GolfMaster

Все-таки не зря говорят: наглость - второе счастье, и дуракам всегда везет...

В общем, дело было в 2001-м году. В моем родном городе Е стрелять на улицах из гранотометов тогда уже перестало быть модным - но серьезные парни в спортивных штанах по-прежнему ездили на бэхах (которые еще никто не додумался называть "бумерами"). А я - молодой-зеленый дурачок, работал в небольшой компьютерной фирме. Клиенты попадались разные, далеко не все исповедовали принцип "долг - дело чести". Но как-то умудрялись с ними договариваться, не доводя до крайностей.

А эти - какие-то недоговороспособные попались. Не хотят платить за сделанную работу - и все тут. Козыряют своей крутостью, причастностью к одному "общественно-политическому союзу". В общем, редиски натуральные...

Я как раз надумал увольняться, в столицу переезжать. И вот шеф, когда я к нему пришел за расчетом, прямо так и сказал:

- Твой клиент? Твой. Должны они нам? Сто пудов. Значит, езжай и выбивай долг как хочешь. Привезешь бабло - заплачу тебе сколько положено, а нет - извини.

Посмотрел я на себя в зеркало... Худосочный очкарик-ботан. Костюмчик дешевенький, с галстуком пестрым по тогдашей моде. Ну кто меня не то что испугается - а всерьез воспримет? Но делать-то нечего... Сел я в свою раздолбанную копеечку, да покатил к офису должников. А квартировали они на окраине, рядом с заводами. Приехал, захожу в приемную к главному, интересуюсь на предмет его присутствия. Нету, говорят. Ну ладно, отвечаю, я его на улице подожду, в машине.

Выхожу - и соображаю, что даже не знаю, как он выглядит-то. Только имя-отчество и дали мне. Но возвращаться, спрашивать - несолидно как-то. Побрел к своей копеюшке. Сел, жду. Час, два, три. Чтоб не скучать - книжку прихватил, читаю, да на закладку периодически поглядываю - фото моей красавицы-женушки.

Машину поставил напротив входа в здание. Мой расчет - как подъедет какой лимузин крутой - так я прямо к нему и подойду. Никто, кроме директора ихнего в таком транспорте передвигаться не может.

До вечера досидел - не приехало лимузинов. Вообще как-то пусто на парковке, и из здания никто ни входит, ни выходит. Только шторка у окна приемной иногда колышится.

Часов в 8 совсем темно стало - думаю, дальше ждать нет смысла. Район опять-таки не самый спокойный - нечего мне тут ночью делать. Уехал домой несолоно хлебавши.

На следующий день - ровно то же самое. Пришел - спросил - был послан - ушел в машину - просидел до вечера. И опять - тишина, только птички чирикают.

А на третий день, утром, шеф наш меня поймал. Завел в кабинет. Вручает конверт пухлый. Я пересчитал - там сверх того, что мне полагалось, еще крупная сумма. Поднимаю на него глаза с немым вопросом.

- Заплатили, говорит. Сегодня деньги на счет упали.
- А еще,говорит, звонил мне на трубу рано утром их главный: "Вы нас не так поняли, мы войны не хотим. И вальщика нам присылать не надо".

Вальщик - это киллер, если кто не знал.

"Я его сразу срисовал: дрищ в очках, под студентика косит. Тачка явно угнана, сидит, делает вид, что книжку читает - а сам пасет вход, да с фоткой сверяется. Нервы, конечно, у него канаты: внаглую так на самом виду красуется, не прячется, не боится, что его самого уберут. Матерый зверюга, короче."

Взял я конверт, пожал шефу руку - и отбыл в первопрестольную с супругою.

P. S. Я не являюсь автором данной истории

Ровно двенадцать лет, от звонка до звонка, я был похож на робота. Простой алгоритм: подъем, работа, отбой. И еще перерывы на еду. Иногда приходилось отбиваться от сокамерников, но такое случалось нечасто. Но вскоре все изменится: осталась всего одна ночь, и я снова буду полноценным членом общества. Общества, которое решило, что проще свалить на меня двойное убийство, чем искать настоящего преступника. На суде мне казалось, что присяжные просто слишком торопились успеть к вечернему ТВ-шоу. Но что сделано – то сделано. Ничего уже не поменять, и я рад, что завтра все закончится.

«Не думаю, что мне удастся сегодня уснуть» - промелькнула мысль и я мгновенно провалился в тягучие объятья Морфея.

***

Утром меня, как обычно, разбудил громкий звук сирены. Каждый раз, когда я слышал ее резкий вой, мне хотелось взять что-нибудь тяжелое и разнести репродуктор к чертям собачьим. Но сегодня я даже был рад этому протяжному «виу-виу», доносившемуся из коридора.

Всех заключенных сопроводили в столовую, меня же повели в кабинет начальника тюрьмы.

— Что, Джек, сегодня твой «Большой День», да? — поинтересовался Хайд.

— Так точно, не могу дождаться, когда за мной закроют дверь. С другой стороны забора, — ответил я с надеждой, что это действительно случится поскорее.

— Послушай, я понимаю, что у тебя полно амбиций, но хочу предупредить, — он замялся, — по-дружески. Уж не знаю, действительно ты убил тех несчастных или нет – это не мое дело, но люди не готовы принять тебя с распростертыми объятьями. Они будут видеть в тебе только убийцу, — глаза начальника словно потускнели после этих слов. Он действительно переживал за мою судьбу, настолько мы сблизились во время моего срока.

Начальник тюрьмы, Фредерик Хайд, был человеком добрым по своей природе. Хоть его работа обязывала быть жестким, к заключенным он относился с пониманием. Конечно, только к тем, кто действительно хотел исправиться. Рецидивистов и негодяев, не собиравшихся вставать на путь истинный, Хайд ненавидел всем сердцем.

Во время отсидки я помогал Хайду с лекциями для заключенных. Проводил семинары, давал убийцам и ворам понять, что они могут быть лучше. За это Фред обеспечил мне довольно вольготные условия, по местным меркам, за что я ему безмерно благодарен. Он часто навещал меня: приносил книги, что-то вкусное с кухни. Через какое-то время мы действительно стали друзьями, что до сих пор не укладывается у меня в голове: заключенный и надзиратель – друзья, ну ничего себе.

— Фред, дружище, я знаю, ты за меня беспокоишься, но взгляни, — я посмотрел ему прямо в глаза, которые не выражали ничего, кроме смертельной усталости и невероятной озабоченности, — у меня хорошее образование, я умею вести себя в обществе. Мне всего тридцать семь лет, еще вся жизнь впереди. Начну все сначала, раз уж выпал такой случай: найду хорошую работу, женюсь, воспитаю пару ребятишек и буду жить долго и счастливо, — я изобразил самую искреннюю улыбку, на которую был способен.

— Что ж, буду рад, если у тебя все получится… Если будет нужна помощь, то можешь всегда на меня рассчитывать. Адрес и телефон ты знаешь. Джек, ты молодец. Мало кому удается выйти из этих стен достойным человеком. Я правда горжусь тобой, — Фредерик тоже улыбнулся. Морщинки в уголках глаз делали его похожим на мопса, которому только что сказали «хороший мальчик» … В хорошем смысле, конечно.

— Так все и будет, Фред. Не люблю я эти долгие прощания, где мне подписаться, чтобы наконец уйти отсюда? — возможно, я сказал это слишком резко, но Хайд ничуть не обиделся. Он понимал, что только это для меня сейчас имеет значение.

— Здесь и вот здесь, — начальник тюрьмы указал на листки бумаги, пестревшие штампами и печатями самых разных цветов.

— Готово. Ну, я пошел. Пока, Фред.

— Еще увидимся… эм, не здесь, конечно… Ты меня понял.

Последний раз я взглянул на кабинет моего единственного оставшегося друга, развернулся кругом и закрыл за собой дверь.

***

На проходной я забрал свои вещи, которые у меня изъяли ровно двенадцать лет назад. Наручные часы, зажигалку «Зиппо», недокуренную пачку сигарет марки «Кэмел», весьма потертые джинсы с футболкой, ключи от дома и портмоне с двадцаткой внутри.

Железная дверь со скрипом отворилась, и мне открылся вид на проселочную дорогу, ведущую к шоссе, к которому я немедленно направился.

Стоит заметить, что выглядел я не ахти. Исхудавший, с угрюмым выражением лица и, конечно, обритый почти «под ноль». В общем, внешний вид вполне соответствовал моему образу жизни. Понятно, почему я простоял почти полтора часа, безуспешно пытаясь поймать попутку, пока не появился автобус.

