Ноябрьская революция в Германии. Часть 2⁠⁠

Автор: Владимир Герасименко.

Читайте ранее: Ноябрьская революция в Германии. Часть 1

Чем ближе подступала осень, тем сложнее становилась внутриполитическая ситуация в Германии. Все лето и весь сентябрь 1918 года между СДПГ, Партией Центра и Прогрессивной народной партией шли переговоры о необходимости создания ответственного правительства. Все эти партии видели назревающую в обществе революцию и считали необходимым купировать её, заключив мир и проведя ряд социальных реформ. Вот только у военного командования Рейха были свои взгляды на то, как стоит завершить войну, и попытка их реализации зажжёт пламя революции!

Надежды и разочарования

СДПГ, вставшая окончательно на путь парламентаризма, требовала отставки правительства Гёртлинга, представлявшего Партию Центра, как условие своего участия в коалиции. Партия Центра требовала от Эберта и Шейдемана гарантий, что Социал-демократы будут действовать в рамках парламентаризма, а не попытаются всех прокинуть в стиле большевиков. Долгие переговоры закончились 30 сентября, когда Гёртлинг подал в отставку, убедил Кайзера принять её и сформировать правительство с участием социалистов. Подобный исход ещё месяц назад казался немыслимым, но Людендорф убедил Вильгельма, что правительство, сформированное парламентариями, поможет смягчить американцев. Таким образом, выполнялось одно из условий для начала мирных переговоров, а вся ответственность за их итоги ложилась на партии социалистов и католиков — идеальный расклад, особенно для военных.

Просто посмотрите на роскошные усы принца Макса Баденского

Новое правительство было поручено сформировать принцу Максу Баденскому — компромиссному кандидату, так как другие, в том числе и Эберт с Шейдеманом, отказались, но Шейдеман вошел в правительство как один из статс-секретарей. Уже 3 октября новое правительство под сильным давлением Ставки направило США официальную ноту с просьбой о мирных переговорах. У немцев ещё оставались надежды, что можно будет убедить союзников в необходимости сотрудничества ради разгрома большевизма. Ответ, пришедший 23 октября, стал шоком для политической верхушки Рейха: США требовали немедленного отречения Кайзера и безоговорочной капитуляции. Никакого почётного мира не было и в помине. Военные ответили на это требование единственным возможным образом — продолжением борьбы. Вот только положение на фронте было уже безнадёжным.

Австро-Венгрия отступала по всем фронтам, сотрясаемая мятежами в армии, революционными выступлениями горожан и националистическими бунтами на окраинах. 12 октября её правительство начало тайные переговоры с Антантой о сепаратном мире. На фоне неизбежного поражения и при поддержке Англии и Франции, в Австро-Венгрии начались парады суверенитетов. 14 октября началось новое наступление Антанты на всем западном фронте. Немецкие войска, не дожидаясь разгрома, отступали к последним оборонительным рубежам перед Рейхом, оставляя за собой выжженную землю. Армия была на пределе, всё чаще среди солдат раздавались призывы к миру и обвинения власти во втягивании в бессмысленную войну. Если фронтовые части ещё удавалось удерживать в порядке, то в тылу разложение шло полным ходом. Такая безысходность порождала среди военного руководства отчаянность обречённого на смерть.

Последнее наступление Антанты

Именно в эти дни отчаяния и безысходности родился план, который мог если и не спасти, то улучшить положение на переговорах для Рейха — тевтонский last stand. Необходимо было нанести англо-французским войскам такие потери, чтобы их народы сами затребовали мира. Или хотя бы попытаться. Армия, хоть и была потрепана, но всё ещё сражалась на чужой земле, а значит требовалось просто обороняться на подготовленных рубежах и наносить врагу больший урон, чем он мог ожидать. Битва на земле должна была дать флоту время собраться и нанести удар. Именно вторая компонента плана была ключевой: удар всеми силами флота по врагу — погибнуть самим, но нанести такой ущерб королевскому флоту, чтобы англичане рвали на себе волосы (сегодня считается, что Флот Открытого Моря действовал при подготовке последнего наступления на свой страх и риск, никого не ставя в известность, но в то же время известно, что с планом в общих чертах были знакомы в Генштабе). Рейх был обречен, и размен сотен тысяч солдат и моряков на мизерный шанс облегчить условия капитуляции казался обоснованным.

