Жду новый пост

Серия «Ноябрьская революция в Германии 1918»

Армия делает свой ход

Специфичное положение Рейхсвера в системе управления молодой революционной республики было и бедой, и благом для государства. В своё время пакт Эберта-Грёнера родился из-за страха социал-демократов, что народная армия из социалистических рабочих и крестьян может стать большей угрозой для демократии, нежели консервативные военные. События конца декабря 1918-января 1919, где одну из первых скрипок играла как раз такая народная дивизия, показали всю обоснованность выбора в пользу подчёркнуто аполитичного Рейхсвера. Но верность армии государству, а не правительству, была самой главной проблемой: по сути единственное, что действительно объединяло в первые месяцы существования Республики армию и правительство, было желание противодействовать любым коммунистическим выступлениям внутри страны. Было очевидно, что армии требовался поводок, который не позволил бы ей замышлять всякое недоброе.

Первая попытка придумать такой поводок была чисто революционной — демократизация армии, выдвинутая в декабре представителями НСДПГ. Как будто не было печального опыта Русской императорской армии. В Рейхсвере вводилась выборность командиров (хотя бы только нижних чинов, генералов пока не предлагалось выбирать), солдатские советы становились главным органом управления подразделениями, отменялась иерархия и знаки различия и так далее. Соцдемы считали, что демократические порядки в армии позволят вытолкнуть на первый план активных социал-демократов, которых предлагалось продвигать на командные должности с целью разбавить консервативный офицерский корпус. Но попытка эта с треском провалилась, так как, во-первых, торпедировалась всячески военными, не желавшими потери управления войсками. А во-вторых, после массовой демобилизации в армии попросту не осталось достаточного числа сторонников социал-демократии и революции. Офицерский корпус Рейхсвера довольно эффективно чистил себя, выживая из своего состава любых «неправильных» людей.

Когда стало ясно, что демократизировать армию изнутри не выйдет, пришлось изобретать велосипед и думать, как бы армию демократизировать извне. С этой целью уже в марте 1919 года, не дожидаясь принятия конституции, был принят «Закон о временном Рейхсвере», который устанавливал принципы функционирования армии. Позже многие положения закона станут частью конституции, так что по сути вопрос об армии был решён ещё в начале года. И то, как он был решён, не понравилось очень многим офицерам.

Первым и главным камнем преткновения было подчинение Армии гражданскому Рейхсверминистру и Рейхспрезиденту: первый осуществлял административное управление, второй был верховным главнокомандующим. Для военных, до этого варившихся в собственном соку и подчинявшихся только Кайзеру, который имел вполне конкретное военное образование и считался «своим», подчинение гражданским было немыслимо. Ложкой мёда, позволившей смягчить позицию военных, стало назначение на пост Рейхсверминистра Густава Носке, который за время революционных событий своим антикоммунизмом и организацией фрайкоров заслужил доверие генералитета. Носке, считавший демократизацию армии правильной целью, но выбранные методы — неправильными, добился, чтобы в новом законе была отменена большая часть революционных нововведений. Сделано это было не только из-за их неэффективности, но и из-за нацеленности на консолидацию армии.

Густав Носке (в шляпе) инспектирует фрайкор

Главной чертой нового военного закона стал роспуск всех старых земельных армий и замена их новой единой структурой, сформированной на базе прусской армии. Новый Рейхсвер даже в доверсальском виде представлял собой довольно компактную армию, ограниченную всего 250 тысячами бойцов. При этом закон предусматривал расформирование парамилитарных формирований: фрайкоров и народных дружин, с их включением в состав Рейхсвера. Значительная часть фрайкоров официально перестанет существовать уже к концу года, так как необходимость в них отпала. Проблема данного решения заключалась в том, что в состав Рейхсвера вливалась значительная часть антикоммунистически настроенных офицеров и солдат с боевым опытом. Эти офицеры и солдаты будут благодатной почвой для различных антисоциалистических настроений, широко распространившихся среди офицеров.

Версаль лишь усилил антиправительственные тенденции в армии — для армии действия правительства были натуральным предательством. Я уже упоминал про то, что часть генералитета, после согласия Веймарской коалиции на условия Антанты, начала планировать заговор и только действия Грёнера позволили охладить её пыл. Но именно с этого момента — с июля месяца — начинаются процессы, которые, в конце концов, приведут Республику к очередному кризису. В июле как раз завершились перестановки в Рейхсвере. Грёнер ушёл со своего поста генерал-квартирмейстра, на пост командующего Рейхсвером Носке назначил полковника Вальтера Рейнгарда, который, кроме того, что занял не соответствующую его званию должность, так и ещё имел неосторожность поддерживать правительство социал-демократов. В пику ему начальником войскового управления (аналог запрещённого Версалем Генерального штаба) стал генерал Ганс фон Сект. Сект был типичным пруссаком, считал, что Германия может быть сильной, только имея сильную армию, а любой, кто против этого — враг Германии. Как и его предшественник, Сект следовал линии аполитичной армии и невмешательства в политику. Но при этом он никак не мешал горячим головам внутри Рейхсвера обсуждать и планировать антиправительственные действия.

Генерал-лейтенант Ганс фон Сект

К концу 1919 года ситуация внутри Рейхсвера была уже близка к взрыву. Среди офицеров широкое хождение имели листовки правых партий, обвинявшие СДПГ в предательстве страны и призывавшие к «суду Линча над антинемецкими силами». Причём распространялись листовки с одобрения генералитета. В офицерских клубах также в открытую обсуждалось и осуждалось правительство, Версальский диктат и реформы армии и государства. После введения конституции всё чаще в армейских кругах раздавались призывы не присягать предательскому чёрно-красно-золотому стягу. Дошло до того, что в сентябре один из полков Рейхсвера отказался попросту присягать Конституции, если им не будет разрешено оставить старую имперскую символику. Причём в своём демарше командир полка получил одобрение от командиров прочих подразделений и от главнокомандующего Рейхсвером в Берлине Вальтера фон Лютвица.

Форма Рейхсвера с 1921 года, обратите внимание на флаг

Но, наверное, самое большое возмущение в армии вызвало желание правительства удовлетворить требование Антанты по судебным процессам над военными преступниками. Попытка даже поднять вопрос об этом вызывала шквал возмущений среди офицеров. Уже в сентябре инициативная группа офицеров под влиянием лидера националистической Немецкой отечественной партии Вольфганга Каппа, начинает планировать свержение мягкотелого и неспособного отстаивать свои национальные интересы перед Антантой правительства. Военным лидером всего мероприятия был уже упомянутый Лютвиц, а среди участников заговора фигурировали такие звёзды мировой войны, как Людендорф и Тирпиц. Вероятно, уже в это время заговорщики провели зондаж Носке и Секта на предмет присоединения к мятежу, и оба не сказали ни да, ни нет. Позже Носке будет утверждать, что о заговоре он узнал лишь в январе 1920 года, а до марта с его разоблачением тянул, неуверенный в решимости заговорщиков.

Решимости действовать заговорщикам придал тот факт, что 10 января вступили в силу Версальские протоколы и Рейхсвер должен был в течение 3 месяцев быть кастрирован с 250 тысяч до 100 тысяч человек. Такого числа солдат было катастрофически недостаточно чтобы прикрыть хотя бы восточную границу Рейха. Последней каплей стал приказ о расформировании добровольческих морских бригад — формирований фрайкоров, воевавших в 1918-1919 году в Прибалтике против коммунистов. Генералитет просил правительство хотя бы выбить отсрочку, но получал в ответ лишь кивки в сторону Парижа и Лондона, мол, «мы ничего не можем». Тогда 10 марта 1920 года фон Лютвиц представил Носке ультиматум: распустить парламент, назначить внеочередные выборы, создать кабинет министров из «профессионалов», заморозить выполнение пунктов Версаля. Носке, к тому моменту, вероятно, поборовший желание стать новым Наполеоном (ему, судя по некоторым сведениям, предлагали должность Рейхспрезидента), предложил фон Лютвицу отдохнуть в отпуске и подумать об отставке. Вместо отставки Лютвиц в тот же день выехал из Берлина и подал сигнал заговорщикам к началу восстания.