— Хо, давно ждешь? — окликнул меня весельчак водитель, кроме которого, кстати, никого в салоне не было.

— Да уж прилично! До города подбросите? — осведомился я.

— А как же, тут всего одна дорога — от аэропорта и до города, — отозвался из глубины водительской кабины шофер. — Откуда путь держишь?

— Оттуда, — указал я на пригорок с грозным монолитом тюремного блока.

— Вот как? Сбежал что ли? — он с опаской окинул меня взглядом с головы до ног.

— Нет-нет, конечно, только освободился и хочу поскорее отсюда уехать.

— Не пойми неправильно, но побаиваюсь я вашего брата. Будет хорошо, если ты сядешь в конце салона.

— Послушайте, я вообще мотал срок по ошибке, я не убийца и вреда вам не причиню… — он не дал мне закончить и пальцем указал на дальний угол автобуса. Пришлось повиноваться.

Всю дорогу водитель не проронил ни слова. Почти час мы ехали в полной тишине, и это было очень неприятно. Когда по приезде я попытался расплатиться, он не взял с меня денег, буквально выставил из дверей и, быстро набрав скорость, умчался прочь.

***

Дома меня ждали горы пыли, прогнившее крыльцо и пара сообщений на автоответчике. В первом сообщалось, что меня бросает девушка, что было очевидно, и сильно я не удивился. Но второе… второе было от родителей. Мама дрожащим голосом говорила, что она с отцом очень сильно во мне разочарованы, что им стыдно, что они воспитали преступника и вряд ли смогут меня простить. Теперь понятно, почему за двенадцать лет они меня так и не навестили. Это известие словно лезвием прошло по моему сознанию.

Я был просто раздавлен. Попытался перезвонить, но трубку взяли совершенно другие люди.

«Переехали», — подумал я, — «чтобы я не смог их найти».

Целую неделю после этого я выходил из дома только за едой. У меня оставались кое-какие сбережения, и я тратил их на всякое дерьмо быстрого приготовления. Разумеется, под косые взгляды охранников – они слишком хорошо знали мой типаж.

Но воровать я не собирался. На первом месте в списке моих дел значился пункт «найти работу». Чем я и занялся, как только смог оправиться от утраты любящих некогда мамы и папы.

***

По образованию я учитель. А из-за срока никто, конечно, меня к детям не подпустит. Поэтому я начал просматривать раздел вакансий местной газеты.

Я позвонил на добрый десяток номеров, и каждый раз, когда всплывала моя судимость, я слышал «всего доброго» и длинные гудки. В конце концов я устроился на стройку на должность «подай-принеси», но долго там не проработал: людей отталкивала моя внешность, манера говорить. Их отталкивала сама моя сущность. Меня попросили уволиться по собственному желанию.

С тех пор я попробовал еще несколько профессий: упаковщик в супермаркете, промоутер на улице. Даже гардеробщик в театре. И отовсюду меня гнали взашей с формулировкой «не коммуникативный» или «неприспособленный к работе с людьми». Странно это было слышать в адрес учителя, который всю жизнь… первую её половину посвятил тому, что унимал неугомонных сорванцов и вдалбливал им основы математики.

Как же я ошибался, когда был уверен, что сохранил умение жить с людьми, как бы абсурдно это не звучало. За двенадцать лет моего отсутствия изменилось все. Когда я пытался познакомиться с кем-то, я выглядел, словно Робинзон, который после двадцати лет одиночества вдруг оказался в шумной компании. Никто не воспринимал меня всерьез – все считали меня если не психом, то уж точно немного странным.

Я просто был другим. Звучит смешно. Люди, которые упекли меня за решетку и сделали из меня Робинзона, отказывались принимать свое творение.

И тут я осознал. Я остался один. У меня нет друзей, родные от меня отказались. У меня больше нет будущего. Есть только прошлое, которое, как бы я не хотел, никто не в силах изменить.

***

Я сижу на полу, прислонившись спиной к койке. В одной рукой я держу бутылку дешевого виски, в другой сигарету. Прикладываюсь к ним по очереди. В голове возникаю самые разные идеи, но я сразу же их отметаю – ничего дельного. «Должен же быть кто-то», «должен быть человек, способный помочь».

Фред Хайд, как я мог забыть про него. Старина Фред точно подскажет, что делать.

Судорожно набираю номер: гудок, еще один…

— Ну же, дружище, возьми трубку, — чуть ли не кричу я.

— Да, я слушаю, — ответил незнакомый женский голос.

— Простите, наверное, я ошибся… Мне нужен мистер Фредерик Хайд, не могли бы вы его позвать? — мой голос дрожит, где-то в голове зарождается паника.

— Я жена Фреда, кто его спрашивает?

— Это… Это его друг. Меня зовут Джек, мы с ним… долгое время общались.

— Джек… Вы еще не знаете? — голос женщины на другом конце провода вдруг срывается, — две недели назад у Фреда случился инфаркт, врачи сделали все возможное, но, — здесь она расплакалась, — увы, ничего не смогли поделать.

Я бросаю трубку. Паника в моей голове становится все реальнее. «Что мне делать?», — вот и все, что крутится у меня в голове. Осознание приходит довольно быстро…

***

Я сижу в такси, мимо пролетают серые коробки домов с яркими глазницами горящих окон. Да уж, обстановка хуже не придумаешь.

Машина подъезжает к двухэтажному домику с ухоженным газоном и узорчатой беседкой возле крыльца. Я расплачиваюсь с таксистом и выхожу из душного салона на воздух. Ноги моментально подворачиваются и я едва удерживаю равновесие.

«А что я ей скажу», - словно густой сироп, эти слова будто прилипли к подкорке, «А вдруг она меня просто развернет?»

Два раза нажимаю на кнопку звонка, где-то в глубине дома раздается назойливая трель.

«Словно тюремная сирена», - думаю я, но сразу отбрасываю эту мысль прочь.

Дверь открыла брюнетка лет сорока, в белых джинсах и легкой голубой кофточке.

— Кто вы такой? — она недоверчиво окинула меня взглядом.

— Я Джек, звонил вам пару часов назад. Фред был моим единственным другом, и моей единственной надеждой. Может, вы сможете помочь мне, а я смогу поддержать вас? — слова будто сами слетели с языка и звучали невероятно глупо.

— К черту, терять мне уже нечего, — вдова Фреда немного замялась, — и некого, — Меня зовут Роза, проходите и налейте себе чего-нибудь.

Я переступил порог ее дома и, как выяснилось позже, порог своей новой жизни, о которой так мечтал. Мы проговорили до утра, излили друг-другу душу. Вспоминали Фреда, обсуждали мою жизнь.

Роза была единственной, кто выслушал и понял меня за последнее время. Такого спокойствия я не чувствовал уже давно. Ей тоже стало легче после разговора со мной.

***

Я переехал к Розе через два месяца. Она будто заново научила меня жить: я больше не вызывал отвращения у людей, со мной стало приятно находиться в компании. Я стал совершенно другим человеком.

С новой работой все складывалось не слишком радужно. Пришлось начинать с самых низов. Вначале уборщик, затем официант. После двенадцати рабочих часов я был готов уснуть прямо на выходе из ресторана, а ноги гудели как телеграфные столбы. Однако мысль о том, что дома меня ждет горячая яичница и не менее горячая Роза, словно расправляла мне крылья.

Скопив немного денег и продав свой дом, мы с Розой смогли открыть небольшой ресторанчик, который на удивление снискал популярность.

Дела пошли в гору. Больше не приходилось глотать энергетики, чтобы не отключиться где-нибудь на кухне с подносом в руках. Я мог больше времени уделять Розе, чему был несказанно рад.

***

Прошло два года.

События развивались стремительно. Прямо сейчас я стою в церкви, возле алтаря. А напротив меня в белоснежном платье и серебряной диадемой на голове – Роза. Мы смотрим друг другу в глаза и улыбаемся.

— Джек Холл, берешь ли ты в свои законные жены Розу Хайд, клянешься ли ты… — я не дослушиваю.

Я заглядываю Розе в глаза — глубокие и тёмные от волнения. Я вижу в этих глазах весь свой тернистый путь, все бессонные ночи и бессильные дни. Нам предстоит пережить вместе ещё немало — мне предстоит выживать в бездне бизнеса, полной акул, а ей — стерпеть осуждение общества. Но разве прямо сейчас это имеет значение?..

— Да, беру.

***

Сейчас, оглядываясь назад, прокручивая все в голове, я могу сказать только одно: «не упусти свой шанс, дружище, второго не будет».

