Сонет⁠⁠

Нечаянно издали промелькнул смутным отблеском образ венчальный,
с сединой и в отчаянии киноплёнку кручу, но финал нашей пьесы печален.
Тем я жил, то я чаял, что на месте стенания будет воздвигнут ларец из любви, но умчались вместе с верой года, сокрушив мои светлые чаяния.

Из пустоты и монотонности личной внутренней жизни возникают внешние колкости.
Отделив своё «Я» от лозы, задыхаюсь в своём одиночестве.
Словно яд, накативший под горло, не даёт ни вдохнуть, ни сказать мне последнее слово,
мы не увидимся снова.

Будь нам холодно, мы прижмёмся друг к другу иголками своими.
Станет больно нам, разбежимся уколовшись и снова почувствуем холод.
И в инее одиночества сердце нас потянет обоих согреться,
если только двоим нам не станет тут тесно, если нам хватит места.

Позвольте мечтать, ведь помимо мечтаний и духа во мне ничего не осталось.
Я лишь старый слуга звездочётов и мира угрюмый скиталец.
Склоняюсь по небесному своду в премудрых исканиях, нацепив старый ранец.
Я терял слишком много, чтоб понять, что мне нужно для счастья. И что мне досталось?

Если ветер судьбы ради шутки забросит меня в моё прошлое, волнами жуткими
память в сердце ударит, растворив меня в плаче истошном.
Фиалки волн и гиацинты пены распадутся на боль и измены.
И медленно, но верно моё тело разорвут, очаровав меня, сирены.

Будь нам холодно, мы прижмёмся друг к другу иголками своими.
Станет больно нам, — разбежимся уколовшись, и снова почувствуем холод.
И в инее одиночества сердце нас потянет обоих согреться,
если только двоим нам не станет тут тесно, если нам хватит места.

Равнодушно ветер играл ставнями, ты за порог уходила спокойно.
Каждую ночь в белом саване ты являлась ко мне с главой непреклонной.
Под напором из слёз и крови ночью ветреной воет мой черновик.
Но я забыл то, что сердце в Вас – только ночник. Ничего будто не было.

Обоюдоострый меч отсекает Эроса голову с плеч, недоноска и беса.
Целуя одежд твоих край, в омут лечь на рваный шафрановый пеплос.
Коль не плачешь, слёзы сотри, гвоздь вобью в крышку гроба без жалости.
За окном светом бьют фонари в бездыханное тело,– пожалуйте.

Будь нам холодно, мы прижмёмся друг к другу иголками своими.
Станет больно нам, разбежимся уколовшись и снова почувствуем холод.
И в инее одиночества сердце нас потянет обоих согреться,
если только двоим нам не станет тут тесно, если нам хватит места.