Макс Баденский, считавший продолжение борьбы бессмысленным, призвал Кайзера сместить руководство Генерального штаба, или он уйдет в отставку, а тогда революция неизбежна. 26 октября Людендорф покинул свой пост, но запущенный механизм было уже не остановить. 28 октября Рейхстаг принимает изменение в Конституцию о назначении кабинета министров парламентом и Макс Баденский вынуждает Кайзера подписать его. В ответ на это 29 октября по совету Гинденбурга Кайзер выезжает в ставку в бельгийский Спа, где 30 октября после переговоров с военными визирует план общего наступления флота. Правительство осталось в неведении относительно этой операции. Сама же ситуация в Берлине вызвала раскол среди военных, часть которых считала, что всё происходящее есть ни что иное, как захват власти большевиками, пользующимися благодушием принца Макса. Благодаря поддержке Людендорфа сторонники жёсткой линии продвигали идею сплочения вокруг Кайзера ради похода на Берлин. Более умеренные во главе с новым Генерал-квартирмейстером Вильгельмом Грёнером считали необходимым сохранить прежде всего мир внутри Германии, не допустив при этом подъема большевизма. Формально Грёнер получил гарантии неприемлемости для соцдемов пути большевиков на заседании 5 ноября лично от Шейдемана, но было уже слишком поздно.

Краса и гордость Германии. Именно на смерть этих малышей руководство Рейха хотело обменять облегчение бремени поражения

Пламенный революционный привет от матросов

После Ютланда надводный флот большую часть времени куковал в порту (операция “Альбион” с прорывом в Рижский залив и экстерминатусом русского Балтийского флота была яркой, но недолгой и в целом неудачной вспышкой его активности). Поэтому вскоре у флотских, чуть более образованных, чем пехтура, ибо с сложными механизмами обращаться надо мозги иметь, стали проявляться всё те же проблемы, что и у Балтийского флота РИ: апатия, безделие, неприятие войны и нежелание сражаться. Моряки с восторгом и воодушевлением встретили обе революции в России, тем более, что в обеих чуть ли не ведущую роль играли матросы. С не меньшим восторгом зашла морякам и агитация “диванных социалистов”: СДПГ, опасаясь бана со стороны государства, всячески тормозило работу агитаторов в армии и флоте, выкидывая их из партии на мороз. Выделение более левых в НСДПГ привело к активизации агитационной работы со стороны идейных, которым формального разрешения на это не давали, равно как и не запрещали — главное не за партию, а за идеи агитировать. Более мягкие порядки с дисциплиной — моряк хоть и на корабле живет, но в городе бывает регулярно, а значит и приобщиться к всяким идеям может вполне спокойно — привели к тому, что уже в начале-середине 1918 года офицеры прочувствовали каково было их русским визави год назад, и приходилось уговаривать моряков просто выйти в море (почти не касалось подводников, так как те были по уши в работе и им было вообще не до политики). Причём резкое покраснение и радикализация моряков из-за позиции «я не я, и лошадь не моя» оказалась скрыта от глаз лидеров СДПГ и НСДПГ. Адмиралы тоже предпочитали не замечать проблему из-за того, что любое её решение могло привести к бунту.

Даже без утвержденного приказа в 20-х числах октября Hochseeflotte запустил лихорадочную подготовку к операции. План предполагал собрать все возможные корабли в кулак и не позже второй половины октября двинуть его в Вальгаллу. Хотя приказ был доведен только до старшего офицерского состава, а среди младших офицеров и матросов распространяли информацию, что это просто будут учения, все быстро смекнули, к чему всё идет. Первые выступления матросов против операции начались 29 октября среди экипажей линкоров “Тюрингия” и “Гельголанд” во время их стоянки в Вильгельмсхафене. Порядка тысячи(!) матросов были арестованы за попытку мятежа и доставлены на главную базу флота в Киле, но это лишь подстегнуло брожения матросской массы. 3 ноября была расстреляна военным патрулем демонстрация в поддержку арестованных.