P. S. Я не являюсь автором данного рассказа.

Самое яркое воспоминание моего детства — то, как моя сестра сходила с ума. Не в смысле куролесила там или еще что, а вот прямо реально головой ехала. Началось все резко, в один момент, но никто поначалу не смотрел на это как на помешательство, поэтому вся эта галиматья продлилась еще где-то пару дней. А потом продолжилась еще лет на десять.
Ей тогда было шестнадцать, я учился в четвертом классе. Ну и на правах девушки-старшеклассницы она жила в отдельной комнате, а я куковал вместе с родителями в гостиной. Мало того, у нее там еще и балкон был, с которого, собственно, все это и началось. Однажды утром она встала очень рано, раньше даже отца, это он мне потом рассказал (а вставал он обычно в шесть), и мялась там на кухне до тех пор, пока все не встали. И вот когда все с утра ввалились на кухню, шокировала всех беспрецедентной по своей охуительности новостью. За ней по ночам кто-то следил. И не просто так, да-да, с того самого балкона. Изнутри нахуй. То есть как бы через балконную дверь. Все конечно прихуели, даже десятилетний я, но к вопросу отнеслись серьезно. Жили мы тогда на третьем этаже, решеток на балконе не имели (сейчас бы решетки на третий этаж устанавливать), мало ли какой ушлый пидорас залез по балконам и открыл снаружи окно, всякое может быть. Решен был этот вопрос не очень по-умному, как я это сейчас понимаю. Отец решил достать из закромов часть наших накоплений и установить решетки на балкон в этот же день, попросил своего друга, у которого знакомые этим занимались, сказал, что ситуация экстренная, тем вроде даже пришлось отменить один свой заказ.

В школу и на работу в тот день, естественно, никто не пошел. Все занимались решетками и орущей сестрой. По ее словам, за дверью стоял лысый мужик среднего роста, одетый в черное. Про описание лица ничего не помню, но помню, что руки у него, по словам сестры, были чересчур длинные (и, нет, это не история про этих ваших слендерменов, просто вот так вот было). Ничего сверхъестественного он там не делал, или она постеснялась рассказывать, вроде просто стоял и смотрел. Не отреагировал даже на то, что она его увидела. И на то, что пошла на кухню, судя по всему, тоже. Отец на нее, конечно, орал знатно, мол, почему на помощь не позвала, на что она ответила, что и сама не знает. Вот так прошел этот лучший из дней, в криках и слезах, долго решали, вызывать милицию или нет, и что им вообще говорить в такой ситуации, но вечером на балконе уже были решетки, и все немного успокоились. Сестру отправили спать в свою комнату (идиотская, конечно, затея, но места в нашей с родителями комнате и без нее было мало, никаких раскладушек дома мы не держали), и она даже как-то на это согласилась, видимо орущий отец произвел на нее какое-никакое впечатление. Ей было сказано в случае чего тут же орать как резаной, что она, собственно, не преминула сделать как можно скорее.

Обрисовываю ситуасьон: вы знаете, что к вам вчера ночью на балкон залез какой-то мутный хер, вы ложитесь спать, думая, что вроде бы предприняли все меры предосторожности, но все равно лежите как на иголках, и тут из смежной с балконом комнаты, как подтверждение ваших худших опасений, доносится визгливый крик моей сестры. Как вы уже могли догадаться, обосрались все. Сестра прибежала в комнату, орала, что вон он там опять стоит, что же делать?! Проверять, кто же это такой на балконе, ночью никто не стал, чай не в фильме ужасов. Все собрали свои манатки и утопали к соседям, предварительно объяснив им ситуацию.

Школа с работой отменялись и на следующий день. Вместо этого батя, вооружившись соседским молотком, и, собственно, соседом, пошел проверять балкон. И впервые заподозрил он что-то только тогда, когда понял, что ни решетки, ни сами окна не были повреждены. То есть совсем. Все было таким же, как при вчерашней установке, то есть не было никакой возможности проникнуть на балкон снаружи. Сестре об этом ничего говорить не стали, но мне намекнули, чтобы я ее до нее особо не доебывался, боялись, видимо, что спровоцирую что-нибудь эдакое. Следующую ночь мы все спали дома, хотя спали это громко сказано. Сестра отказывалась возвращаться домой, хотя на этот раз родители собирались взять ее к нам в комнату, ну оно и понятно. Согласилась она только после того, как к двери родительской комнаты прикрутили щеколду, а отец прихватил с собой молоток от соседа. Спать никто особо не спал, но все сохраняли видимость того, что все, вроде как, неплохо. До определенного момента. Родители постепенно начали засыпать, видимо от пережитого стресса, сестра наоборот не спала, по той же самой причине. Я спать тоже не мог, потому что весь день спал у соседей, и тупо пялился в электронные часы на тумбе. Где-то в три двадцать снова завопила сестра. Родители тут же вскочили с кровати, я спрятался под одеяло. Они боялись, что мужик проник в комнату, но сестра кричала что-то про окно. Я услышал тяжелый батин вздох и решил ненадолго выглянуть из-под одеяла. В окне никого не было. А сестра все так же продолжала кричать, пытаясь убедить всех, что за окном (на третьем, повторюсь этаже) кто-то стоит. Но всем все было понятно.

Мама кинулась успокаивать сестру, приговаривая, что вот сейчас приедет милиция, но на самом деле никакой милицией там и не пахло – приехали санитары, сестру увезли, родители поехали с ней, а меня снова оставили у соседей. Вернулись родители одни, без сестры, и то ненадолго – отвозили ей вещи. Мне сказали, что она сильно заболела, и чтобы я об этом нигде особо не трепался, но рассказывать о таком у меня изначально никакого желания не было. Потом начались школа, футбольная секция, всякая хуйня, проблемы с сестрой постепенно забылись, навещать ее мне не давали. И я прекрасно понимал почему, потому что однажды ночью случайно подслушал разговор отца (он думал, что я сплю, и вышел в коридор попиздеть по телефону, как ни в чем не бывало) с его теткой. Ей-то он и рассказал, что у сестры шизофрения (я тогда это слово запомнил очень хорошо, первым делом, когда у меня появился интернет, сразу начал гуглить), она особо буйная, видит этого чела в окне каждую ночь, орет как резаная. После этого разговора я, к своему стыду, перестал по ней скучать, родной она мне больше почему-то не казалась.

Так прошло лет семь, восемь, и если вы думаете, мол, какого хуя я это рассказываю как страшную историю, если у меня просто сестра с ума сошла, то подождите. Однажды она вернулась. Вроде как ее состояние улучшилось, причем значительно, она перестала видеть того мужика в окнах, но лекарства пила все равно, потому что так положено. Было это в августе, я уже поступил в университет в областном центре, и проводил дома последний месяц каникул. Родители поменяли квартиру со злосчастным балконом на такую же, но без него и на первом этаже, в другом доме. Туда и въехала выздоравливающая сестра. Теперь я жил в отдельной комнате, сестра жила с родителями. Поначалу я вообще не знал, как себя с ней вести, но за пару недель попривык, даже старался проводить с ней больше времени. Нет, не потому что я такой хороший брат, а потому что за ней было очень интересно наблюдать. От сестры, которую я помнил, там вообще мало чего осталось. Она все делала по-другому (ну оно и понятно – на столько лет быть вырванной из самостоятельной жизни): разговаривала очень тихо, со столовыми приборами обращалась так, будто впервые их видит (родители даже хотели с кем-то там разбираться, мол, медперсонал нарушил ей самые базовые функции), одежду надевала швами наружу, если ей не показать, как надо, да и много чего еще делала не так. Я этого стыжусь, но мне тогда не было ее жалко, скорее мне было даже как-то неприятно находиться рядом с ней, но, как в случае со многими неприятными вещами, я наблюдал и не мог оторвать глаз.

Когда я уезжал, я видел, как были подавлены мои родители. Оно и понятно: сестре было уже за двадцать, она тяжело болела, образование имела только среднее школьное, один вид того, как она управлялась с ножом, убивал все надежды на то, что она когда-нибудь сможет работать. Обуза, короче. От того мое удивление было еще сильнее, когда в феврале того же года я узнал от родителей, что моя сестра собирается замуж. Оказалось, что за эти полгода она освоила все ложки-вилки и, более того, начала встречаться с каким-то парнем. Парень, к слову, был не особо: выпускник местного технаря, работал слесарем, бывало, выпивал, был на семь лет старше сестры. Но зато имел машину и квартиру, оставшуюся от бабушки, плюс дачный домик, так что мои родители вздохнули с облегчением, когда поняли, что им не придется проводить остаток жизни в одной квартире со взрослой сестрой.