Генерал Вальтер фон Лютвиц – мозг путча

Вольфганг Капп – сердце путча

Генерал Вальтер фон Лютвиц – мозг путча

13 марта Морская бригада Эрхарда, ставшая ударной силой мятежа, выдвинулась в сторону Берлина, о чём там почти сразу получили информацию. Носке ещё за день до этого уведомил членов правительства об ультиматуме фон Лютвица и существовании заговора, но никаких решений тогда принято не было. Теперь же было уже поздно пить сельтерскую. Уже ночью стало ясно, что полиция Берлина на стороне заговорщиков и не предпримет против них никаких действий. Носке попытался поднять берлинский гарнизон, но фон Сект отказал ему, сославшись на то, что «Рейхсвер не стреляет в Рейхсвер». Внезапно правительство в Берлине почувствовало себя подвешенным в вакууме. Времени критически не хватало: поднять народ на защиту столицы за столь короткое время было просто нереально, подавлять путч силовым образом было некем. В этой ситуации единственным разумным выбором было бежать из столицы и разворачивать борьбу в регионах.

Утром 13 марта без сопротивления путчисты заняли столицу и все правительственные здания. Они сначала потребовали вновь удовлетворить ультиматум фон Лютвица, а после неудачи в воззвании к народу объявили себя законным правительством Германии. Но вопреки ожиданиям, ни части Рейхсвера, ни местные правительства не стали засыпать путчистов поздравлениями. Внезапно выяснилось, что не имея широкой поддержки в властных структурах, заговорщики, не устранив прошлую власть, сами оказались в политическом вакууме. Лишь некоторые подразделения Рейхсвера и правительства земель выразили поддержку путчистам. Даже крупнейшие националистические партии раскололись по вопросу поддержки переворота, а генерал фон Сект и вовсе, улыбаясь в усы, следил за происходящим и делал выводы. Наверное, самым неожиданным стало то, что имперская бюрократия, так и не сменившаяся со времён Кайзера, в целом поддержала правительство и объявило тихую забастовку: чиновники приходили на работу, но не работали. Путчисты оказались не готовы к подобному исходу и впали в ступор, не зная, что делать (большевики в такой ситуации просто взяли родных чиновников в заложники и заставили их выполнять работу).

Путчисты из бригады Эрхарда с вполне узнаваемой символикой

При этом уже утром 13 числа по всему Берлину распространились листовки с призывом к всеобщей забастовке трудящихся. Призыв был распространён СДПГ, но это решение далось тяжело: партийцы сомневались, что смогут удержать забастовку в мирных рамках, и она не перерастёт в новую революцию. Тем не менее, альтернатив решению не было, и поэтому СДПГ не решилась в открытую встать во главе, а подготовку Всеобщей забастовки взяла на себя Всеобщая федерация профсоюзов. И хотя НСДПГ и КПГ официально отмежевались от Профсоюзов, где первую скрипку играли всё же члены СДПГ, но в забастовке, стартовавшей уже в тот же день, принимали участие представители всех трёх левых партий, а также многих либеральных сил. Экономическая жизнь страны в одночасье встала.

Всеобщая забастовка

Если в Берлине забастовка проходила относительно мирно, то во многих городах Рейха начались столкновения между Рейхсвером, фрайкорами, полицией с одной стороны и протестующими — с другой. Изюминки ситуации придавало то, что нападения происходили даже на силы лояльные правительству — бей всех, бог разберёт своих, как говорится. Хуже всего ситуация была в Руре и Рейнланде, там и путчисты, и центральная власть попросту потеряли контроль над регионом. В остальной же стране правительство канцлера Каппа относительно успешно контролировало только Берлин, да и то не полностью. Уже через 2 дня стало ясно, что путч провалился, офицеры-путчисты начали потихоньку сваливать с тонущей лодки, тихо возвращаясь по домам. 15 марта Капп проинформировал официальное правительство, что готов к переговорам. Правительство Бауэра, сменившего после принятия конституции Шейдемана, ответило гробовым молчанием: они видели, что достаточно подождать ещё немного и путч развалится сам собой. Так и случилось. 17 марта Капп и Лютвиц бежали в Швецию, морская бригада Эрхарда вышла из Берлина, устроив на прощание стрельбу по безоружной толпе. Путч завершился.

Красное знамя взвивается вновь!

Капповский путч рухнул сам собой, но вот вызванный им кризис на западе страны сам собой решаться не хотел. В Рейнланде и Руре события 13 марта 1920 года сразу пошли по совершенно неожиданному сценарию. Регионы с преимущественно угольной и металлургической промышленностью с самого начала революции тяготели к большевистским позициям и наиболее последовательно выступали за советскую систему. Когда власть в стране «взяли» путчисты Каппа, местные профсоюзные и левые партийные лидеры, не совещаясь с центром, принялись формировать для сопротивления «Исполнительные советы» и отряды рабочей самообороны. Всего за неделю восставшие сумели вытеснить части Рейхсвера и полиции из региона и начали формировать государственные структуры советского образца. Казалось, забитая прикладами в январе 1919 года красная революция ожила вновь.

Бойцы Красной армии Рура в Лоберге (ныне Динслакен-Лоберг)

Во главе этих процессов стояли в основном коммунисты и представители НСДПГ, увидевшие в кризисе центральной власти шанс продолжить революцию. Уже 14 числа разрозненные отряды самообороны начали преобразовываться в Красную армию, которая всего за пару дней набрала до 100 тысяч человек, оружие удалось достать на армейских складах и у разоружённой полиции и частей фрайкоров. 22 марта части Красной армии полностью очистили Рур от любых противников, после чего местные комитеты провозгласили целью очищение Германии от любой контрреволюции.

Красная армия Рура очищает регион от контры

Несложно представить, какие чувства испытывали в это время члены правительства: только что удалось чудом не дать реализоваться одному страху, как у вас второй материализовался, причём частично из-за ваших же действий. При этом ситуация омрачалась тем, что забастовки в Берлине и других крупных городах не закончились. Профсоюзы требовали, в первую очередь, наказать Носке, а также части Рейхсвера, принявших участие в путче, социализации экономики и увеличения роли рабочих в армии и полиции, а также отказа от подавления Рурского восстания. Перед правительством Бауэра замаячила неиллюзорная возможность теперь уже большевистского переворота. Единственной надеждой было то, что у восставших в Руре не было единого центра — отдельные советы не могли договориться друг с другом даже о совместном выступлении против контрреволюции — и можно было попробовать развалить движение через переговоры.

Готовятся вымести контрреволюционную сволочь

22 марта правительству удалось добиться окончания забастовки в Берлине, пообещав профсоюзам выполнить все пожелания рабочих. В это же время посланники СДПГ отправились в Рур. Здесь им предстояло отколоть от единого рабочего движения наиболее умеренных его представителей. На конференции в Билефельде удалось добиться впечатляющего прогресса: в общем соглашение повторяло пункты достигнутого ранее соглашения с профсоюзами, но содержало также условия и порядок демилитаризации Красной армии Рура. Умеренные представители профсоюзов и НСДПГ приняли решение поддержать договорённости. Совет Хагена принял их полностью, совет в Эссене, где доминировала КПГ, требовал новых переговоров, советы Мюльхойма и Хамборна отклонили соглашение. В Дуйсбурге же к этому моменту совет перестал существовать из-за того, что власть в городе перешла к анархистам.

Видя нарастающий хаос в Руре, правительство решило, что можно поднажать на восставших, и их движение посыплется само собой, как ранее путч Каппа. Тем более, что в отличии от Капповского путча, силы Рейхсвера выразили желание разделаться с большевистской угрозой. К Руру уже стягивались фрайкоры, ещё недавно участвовавшие в путче. Им было предложено кровью доказать лояльность правительству. 28 марта был выдвинут ультиматум Эссенскому совету с требованием капитуляции и сдачи оружия, но лидеры восстания отвергли его. Уже 30 марта в Берлине приняли принципиальное решение начать военную операцию сразу после последнего раунда переговоров, причём, выдвинув условие, что солдаты должны вести себя корректно к мирному населению и носить красно-чёрно-золотые кокарды. Всё это уже не имело значения. На совете в Эссене 1-2 апреля стало окончательно ясно, что руководство Красной армии и местные советы плохо контролируют ситуацию в регионе, где всё больше нарастал хаос. Отдельные отряды красноармейцев уже устанавливали собственную власть, чиня террор против всех, кто пытался им помешать. Когда вечером 2 апреля стало ясно, что разоружение Красной армии не вышло, части фрайкоров и Рейхсвера двинулись вглубь Рура.

