Глава 5
"Мужики ломами лупят по колдобинам дороги,
Хлесь в ухаб, и стала яма: все удастся с похмелюги!
На работу их погнало не тупое чувство долга –
Ожидание получки, этот праздник очень любят…
Познакомьтесь: редкий дятел, придорожный мастер Витя
С перманентным сотрясеньем мышцы в черепной коробке,
Этот самый трансцендентный в социуме индивидуум
Дал приказ перепохабить обе полосы дороги.
Но сержанту за баранкой милицейского «УАЗа»
От сознания того, что кто-то есть еще тупее,
Ну, ни капельки не легче, он пугается миазмов
Необмытого покойного на кормовом сиденьи.
Он напуган, но не сломлен! Закалился с тещей нервной,
Восемь лет в одной квартире – станешь стойким,
словно клоп в плешь!
Только с трупом задубелым (как и с бабою дебелой)
Долгое общенье вредно: раз – свихнешься, два – подохнешь!!"
Впрочем, лирика по боку! Для Пети Футнутова сейчас актуально прорваться в городской морг и сдать покойника на фиг… А для этого нужно из табельного «Макара» перестрелять половину дорожной бригады, чтобы остальные быстрее зашевелились. Только вряд ли обрадуется штатный патологоанатом, если вместо одного, по честной договоренности, трупа получит для вскрытия целую колоду жмуриков.
- Что же это вы, товарищи, - начал укорять дорожников сержант, - ведете себя как глисты после банкета?! Если я сейчас не проеду в нужном направлении, будете моего покойника на руках тарабанить.
Однако бригадир Витя, бывший уголовный элемент, решил для порядка покуражиться, чтобы не ронять авторитета перед сослуживцами.
- Чё, ты, начальник, в натуре приказы здесь командуешь? – у меня задание: две полосы разом в порядок привести, выровнять и асфальтом покрыть. Завтра какой-то шишкарь с проверкой поедет, так что не тормози работу!
Вот тут-то Футнутов окончательно взбеленился!
- Я щас тобой и твоими хануриками всю дорогу отасфальтирую, чтобы на ухабах не трясло! – он выхватил пистолет, - Живо обеспечили проезд, а то положу вас к разъядренной бабушке!
Призывы к порядочности все же возымели свое, и бригада полным составом впряглась в буксировочный трос, прицепленный к шасси УАЗа, как в распространенной в прошлом игре «Бурлаки на Волге». Преодолев препятствия и вырулив на твердое покрытие, Футнутов сердечно поблагодарил славных работников большой дороги за помощь и без промедления двинулся к цели.
…В морге пахло, как и положено, смертью. Но привыкший за многолетнюю службу капитан медслужбы Голи Забилян на такие мелочи как атмосфера внимания не обращал. А сержанта мутило все больше, и он торопился уйти. Но уйти не мог – Рокаролов четко приказал дождаться первичного осмотра покойного и выслушать выводы специалиста.
- Что сказать, пока не вскрою? – пожал плечами Забилян, - Мертвый, он и есть мертвый – сам ничего не объяснит. Ну, по поверхностному осмотру, слушай сержант, запоминай или пиши, пока не лень: брит он во вторник, лезвие «Нева» неоднократно употреблявшееся. Судя по бывшему дыханию, злоупотребитель алкоголя, последний запой полквартала назад. И, если мне память не изменяет… - доктор поморщился, - Это популярный напиток времен «сухого закона» лосьон «Огуречный»…
Вот и пришла пора проложить рассказ про бомжа-зубастика, слушайте!
Подался я в то время в теплые края, в Киев. Есть там на Голосеевской площади у готеля «Мир» одна сверхсекретная кофейня, что открывается чуть ли не в восемь утра. И цены божеские, но барменша вечно пасмурная, не проспавшаяся. Сижу утречком, в окошко гляжу, кофеек прихлебываю. Баба Ганя за стойкой стаканы трет со скрипом, по радио местному почему-то ковбойские кантри гоняют, не Хохляндия, а прямо Дикий Запад. Гангстеров в стетсонах с кольтами не хватает. Только об этом подумал - врывается в дверь гангстер. Вид, конечно, не вестерновский, скорее бичуганский: пиджак облупленный в клетку, на помочах синие штаны от упраздненной школьной формы, кеды со шнурками из медной проволоки. А к лапе привязаны те самые ходики со штампом «За верную службу!». Но цепь другая, более мощная, от унитазного бачка.