Весной я приехал на свадьбу. Видно было, что все это затевалось не от большой любви, а скорее в отсутствие лучшего выбора у обеих сторон. Но при этом было заметно, что сестра наслаждалась происходящим куда больше, чем жених. Да и вообще, она еще раз кардинально изменилась, стала живее что ли. Даже узнала меня, спрашивала, как дела в универе и все такое, хотя еще полгода назад ей вообще не до этого было. Не то чтобы она снова стала прежней собой, скорее вообще кем-то третьим. Она больше не выглядела подавленной и больной, и всех это радовало. Короче, жизнь вроде как налаживалась, что у меня, что у сеструхи, что у моих родителей.

У всех, кроме жениха. Через три года счастливой семейной жизни он сел в тюрьму, и, вроде как, за дело. Вскоре после их с сестрой свадьбы в городе начали пропадать люди. Я к тому времени, как можно было догадаться, там уже не жил, деталей не знаю, но могу сказать, что пропадали очень рандомно, разных возрастов, в разных местах и в разное время, поэтому ни про каких маньяков никто версий не выдвигал, думали, что причина у каждой пропажи своя собственная. Думали так ровно до тех пор, пока один из соседей-дачников не позвонил в милицию и не сказал, что видел одну из пропавших женщин на участке жениха. Измотанные отсутствием наводок, полицаи откликнулись на зов соседа и сорвали куш. В морозильной камере (новой и дорогой), установленной в дачном домике жениха, были обнаружены останки той самой женщины, и еще нескольких пропавших. Следы их тканей присутствовали также на посуде и на плите, так что, думаю, понятно, за что сел товарищ. Он, кстати, вину свою отрицал, говорил, что мясо ел, но не убивал никого, не знал, что это за мясо, и откуда оно вообще взялось.

Меня, кстати, опрашивали как свидетеля, хотели узнать больше про сестру, хотя я не жил в родном городе уже несколько лет. Я не мог сказать ничего особенного, только в красках описал ее первые симптомы и то, что она пошла на поправку, вот и все, больше меня ни о чем не спрашивали. Моя сестра вместе с мужем не села, ее признали невиновной. Вроде как не нашли у нее в ротовой полости остатков тканей жертв, и на злополучной даче ее никто никогда не видел. Сама она перед каждым встречным причитала о том, что вот, вышла за чудовище, не знает, как ей дальше жить. Даже дальние родственники приехали поддержать, вся семья ее жалела, вот, мол, всю жизнь борется с болезнью, а тут еще и муж – монстр. Сестра оставалась такой же шустрой, как и в день свадьбы, всем вокруг рассказывала, как ей тяжело, слез хватало на каждого нового собеседника. Она даже к родственникам жертв приходила общаться, валялась у них в ногах, плакала вместе с ними, дарила какие-то подарки. Про их встречи даже в местной газете писали.

Но вот когда встал вопрос о том, куда сестре переезжать после развода с мужем-уголовником, родители отказались принимать ее назад, и я очень хорошо понимаю, почему, я и сам их об этом просил. Только мы с ними знали, что последние полгода сестра с мужем жили исключительно на даче, потому что кто-то однажды ночью разбил все окна в их квартире, а денег на покупку новых у них не было. Так что она ну никак не могла не знать о том, что творилось у них в дачном домике. Следствию мы об этом говорить не стали (все-таки морально тяжело было строить такие предположения о родном человеке, пусть и очень странном), так что сами виноваты, но почему они не поинтересовались, что да как, и почему никто сестру на даче не видел все эти полгода, особенно в летние месяцы – для меня загадка. Но я уже привык, что у нас в провинции все работает как-то через жопу, я это понял еще тогда, когда девочка из общаги (я учился в меде) мне сказала, что при шизофрении бывают только слуховые галлюцинации, но никак не зрительные. Так что и сестру мою положили в больницу не с тем диагнозом.

Понимаю, что первая часть истории описана куда детальнее, чем пресная вторая, но и вы меня поймите, мне тогда было десять, я жил вместе с сестрой и родителями. На момент последующих событий я уже не особо участвовал в их жизни. Что было с сестрой на самом деле, я не знаю до сих пор, как не знаю и того, как на самом деле обстояли дела с ее мужем. Но мне как-то спокойнее живется, зная, что, оказавшись без квартиры, она уехала из родного города к нашим родственникам (которые с моими родителями очень ругались из-за того, что те ее не берут обратно). Все-таки для меня очень многое осталось непонятным в этой истории. Чем она на самом деле болела, и болела ли вообще? Жила ли она на даче эти полгода, и, если нет, почему соврала? Меня интересуют даже разбитые окна, хотя, похоже, что только меня одного. Сейчас я периодически слежу за страничкой своей сестры в соцсетях, параллельно мониторя новостную страницу города, в котором она сейчас живет, то и дело ожидая увидеть ее фото с новым парнем или новость о пропадающих людях. Наверное, я дурачок, и вообще, снаряд два раза в одну воронку не попадает, но, как я уже говорил, от неприятного сложно оторвать взгляд.

P. S. Я не являюсь автором данного рассказа.

Серфингуя по просторам безграничных интернет-волн, наткнулся на видео, в котором известный и всеми обожаемый повар Джейми Оливер критикует еду в американских школах. Едят они там одну пиццу, наггетсы и заедают картошкой жареной. Посмотрите, говорит повар, какой цвет у этих блюд: желтый. (Желтый - цвет разлуки, сразу промелькнуло в моей голове). Для хорошего пищеварения на обед школьникам следует подавать окромя котлет и салатов - супы. Супы - важная часть рациона растущего организма.

Фраза поварёнка разразилась флешбеком в моей набухшей от возмущения к американской системе питания голове. В одно магическое, даже сказал бы мистической время, проживал по адресу ныне потерянному, где каждый переулок болел мною. Снимая квартиру с одним авантюрным дизайнером, иллюстратором и просто замечательным деятелем искусств — Серёжей, мы обнаружили, что наш рацион состоит в основном из блюд, быстро разогреваемых в микроволновой печи и не менее быстро заливаемых пивом, вином и иными жидкостями, в зависимости от времени суток, календарных праздников и акций.

Тогда я воскликнул:
- Серёжа! Доколе мы будем так питаться? Я пойду и куплю себе все ингредиенты, дабы сварить тот неповторимый сырный суп, каким когда-то угощала матушка.

Серёжа поддержал мою идею, и весь вечер мы чистили морковь, картошку, лук и совесть. Это было позднее похмельное воскресенье, служившее в то время грустным перевалочным пунктом между раздольными субботой и пятницей, и разочарованными понедельниками, вторниками и средами. Уплетая за обе щеки изумительный сырный суп, к кому-то из нас в голову пришла мысль на миллион. Подобные мысли возникают исключительно в воскресенье, когда вечерние часы предательски тают, подобно жареному луку на сковороде.

А что если пить суп из кофейной кружки?
То есть вот бы было круто, если бы ты приходил в заведение, что выглядит, как обычная новомодная кофейня на вынос, но с собой бы давали не кофе, а крем-суп. Мысль захватила нас полностью. Сначала всё выглядело, как шутка: мы дали этому воображаемому месту название «Супcheek», представляли, как бы именовались различные супы: курcheek, сырcheek, пивcheek. Последнее нам показалось гениальным, тем более что я где-то слышал про супы на пиве. Не прошло и нескольких часов, как схватив зелёную тетрадь объемом в двенадцать листов, мы начали расписывать концепцию нового заведения. Слово за слово, шутка переросла в серьёзный бизнес проект, когда мы стояли на балконе, рассуждая с умным видом:

- Знаешь, Саш, а во мне всегда была вот эта предпринимательская жилка. Я никогда не собирался проработать всю жизнь на дядю. Нужно делать что-то своё.

Проснувшись, мы вновь собрались на кухне, ещё раз убедившись в обоюдной серьёзности намерений и договорились после работы собраться и купить все ингредиенты, чтобы сварить парочку отменных супов. Грибной и куриный. Как оказалось, ни Серёжа, ни я, ни разу не имели дело с крем-супами, но дядьки из десятиминутных видосов говорили, что всё легче некуда.