Реконкиста Рура (красные сплошные стрелочки – фрайкоры, прерывистые – красноармейцы, розовая – французы грозно хрустят багетом)

Хаос и нестабильность последних дней теперь показались счастливыми временами для жителей Рура. Фрайкоры принесли с собой классическое ультранасилие: расстрелы безоружных, пленных и даже гражданских. Точное число жертв установить так и не удалось, но оно явно больше 1000. Во время подавления Рурского восстания пришлось отменить действие военно-полевых судов, так как они просто в промышленных темпах начали штамповать смертные приговоры: более 200 всего за 4 дня. Большего насилия удалось избежать благодаря грамотным действиям кадровых офицеров. Рур умыли кровью, подавив последние всполохи революции. Путчистов Каппа, по большей части, амнистируют в августе 1920, то же касалось и сдавшихся лидеров Рурского мятежа. Большая часть обещаний, данных бастующим, так и остались неисполненными, так как причины исполнять их более не было.

Революция в Германии завершилась. Тем не менее после таких потрясений правительству пришлось назначить новые выборы, дабы обновить вотум доверия народа. 6 июня 1920 года на внеочередных выборах в Рейхстаг обе партии Веймарской коалиции (СДПГ и либеральная ДДП, партия Центра незадолго до этого вышла из коалиции) потеряли каждая по 15% и 10% поддержки (набрали 21,6% и 8,4% соответственно), в то время как ультраправая ДФП улучшила результат с 4,4% до 13,9%, а ультралевая НСДПГ с 7,6% до 18,6%. Парадоксальный результат: правительство подавило выступления левых и правых радикалов, но на выборах именно этим радикалам и ушла большая часть голосов бывших избирателей веймарских партий. Именно либеральные партии теперь сформируют кабинет, а СДПГ придётся бороться теперь за каждый голос на выборах. Веймарская республика относительно политически стабилизировалась, но ни о каком доминировании СДПГ в политике Рейха и социалистических преобразованиях речи больше не шло. Веймарские компромиссы, заложенные в устройство республики были минусами, которые превращались в плюсы лишь при сильной центральной власти, но СДПГ сами сделали всё, чтобы центральная власть была слабой и неполноценной. Эберт и Шейдеман спасли Республику в моменте, но, тем самым, обрекли её на смерть ещё более ужасную, чем та, от которой спасали. СДПГ же с этого момента будет не определять политику Германии, а выживать в её мутных водах, так никогда и не повторив феноменального успеха выборов 1919 года. Большая часть героев этой драмы со стороны СДПГ не увидят крушения республики, что, может быть, и к лучшему.

А теперь настало время для обещанной в прошлом посте проверки.

@Cat.Cat и @pikabu предлагают вам пройти тест и оценить свои познания в теме.

Обратите внимание, тест доступен только в мобильной и десктопной версиях.

В приложениях пока что нет возможности пройти тест. Если вы читаете пост в приложении, откройте его в браузере - и тест у вас отобразится

Источники:

– Винклер Г.А. «Веймар. 1918-1933. История первой немецкой демократии»

– Ланник Л.В. «Военный консерватизм и консерватизм военных: военная элита Германской империи в поисках политической самоидентификации, 1911–1918 гг.»

– Ланник Л.В. «Состав германской военной элиты В 1914–1918 гг.»

– Королева Е.В. «Весеннее наступление 1918 г. в воспоминаниях военной элиты Германской империи»

– Максимов И.П. «Элитистские причины Ноябрьской Революции 1918 года в Германии»

– Космач В.А. «Унижение в Версале»: итоги первой мировой войны для Германии

– Евдокимова Т.В. «Влияние итогов первой мировой войны на трансформацию германской армии»

– Редькин В.К. «К вопросу о правовом статусе рейхсвера в 1919-1920 гг.»

– Баев В.Г. «Право и политика в Веймарской республике Германии (1919–1933 гг.)»

– David Sloan Ellis «Zeitfreiwillige and Freikorpskämpfer Paramilitaries of Early Weimar Germany»

– John Hiden «The Weimar Republic»

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_334653

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.

При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Хождение по краю пропасти

Попытки разрешить проблему не привели ни к чему, и 23 декабря конфликт перерос в вооруженное столкновение между оставшимися верными правительству солдатами и революционными матросами, которое солдаты проиграли. Уже 24 числа матросы контролировали весь центр столицы, единственное, что останавливало их от захвата власти — отсутствие среди них лидера, готового пойти на это.

Это моряки, и они предпочитают вообще не плавать

Грёнер с согласия Эберта отдал приказ генералу Лекуи войти со своими частями в город и провести зачистку, но, как и месяцем ранее, эффект оказался противоположный. На сторону матросов встали красногвардейцы-спартаковцы из рабочих и служащих, а также часть бойцов из республиканской солдатской обороны. Но, что еще опаснее, на стороне “восставших” выступили силы берлинской полиции, подчиняющиеся полицай-президенту из прусского кабинета Гофмана. Тем самым Прусский кабинет, по сути, сам принимал сторону восставших. В завязавшихся боях солдаты Лекуи в такой ситуации довольно быстро потеряли боевой дух и были выведены из города, пока разложение их окончательно не дезорганизовало. Это было поражение правительства, слабость которого теперь стала очевидна всем, а Эберт вынужден был пойти на уступки матросам. Попытка вооруженного подавления беспорядков стала последней каплей для независимых, обвинивших правительство в потакании военным и контрреволюции. НСДПГ вышла из коалиции, теперь все места в правительстве были за СДПГ.

Матросы были не только решительны, но и неплохо вооружены

Видя всё происходящее как прямой путь к большевистской революции, генералитет всё больше приходил к убеждению, что армия должна занять более активную позицию. По опыту введения в Берлин фронтовых частей, Грёнер понимал, что удержать от разложения проведших на фронте несколько лет фронтовиков не удастся — армейские части были слишком разнородны и быстро поддавались пропаганде. Кроме того, Грёнер был убежден, что в обновленной армии требуется сохранить прусский дух, в том числе выраженный в аполитичности, что резко расходилось с требованиями момента. Поэтому генерал-квартирмейстер одобрил, естественно неофициально, создание добровольных ополчений из наиболее консервативно настроенных ветеранов — Фрайкор (Freikorps). Идеологически заряженных на противостояние большевизму бойцов будет чрезвычайно сложно распропагандировать, правда, и обуздать спущенного с поводка бешеного пса будет непросто. Но на этот риск военные были готовы пойти.

Фрайкоровцы смотрят на тебя, как на коммуниста

В декабре части фрайкоров стали возникать по всей стране, чему способствовала продолжающаяся демобилизация, высвобождавшая большое количество офицеров и солдат с опытом службы. Фрайкоры создавались либо на базе распускаемых воинских частей, либо “ушедшими в отпуск” офицерами по месту их жительства. Так как большая часть военных складов находилась под контролем у солдатских советов, военные закрывали глаза на переход вооружения от демобилизуемых армейских частей мимо складов прямо в руки фрайкоровцев. Столь элегантное решение позволяло армии формально снять с себя ответственность за дальнейшие события, но в то же время получить рычаг влияния на ситуацию. Большую поддержку в организации добровольцев сыграл уже знакомый нам Густав Носке, назначенный после рождественских боёв ответственным за военную и морскую сферы в правительстве (проще говоря, министром обороны). Носке, сам организовавший в Киле в бытность бургомистром свой фрайкор, вероятно, имел связи с военными, так как, заняв министерское кресло, полностью поддержал идею — фрайкоры должны были стать противовесом левым самооборонам и опорой правительства на то время, пока не удастся окончательно задавить революционные настроения. Таким образом, уже к концу декабря сформировалось мощное контрреволюционное по своей сути вооруженное движение, поддерживающее революционное правительство. Иронично, не правда ли?