Мирная демонстрация моряков и рабочих Киля 3 или 4 ноября

В ответ на это 4 ноября по призыву подпольной организации матросов (опять же, о её существовании социал-демократы тоже не знали) происходит уже полноценный мятеж: арестованных освобождают, в Киле идут бои матросов с немногочисленными верными правительству войсками, к концу дня матросы берут город и устраивают митинг. Набор лозунгов у восставших был простой и понятный: “Даешь мир!”, “Долой Царя Кайзера!” и “Всю власть советам!”. Воодушевленные успехами матросы стали разъезжаться по городам и весям, распространяя славную весть о пришествии революции, и останавливать их никто не желал.

РЕВОЛЮЦИЯ!!!

Перед лицом уже начавшейся революции правительство Макса Баденского для того, чтобы удержать ситуацию под контролем, послало в Киль члена СДПГ Носке, занимавшегося в парламенте военной сферой и относившегося к правому крылу партии (никакой революции и гражданки, парламентаризм, демократия, капитализм, но с социалистическими законами). Прибыв в революционный город и оценив обстановку, Носке для канализации протеста и установления относительного порядка возглавил формирование Совета матросских депутатов, параллельно избравшись на пост бургомистра. Не разделяя восторгов от революции, Носке сумел навести порядок в городе и ослабить роль Совета в решении вопросов, превратив его в свисток для спуска пара. Вот только остановить расползание революции Носке уже не мог.

Один из ежедневных митингов матросов в Киле

К 7-му числу берлинское правительство не контролировало весь север Германии, где революционные матросы, и примкнувшие к ним солдаты, и горожане свергали законные органы власти и стихийно формировали Советы солдатских и рабочих депутатов. Революционная волна прокатилась и по территориям, куда не добрались матросы, так в ночь на 8 ноября революционные массы во главе с местными деятелями СДПГ и НСДПГ свергли монархию в Баварии и Саксонии. В течении следующей пары дней в Германии не останется земель с монархической формой правления. Лидеры СДПГ, не желавшие революции, но чувствовавшие, что если не возглавить процесс сейчас, то их поезд уйдет, поддержали революцию и выдвинули 7 ноября (иронично, не правда ли?) правительству ультиматум, главным содержанием которого были отречение Кайзера и передача власти социал-демократам. 8-го ноября партия через свою официальную газету “Форвартс” объявило о своих требованиях к главе правительства. В тот же день, узнав о готовящейся забастовке рабочих заводов, недовольных попыткой усиления мер безопасности и арестом лидера революционных старост СДПГ превентивно призвало к всеобщей стачке. Шейдеман и Эберт теперь окончательно порывали с правительством и стремились возглавить революцию для её же обуздания. Условия для этого складывались наиболее благоприятно, так как все значимые лидеры НСДПГ, которой незадолго до этого Прусское министерство внутренних дел запретило сходки и пропаганду, были за пределами Берлина и из-за паралича транспортной системы не могли быстро вернуться в город.

Стачка в Берлине

Еще большей удачей стало то, что СДПГ удалось распропагандировать Берлинский гарнизон, и 9 ноября он перешел на сторону революции. На фоне этих событий и всеобщей стачки Шейдеман заявил о выходе из правительства, а на заседании СДПГ Эберт объявил о взятии курса на захват власти, но мирным путем (по сути шантажом, вынудив её передать). Делегацией СДПГ принц Макс был поставлен перед фактом, что либо он убеждает Кайзера выполнить ультиматум и тогда СДПГ формирует правительство, либо страна скатывается в гражданскую войну и тогда “живые позавидуют мертвым”. В результате довольно коротких переговоров была достигнута формула передачи власти: Эберт “с нежеланием” принимал пост Рейхсканцлера, СДПГ при возможном участии НСДПГ и буржуазных партий, при условии главенства СДПГ, формирует правительство, Кайзер отрекается, а в Германии устанавливается Республика. Эберт гарантировал военному министерству Пруссии его функционирование для бесперебойной поддержки войск на фронте, пока не будет достигнут прогресс в заключении перемирия. После формальной передачи власти Шейдеман самовольно(!) с балкона Рейхстага провозгласил Германскую республику. Кайзеровская Германия прекратила своё существование. Но Германская Империя всё ещё жила.