На работу я пришёл, опоздав на полчаса, с мыслью, что это есть последние недели моего трудового рабства. От моей наглости начальство конкретно охренело, но на всякий случай начало платить чуть больше. Вместо того, чтобы делать что-то толковое, я читал статьи о начале собственного бизнеса, рецепты крем супов и почему-то о штурмовых самолётах с 88-ю ППШ на борту: «Огненный ёж».

В условленное время мы встретились у супермаркета. С огнём в глазах и пламенем в сердце, начали искать продукты. С полными котомками еды мы ворвались на кухню, начали резать, кромсать и варить, пока не добрались до фразы в рецепте: «пюрируйте суп блендером».

- А я думал суп должен получиться таким от долгой варки...

Времени зря терять не хотелось, и я достал из сумки дипломную работу знакомого знакомого, а Серёжа в это время разрабатывал логотип. Слоганом было решено выбрать фразу, что постоянно повторял мне отец: «Один раз в сутки супчик должен быть в желудке». Мы начали смотреть видео, как молодые и не совсем вызывающие доверие люди, рассказывали, как легко начать бизнес с минимальными вложениями. Просмотрев десятки видео на ютубе об открытии своего дела, от владельцев больших баров до мужика в майке-алкоголичке, что распинался о лёгкости открытия ларька с шавермой, («вся эта хуйня *спиральными движениями пальцев изображает вертел с мясом* стоит пятнадцать тысяч»), мы принялись расписывать бизнес план. Всё выходило прекрасно, и магическим образом укладывалось в сто тысяч рублей, так как холодильники, плиты и другую утварь планировалось брать на авито, пока дело не дошло до стаканчиков. Партия стаканчиков с логотипом стоила бешеных денег, что не укладывались в бюджет. Начались первые споры, потому что Серёжа хотел не простые стаканчики, а с логотипом и чёрной крышечкой. В итоге, мы решили, что до этого вопроса ещё далеко, а первым делом необходимо раздобыть денег.

Мы решили взять кредит. Денег Сбербанк нам, конечно же, не дал: у Серёжи была серая зарплата, а у меня того же цвета жизнь. Однако, третий или четвертый банк, в который мы обратились, выдал нам по пятьдесят тысяч рублей потребительского кредита. Серёжа написал, что хочет компьютер, а я, как весь такой загадочный, указал «иное». Но самым главным нашим приобретением стал блендер. Его нам привез мужчина на чёрном лексусе, обронив лишь:

- Вот видео, как он работает.

- Вот вам тысяча рублей.

Удовлетворенные первой проведенной сделкой, мы приступили к приступу кухни и, следуя советам всё того же Джейми Оливера, стали готовить неповторимый грибной суп. До этого я никогда не ел грибы. Также я не ем помидоры, студень, тушенку и много всего другого, но, к счастью, рассказ не об этом, а о супах. Он был великолепен. С какой любовью мы готовили это серое чудо! Медитативным взглядом буддистского монаха мы смотрели, как сливочное масло тает в объятиях оливкового, осыпаемое тоненькими кусками лука, вперемешку с красным перцем. Нежными прикосновениями ножа мы нарезали шампиньоны, картошку, морковь и посыпали всё в кастрюлю. Какие гаммы цвета были внутри чаши для блендера, когда во все это произведение вливались десятипроцентные сливки! И насколько всё это было дьявольски вкусно. Подобно тому, как наступает состояние правильного опьянения после употребления хорошего алкоголя, точно такая же полная сытость и состояние, в котором больше ничего не нужно, наступили после тарелки этого божественного супа. Целая симфония разыгрывалась в животе: приятная, спокойная и умиротворённая. Суп вливался в нас, распределяя тепло по всему телу, точно отдавал нам те нежные чувства, что были вложены во время всех стадий приготовления. Мы ели любовь ложками.

Точно с такими же чувствами мы относились к открытию крем-супов на вынос, скрывая её от всех, как любовника. Это было нашей тайной. Потому мы угощали, либо людей, которых больше никогда не увидим, либо которых будет не жалко убить. Мы верили в гениальность и уникальность идеи. Казалось, что если это не сделаем мы, то кто-то другой обогатится её плодами. Насытившись очередной порцией, мы стекали по стульям, мечтая о том, какая вскоре начнётся жизнь. Мы говорили о тяжёлом первом времени, когда придётся готовить супы самостоятельно, но это нас не страшило, а наоборот подбадривало. Мы представляли деревянный «крафтовый» дизайн помещения, я сам хотел сделать все стойки и стулья и рассказывал Серёже о том, как мне будет просто вырезать мебель по его эскизам. Долгими вечерами мы вели бессмысленные разговоры, как будем там выпивать после закрытия, общаться с первыми клиентами жизнерадостными фразами, а-ля: «Супчика? Конечно, держи! Что? Ещё грибного? Получай, дружище!» и прорабатывая каждую мелочь от закругленных углов стойки до фильмов 70-х годов, что будут непрерывно крутиться на телевизоре. Забываясь в подобных мечтаниях, однажды мы привели домой дам, с которыми познакомились в баре, но пока шли до дома изрядно протрезвели. Какое же удивление было на их лицах, когда вместо гостиной, мы завели их на кухню и стали чуть ли не под угрозами предлагать попробовать грибной суп и сказать своё мнение.

На обед мы возвращались в квартиру, чтобы насытиться бесподобными творениями. В один из таких перерывов Серёжа ворвался в квартиру излишне возбужденный:
- Ты на поверишь! Саша, ты не поверишь в это! Представляешь себе: сидим мы на работе и обсуждаем вокалиста группы Аматори, что подался в религию. После разговор зашёл за группы, исполняющие христианский рок, и кто-то рассказал о группе «Супкультура». Я, конечно же, проорал и загуглил. Смотри что мне выдало!

На экране появилась страница питерского кафе с супами на вынос. Всё в точности повторялось то, как мы и хотели сделать: стаканчики с эмблемой, чудные названия супов и множество иных мелочей.

- Серёжа, они спиздили нашу идею!

- Это кошмар!

- Сколько уже эта забегаловка существует?

- Несколько лет.

- Вот сволочи! Что теперь будем делать?

- Ну... Знаешь, возможно это даже и хорошо. Теперь мы узнали, что такой бизнес возможен и теперь можем более уверенно идти к цели.

Не знаю, почему я не сделал это раньше. Придя на работу, стал искать информацию о крем-супах на вынос и узнал, что этой теме уже около десяти лет. В Москве ещё в далеком две тысячи седьмом году были открыты подобные заведения. Как говорилось в длиннющей статье, причиной неудачи была высокая арендная плата, так как подобные ларьки располагались в бизнес-центрах.

Мы слегка расстроились. Дело в том, что мы думали насколько идея оригинальна, а равно насколько гениальны и прогрессивны мы сами. Тем не менее, на выходных поехали в супермаркет и закупили продуктов ещё на два супа: суп-лазанью и кукурузный. Изначально суп лазанья не являлся крем-супом. Приготовить его таким образом предложил Серёжа:

- Представляешь, пьешь ты суп, пьёшь, а там кусочки курочки... Приятно.

Суп лазанья мне не понравился. Курица неприятно хрустела на зубах, а сам процесс вызывал удивление, так как вроде организм чувствует, что это нужно кусать, а ты его ешь, как какой-то старик у которого проблемы с желудком. Тем не менее, я все равно говорил, как же это вкусно и высказал идею, что в разные дни, можно готовить разные супы, чтобы не держать всегда наготове слишком большое меню. Однако, кукурузный крем-суп был хорош.

Серёжа подготовил логотип, я прочитал абсолютно безграмотную дипломную работу на тему «Открытие кафетерия в отдельно взятом городке», но дело все больше тормозилось. Вечерами мы просматривали объявления на авито и искали помещение. С каждым вечером азарт тихо утихал в наших глазах, и мы стыдливо отворачивались от огромного чека на две тысячи рублей, оставшегося после поездки в супермаркет. Он висел на холодильнике с каждым днём выцветая и спустя несколько недель стал вовсе не читаем. Если до этого мы включали видео какого-нибудь интернет повара и общались с ним, одновременно готовя суп, то после мы уже сами знали основные приемы того, как правильно обжарить лук, сварить картошку и делали это все на автомате.

Не знаю, на чем всё закончилось. Возможно, когда мы наконец решили приготовить сырный крем-суп. Тогда нам казалось, что есть всё, что нужно для его приготовления, но не оказалось главного, как писал автор рецепта, ингредиента. Лук порей. Пока Серёжа нарезал картошку, я побежал до магазина, в надежде обнаружить заветный лук. Какого же было моё удивление, когда сотрудник магазина привел меня к холодильнику с мини-пальмами, заявив, что это лук порей.