Как к этим фрайкоровцам попала бронетехника и огнемёты, конечно же, военные не знали

Для общественной же жизни Берлина итогом рождественских боёв стала ещё большая поляризация общества. Действиями правительства были недовольны все: правые — непоследовательностью в проведении жесткой линии, левые — слишком жесткой реакцией и привлечением к подавлению протестов армии. Что еще хуже, рабочие Берлина видели в действиях армии нарастающую контрреволюцию и в массе своей всё больше левели. СДПГ пыталось через свою газету “Форвартс” объяснить, что они всё ещё на революционной позиции, но слова и действия правительства в данном случае расходились. Единственное, в чем повезло Эберту с рождественскими боями, что за протестом Морской Дивизии не стояло людей, готовых взять власть в стране в свои руки — ни движение “Спартак”, ни НСДПГ не были готовы к такому сценарию. Но никто не давал гарантии, что при повторении подобных событий на вопрос “может ли кто-то назвать партию, которая бы рискнула взять в свои руки власть и принять на себя ответственность за всё происходящее?”, никто не произнесёт заветных: “Есть такая партия!”. И вы уже, вероятно, догадались, кто это будет?

Спартак? Спартак!

В конце декабря 1919 года нерешительность и отсутствие единой позиции по советской форме власти привели к окончательному отделению движения “Спартак” от НСДПГ. 29 декабря в Берлине открылся установочный съезд Коммунистической партии Германии, в которую вошли спартакисты, часть революционных старост, а также “Интернациональные коммунисты Германии”, представлявшие революционные круги Гамбурга и Бремена. Последние вошли в состав КПГ только благодаря деятельности представителя большевиков Радека (пламенного революционера, специалиста по Германии и героя мрачного по смыслу анекдота советских времён), который убедил “интернациональных коммунистов”, ориентированных скорее на Москву, чем на Берлин, в необходимости создания единого коммунистического-марксистского фронта внутри Германии. Большая часть делегатов съезда были квалифицированными рабочими и т.н. трудовой интеллигенцией, т.е. были уважаемыми в рабочей среде людьми, с неплохим образованием и заработками. Тем может показаться удивительнее, что именно они требовали от лидеров новообразованной партии — Розы Люксембург и Карла Либкнехта — немедленного начала вооруженной борьбы за власть, с целью как можно более скорого установления советской власти. Делегаты съезда были очарованы возможными перспективами преобразований и в отличии от СДПГ не боялись гражданской войны, уверенные в классовой солидарности угнетённых и быстрой победе над контрреволюционными элементами. Тем более, что опасения нарастания со временем контрреволюции у них были не беспочвенны.

Карл Либкнехт выступает перед толпой рабочих

Лидеры КПГ, сомневавшиеся в необходимости немедленного восстания и осознававшие, что позиции партии во многих регионах слабы, пытались дать отпор радикалам. Но чем дольше длились дебаты, тем больше иллюзии о скоротечной победе и строительстве коммунистической утопии захватывали их умы. Роза Люксембург сумела продавить съезд на принятие резолюции с формулировкой, что власть КПГ возьмёт, только получив ясное проявление воли рабочего класса всей Германии, но слова эти значили мало, так как для многих делегатов такая воля была уже самоочевидна — они же её и представляли. И Либкнехт, и Люксембург хотели участия в выборах в парламент, но, руководствуясь, о ужас, демократическими принципами, приняли желания большинства делегатов бойкотировать выборы и взять курс на восстание. Единственным, кто пытался отговорить их, был Радек, выражавший в данном случае не только свою убежденность в преждевременности выступления, но и позицию Ленина. При всей схожести с ситуацией 1917 года, положение КПГ скорее соответствовало таковому у большевиков в июне месяце, когда партия уже имела достаточно высокую поддержку в Петрограде, но практически не имела ячеек в регионах. При этом ситуация усугублялась тем, что СДПГ хоть и потеряла свою привлекательность для многих революционно настроенных граждан, но её влияние всё еще было сильно, она имела поддержку армии и региональных правительств. Последний пункт тоже добавлял проблем, так как если большевикам было достаточно свергнуть одно центральное правительство, то КПГ необходимо было установить контроль над всеми местными правительствами. Для этого требовалось иметь сильную базу поддержки в регионах, но её партия, появившаяся всего 2 дня назад, попросту не имела — разрозненные коммунистические ячейки нередко не имели постоянной связи не только друг с другом, но даже с Берлином, полагаясь на собственное чутьё и удачу. Довольно иронично, что большевик Радек видел все эти проблемы, а члены КПГ нет.

Тем временем в Берлине обстановка накалялась. 3 января вслед за представителями НСДПГ в правительстве Республики свои посты добровольно оставил прусский кабинет Гофмана. Все, кроме полицай-президента Эйхгорна. СДПГ, уже имевшая зуб на него за участие в рождественских боях на стороне восставших, потребовала немедленного ухода, а когда тот отказался, на следующий день просто принудительно отправила в отставку. Такой поступок был воспринят столичными левыми массами, как еще один признак контрреволюции, и на 5 января НСДПГ, революционные старосты и КПГ назначили демонстрацию. Но демонстрация почти сразу пошла не по плану: пока лидеры совещались в здании полицай-президиума (sic!), толпа на улицах начала захватывать здания, принадлежащие СДПГ и правительству. Для лидеров протеста такой настрой толпы стал неожиданностью, ещё больший шок был, когда командир Народной Морской дивизии заявил, что она и весь берлинский гарнизон полностью переходят на сторону революции против предателей её дела Эберта и Шейдемана. Лидеры протестного движения в очередной раз оказались не готовы к началу вооруженной борьбы, но под давлением членов своей партии Либкнехт и Люксембург призвали к продолжению восстания, хотя Радек и пытался их отговорить от этого. Получалась презабавная ситуация, что лидеры восстания стали таковыми поневоле, просто так получилось.

Спартаковцы на марше

В течение трех дней власть в Берлине была практически целиком в руках восставших, но первоначальное воодушевление вскоре сменилось тревогой: большая часть берлинского гарнизона, вопреки распространяемым слухам, осталась верна властям, других массовых выступлений по стране в поддержку новой революции было немного, а вот власти начали консолидировать вокруг себя силы, способные дать отпор восставшим. Эберт, опасаясь, что еще одно отступление перед восставшими может окончательно пошатнуть веру в способности СДПГ к управлению страной, принял тяжелое решение подавлять восстание силой. 7 января Носке со словами “Извольте! Кто-то же должен быть кровавым псом” принял (не без радостного воодушевления) на себя командование операцией по зачистке столицы (третьей зачистке за два месяца). Под его руководством оказались верные полки берлинского гарнизона, республиканская солдатская оборона (те части, что не примкнули к восставшим) и части фрайкора. Правительственные части состояли из солдат с фронтовым опытом и были гораздо лучше вооружены, их поддерживала артиллерия, бронеавтомобили и даже танки. Хуже того, когда моряки поняли, что против восставших идут силы, с которыми им не справиться, они быстренько сделали вид, что не при делах и перекрасились в нейтралов. Итог восстания был предсказуем.

Спартаковцы держат оборону на двусторонней баррикаде

11 января начался штурм города, при этом Носке отдал устный приказ не щадить никого — расстреливать на месте любого человека с оружием или при подозрении на наличие оного. Закономерным итогом стали сотни погибших, не только восставших, но и мирных жителей, оказавшихся слишком близко к зоне боевых действий. После установления контроля над городом фрайкоровцы начали самосуды над коммунистами и сочувствующими: 15 января Карл Либкнехт и Роза Люксембург были вытащены из своих квартир и убиты офицерами. Всего же в вакханалии самосудов погибло около 2000 человек. Позже в газетах будут распространяться новости, что восставших коммунистов и их лидеров убивали сами берлинцы. Мятеж был подавлен, но сказав А, сказать Б и запретить КПГ Эберт не решился, опасаясь радикализации борьбы, тем более, что, хотя успехи именно КПГ были невелики, сама страна бурлила и трещала по швам.

Уличные бои

Артиллерией по столице? Почему бы и да?!

