Я и мой дрон - 12⁠⁠

Я и мой дрон

Я и мой дрон - 2

Я и мой дрон -3

Я и мой дрон - 4

Я и мой дрон - 5

Я и мой дрон - 6

Я и мой дрон -7

Я и мой дрон - 8

Я и мой дрон - 9

Я и мой дрон - 10

Я и мой дрон - 11

Я не хочу рассказывать о том, что я увидела. Понимаю, звучит ужасно глупо, но ничего не могу с собой поделать. Слишком уж это… интимно, что ли. Притихшая, потрясенная я медленно плелась за Боссом и пыталась кое-как упорядочить хаос мыслей и чувств. И вдруг поняла, что мне жалко ее. Она лежит здесь, как в склепе, как в гробу, в тишине и одиночестве, без солнечного света, без друзей, без мамы и папы… а ведь это она их дочь! Или я? Или мы обе?

А еще я поняла, как меня выключили тогда, на холме. Ей сделали какой-то укол, снотворное или транквилизатор… Укололи ее, а заснула я. Вот так все просто, по-человечески. И не нужны никакие поводки, никакие пульты…

Я была так подавлена, что совершенно не замечала, куда мы летим, и очнулась, лишь когда Босс несколько раз окликнул меня.

Я огляделась. Мы находились в какой-то комнате, здесь была мебель, большой монитор на стене, высокие окна.

- Ты посидишь в этом номере, пока не придут родители, - сказал Босс.

- Ладно, - вяло сказала я. – А когда они придут?

- Не скоро. Им надо упаковать вещи и вообще уладить массу дел, - в голосе Босса слышалась озабоченность. – Ты ведь понимаешь.

Я не понимала, но все равно кивнула, потому что от меня этого явно ждали.

- Иван останется с тобой…

- Нет! – резко сказала я. – Я хочу побыть одна.

Они принялись меня уговаривать, упирая, что в моем состоянии оставаться одной неразумно, ведь у меня наверняка возникла масса вопросов, и вообще, захочется с кем-то поговорить. Но я уперлась – или я остаюсь одна, или немедленно подавайте сюда родителей. Конечно, они вынуждены были уступить.

- Я всегда на связи, - сказал Ванька. – Если что, я тут же примчусь.

Закрылась дверь (я отчетливо услышала, как щелкнул магнитный замок), и я осталась одна.

Я покружила по комнате, обнаружила вторую комнату, видимо, спальню, крошечную кухоньку и санузел. Потом подлетела к окну.

Номер находился на высоте примерно третьего этажа, окна выходили на какой-то парк. Наверное, красивый, но мне было не до красот.

Поглазев на высокие деревья, за которыми угадывался забор, я устроилась в кресле, включила телик, побегала по каналам, выбрала какую-то космическую ерунду и сделала вид, что смотрю. Я нисколько не сомневалась, что за мной наблюдают. Тот же Ванька, например… хотя, какой он теперь мне Ванька, взрослый человек, дипломированный психолог, мать его… Мистер Сомов, что б ему пусто было!

Странно, я на него не злилась почему-то. Думала про него плохо, накручивала себя, но совсем не злилась. Может быть, злость придет потом, когда я немного отойду от шока.

Я перебирала в памяти события последних дней и удивлялась, как много вместилось за столь короткое время. Моя жизнь изменилась. Словно жила себе Сильвия Хантер, а потом раз – и на ее месте совсем другой человек! Родителям, наверное, трудно будет смотреть мне в глаза…

Спохватившись, я набрала номер мамы. Телефон молчал наглухо. И папин тоже. Что ж, нечто такое я и предполагала – я в тюрьме. Почти как она.

Я вспомнила «Активное отделение», и мне стало так тошно, что я вскочила и заметалась по комнате, натыкаясь на стены. Потом вызвала Ваньку. Он ответил сразу же.

- Я хочу выйти отсюда, - потребовала я и сама удивилась, услышав в своем голосе истерические нотки. Собственно, я и собиралась изобразить нервную барышню, но что это получится так натурально, не ожидала. И даже испугалась немного

Спокойнее, Сильвия, спокойнее! Держи себя в руках!

- Ты понимаешь, Сильвия, - мягко начал Ванька (черт с ним, пусть уж так и будет Ванькой), но я его перебила.