Серёжа сказал, когда я вернулся в квартиру:

- Я тебя за луком посылал, а ты вернулся с веником. Пол подметать собираешься?

Для супа было использовано несколько сантиметров этой пальмы.

Остальная огромная часть так и оставалась лежать в холодильнике, когда я съезжал с той квартиры.

Лук для того самого крем-супа жарился и уменьшался на сковороде, пропитываясь ароматами сливочного и оливкового масла. Казалось бы, это должно стать таким угощением, что сорвало бы голову всему городу, как от парфюма одного из героев книги Патрика Зюскинда, но что-то пошло не так. Возможно, мы уже не вкладывали столько любви, не холили каждое новое действие, проворачиваемое с продуктами. Этот сырный суп должен был стать венцов заведения под названием Супcheek, бомбой по сравнению с тем самым грибным супом.

Но не стал.

Вспоминая то время, я с грустью смотрю на тарелку, где ещё остались крошки панировки от сгоревших наггетсов и грущу. Тоскую глубокой печалью о мечте, что так и не была осуществлена. Я уже не хочу есть, но чувство неудовлетворенности после этих шести жёлто-(цвет разлуки, если вы помните)-черных кусков не даёт успокоиться. Я съехал с той квартиры около года назад. Блендер забрал с собой, и теперь он пылится в одном из шкафчиков кухонного гарнитура. Деньги Серёжа действительно потратил на новый компьютер, а я, как и указал в заявлении, потратил их на «иное». Многие говорят, что мечта должна оставаться мечтой, но, наверное, так говорят те, у кого не хватила упорства, старания и элементарного умения любить её.

Возможно, когда-нибудь, когда я стану популярным и мои бестселлеры будут расходиться, как горячие крем-супы, я засуну ладонь в карман, достану оттуда котлету денег и первым делом закажу огромную партию стаканчиков для кофе, где на каждом будет красоваться логотип:
Супcheek.

P. S. Я не являюсь автором данного рассказа.

У людей на войне (я имею в виду людей, активно воюющих) журналисты вызывают, мягко говоря, недоумение. Если не сказать больше. Недоумение вызывает, в первую очередь, полное непонимание журналистами самой обстановки и психологии опрашиваемых. Людей, находящихся на войне, вопросы журналистов часто поражают своим идиотизмом до глубины души. В особенности, если их задаёт девушка. Ну, представьте себе:

— Сержант Новиков, приходилось ли вам убивать?
— Скажите, способен ли «дух» на подвиг ради любви?

Стоишь, осмысливаешь: «Что, простите??»

А она вся такая с блокнотиком и страшно гордая собой, интересный вопрос придумала, острый и необычный. Вернее даже два интересных вопроса: один острый, а другой необычный. Ну или наоборот, хрен его знает.

В батальоне я был назначен «дежурным героем». Так комбат решил. Сказал, что морда неглупая, речь вроде грамотная — пойдёт. Только замполиту приказал на всех интервью меня сопровождать и контролировать. Если что - немедленно пристрелить. Ну, там, если я, к примеру, военную тайну какую-нибудь раскрывать начну или ещё чего нарушать.

В середине февраля накал боёв уже значительно снизился — И НАЧАЛОСЬ. Ладно, если приезжали из «Красной Звезды» или из нашей Кёнигсбергской «На страже захолустья». Эти хоть какое-то понятие имели о предмете бесед, да и сами всё-таки военные, в среде уже пообтёрлись. Но когда прибывали «гражданские специалисты», начинался форменный цирк с конями. Как спросит что-нибудь, так стоишь и размышляешь на полном серьёзе: «С ноги зарядить или прикладом отоварить?»

Я им, бывало, выдавал что-нибудь интересное, если замполит отвлечётся. Ну, чтобы съездили не зря и привезли в редакцию действительно сенсационный материал, а не ерунду какую-нибудь.

— Скажите, а что было самое тяжёлое во время январских боёв?
— Самым тяжёлым было вести огонь с нижних этажей зданий. Из-за большого количества трупов, наваленных на улице.

И ничего, прокатывало. Стоит, кивает с умным видом. Типа: «Да-да, понимаю, конечно, действительно ужасно неудобно стрелять сквозь горы трупов». Что этому журналисту редактор потом говорил — история умалчивает. Но я бы заставил купить ящик презервативов и отправить домой папе, в качестве превентивной меры. Ну, чтобы второй такой нечаянно на свет не появился. Но случались и вовсе парадоксальные ситуации, поверить в которые сегодня практически невозможно.

Когда мы только вошли, ВДВ-шники рассказали, что к ним на позицию со стороны духов, вместе с журналистами пришёл депутат госдумы РФ Сергеев и агитировал сдаваться в плен. Гарантировал неприкосновенность. На абсолютно резонный вопрос: «Так а почему же вы его не пристрелили?» ВДВ-шники пожаловались, что с духовской позиции тоже на камеры снимали. Так светиться им было конечно не с руки. Ну, ничего, надеюсь, что я с этой тварью плешивой еще в аду пересекусь. Тогда у чертей будут изумлённые лица, это я гарантирую.

Вот вы можете себе такое сегодня представить? А в то время это даже не вызывало какого-то особенного изумления. Я, дорогие читатели, в политике не разбираюсь. Возможно, сегодняшняя власть во многом не права. Но по крайней мере ТАКОЕ сейчас невозможно в принципе, и по-моему – это правильно.

Ну да ладно, возвращаемся к теме. Зашли мы как-то в один дом, а там на первом этаже парикмахерская. И в одном из шкафов я нашёл целый ящик кос. Некоторые были с руку толщиной и длиной чуть ли не в метр. Ну, естественно, мы их к каскам прикрутили, Гамми – так аж две штуки. Вышли из парикмахерской, стоим, курим. Мимо проезжает БТР, на броне оператор с камерой, на нас направлена. Ну, мы руками помахали и дальше по делам пошли.
Думаете всё? Н-е-е-ет. Писец подобрался, как обычно, скрытно и в полной мере реализовал эффект неожиданности. По телевизору через пару дней показывали новости. Голос за кадром и картинка: стоят морпехи (мы на рукавах шевроны оставили, только знаки различия спороли), курят, и все как один — с косами до жоп. И приветливо так ручками машут.

Картинка, конечно, получилась противоречивая. Амбивалентная слегка как бы. Я сам, если честно, не ожидал, что так смешно получится. От этой амбивалентности замполит орал так, что даже в ультразвук временами уходил. Ну, по крайней мере слышать мы его переставали. Хотя, может мы от его воплей просто глохли временно, точно не скажу.

Уже перед выводом собрали всю роту в одном месте. Вроде бы, это здание общаги техникума было. И начал нас снайпер донимать. Мало того, что двое раненых, так ещё и передвигаешься перебежками всё время. Ну, комбат мне задачу и поставил – истребить. Мы с группой разведчиками были, нам и карты в руки. Пробежались по наиболее вероятным лёжкам, что самое удобное – заминировали, остальное испоганили. Как? Да просто. Там в округе частный сектор был, набрали кучу банок соленья-варенья, банки разбили на местах и толстым слоем всё содержимое разлили и размазали. Снайпер позицию занимает с ночи, на весь световой день. Ведь ночник, если он даже есть, берёт только на 300 метров, да и пользоваться им надо уметь. Ну и сами понимаете, ни один снайпер в такой «натюрморт» на целый день не ляжет. Хотя у меня снайпер с позиции, бывало, и обоссаный приходил - и никто не смеялся, все с полным пониманием относились.

Ну, так вот. Идем обратно на встречу два чечена лет так по двадцать пять — тридцать.

— Салам. Куда хромаем?
— Из Черноречья в Аргун .

А это километров двадцать, через весь город. И одежда при этом, что характерно, грязью не заляпана, чистая.

— Руки давай. Плечо покажи.

Ну, диагноз ясен. От рук жжёным порохом разит, на плече синяк от приклада. Ну что их, в плен брать? Зачем? Я и так всё, что мне надо знаю. А комбат тем более. Ментам сдавать? Не смешите мои тапочки. Да и занят я очень, мне опять умирать сегодня.

— Ну чо, парни, становись у стеночки. Где больше нравится. Закуривай. И это, ничего личного – работа такая.

Только автоматы вскинули, из-за угла БТР. На броне комбат со штабом.

— А-а-а-а бляяя!!! Сволочи, фашисты!!! Опять самосуд устроили!!! Новиков, скотина, я из-за тебя в тюрьму сяду!!!