И тут англичанка гадит

Солдаты берлинского гарнизона, предавшие Республику, сдались

За пределами Берлина единственным успехом восставших стало провозглашение Советской республики в Бремене. После подавления восстания в Берлине, Носке решил на примере Бремена показать, что будет с любым восставшим против правительства. Итог, правда, оказался скорее комичным — штурм крупного промышленного центра с населением в несколько сотен тысяч человек обошёлся в 24 солдата правительственным силам и в 28 солдат и 29 гражданских восставшим. Всего силам правительства оказывали сопротивление не более полутысячи человек…

Выборы, выборы…

Восстание спартаковцев стало несомненно ярким, но не главным событием января в политической жизни Германии. Одной из причин, побудивших спартаковцев немедленно попытаться взять власть в свои руки, были намеченные на 19 января 1919 года выборы в парламент. У СДПГ были большие надежды на эти выборы: оседлав революцию, социал-демократы намеривались добиться на выборах подавляющего числа голосов, став не просто легитимной, но поистине народной властью. Ещё в ноябре-декабре для обеспечения честных выборов была проведена избирательная реформа. Во-первых, были перенарезаны избирательные округа, устранив диспропорцию в представительстве городских и сельских районов. Во-вторых, было введено всеобщее избирательное право для всех граждан старше 20 лет, тем самым Германия стала второй страной Европы, где женщины были допущены к выборам (первая была Россия, хых). Обе эти меры должны были по замыслу соцдемов увеличить поддержку СДПГ среди рабочего класса и женщин. Но вышло совсем не как ожидалось, и виной тому были успехи СДПГ в демобилизации армии.

Рейх ещё единый и неделимый, но скоро это исправят

В декабре 1918 года начался процесс поэтапного вывода в тыл и демобилизации солдат. Революционное правительство, здраво рассудив, что толпы безработных с военным опытом им не нужны, решилось на чрезвычайную меру: все фирмы страны были обязаны принять работников на их старые должности. Таким образом удалось почти в одночасье трудоустроить большую часть (из 8 миллионов армии на ноябрь 1918 года) демобилизовавшихся. Но сделано это было ценой сокращения рабочих мест, занятых женщинами. Несложно догадаться, что в довольно тяжёлых условиях послевоенной Германии женщины, оставшиеся без работы, особой любви к соцдемам не испытывали. Свинью подложил и уже упоминавшийся ранее бывший глава Прусского кабинета Адольф Гофман. Своей кипучей антиклерикальной деятельностью он умудрился настроить верующих против себя и против социал-демократов, причём всех: и католиков, и лютеран, так как верующим тонкости различий между СДПГ и НСДПГ были по барабану. А так как среди женщин доля верующих была выше, то можно смело утверждать, что от введения всеобщего избирательного права СДПГ больше всех и потеряло, не сумев завоевать симпатий новых избирателей.

Итоги выборов для СДПГ были не то, чтобы хороши. С одной стороны, по сравнению с 1912 годом партия улучшила свой результат на 3% и получила 37,9% мест в парламенте. А если учесть ещё и отделившуюся НСДПГ с её 7,6%, то рост был уже в 10% избирателей. Но это было вовсе не то, чего ожидали соцдемы: никакой убедительной победы. Даже объединившись, партии не смогли бы сформировать коалицию большинства, а значит и надежды на легитимацию курса на социализм через выборы рухнули. Теперь для удержания власти в стране требовалось создать коалицию большинства с не-левыми силами. На ум сразу просилась уже бывшая эффективной коалиция СДПГ-НСДПГ-Партия Центра (католики), но из-за резкого антиклерикального крена НСДПГ никакие варианты блокирования с «верунами» даже не рассматривались. Более того, НСДПГ в принципе была не готова блокироваться с любой не-левой силой, а других, кроме СДПГ, левых партий больше и не было. И тогда, дабы не допустить ввержение страны в политический кризис, СДПГ вынуждена была сделать ещё один маленький шажок назад и создать коалицию вместе с Партией Центра и Немецкой демократической партией (ДДП). Так на глазах у изумлённых немцев рождалась Веймарская коалиция.

Название своё этот «невозможный союз» получил по городу Веймар, где было принято решение организовать заседания Учредительного конституционного собрания. Место было выбрано совершенно неслучайно: во-первых, это практически географический центр Германии, что символично; во-вторых, Берлин после событий конца 1918 года не без оснований считался слишком опасным и нестабильным городом, поэтому требовалось удалить законодателей на время из столицы. Формирование коалиции в таком формате было полным поражением СДПГ: партия теперь была первой среди равных и вынуждена считаться с мнением других коллег по коалиции. Все прежние идеи о том, что, получив народный мандат, можно будет начать писать подлинно социалистическую конституцию, пришлось отложить на потом.

Уже в начале февраля, пока в Веймаре только-только собирались делегаты, в Берлине был избран временный президент Рейха — им стал глава СДПГ Эберт. После чего рейхспрезидент отдал пост рейхсканцлера своему коллеге по партии Шейдеману. Формально две ключевые позиции в иерархии республики были у соцдемов, но по факту они были вынуждены постоянно искать компромисс с коллегами по коалиции. Тем более, что ситуация в стране снова начала выходить из-под контроля. Начиналось всё довольно безобидно. После победы революции и достижения соглашения между правительством и промышленниками, в стране начался постепенный процесс роста зарплат для повышения благосостояния рабочих. Делалось это с одной единственной целью: выбить экономическую основу из-под протестных настроений. Благое, на первый взгляд, дело привело к вполне ожидаемому экономистами процессу: рост зарплат спровоцировал рост инфляции. Так как большая часть экономики представляла из себя производственный сектор, то подобная ситуация оказалась вполне приемлемой для работодателей: можно до бесконечности повышать оплату труда, повышая при этом стоимость продукции, тем самым, отыгрывая потери. Главным условием такой схемы была стабильная печать правительством денег, с чем оно пока справлялось.

Но рабочий класс Германии такой подлянки не понял. Формально зарплаты растут, а по факту купить на них всё также можно немногое. Подобное положение вещей уже в феврале 1919 настолько разозлило рабочих, что по стране прокатились массовые стачки. Пионерами в этом процессе были шахтёры, которые не без оснований считали свой труд самым тяжёлым и при этом самым недооценённым. Главным требованием протестующих была советизация экономики: передача управления предприятиями советам рабочих. Идея эта, хотя и была, по сути, одним из пунктов программы СДПГ во время прихода к власти, на данный момент была нереализуема из-за позиции участников коалиции. К началу марта к выступлениям присоединились почти все работники угольной и химической промышленности, а в стране была объявлена всеобщая стачка.

Находясь перед перспективой коллапса экономики из-за забастовки, правительство приняло решение идти на переговоры. Для улучшения переговорных позиций и раскола стачечного движения (среди участников которого было много членов самой СДПГ) были активно применены меры физического принуждения, в виде фрайкоров, и экономического: рабочим, согласным на прекращение забастовки и сохранение старых условий труда, обещали различные бонусы и надбавки в будущем. В итоге в начале марта удалось вернуть большую часть рабочих на заводы. Но к этому моменту сильно осложнилась ситуация в Берлине. Там всеобщая забастовка довольно быстро перешла в антиправительственные митинги, которые, опасаясь повторения январских событий, снова жестоко подавили. В ходе внесудебных расправ, устроенных военным министром Носке, погибло не меньше 1000 человек, многие из которых вообще не принимали участия в вооружённом противостоянии с фрайкорами.

Фрайкоровец у тел расстрелянных берлинцев

Не успели закончиться бои в Берлине, как полыхнуло в Баварии. Там в результате довольно запутанной череды событий, рассматривать которую в рамках данной статьи не имеет никакого смысла, была образована «Баварская советская республика», сразу же объявившая о своём нежелании сотрудничать с предателями революции Шейдеманом и Эбертом. Баварская республика не обладала ни внутренней стабильностью (меньше чем через месяц её существования из-за кризиса власти там произошёл коммунистический переворот), ни экономической состоятельностью (советская власть попросту не смогла наладить функционирование экономики в условиях экономической блокады со стороны остальной Германии). Более того, её руководство даже не имело массовой поддержки, оказавшись у руля скорее из-за кризиса и апатии среди всех не-левых сил. Итогом же существования Баварской республики стала кровавая, во многом опять же показательно жестокая, зачистка фрайкорами Мюнхена. Всего в ходе подавления было убито 600 человек, при этом половина из них были гражданскими. После подавления восстания Бавария станет оплотом антикоммунизма и антисемитизма (многие из лидеров советской республики были евреями). И именно в эти дни в Мюнхене начнёт восхождение по политической лестнице молодой ветеран-ефрейтор со смешными усиками.