Он их, видать, так с самого Урала в руках и несет, потому как ни в какой карман такой аппарат не поместится. «Купиф?» - вспоминается мне классическая фраза. Но мужик произносит другое.
? Штакан шфоботный ефть? - говорит он бабе Гане.
Тут я зубастого бомжа окончательно распознал, по оригинальнейшему диалекту, хотя харя у него опухла на этот момент совершенно в другую сторону.
- Заказывайте что-нибудь, - глядя в даль, нудит баба Ганя.
- Штакан шфоботный жакажыфаю! - режет правду-матку бомж.
Баба Ганя, с лицом задумчивой слонихи, смотрит сквозь, а потом предлагает сделку:
- Вытащи мне десяток столов на улицу под тент, будет тебе стакан.
- Инфалит я! – ноет бомж, - нисся много вешу поттымать, тай штакан, жлытня!
- Тогда, значит, пустые стаканы не выдаем, - и уплывает безжалостная барменша в кухню, прихватив поднос с посудой.
Я гляжу на мужика сочувственно, а колотит его с бодунища, как девственницу на ночном кладбище. Советую:
- Ты хоть из горла хлебани, полегчает.
- Видиф? – показывает мне бутылек огуречного лосьена, - Какой фр-рак нар-рота такие уфкие гор-рлыфки вытумал?!
Он затравленно обозревает пространство своими выпученно-заплывшими глазками, мимолетно зацепляется взглядом на спортивной шапочке, под которой прячется моя чашка кофе и… Вот тут-то и начинается вся трагикомедия, которую, если посмотреть – ни за что не забудешь.
…На соседнем пластиковом столике торчит высокая салфетница, набитая туалетной бумагой. И бомж производит естественный жест – выбрасывает прочь ветошь и начинает выколачивать кулаком по донышку свой лосьен в халявную посуду. Операция занимает у него около полуминуты. Тихонечко, без стука, ставит порожний бутылек на стол. Глубоко выдыхая, обнимает правой клешней салфетницу, а левую относит вверх, как завзятый фехтовальщик. На роже у него появляется загадочная улыбка послеполуденного фавна.
Поверьте: никакими словами, ни на каком языке невозможно передать, как у человека меняется лицо, когда он, пытаясь поднести отвоеванный у природы стакан ко рту, дергая его все сильнее, пытаясь раскачать, отвинтить, оторвать, в итоге понимает, что салфетница со столом – единое целое, дизайн такой.
А бороться с ударом судьбы ему нужно оперативно, иначе буфетчица вынырнет на подозрительные звуки и – хана. Сначала он пытается замочить и обсосать бумажную салфетку, но коэффициент полезного действия выходит минимальный. Вычерпывать чайной ложкой жидкость из стакана? – ну попробуйте, если ложечка пластмассовая и согнуть ее под должным углом невозможно.
И это нетрезвое ископаемое, этот малограмотный ахреноптерикс находит единственно верное, гениальное по простоте решение: раскорячив ноги по-тяжелоатлетски, а потрескавшиеся от жажды губы уперев в край салфетницы, спешно, но плавно поднимает двумя руками стол и вливает в себя коктейль «Нафиг закусь». Часть лосьена, конечно, пропадает в его декольте. И у меня начинает резать глаза от накативших огуречно-потнистых волн. Чтобы перебить атмосферу, я закуриваю моршанскую «Приму», а это, кто не нюхал, напоминает жженую коровью лепешку, наструганную в портянку старого партизана.
На посторонние запахи шариком-фигариком выкатывается баба Ганя.
- У нас не курят! – для затравки наезжает на меня. Я испуганно пихаю с шипом чинарик в кофе.
- А-а! – говорит вульгарному бомжу, - Уже вытаскивать начал? Я тебе в придачу еще пирожок с капустой дам!
Мужик, грохоча, ставит стол на четыре конечности, но сам пока разогнуться не может. И, поскольку ротовая полость у него приклеена к салфетнице, он произносит туда гулко и почти без акцента: «Не забудь, орясина, его гвоздями к тарелке приколотить!»…
…А бутылек, кстати, не разбился.
Игорь Степанов 1982