У духов лица просветлели, как будто умерли и заново родились.
Тут комбат перестаёт орать и уже нормальным голосом говорит:

— Этих связать — и на броню. В поле расстреляем.

Пошутил, в общем. А то я не знал уже что и думать, не случилось ли чего с нашим командиром.

БТР с комбатом и духами укатил. Ну а мы пошли дальше – снайпера тиранить. Вроде всё что можно обошли. Запарились, целый день угробили. Кстати, в эту же ночь и хлопнуло. Тела не нашли, его свои уволокли, а вот здоровенная лужа крови была.

Приходим уже к вечеру в расположение роты, умотавшиеся за день. Комбат стоит и с журналюгами общается. И тут одна тётка, с выражением лица «а ля Новодворская» задаёт ему вопрос.

— Скажите, а как вы боретесь с мародёрством среди своих солдат?

Не, ну не дура, а? Я аж зажмурился. Ну всё думаю: хорошая съёмочная группа. Была.

Комбат минуты полторы, как мне показалось, «играл лицом». Потом как-то справился с собой и сдавленным, хриплым голосом переспросил:
— Чо?
Чувствую – на грани срыва человек. Тетка вопрос повторила. Комбат опять немного помолчал и коротко произнёс:
— Понятно.
Тут он меня увидел и мрачно приказал ротному:
— Постройте роту.
Как все построились, он скомандовал:
— Гвардии сержант Новиков, выйти на середину строя!

Я прошлёпал.

Тем же мрачным голосом комбат продолжил:

— Рота! Равняйсь! Смирно! За систематическое мародёрство, разрушение жилищ, расстрел военнопленных...

Слова падали как чугунные гири: размеренно и тяжело. Голос комбата был страшен. Таким голосом зачитывали, наверное, приговоры революционных трибуналов перед гильотинами.

— Гвардии сержанту Новикову объявляю... — зловещая пауза тянулась, казалось, бесконечно.

— ...СТРОГИЙ ВЫГОВОР! – рявкнул наконец комбат. И горделиво так на журналистов посмотрел, типа: «Видали? Во я зверь какой». Над ротой прокатился гул:
— Лютый!
— Ой, лютый...
— Неужели СТРОГИЙ?!

А моя группа молча сняла каски.

Всё это действо снималось на камеру, оператор её не выключил, очевидно рассчитывая на интереснейший материал. Но в новости, как вы понимаете, этот сюжет не попал...

Я, кстати, больше всего как паз боялся, что меня мама по телевизору увидит. Репортажи из Чечни в то время были жуткие. Хотя если честно, всё ещё намного страшнее было, чем по телевизору показывали. Да и за статьи в газетах я тоже беспокоился. Отец запросто наткнуться мог. Он хоть к тому времени уже на пенсию вышел, но «Красную звезду» по привычке почитывал.

И опасения мои таки оправдались. Моя будущая бывшая жена, в то время ещё «боевая подруга», все газеты, как выяснилось, аккуратно моим родителям пересылала. С подтекстом: «Вот, полюбуйтесь, чем ваш ненормальный сын занимается!»

Ну а чем мне было во время войны заниматься кроме как воевать? У меня профессия такая была...

…Андрей совершал привычный обход комнат перед отбоем, как вдруг услышал какие-то перешёптывания за дверью 3 отряда. Остановившись и прислушавшись, он понял, что шептались мальчишки – судя по всему, лагерная романтика навевала на рассказы страшных историй перед сном.

- Тут же на месте лагеря был в советское время мясокомбинат, - возбуждённо шептал один из участников полуночного собрания. – И говорили, там работал мясник – вообще нелюдимый, но лучше него никто нормы не выполнял. И все постоянно в шоке были, как он так наловчился свинью резать, что аж с первого раза все конечности отсекал, да и молотком орудовал по мясу будь здоров. А потом внезапно на комбинат приехала ментовская облава – оказалось, этот мясник пал под подозрение о массовом убийстве людей. Раскопали ближайшие поляны в лесу, и там нашли кучу трупов, ну и на него первым делом подумали, так как порой в пригороде светился. Так он видимо чуял, что за ним едут – напялил на себя свиную голову и давай херачить сотрудников комбината молотком. Ментам приехавшим тоже досталось – но в итоге застрелили помешанного…

- Так че он такой ебанутый-то был? Его спросить забыли? – перебил рассказчика другой шёпот.

- Бля, опять ты со своими шутками про хохлов! Да хуй его знает, может дурка по нему плакала. Соль в другом – говорят, спустя пару лет люди в этой окрестности пропадать стали. А после того как начали находить трупы с проломанными черепами, люди почти сюда и не заглядывали. Ну потом, ясен хуй, всё это забылось, здесь лагерь построили, и тэдэ и тэпэ. Но говорят, свиное рыло уже давно не подпитывалось кровью! – на последних словах парень резко вскрикнул. Некоторые из слушателей громко ахнули от неожиданности, но уже спустя секунду коллективно засмеялись.

- Ну точно спросить забыли, - подытожил рассказ один из слушателей. На его шутку присутствующие отозвались ещё одной волной смеха.

- Так, у нас по часам уже отбой. Я, конечно, ценю вашу преданность местному фольклору, но спрашивать потом за ваши сонные рожи будут с меня, - Андрей решил прервать тайную вечерю и вошёл в комнату к мужской половине 3 отряда. Те послушно улеглись по своим кроватям, и Андрей, удостоверившись в том, что все из парней на месте, выключил свет и закрыл дверь.

Уже выйдя из корпуса, Андрей невольно про себя удивился обилию ненормативного словарного запаса ещё 15-летних парней. В его детстве за подобные словечки при взрослых губы бы горели – будь здоров, а этим хоть бы хны. Усмехнувшись, парень сел на крыльцо, и, достав из кармана сигареты и зажигалку, закурил, смотря в ночное небо.

Андрей впервые проходил педагогическую практику в детском лагере, и, пожалуй, был полностью доволен своей жизнью. От армии получилось откосить из-за какой-то доброкачественной опухоли в голове – этой причины оказалось достаточно, чтобы не ехать красить траву сроком на год, а сам недуг никак не сказывался на молодом человеке. Можно было продолжать заниматься любимым делом – педагогике Андрей, по примеру отца и матери, строгих учителей физики и химии, планировал посвятить всю свою жизнь.

Лагерь принял юного учителя даже слишком хорошо – коллеги-вожатые в большинстве своём тоже были студентами, по всей территории лагеря стояли камеры и ходили пару сторожей, так что неприятных инцидентов не было, и быть не могло вовсе. Да ещё и симпатичная вожатая Настя, которую он заприметил ещё в первый день своего пребывания на территории, наконец-таки стала отвечать на знаки внимания. Одним словом, летняя практика шла как нельзя лучше.

Внезапно в голову парню пришла не самая умная, но крайне забавная идея. А что, если сделать из рассказа про свиное рыло чуть ли не настоящий квест? Разумеется, до рукоприкладства дела не дойдёт – Андрей лишь чуть попугает нарушителей ночной тишины, и не более того. Усмехнувшись своей гениальной мысли, парень выбросил окурок в сторону, и, встав с крыльца и потянувшись, пошёл в корпус – отсыпаться перед завтрашним насыщенным днём.

…Маску свиньи – даже слишком реалистичную – Андрей достал через знакомого, работающего в магазине розыгрышей. Тот за обещание проставиться прикатил к территории лагеря – и после небольшого перекура и пары слов, Андрей уже шёл с черным пакетом руках в свою комнату. Молоток Андрей решил взять настоящий, отыскав необходимый в местной кладовой – однако предусмотрительно обмотал его тряпкой, во избежание каких-то оплошностей, способных повлечь травмы. Всё было готово – осталось лишь дожидаться ночи. Весь оставшийся день парень руководил своим отрядом, ни разу не подав знак о том, что ночью парней ожидает настоящий хоррор. Он лишь пытался скрыть улыбку, думая о предстоящем шоу, и продолжал проводить конкурсы для подростков.

…На часах было уже за полночь, когда Андрей наконец-таки приблизился к корпусу и, взяв в руки молоток, надел на себя маску свиньи. Дышать в ней было занятием не из лёгких, однако внешний вид действительно пугал – в этом Андрей убедился ещё в комнате, когда примерял элемент реквизита. Уже захотев войти в помещение, молодой человек услышал за спиной шаги – и, обернувшись, увидел Настю, следующую к корпусу.

Та лишь хотела закричать от ужаса – но парень быстро снял с себя маску свиньи и приложил палец губам. Страх на лице сменился заинтересованностью, и она максимально тихо подошла к нему.

- Андрей, это что блять такое? Я чуть на тот свет не отправилась, когда тебя увидела! – вполголоса возмущалась девушка.

- Охренительная маска, да? Я теперь свиное рыло. Да хочу своих из отряда попугать, они вчера этим свиным рылом весь этаж прожужжали, - Андрей вновь напялил на себя громоздкую маску.

- Ну и шутки у тебя… А что если кто-нибудь из них – сердечник? Не подумал об этом, шутник хуев? – Настя явно была рассержена подобными выходками. Андрей, ожидавший от неё поддержки, был расстроен подобной реакцией.

- Да ладно тебе, Насть. Я их пару минут покошмарю и всё, не заводись, если что-то случится – сразу карты вскрою, мол пранк, розыгрыш, все дела, - виноватым голосом ответил парень. Вдруг Андрей поморщился от резкого спазма в голове – но уже через секунду от напасти не осталось ни следа.

- Ох, блять, допранкуешься ты! Вот увидишь… - Настя не успела договорить.

В висок ей влетело что-то тупое, от чего та грузно рухнула на крыльцо. Маска, скрывающая обзор, тем не менее позволила заметить Андрею, что из разбитой головы некогда понравившейся ему напарницы течет бурая кровь. Кое-как оторвав взгляд от тела, Андрей поднял глаза на то место, где только что стояла Настя – в шаге стоял крупный мужчина с окровавленным молотком в руках. На плечах у него покоилась натуральная свиная голова.

- БЛЯТЬ БЛЯТЬ БЛЯТЬ БЛЯТЬ БЛЯТЬ! – даже несмотря на сковывающее чувство страха, Андрей махом перемахнул через тело вожатой, и, с силой вломившись в корпус, побежал куда глаза глядят, попутно крича нечленораздельные звуки. Он хотел предупредить всех подростков, что их жизни угрожает опасность, но слова внезапно закончились – к горлу лишь подкатывала тошнота, и изо рта Андрея выкрикивалось нечто непереваримое на слух.

Судя по громкому топоту, мужчина со свиной головой не стал дожидаться парня на крыльце – а побежал в корпус вслед за ним. Бегал мужчина тяжело, с топотом, и при дыхании присвистывал, что ещё больше вгоняло молодого вожатого в ужас. Тот лишь хотел поскорее спрятаться от всего этого кошмара, а потому побежал по лестнице на второй этаж.

Знакомство с планировкой корпуса явно сыграло свою роль – судя по утихшим звукам позади, маньяк отстал от парня. Но тут Андрей услышал ещё более страшные звуки – хлопки дверей, а за ними – детские крики.

В корпусе началась вакханалия – одна за другой открывались двери комнат, оттуда выбегали школьники и с криками разбегались по зданию. Попытки остановить и успокоить кого-то не увенчались успехом – дети лишь кричали пуще прежнего, завидев Андрея на горизонте. Обезумев от происходящего, тот, облокотившись на стену, сел на пол, и закрыл глаза.

- Это всё неправда, это всё неправда, это всё не… - размышления Андрея прервал топот тяжёлых ног, поднимающихся по лестнице на второй этаж. Криков детей больше не было слышно – Андрей не знал, сколько он просидел в подобной прострации – а потому, каждый шаг человека со свиной головой, которому, несомненно, они и принадлежали, отдавался в голове нарастающей болью.

Нужно было что-то предпринимать – и Андрей воспалённым мозгом не придумал ничего лучше, как побежать к своим, из третьего отряда. Стараясь максимально не шуметь, он подбежал к двери мужской половины 3 отряда – и только тогда заметил, что его рука до посинения продолжает сжимать молоток. Тряпка, которой была обёрнута головка молотка, уже куда-то пропала – но вожатый решил не выкидывать инструмент, который потенциально мог помочь ему в случае нападения. Услышав приближающиеся шаги, Андрей поспешил войти в комнату.

Первым делом парня вырвало. Успев снять с себя злосчастную маску, Андрей блевал от омерзения прямо на пол комнаты. Всё помещение было залито кровью – подростки валялись на полу и кроватях в неестественных позах, у многих были под развернутыми углами сломаны конечности. Андрей успел разглядеть раздробленные пальцы и мясной фарш, когда-то бывший лицом подростка, как вдруг вновь услышал шаги. Свиная голова возвращалась на уже пройденное место, явно находясь в поиске живого свидетеля.

Лихорадочные поиски укрытия дали свои плоды – и Андрей максимально тихо залез в большой платяной шкаф, где прижал колени к груди и стал ждать. Судя по звукам, свиное рыло вошло в комнату – и начало медленно ходить по ней, тяжело дыша.

Андрей перестал чувствовать биение своего сердца и закрыл глаза от ужаса. Свиное рыло продолжало ходить по комнате в поисках Андрея. Тем не менее, продлились поиски вожатого не долго – уже через несколько минут Андрей услышал удаляющиеся шаги и хлопок двери. Несмотря на это, выходить из укрытия молодой человек не спешил – и решил дождаться утра, надеясь, что с первым лучом солнца маньяк исчезнет из корпуса, словно его никогда и не было вовсе.
Наконец, успокоившись, Андрей решил осмотреться – и в практически кромешной темноте заметил чье-то плечо по соседству. Судя по всему, не он один решил спрятаться в этом месте.

- Эй… Парень… Не бойся, нас спасут, - Андрей сам не верил своим словам, но поддержка подростку сейчас нужна была как нельзя кстати. Тот, впрочем, не удостоил вожатого ответом. – Давно ты здесь сидишь? Кто-нибудь выжил?

Последние слова Андрей произнёс громче остальных – и тут же пожалел об этом. За дверью шкафа послышался топот бегущих ног – и тут же он открылся, обнажая Андрею подростка с проломленной головой, сидящего с ним в шкафе по соседству. Андрей взглянул на открывшего шкаф – но не увидел лица, так как вожатого ослепила вспышка света. Парень закричал, и тут же получил чем-то тяжёлым по голове, после чего отключился.

…- Кто, блять, допустил его до работы с детьми? Они в своём уме? Ебанулись что ли все там, в этом министерстве? – старый психиатр Николай Иванович непривычно даже для самого себя ругался матом. Причём не перед кем-то, а перед сотрудниками полиции – но те, несмотря на абсурдность ситуации, ничего ему не возразили.

- Николай Иванович, это мы выясним. Мы лишь пытаемся понять, могла ли та опухоль повлиять на его дейст… зверства, так как от этого зависит вопрос, отправлять ли его на принудительное лечение или содержать под стражей, - один из оперативников старался быть спокоен, но его гнев по отношению к ситуации выдавали сжатые кулаки.

- Разумеется! Я не понимаю, почему его с таким диагнозом не упекли на обследование! Как всё это произошло? От этого зависит целостность картины, - Николай Иванович немного подуспокоился и решил выяснить детали.

- Как, как, хуем об косяк… От армейки откосил по этой опухоли, а дальше его почему-то не проверяли. В итоге поступил в пед, поехал на практику в лагерь, и решил напугать свой отряд местной байкой. Достал через друга маску, взял молоток, и собрался ночью идти пугать, как вдруг его остановила другая вожатая. Судя по камерам, они общались какое-то время, а потом он внезапно вмазал ей молотком по черепу и забежал в корпус. Дальше вы знаете – порешал почти что всех подростков из своего отряда. Последний забился в шкаф – так тот ему проломил голову, снял маску, и сел с ним рядом, пока его наши не отыскали и не оглушили прикладом. Как итог – 22 трупа, один из сторожей с инсультом свалился, когда наблюдал по камерам этот кромешный пиздец, слава богу их там двое было, - опер закурил. По его лицу ходили желваки.

- Пиздец… - Николай Иванович не сдержал эмоций от услышанного. – Не могу утверждать, но на мой взгляд, налицо все признаки помешательства на фоне развившейся опухоли. Просто в какой-то момент его переклинило – и воспалённый мозг начал совершать ЭТО.

- Ладно, спасибо вам за консультацию, Николай Ваныч, будем ещё на связи. Этого пока в дурке держат, лежит там овощем, слюни пускает, орёт. Жаль, что смертной казни у нас нет, - последнее предложение опер процедил сквозь зубы. Его коллега также попрощался и вышел из кабинета психиатра.

…Андрей продолжал сидеть в шкафу, слыша за дверью топот тяжёлых ног свиного рыла. Сосед по укрытию всё так же не отвечал на его слова. Эта ночь для Андрея никогда не закончится.