Знаменитое фото расстрела фрайкоровцами в Мюнхене коммуниста

При этом подавление Баварской республики не означало умиротворения в Германии. Стачечное движение всё ещё было в силе, фрайкоры носились по стране, где угрозой, а где и прямым насилием, загоняя рабочих на заводы. К маю ситуацию удалось относительно стабилизировать, но в этот момент взорвалась одна из мин под основанием Республики…

Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen).

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_333410

Пост с навигацией по Коту

Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть!

Кайзеррейх на пути к поражению

8 августа 1918 года в 4 часа 15 минут под Амьеном закончилось последнее наступление германской армии. Грохот артиллерийских орудий стал траурным маршем, а последующее наступление союзников, вошедшее в историю как 100-дневное, стало саваном для устремлений Германии завершить войну на почётных условиях. Ещё за несколько дней до этого генерал-квартирмейстер (заместитель начальника) Генерального Штаба Эрих Людендорф планировал наступление под Аррасом для обхода с севера укреплённых позиций французов, ещё казалось, что Весеннее наступление, вдохнувшее новые силы в уставшие от войны войска, продолжится. Немцы, как и в 1914 году, стояли на Марне, ещё пара усилий и шпили собора Парижской Богоматери будут в окулярах артиллеристов, а там уже и до мира недалеко. Избавившийся от оков восточного фронта Второй Рейх, немного поправивший своё неудовлетворительное положение разграблением территорий бывшей Российской Империи, тем не менее, уже был не тот.

Весеннее наступление

Вся кампания 1918 года строилась из двух предпосылок: 1) высвобождение 50 дивизий с востока позволяет осуществить крупную наступательную операцию на западе на широком фронте; 2) операция должна ставить перед собой только решительные цели — вывод из войны Франции, так как вступление в войну США окончательно сместит баланс сил в сторону Антанты, а плачевное состояние экономики и армии не позволит больше проводить крупных наступлений. Первоначальные успехи Весеннего наступления и уверенность в том, что положение союзников не менее тяжелое, чем у Центральных держав, вскружили верховному командованию голову. Немногочисленные сомневающиеся в адекватности оценок Людендорфа, в числе которых был генерал-лейтенант Вильгельм Грёнер, занимавший в тот момент пост начальника военного ведомства в военном министерстве Пруссии, не смогли убедить ни немецкий Генштаб, ни политическое руководство в бессмысленности и авантюрности идеи.

Если бы замысел всей кампании, менявшийся прямо на ходу, выгорел, то Германия могла бы в 1918 году заключить так необходимый ей мир без потерь, а если повезет, то и с приобретениями. С точки зрения политиков и штабистов, игра стоила свеч. Если только забыть о цене ошибки, а в данном случае она была колоссальной: растрата всех резервов и растягивание фронта. И действительно, пошедшие в наступление войска растянули фронт, на удержание которого уходило всё больше сил. Весь замысел был основан на нанесении решительного поражения до прибытия в Европу американских войск. В июле первые ДжиАй ступили на землю Франции, но Людендорф продолжал сохранять благодушное настроение — всё, или почти всё, идёт по плану. Вот только это было уже давно не так.

ДжиАй во Франции спасают свободный мир в первый раз

Когда 8 августа под Амьеном для купирования прорыва в полосе 2-й Армии были брошены 3 резервные дивизии, ещё не было очевидно, что что-то пошло не так. Когда два дня спустя с трудом удалось наскрести еще 6 дивизий из резерва, чтобы к вечеру знать, что они тоже разбиты, уже было очевидно поражение. Казавшиеся до этого не исчерпанными, людские резервы внезапно закончились (до изобретения остарбайтеров и массовой мобилизации с заводов в армию немцы дойдут только через 25 лет) и Людендорф мог лишь посочувствовать оказавшимся под ударом войскам “подкреплений больше нет, но вы держитесь”.

Они были резервами, а стали пленными — неутешительный итог битвы за Амьен

Занимаемая с 1917 года немцами фортификационная линия Гинденбурга, позволившая спрямить фронт во Франции и высвободить резервы, была оставлена на центральном участке при начале Весеннего наступления. Теперь же, когда под ударами сил Антанты фронт рухнул и войска стали отступать под постоянными ударами, линия Гинденбурга оказалась в уязвимом положении, так как подразделения не успевали на ней закрепиться перед атакой противника. Уже 12 августа положение на фронте стало настолько критичным, что Людендорф лично уведомил правительство и Кайзера, что сопротивление более невозможно и требуется скорейшее заключение перемирия. А уже 16 августа Кайзер, всё ещё сохранявший веру в возможность победы, под давлением как военных, так и политиков, осведомлённых как о недовольстве войной внутри Германии, так и о плачевном положении дел на фронте и внутри у Австро-Венгрии, Болгарии и Турции, вынужден был смириться и дал принципиальное согласие на переговоры.

Линия Гинденбурга была крепким орешком, но удержать её было уже невозможно

Задача, вставшая перед немецкими дипломатами, поражала своей сложностью. Франция, как самая пострадавшая от войны, в условиях уже очевидной скорой победы, встала на исключительно непримиримую позицию — безоговорочная капитуляция с последующим максимально жёстким наказанием для Германии, после которого она не смогла бы снова вести войны. Великобритания хоть и пострадала меньше, но с Францией солидаризировалась в части наказания Германии — исключение её из списка экономических конкурентов при сильном ослаблении Франции было исключительно полезно для поиздержавшейся на войне Империи. Единственным договороспособным членом союза, имевшим возможность надавить на других и не пострадавшим так сильно от войны, были США, и именно их на предмет возможного мира и стали зондировать немецкие дипломаты.

США не просто так вступали в эту войну. Доктрина Монро, позволившая укрепить своё доминирующее положение в обеих Америках и развить первоклассную промышленность и мощную экономику, все больше сдерживала Соединенные Штаты. Разразившаяся в Европе война была воспринята населением как великое злодеяние, а промышленниками и финансистами — как великая возможность заработать. Чем дольше длилась война, тем очевиднее становилось, что товары и финансы США вытесняют из колоний французские и британские, а сами страны-лидеры Антанты всё крепче садятся на иглу американского одобрения американских дотаций. В этих условиях перед руководством США и, в первую очередь, перед самим президентом Вильсоном замаячил мираж нового мирового порядка, где США будут доминировать в мировой экономике и тем самым и в политике, не давая планете скатиться в новую бойню. Для завоевания экономического пространства требовалось лишь отменить все протекционистские тарифы — благодаря мощи экономики США американские производители могли не бояться конкуренции. А для недопущения новой мировой войны Вильсон мечтал создать наднациональный совет — Лигу Наций, куда войдут представители всех стран мира, где первым среди равных будет конечно же представитель США; на котором станут решать проблемы мироустройства. Идиллическая мечта, осуществить которую можно только заручившись поддержкой Англии и Франции, интересовавшихся только одним — новыми войсками на фронте.

Образец американской пропаганды времён войны

Два года правительство США при помощи пропаганды и репрессий (ограничительных мер, вплоть до уголовного преследования) боролось с всепроникающим пацифизмом, охватывавшем американское общество (подробнее об этом советую почитать “Нерасказанная история США” Питера Кузника). В 1917 году удовлетворённый Вильсон мог наблюдать как “самая миролюбивая нация в мире” перековалась в ультра-милитаристов с мессианской идеей освобождения других народов. Фраза Джефферсона “Дерево свободы нужно поливать время от времени кровью патриотов и тиранов, это для него естественное удобрение”, где кровь патриотов принадлежала американцам, а вот тираны расположились в Европе, как нельзя лучше описывает мироощущение среднестатистического американца в 1917 году. Они могли положить конец войне, и они это сделают.