- Я хочу выйти отсюда! – заорала я. – Я не могу сидеть взаперти, понимаешь ты это? Я хочу на волю! – Вдруг отличная мысль пришла мне в голову. – Интересно, - с ехидством спросила я, - окна здесь бронированные?

- А-а-а, - протянул Ванька, явно растерявшись. – Э-э-э… Погоди минутку, Сильвия.

Он отключился. И очень скоро щелкнула, отворяясь, дверь. Ужасно довольная собой, я важно выплыла из комнаты.

- Пойдем на свежий воздух, - потребовала я, и Ванька, покорный, как овечка, поплелся за мной.

На воздухе мне и в самом деле стало лучше. И дело тут, ясень пень, не в самом воздухе, каким бы свежим он ни был. Просто теперь на меня не давили стены, и я не чувствовала себя замурованной. Как она. У меня была хотя бы иллюзия свободы.

Сперва я, как ошалелая, носилась по парку. Ванька пытался держаться рядом, но быстро понял, что дело это безнадежное.

- Только не взлетай высоко! – крикнул он. – Там силовой периметр.

Понятно, подумала я. И поводка никакого не надо. И так никуда не денусь. И все же мне было интересно, насколько распространяется моя свобода, поэтому бросила кружить по парку и с деловым видом направилась к институту.

Там толклась масса народу – и дроны, и люди. Но никто меня не остановил. Даже внимания никакого не обращали. Только один раз бородатый дядька, которого я едва не сбила, сказал недовольно:

- Осторожно, девочка.

А больше ничего не сказал и пошел себе дальше, на ходу проглядывая какие-то бумаги.

Потом я оказалась в каком-то огромном холле со стеклянной крышей; здесь был фонтан, цветы и деревья в кадках. Чувствуя себя порядком вымотанной, я опустилась на бортик бассейна. Ванька устроился рядом. Несколько минут мы молчали. Первым, как ни странно, не выдержал Ванька.

- Наверное, у тебя есть вопросы. Ты спрашивай, пожалуйста.

Я подумала.

- Скажи, а ты и правда рыжий? Ну, там, в капсуле?

- Правда, - с каким-то удовольствием подтвердил Ванька. – Весь в отца.

- Так он живой? – удивилась и обрадовалась я. Надо же! А я себе напридумывала…

- Конечно. Жив, здоров. И он, и мама… Кстати, именно мой отец сконструировал твой дрон. Не один, понятное дело, их там целый научно-производственный коллектив, но он принимал самое непосредственное участие.

- Здорово, - совершенно искренне сказала я. И опять помрачнела. - Что теперь со мной будет?

- Тебе придется уехать. Тебе и твоим родителям.

- Куда?

- Не знаю, - вздохнул Ванька. – Обычно на Западные Территории. Но как будет с тобой… нет, не знаю… Но куда-то придется, ведь у тебя язык как помело, ты же всем разболтаешь… Ты даже не представляешь, как не вовремя ты все это затеяла, - с горечью произнес он. – Ничего не готово, все планы к чертям. Вот сейчас надо будет перестраивать образовательную программу специально под тебя… твоей маме нужно бросать перспективную тему, чтобы быть рядом с тобой…

Я снова набрала родителей, и снова они не ответили.

- Здесь нет связи, Сильвия, - произнес глубокий бас.

Взвизгнув от неожиданности (как нервишки-то расшалились!), я обернулась. Ну, конечно, Биг Босс собственной персоной! И как подкрался незаметно, гад.

- Ты не можешь никому позвонить, ты не можешь отсюда выйти, потому что…

- Потому что я в тюрьме, - перебила я. – Спасибо, я и сама догадалась.

- Потому что у тебя нет пропуска, - спокойно продолжал Босс. – Увы, двенадцатилетним пропуска не выдаются. Но пока ты здесь, ты свободна в своих передвижениях. Иди, куда хочешь.

- Да ну? – усмехнулась я. А потом меня осенила замечательная идея. – А вот скажите мне, это здесь находится… ну, такая лаборатория, где нам матрицы вставляют? Не знаю, как это называется…

- Это называется УМСМО. Установление ментальной связи с материальным объектом. Очень сложная, очень долгая процедура, длящаяся не одну неделю. Обычно она завершается в первое полугодие жизни ребенка, и он получает свой первый дрон. Всех подробностей я, понятное дело не знаю, да и никто не знает, кроме узких специалистов. Но ты можешь посмотреть учебный фильм. Правда, его показывают после определенной психологической подготовки, но для тебя, я думаю, можно сделать исключение.

