушивается на баронессу, беспощадно выставляя напоказ огрехи, которое с фальшивым милосердием скрыло от нее зеркало: кривую неумелую штопку на кружевах, старомодный парик, грубо наложенные румяна, морщинки возле глаз… Два года – это большой срок, за два года меняются не только люди. Меняется мода. Как она могла об этом забыть?! Как позволила себе стать посмешищем?! И, самое главное, нечего и мечтать о том, чтобы подлить отраву в вино герцога – Гумбо просто не подпустит к себе такое страшилище.

- Вы постарели, моя милая, - бросила проходящая мимо старшая фрейлина Урсула. – Семейная жизнь не пошла вам на пользу… А платье на вас оригинальное. Кажется, в сундуках моей бабки я видела похожее.

Униженная, растоптанная, Лия поворачивается, чтобы уйти. Как есть: в открытом платье, в легких туфельках, в зиму, в ночь, куда глаза глядят… И видит Гумбо. Тот, презрительно улыбаясь, говорит что-то стройному черноволосому мальчику. Мальчик кусает губы, мальчик бледен, на глазах его слезы. Вдруг он срывается с места и скрывается в темном боковом коридоре. Это судьба! Скорее! За ним!

Этуана она находит в холодной прачечной. Уткнувшись в тюки с бельем, он рыдает так, что сотрясается его худенькое тело.

- Ненавижу! Ненавижу! Что б ты сдох!

- Я тоже ненавижу его, милорд. Он сломал мне жизнь. Я готова все сделать сама, но меня он к себе не подпустит. Вот, возьмите.

Стоя на коленях, она протягивает мальчику дымчатый флакон. Мальчик умен, мальчик все понимает сразу.

- А если я кликну слуг? - неприятно улыбаясь, спрашивает он. – Знаешь, что тебя ждет за покушение на его светлость? Ты видела когда-нибудь ступенчатую казнь? Я – видел.

Это конец. Она поставила на сыновнюю ненависть и проиграла. Ступенчатую казнь она не видела, но слышала достаточно, чтобы предпочесть ей любую другую.

- Вы ничего не сможете доказать, милорд. Я сама выпью этот яд.

- И умрешь? – в голосе мальчика звучит неподдельный интерес.

- Да. Через месяц. Умру в своей постели, а не в котле с кипящим маслом или на костре. А вы всю жизнь будете жалеть о том…

- Дай сюда, дура!

Через месяц Лимия погрузилась в траур, оплакивая герцога и герцогиню Лимийских, умерших в один день, как и положено любящим супругам.