Вступая в войну, Вильсон выпустил меморандум из 14 пунктов, которые обозначали параметры будущего мироустройства, на основании принятия которых они будут рассматривать предложения о мире. Тем самым намеренно подчеркивался гуманитарный аспект вступления в войну: США по 14 пунктам не получало никакой прямой выгоды, воюя только ради скорейшего окончания затянувшейся бойни. 14 пунктов ограничивались вопросами границ, восстановления суверенитетов оккупированных стран, гарантии прав национального самоопределения в Европе и учет этого факта в колониях(!), сокращения вооружения, свободного судоходства, свободной торговли (Британия уже в тот момент подозревала, что это ей еще аукнется, но войска были нужнее) и организация Лиги Наций. Ничего особо неприемлемого для Второго Рейха в этих требованиях не было, но пункты шли вместе с дополнительными условиями:

1) отказ от переговоров с правительствами, замешанными в развязывании войны;

2) отказ от переговоров, пока войсками руководят военные преступники (Людендорф и прочие руководители генштаба).

И вот эти условия немцы принять никак не могли.

Кратко о положении на фронте во второй половине 1918 года (хотя тут и не 1918 и вообще альтернативная история, но ситуация похожая)

Ситуация на фронте тем временем становилась всё хуже, и к концу сентября немцы отступили практически до самой границы. Ни один снаряд ещё не упал на землю Рейха, но это был только вопрос времени. В середине сентября силы Антанты прорвали фронт в Болгарии и заставили её через две недели капитулировать. Теперь между Турцией и Австро-Венгрией был вбит клин, и у каждой из стран появился второй фронт. Австро-Венгрия после провала общего наступления в направлении Венеции в июне (где, к слову, морскую часть операции провалил будущий адмирал без флота Миклаш Хорти), перешла к обороне. Но, начиная в октябре, получила несколько ударов под дых в районе Витторио-Венето. Тяжёлое положение на фронте вызвало бунты в войсках, особенно среди славянских частей, что привело к деморализации и скорому беспорядочному отступлению. Беспорядки начали разгораться и внутри страны, опять же особенно сильно среди славянского населения. Турция, теперь отделённая от своих союзников на континенте, пыталась унять вспыхнувшие беспорядки внутри страны и удержать от обвала протяжённый и рыхлый фронт. Обе страны начали тайные переговоры о мире уже в начале октября. Ситуацию на фронте немцы ещё не характеризовали как катастрофическую, но все понимали, что это уже не конец начала и не начало конца, а затянувшийся конец.

100 дней союзников

Положение внутри Германии тоже не вызывало оптимизма. Если в 1914 году патриотизм и милитаристский угар охватили всё общество, то три года спустя поддержка войны в тылу была ничтожной. После брюквенной зимы 1916 года, когда тыл балансировал на грани голода, 1918 год был даже относительно благоприятным в плане обеспеченности продуктами питания за счет разграбления Украины. Но милитаризированная экономика, поддержка которой за неимением возможности кредитоваться за границей базировалась на военных займах у населения, уже не справлялась не только с запросами тыла, а и фронта. К 1918 году война сожрала почти все накопления немецких бюргеров, из-за инфляции цены выросли примерно в два раза, зарплаты же оставались почти такими же, как и до войны. Если в начале года были обещания скорой победы и последующего благоденствия, а политики намеревались восполнить потери в войне именно за счет репараций с побеждённых, ещё как-то утихомиривали недовольство, то к середине года среди немногочисленных немецких крестьян (фермеров) и рабочих антивоенные настроения стали расти с пугающей скоростью из-за стремительного обнищания. Средний и высший класс тоже устали от войны, так как она несла убытки и разорение бизнесу, если только ты не сидишь на военных закупках. Единственные, кто всё ещё поддерживал боевой настрой были офицеры, но и среди этой прослойки общества всё больше зрело ощущение безысходности и тлена. Вместе с поддержкой войны резко падала и популярность правительства и монархии.

И здесь мы вынуждены будем остановиться и разобраться во внутреннем устройстве Казеррейха, так как без понимания этого вопроса дальнейшее описание событий будет несколько запутанным.

Удивительный внутренний мир Германской империи

Германская империя, она же Deutsches Reich, она же Второй Рейх, Кайзеровская Германия, Кайзеррейх, из-за особенностей её возникновения на карте Европы была федеративной конституционной монархией. В 1871 году, когда Империя возникла из старого Северо-Германского союза, все германские земли, вошедшие в состав нового государства, сохраняли свои законы, формы политического устройства, финансовую и судебную системы. На протяжении следующих лет проводилась постепенная унификация налоговой и судебной системы, и если с налогами вопрос решился относительно быстро и безболезненно, то судебная и правоохранительная системы оставались различными до самого безвременного конца государства. Президентом союза с титулом Германского Императора был король Пруссии, что отмечало роль королевства, как центра объединения немецких земель. Император по Конституции имел контроль над деятельностью кабинета министров, в том числе назначая его главу — Канцлера. Кроме того, Император решал вопросы войны и мира, оглашал законы (права вето он не имел) и был главнокомандующим. Также Император мог издавать распоряжения, которые скреплялись визой канцлера.

2-й Рейх

Главой исполнительной власти был Канцлер — единственный имперский министр, все остальные члены кабинета назначались им же и были его заместителями в чине статс-секретаря. Так как канцлер был единственным министром, то отчитываться за деятельность правительства перед Рейхстагом, Бундесратом или Императором мог только он. В компетенцию имперского руководства входили оборона страны и внешняя политика, торгово-таможенное и гражданское законодательство, монетарная система и т.д. Причём Канцлер, как и Император, совмещал свой пост с постом главы правительства Пруссии.

Парламент Германской Империи был двухпалатным: нижняя палата — Рейхстаг, верхняя — Бундесрат. Бундесрат, или Союзный совет, состоял из представителей земель, назначаемых их правительствами, и осуществлял согласование законодательных инициатив. Из 50 членов совета 17 были представителями Пруссии, чем обеспечивалось её доминирование в принятии решений. Так как политическая система Пруссии была более абсолютистской, то Император хоть и не имел права вето, но мог через прусских представителей в Бундесрате отклонить любой законопроект.

Рейхстаг избирался на 5 лет и занимался законодательной деятельностью и утверждением имперского бюджета. В Империи было «всеобщее» избирательное право, самое прогрессивное в Европе на тот момент: право голоса имели все мужчины старше 25 лет. Избирательные округа были нарезаны так, чтобы обеспечить равенство голосов между городом и селом. Если в 1871 году данное решение было нормальным, так как городское и сельское население было примерно равным, то за время последующей индустриализации пропорции изменились и городское население стало составлять около 80%. Такое положение вызывало диспропорцию в избирательных возможностях и ограничивало электоральные возможности левых партий, наиболее популярных среди городского пролетариата, из-за чего нарезку округов даже не пытались менять. Либеральная для 19 века политическая система позволяла присутствовать в Рейхстаге партиям всех политических спектров.

На крайне правом фланге находилась Консервативная партия. Она опиралась в основном на юнкеров (богатые землевладельцы Поэльбья), аристократию, зажиточных крестьян, протестантское духовенство. Наиболее сильны позиции партии были в Пруссии. Консерваторы выступали за сильную монархическую власть в конституционном государстве (но не против парламентаризма), традиционные ценности, за захват колоний, высокие таможенные пошлины и усиление армии. Если сказать, что позиция партии отвечала формуле “Вера, Самодержавие, Народность”, то не сильно ошибетесь.

Национально-либеральная партия представляла интересы промышленников, торговцев и интеллигенции. Либералы выступали за умеренные политические свободы, светскую школу, свободу торговли, промышленности, затем за протекционистские пошлины, ограниченные социальные законы в пользу рабочих, расширение прав рейхстага, вплоть до установления парламентской ответственности министров, за увеличение расходов на армию, флот и колониальную политику.

Католическая Партия Центра, внезапно, отстаивала интересы католического населения Рейха. Партия выступала за сохранение роли религии, церковную школу, сохранение федеративных основ империи, самоуправление, справедливые и умеренные налоги, социальное законодательство в пользу рабочих, за увеличение прав рейхстага. В отличие от Консервативной партии имела действительно широкую поддержку населения и крупную фракцию в Рейхстаге.