Филипп Шейдеман провозглашает Германскую республику

Дивный новый мир со старыми проблемами

Начавшаяся революция положила конец иллюзиям военного командования о последней славной битве — в условиях революции в тылу армия и флот были обречены. Последовавшие за первыми сообщениями из Киля совещания Кайзера и военных были неутешительны: Рейх не мог вести борьбу с внешним и внутренним врагами одновременно, и даже, если бросить силы на подавление революции, Германия будет ослаблена еще больше. Ни Грёнер, ни Людендорф не видели иной перспективы, кроме как послать парламентёров к Антанте — война закончилась, Рейх проиграл. 8 ноября в Компьенском лесу делегация немецких офицеров испытывала величайшее унижение в своей жизни, подписывая акт о перемирии (капитуляции) Рейха. Пока военные обтекали и пытались понять, что делать дальше, ставший 9 ноября Рейхсканцлером Эберт уже на следующий день собрал в цирке (о, ирония) Буш заседание берлинских советов, где провозгласил формирование нового правительства — Совета народных уполномоченных.

Они «воткнули нож в спину Рейху»

Основную цель правительства Эберт и СДПГ формулировали как скорейшее проведение демократических выборов. Новое правительство сразу же стало целью критики революционных старост и членов движения “Спартак”, требовавших передачи власти Советам, так как в случае демократических выборов неминуемо власть окажется под влиянием буржуазии, владеющей капиталами. Эберт понимал, что удовлетворение этого требования не только приблизит гражданку, но и вынудит страны Антанты, как огня боящихся роста большевизма в Европе, начать интервенцию. 13 ноября он сделал обращение к лидерам Англии и Франции с просьбой громогласно объявить о возможности такого исхода. В то же время военные считали, что угроза большевистского восстания сможет убедить Антанту пойти на уступки, а там — чем черт не шутит — может быть, и на крестовый поход против красного медведя согласятся (28 лет спустя немецкие генералы будут цепляться за эти же химеры). Проблема заключалась лишь в том, что союзники ни на какие компромиссы идти не собирались: очарованные быстрым разгромом немцев в летне-осенней кампании, они считали возможным справиться самим с любой угрозой на континенте.

Первой же проблемой, с которой столкнулся Эберт, стало отсутствие в составе партий коалиции политиков с каким-либо опытом практического управления, так как до административных должностей ранее их не допускали. В итоге в Совете народных уполномоченных было всего два статс-секретаря от социал-демократов — по экономике и продовольствию. Остальные должности достались профессионалам, выдвинутым ещё предыдущим правительством. Более того, таких “буржуазных” специалистов привлекут и для написания законов — Эберт таким образом стремился заручиться поддержкой буржуазии, надеясь, что в новых условиях социал-демократы смогут провести необходимые преобразования, пользуясь конституционным большинством. Вот только сама коалиция, ввиду разности взглядов на будущее, решая неотложные вопросы функционирования государства сейчас, всё больше погружалась в склоки по поводу вопросов устройства будущего.

Так, выдвинутый 16 ноября проект закона о создании республиканского ополчения, которое должно было зиждиться на выборном принципе начальства и стать верным стражем революции и правительства в пику консервативным военным, был с особым цинизмом прокачен. СДПГ и НСДПГ опасались, что одна из партий будет иметь большее влияние на ополчение и сможет использовать его для укрепления собственной власти. Поэтому, приняв проект, его реализацию возложили на... барабанная дробь... прусское военное министерство, которое в свою очередь подключило Генштаб, который ни под каким соусом не желал возникновения альтернативных воинских структур и спустил закон в унитаз. Ещё интереснее вышло с армией, так как 11 ноября Эберт по просьбе Грёнера выпустил приказ, где признавалась власть офицеров, а Советам солдатских депутатов приказывалось поддерживать их во всем. Таким образом, соцдемы формально сохраняли порядок в армии на время демобилизации, фактически же заручались поддержкой военных в случае противостояния с НСДПГ или движением “Спартак”. Естественно, такой поступок не мог не вызвать негодование у независимых и спартакистов, так как противоречил духу революции.

Ещё одной проблемой, напрямую связанной с армией, был вопрос демобилизации — миллионы вернувшихся с фронта солдат необходимо было обеспечить работой. Правительство попыталось привлечь к решению проблемы своего некогда классового врага — предпринимателей. На переговорах профсоюзов и представителей бизнеса был выработан договор, по которому обе стороны становились партнерами в решении проблем: предприниматели обещали социальные изменения, профсоюзы не выступали против своих работодателей. Казалось бы, победа революции, но не всё так просто. Предприниматели, хоть и взяли на себя ряд обязательств, но в тексте договора были прописаны довольно занимательные условия: так 8-часовой рабочий день обязались ввести только в случае принятия такого стандарта всем цивилизованным миром. Ну вы поняли, когда его намеревались ввести — нескоро. При этом профсоюзы по договору признавали общность своих интересов с интересами бизнеса — всё, что вредит бизнесу, вредит и профсоюзам. Внезапно профсоюзы из проводников социализма становились чуть ли не апологетами капитализма. И это при том, что на словах СДПГ придерживалась принципа социализации экономики, если не всей, то хотя бы её части.

Берлин, декабрь 1918 года. Председатель Совета народных представителей Фридрих Эберт приветствует возвращающихся солдат, проходящих через Бранденбургские ворота

Под социализацией понималось осуществление управления заводами на демократических началах, исключая из структуры владения его собственников или ставя их в равные условия с работниками. Созданная комиссия по экономическим преобразованиям должна была проработать социализацию наиболее готовых к этому отраслей, но попала в ту же ситуацию, что и министерская работа — к работе были привлечены в массе своей “буржуазные” специалисты, так как среди социал-демократов не было достаточного количества опытных экономистов (это при том, что костяк верхушки партии составляла интеллигенция, а не рабочие). Кроме того, комиссии противостоял и статс-секретарь по экономике, даже не скрывавший своего отношения к идее. Я думаю, что этих примеров достаточно, чтобы показать степень контроля Эбертом ситуации в его же кабинете министров.

Но, что хуже, Эберт имел очень слабое влияние на региональные правительства, руководя государством ровно в том объёме, в котором это не противоречило интересам регионов. Пока новые революционные правительства состояли из социал-демократов, общая партийная иерархия позволяла держать ситуацию под контролем, но как только рычаги власти уходили от СДПГ, ситуация тут же начинала выходить из-под контроля. И, что самое ужасное, именно это случилось в Пруссии. Созданный на коалиционной основе прусский кабинет министров очень быстро был подчинен воле деятельного политика и искусного оратора Адольфа Гофмана из НСДПГ. Ярый антиклерикал, он в конце ноября 1918 года издал указы об изъятии школьного образования из рук церкви и запрете преподавания религии. Кроме того, Гофман не скрывал своей конечной цели — полное отделение церкви от государства и выдворение церкви из политики. Такой антиклерикализм был встречен довольно нейтрально в рабочей среде, но вот среди офицерства и юнкерства начался мощный подъем консервативного движения. В течение недели эти настроения переросли в заговор, который ставил целью свержение Народных уполномоченных и Берлинского совета и вручение диктаторских полномочий Эберту — заговорщики видели в нём своего союзника в борьбе с большевизмом.

Солдаты Рабоче-солдатского совета со своей бронетехникой во дворе Берлинского городского дворца

6 декабря солдаты резервного полка “Кайзер Франц”, матросы Народной Морской дивизии, введенные в заблуждение своим командиром Маттернихом, а также вооруженные студенты из самообороны (стихийно возникших во время революции отрядов по защите имущества соответствующих заведений) прошли маршем к Рейхсканцелярии. Здесь, у здания, с балкона которого всего месяц назад было объявлено о создании республики, они устроили митинг, на котором обрушились с критикой на правительство за нерешительность, после чего провозгласили Эберта президентом. Эберт, считавший демократию единственным путем Германии, попытался утихомирить собравшихся, но это ему не удалось. Возбужденная толпа вечером попыталась взять штурмом здание, где заседал Берлинский Совет, но охранявшим его спартаковцам удалось отбить атаку. Эберт, боявшийся, что эти столкновения могут послужить запалом гражданской войны, связался с Грёнером и настоял на переброске в столицу частей с фронта для нейтрализации путчистов. В обмен на это Грёнер добился полного и безоговорочного признания власти офицеров в армии, кроме того, получив и негласный мандат на подавление спартакистов, как незаконных вооруженных формирований. Ввод войск позволил прекратить бои в городе, но провести “зачистку” солдаты были уже неспособны — офицерам с трудом удавалось удержать бойцов от разложения и дезертирства в полном соблазнами городе. Правительство и армия взяли паузу, одни в надежде, что проведение съезда советов и последующие выборы сами охладят ситуацию, другие — занятые подготовкой к демобилизации.

Главной интригой перед началом съезда было партийное представительство, и здесь умеренная линия Эберта оказалась выигрышной — не меньше 300 делегатов из 514 были из СДПГ. Таким образом, Эберт получил возможность провести через съезд и идею парламентских выборов, и как можно более раннюю их дату, дающую СДПГ преимущество. И хотя по итогам съезда 400 голосами было принято решение о выборах 19 января, сами дебаты были непростыми. НСДПГ, а также представители левого крыла социал-демократии и революционные старосты настаивали на советской системе, утверждая, что демократия не позволит реализовать социальные реформы из-за сопротивления консервативной части общества. Это предложение было отклонено съездом 344 голосами и привело к окончательному разрыву между революционными старостами и СДПГ.

Съезд советов

В понимании революционных старост система Советов в обществе с подавляющим числом рабочих была наиболее демократичной, так как обеспечивала власть большинства, лишая при этом рычагов влияния денежных мешков. При этом, в их понимании советы должны были стать коллегиальными органами исполнительной, законодательной и судебной власти — общие проблемы и устремления пролетариата должны были придать устойчивости этой системе. Члены НСДПГ понимали советскую систему менее радикально и оставляли в ней разделение властей, но именно идеей революционных старост и тем, что в России её реализация привела к гражданской войне (большевики, как ни странно, были близки к позиции НСДПГ, а не революционных старост, сохранили и разделение властей и еще сверху партийного контроля отсыпали, идея же революционных старост либо привела бы к анархии, либо к диктатуре), Эберт смог запугать умеренных социал-демократов и подтолкнул к нужному ему результату. Но, сосредоточившись на вопросах внутренней политики, СДПГ упустило принятие съездом пунктов по военной повестке, полностью перечеркивавших все договоренности Эберта и Грёнера, и экономической, требовавшей полного обобществления всех отраслей экономики. Это могло бы быть критично, если бы не главное соображение — получив на выборах мандат народа, СДПГ сможет отменить или скорректировать все эти решения.

Эберт, встав на позицию “сначала демократия, потом всё остальное”, ради реализации этого самого демократического принципа управления готов был пожертвовать рядом социальных реформ, имея в виду реализовать их позже, когда общество будет готово. С точки зрения независимых и других революционных сил — это было предательством революции. Усугубили раскол выборы в Центральный совет республики — политический орган, который должен был выполнять функции парламента до выборов. НСДПГ и СДПГ не сошлись в объеме полномочий органа: социал-демократы хотели только согласовывать с ним ключевые законы, независимые же хотели права рассмотрения и ветирования любого закона. Итогом препирательств стало формирование совета исключительно из членов СДПГ. Коалиция, созданная для удержания порядка в государстве, уже через месяц держалась на честном слове, а окончательно разрушил её светлый праздник Рождества Христова.

Продолжение Ноябрьская революция в Германии. Часть 3

Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen).

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_331503

Пост с навигацией по Коту

А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.

Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.

При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!

Подробный список пришедших нам донатов вот тут.

Подпишись, чтобы не пропустить следующую часть!