- Она здесь? – спросила я. – Эта ваша лаборатория?

- Да.

- Отлично! – я взлетела. – Хочу туда! Немедленно.

- Ничего не выйдет, девочка, - с каким-то даже сожалением сказал Босс. – Тебя туда не пустят.

- И почему это я не удивлена? – усмехнулась я.

- И меня не пустят. И мистера Сомова. Вообще никого.

- Да ладно? – недоверчиво спросила я. Искоса взглянула на Ваньку, и тот развел манипуляторами. Совсем как человек руками. И послал мне смайлик, на котором синий человечек рыдает и рвет на себе волосы. – А… почему?

- Видишь ли, наши дроны создают помехи. А твой особенно, потому что он еще и излучает. Не настолько, чтобы причинить существенный вред белковому телу, но вот сбой аппаратуры гарантирован. А она очень тонкая, эта аппаратура, на нее влияет даже биополе обычного человека. Поэтому для работы в родильном отделении подбирают особых людей, у которых уровень биополя снижен… Обычно это старики, - добавил он печально. – Моя мама работала там. А отец – нет. Он бросил нас сразу после моего рождения.

- Ладно, - буркнула я, не давая предательскому сочувствию захватить меня. – Так и быть, фильм посмотрю… потом… А что будет с Эдькой?

- Кто такой Эдька? – Босс повернулся к Ваньке. – Я уже второй раз слышу это имя от Сильвии. Почему я не в курсе?

- Эдуард Николаевич Петров, - как-то уж очень поспешно ответил Ванька. – Внук мистера Петрова, нашего…

- А, это тот мальчик, с которым Сильвия встретилась за Периметром? Да, теперь я понял. А ничего с ним не будет. Кончатся каникулы, он уедет домой.

Я вытаращилась на Босса.

- То есть как? – с огромным изумлением спросила я. – Меня, значит, в ссылку, чтобы я чего-нибудь не сболтнула, а ему, получается, полная свобода? Так что ли? О! – закричала я, подпрыгивая от возбуждения. – Я поняла! Вы сотрете ему память! Я читала – называется гипноз.

- Типа того, - посмеиваясь, сказал Босс. – Сунем его в железный ящик, подключим к электродам… нет, лучше вживим их прямо в мозг… Господи, Сильвия, - вздохнул он. - Какой же ты еще ребенок... Да ничего с ним не будет, с твоим Эдиком. Пусть болтает. Кто ему поверит? Ты даже не представляешь, сколько слухов ходит про нас. Одним больше, одним меньше… Разумеется, мы сделаем все, чтобы дискредитировать…

- Гм, - сказал Ванька, и Босс замолчал.

- А зачем? – спросила я.

- Что – зачем?

- Ну, вот это. Диске… дити…

- Я тебе потом объясню, - быстро сказал Ванька, но Босс качнул корпусом.

- Ну, зачем же откладывать? Дискредитировать, Сильвия, это означает вызвать недоверие к человеку. К его словам или поступкам. Фактически, обвинить во лжи. Но не напрямую, а распространив информацию, ставящую под сомнение его правдивость.

Я помолчала, переваривая.

- Вы такой честный. Прямо напоказ. Даже если сами себе вредите. Это для того, чтобы я вам доверяла?

- Точно, - с удовольствием подтвердил Босс.

- Тогда ответьте мне еще на один вопрос. Тоже честно.

- Разумеется.

- Я могу попрощаться с Эдькой?

Босс взлетел, сделал пару кругов вокруг фонтана, опять сел.

- Зачем тебе это надо?

- Не знаю, - подумав, ответила я.

- Ты считаешь его своим другом?

- Наверное… Нет, не знаю. Просто… - я замялась, подыскивая слова. – Понимаете, он был первым человеком, которого я увидела. То есть, ребенком… я ведь думала, что дети - это мы… а он, оказывается, тоже… И мы с ним разговаривали… А еще он помогал мне…

- Вы с ним подружились, - констатировал Босс. – Я так и думал.

- Так можно нам попрощаться?

- Нет. Это еще больше осложнит его жизнь. Но если ты настаиваешь… Если берешь на себя ответственность…

Понятное дело, настаивать я не стала.

***

Контейнеры с вещами давно уже уехали, а мы все никак не могли тронуться в путь – столько людей и дронов собралось попрощаться с родителями. Особенно с мамулей. Я и знать не знала, что она такая популярная. Наконец, вся зареванная, она села в машину и махнула рукой: поехали! И мы поехали: мама, папа, я и Ванька. Следом за нами двинулся грузовик с капсулами.

- Ты что, едешь со мной? – спросила я его вчера.

- А куда я денусь? - сказал он. - Надо же кому-то за тобой приглядывать.

- Тоже мне, приглядывальщик нашелся, - фыркнула я, но почему-то мне было приятно это слышать.

Мягко, еле слышно, урчал мотор. Мы с Ванькой сидели на заднем сиденье; папа вел машину, одну руку он небрежно положил на руль, другой сжимал мамину ладонь. Мы ехали в новую, совершенно незнакомую жизнь, и от этого было грустно и радостно одновременно. Что-то там нас ждет? - подумала я.

Машина взобралась на холм, и я решилась.

- Пап, останови, - попросила я. – Хочу попрощаться. С городом и… вообще...

Папа послушно остановился, и я вылетела из машины. Следом за мной появился Ванька.

- Красота какая, - сказала я. – Правда?

- Правда, - согласился он.

Лето плавно перетекало в осень, и низкий кустарник, который покрывал холмы, лишь намекал на грядущее багряное великолепие. Не думая о надвигающихся холодах, самозабвенно стрекотали цикады, но уже летали в прозрачном воздухе первые паутинки.

- Знаешь, так странно, - сказала я. – Так много людей вокруг. Они живут рядом с нами, общаются… А весь остальной мир, оказывается, ничего о нас не знает. Слухи… это да, их много… но ведь это только слухи. Почему так? Нет, я все понимаю – секретность, то, се… подписки о неразглашении и все такое… И все равно, должен же хоть кто-то проболтаться. Я бы, например, точно проболталась.

- Мы живем на острове, Сильвия. На очень большом, но все-таки острове. Сюда не так-то легко попасть. А потом, людям просто невыгодно распускать языки. Что они поимеют в этом случае? Сомнительную славу? А потеряют значительно больше. Здесь хорошо жить, Сильвия, спокойно и удобно…

Он еще что-то говорил, но я не слушала, я медленно поднималась вверх. Я вспомнила пикник по случаю каникул. Как я безрассудно рванула вверх, а меня обездвижили пультом. Сейчас ни пультов, ни поводков. Но чувствую ли я себя свободной?

- Эй, ты куда? – спросил Ванька. С такой же самой интонацией, как и тогда, на пикнике.

Я не хотела вызывать его подозрения, поэтому остановилась. Тем более, что набранная мною высота вполне позволяла совершить задуманное.

… Как-то так получилось, что все позабыли, что у нас, дронов, два вида памяти. То есть не забыли, конечно, а… как бы это поточнее выразиться? Перестали обращать внимание? Наверное, так. То, с чем вы сталкиваетесь каждый день, перестает быть чем-то уникальным. Тривиальная вещь, стоит ли об этом говорить?

Я, лежащая в капсуле, обладала самой обыкновенной человеческой памятью. Я могла что-то помнить, а что-то нет. Стихи, например. Или дурацкие формулы. Ну, не любила я их, не любила и не понимала. И частенько использовала память дрона. Которая представляет собой обыкновенную запись на жесткий диск. Можно открыть нужный файл и воспользоваться информацией. Учителя называют это шпаргалками и нещадно карают за списывание.

К счастью для учителей, объем жесткого диска обыкновенного дрона невелик. Или это он невелик у детских дронов? Не знаю. Знаю только, что мой дрон уникален во всем.

Я включила видеозапись сразу же, как меня привезли в институт (эх, жаль, что не раньше!), и записывала все, абсолютно все. Мне предоставили полную свободу передвижения, и я ею воспользовалась без зазрения совести. А ночами, когда все спали, и я оставалась одна, я чистила архив. Фотографии природы – долой! Игры, любимые фильмы, лекции и справочные материалы – долой! Я безжалостно обрезала шпионское видео, снятое в институте, я оставляла лишь самое существенное, самое главное, и все равно информации было слишком много. Пришлось ее архивировать.

Это далось мне нелегко. Приходилось рассчитывать исключительно на себя, на свою белковую память, а информатику я никогда не любила. На минимальный балл вытягивала, и ладушки. Все равно никаким программистом я не собиралась становиться. А вот теперь горько жалела об этом. И еще о том, что сдуру стерла все шпаргалки. Ох, как бы они мне сейчас пригодились!

Справилась я исключительно на злости и упрямстве, но справилась. Пакет с бесценной информацией висел у меня, что называется, на «горячем старте», готовый в любой момент взорвать сеть… а я вовсе не была уверена, что информация эта хоть чего-то стоит. Откуда я знаю, что именно заинтересует человечество? Я лично с этим человечеством незнакома! Ну, если не считать Эдьки, конечно.

И я быстро, чтобы не испугаться, чтобы не передумать, вызвала Эдьку. Эдуарда Николаевича Петрова. Человеческого ребенка, живого и здорового. Благодаря мне. И таким, как я. И нашим родителям. И многим другим.

Никто, даже сам Эдька, не знал, что у меня есть его номер. Да и сама я очень вовремя забыла об этом факте… и только поэтому, наверное, не проболталась. А уж когда вспомнила, то никакая сила не заставила бы меня открыть рот.

Как я и предполагала, вне города связь работала отлично, Эдька отозвался. Не сразу, что заставило меня понервничать, но отозвался.

- Алё? – настороженно спросил он.

Наш разговор я продумала заранее и сразу взяла быка за рога. Прям как в шпионских детективах.

- Это я, Сильвия. Слушай внимательно, у меня мало времени. Ты сейчас получишь очень ценную информацию…

- Эдик, кто там? – голос на заднем плане был жестким и очень неприятным.

- Ты с кем разговариваешь? – спросил Ванька, поднимаясь ко мне.

Нужно было торопиться. Я рванула вверх. Я знала, что Ванька ни за что не угонится за мной, и он это знал. Поэтому остановился, издалека наблюдая за мной. Деваться-то мне все равно было некуда, и мы оба прекрасно это понимали.

- Немедленно разошли ее! – крикнула я, отправляя заархивированный пакет на почту Эдика. – Кому хочешь… всем! Как можно быстрее!

- Ясно! – крикнул Эдик.

- Отдай телефон! – заревел мужской голос.

Послышались звуки борьбы, что-то упало, раздался звон разбитого стекла, шумное неровное дыхание, звук оплеухи, потом Эдик тонко вскрикнул, и наступила тишина. Абсолютная и безнадежная.

Ну, вот и все, подумала я. Эдька, прости меня, я честно старалась. Я хотела, чтобы ты и твои друзья, все человечество узнало о нас. Чтобы кончилось, наконец, это вранье, чтобы мы узнали друг о друге… Два человечества, подумала я. Да, вот именно так! Встреча двух цивилизаций, двух миров… Это было бы здорово. Конечно, это был бы шок… но ведь и надежда была бы тоже!

Жаль, не получилось.

Я посмотрела на Ваньку. Он молчал и не двигался. Все видел, все слышал, все понимал и даже не попытался остановить.

- Подстраховались, значит? – с горечью сказала я. – Ну, еще бы! Меня ведь так легко просчитать. Поэтому и Эдьку никуда не отправили, и телефон у него не отобрали. Отличная работа, мистер Сомов! Поздравляю! А я-то, дура…

- Пошли, Сильвия, - грустно сказал Ванька. – Нас ждут.

Мною овладело безразличие, и я без разговоров уселась в машину. Папа что-то спросил, но я не ответила, погружаясь в какую-то сонную апатию. Что теперь со мной будет? – отстраненно и равнодушно подумала я. Дрон у меня отнимут, это понятно… а матрицу уничтожат. Наверное. Зачем им матрица, когда важно только тело, поставщик антител? Тело - вот что является наивысшей ценностью, а все остальное, включая сознание, вторично, да и вообще не обязательно. Зачем им лишние хлопоты? Зачем им я, Сильвия Хантер? Если есть такая удобная, ни на что не претендующая тушка? Слепая, глухая и немая?

На всю жизнь, холодея, подумала я. На всю оставшуюся мне долгую-долгую жизнь.

Меня обдало таким острым животным ужасом, что я чуть не потеряла сознание.

Только не это! Пожалуйста, только не это! Дайте мне дрон! Любой, самый примитивный, для ползунков! Чтобы только видеть и слышать! Прошу вас, умоляю – дайте мне дрон!! Ну вы же люди!!!

- Все будет хорошо, Сильвия.

Я не поняла, кто это сказал. Может быть, даже я сама.