На левом же фланге располагался главный участник грядущей драмы — Социал-демократическая партия Германии (СДПГ). Она опиралась на многочисленный в индустриально развитой Германии класс рабочих. Партия представляла собой союз умеренных и радикальных марксистских течений, имевших своей программой в различных сочетаниях такие элементы: более социальное рабочее законодательство, мирная внешняя политика, упразднение существующего капиталистического строя, обобществление земли и средств производства, доведение классовой борьбы рабочих с буржуазией до уничтожения классового господства капиталистов и до отмены классов вообще, установление социалистического строя посредством диктатуры пролетариата, уничтожение семьи, собственности, религии, неба, Аллаха. Партия находилась в жёсткой оппозиции правительству и имперскому строю в целом, на что власти отвечали преследованиями социалистов. До 1890 года действовал введённый Бисмарком закон против социалистов, признававший их социально-опасными элементами и разрешавший их преследование. На первых же после отмены закона выборах партия получает оглушительный успех, набрав 19,7% голосов. Наибольшего успеха партия достигла в 1912 году, получив 38,4% голосов. Проблемой СДПГ было то, что из-за её марксистской позиции блокироваться с социалистами никто не хотел, а потому при наличии самой большой фракции в Рейхстаге никакого влияния на политику социал-демократы самостоятельно осуществить не могли.

Всю эту благодушную картину изменила война…

Кайзер Вильгельм принёс новое блюдо депутатам Рейхстага — мировую войну

Миг, который изменил всё

4 августа 1914 года СДПГ после долгих дебатов внутри партии поддержала выделение правительству военных займов. СДПГ, как и большая часть социал-демократов Европы, соглашаясь с правительствами в поддержке войны, заняла по определению Ленина позицию, которая “ граничит с прямой изменой делу социализма”. Немецкие социалисты считали, что в случае, если партия не согласится на временное сотрудничество с властями, то это приведет к признанию социалистов врагами и оттолкнет недостаточно классово солидарный немецкий пролетариат. Партия не отказывалась от конечной цели — пролетарской революции и хорошо осознавала захватнический характер войны, поддерживая при этом мантру правительства, что Рейх ведёт оборонительную войну, но считала необходимым сохранить внутри страны мир. Более того, СДПГ всё четче выступало с позиции, что немецких социал-демократов интересует только будущее немецкого пролетариата, а остальной мир может сгореть в огне.

Выпуск партийной газеты СДПГ «Vorwarts» («Вперёд») с объявлением о поддержке правительства в войне

Особняком от политической системы стояла армия. Созданная вокруг прусского офицерского корпуса, она восприняла полностью его традиции, главными из которых были поддержка Кайзера и аполитичность. Естественно, никто не заставлял офицера отказываться от своих политических убеждений, но на службе политике нет места. Тот факт, что офицерство в большей степени формировалось из аристократии и бюргеров высокого достатка, определял правый уклон среди высшего командного состава. Более того, СДПГ с её антигосударственной программой вызывала у немецкого офицерства резко негативное отношение, даже поддержка войны не смягчила позицию. Среди же младших офицеров и унтеров ситуация была иной, и левые взгляды имели место, усиливаясь по мере заполнения офицерами военного призыва из студентов и унтеров.

Рыхлая структура СДПГ с множеством внутренних течений привела в ходе войны к формальному разделению на СДПГ большинства (далее СДПГ), поддержавших захватническую войну, СДПГ меньшинства, преобразовавшуюся в 1917 году в Независимую Социал-демократическую партию Германии (НСДПГ), не поддержавших войну, и радикальное марксистское крыло — движение “Спартак”. Члены будущей НСДПГ считали войну самой что ни есть захватнической, критиковали СДПГ за отступление от своих убеждений и продажу себя капиталистам и империалистам, наживающимся на войне. Вокруг этой партии объединилось левое крыло СДПГ (левое крыло левой партии...), низовые профсоюзные организации и часть интеллигенции. При этом из-за разнородности убеждений партийцев НСДПГ ни в 1917, ни в 1918 не смогла определиться окончательно по своему отношению как к Империи, так и к парламентаризму и советизации. При этом от НСДПГ почти сразу отмежевалось движение “Спартак” — ультралевое крыло СДПГ (левое крыло левого крыла левой партии?!), возглавляемое Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом. Движение выступало на большевистских (далее под большевиками понимается РСДРП(б) Ленина) позициях: война должна либо быть прекращена, либо перерасти в мировую революцию, правительство Германии реакционно и должно быть свергнуто, и так далее по довоенной программе СДПГ. Лидеры движения преследовались полицией, а когда в 1917 они вместе с НСДПГ покинули ряды СДПГ, все социал-демократы вздохнули с облегчением.

Сама же СДПГ в течении войны всё больше уходила от своей первоначальной программы, становясь на позиции компромисса с капиталистами, ради обеспечения функционирования государства. Партия пыталась найти золотую середину между правами рабочих и требованиями военной промышленности. Умеренные политики СДПГ, большей частью из интеллигенции, а не из рабочей среды, не хотели терять респектабельности и не шли на поводу у всё более радикализировавшегося пролетариата. А переход на позиции соблюдения партией интересов только немецкого рабочего класса позволил привлечь к себе ещё и умеренных националистов, что вызывало, опять же, критику слева.

Февральская революция 1917 года в России всколыхнула внутреннюю ситуацию внутри Рейха. Уже в марте-апреле прошли первые стачки и забастовки рабочих фабрик с требованиями мира, разогнанные правительством. На фабриках из наиболее политически активных рабочих стали выделяться так называемые революционные старосты — лидеры стачечного движения, не имевшие никаких профсоюзных связей. Революционные старосты появились из-за ощущения предательства профсоюзами рабочих: профсоюзы, которые по закону “О вспомогательной службе отечеству” 1916 года встраивались в военную экономику, теперь должны были обеспечить выпуск заводом продукции, иначе прекращали своё существование. В июле 1917, видя, что ситуация выходит из под контроля, СДПГ, Партия Центра и Прогрессивная народная партия выступили с призывом к миру “без насильственных уступок территорий, экономического и политического принуждения” (ничего не напоминает?).

Антивоенный митинг в Берлине конец 1917-начало 1918 года

События в России как в феврале, так и в октябре 1917 были встречены всеми социалистами Германии с одобрением. Но начавшаяся в 1918 году Гражданская война переломила настроения лидеров СДПГ — Фридриха Эберта и Филиппа Шейдемана, считавших установку диктатуры пролетариата излишней и даже вредной, ведущей к гражданской войне. По их мнению, гражданская война в столь индустриально развитой стране, как Германия, может привести немецкое общество только к краху. Убедившись, что революция несомненно приведет к гражданке, они стали продвигать идею ненасильственного захвата власти путем создания парламентской коалиции большинства и формирования ею ответственного правительства. Позиция лидеров СДПГ, несмотря на всю её благородность, не находила отклика у рабочих, которые считали, что те идут на уступки капиталистам, и всё чаще обращали свои взгляды к НСДПГ. Рабочих мало интересовало «а что там в России», так как эта страна для них была дремучим лесом, и в таких условиях позиция СДПГ по «мягкому» приходу к власти выглядела слабостью. СДПГ большинства теперь всё больше отдалялось от позиции большинства пролетариев. НСДПГ, хоть ей и не нравился расклад событий в России, считала, что в Германии гражданскую войну можно будет избежать и реализовать диктатуру большинства из-за превалирующей доли рабочих над всеми другими классами общества. Движение “Спартак” же в гражданке не видело никаких проблем, так как только через неё была возможна установка диктатуры пролетариата и бесклассового общества.

Агитационный плакат одной немецкой партии. Они ещё не знали, что через 1,5 года будет всё то же самое

В 1918 году в германском обществе желание скорейшего мира, все больше вызывало недовольство прусским милитаризмом и его олицетворением Кайзером Вильгельмом II. Монархия и до войны не пользовавшаяся огромной популярностью, теперь на фоне очевидно проигранной войны теряла последние остатки поддержки и худшее было только впереди…

Продолжение: Ноябрьская революция в Германии. Часть 2

Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen).

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_328694

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.

При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть!