Правила войны
(история одной фотографии из моего сборника рассказов "Секреты военного разведчика", предыдущая история - Дедовщина на сторожевой заставе )
Когда я был маленьким, отец часто играл со мной не только в «Запоминайку», но и еще в одну интересную игру - кто дальше увидит. Сейчас я понимаю, что тогда мы делали обычные упражнения для улучшения зрения, но игра эта мне нравилась. Нравилось, что отец со мной возится, занимается.
Отец говорил, что тот, кто лучше видит, может узнать гораздо больше интересного, чем другие. Лишь с возрастом я понял, почему он говорил лучше, а не дальше. Понял, что при нашем рождении природа дарит нам лишь некий фундамент, а что мы постоим на этом фундаменте, лачугу или прекрасный дворец, зависит от нас самих. Зависит он нашей настойчивости, трудолюбия и стремления сделать окружающий нас мир и самих себя лучше, чем мы были вчера.
А когда я пошел в школу, отец научил меня играть в шахматы. Он говорил, что самое интересное в этой игре не умение использовать ошибки противника, а умение вынуждать его эти ошибки делать. Эта игра мне тоже понравилась. Вскоре я научился неплохо играть в неё. К тому же, игра эта оказалась довольно прибыльной. На спор отец предлагал своим товарищам сыграть со мной партию. На шоколадку. Его друзья, спрашивали, почему на шоколадку? Может быть, победителю – пиво? Намекая, что у мальца все равно нет шансов у них выиграть, а им шоколадки ни к чему. Им лучше – пиво. Отец ничего не отвечал, лишь хитро улыбался в ответ. Разумеется, я не проигрывал.
Как ни странно, но со временем желающих играть со мной становилось больше. Больше появлялось и шоколадок у моей мамы и у моей сестры. Отец всегда говорил, что дети приходят в этот мир для того, чтобы помогать своим родным и близким, защищать их и делиться с ними шоколадками. А когда они станут большими, то и с папой – пивом.
Наши детские игры «кто дальше увидит», сыграли со мной злую шутку, когда я поступил в военном училище. Сначала мне нравилось, что я стреляю лучше многих из Пистолета Макарова. Но со временем это стало не интересно – я видел пробоины в мишени при стрельбе на 25 метров. Корректировать следующий выстрел было слишком просто. И мне казалось, что я делаю эти отверстия пальцем.
А вот стрелять из автомата было интересно. Тем более, по движущимся мишеням. При стрельбе нужно было учитывать направление и скорость движения мишени, направление и силу ветра, рассчитывать необходимые поправки на вынос точки прицеливания. Поэтому прежде, чем стрелять, нужно было научиться быстро считать. Считать и стрелять мне нравилось. Но стрелять из автоматической пушки БМП-2 мне нравилось больше всего.
Да, на стрельбище было интересно. Тем более, что никто не стрелял в ответ…
В Московском высшем общевойсковом командном училище нас научили отлично стрелять, управлять подразделением в бою, тактической, инженерной подготовке, вождению боевых машин и многому, многому другому. Но у меня невольно возникал вопрос, будет ли этого достаточно для того, чтобы победить на войне?
Ведь, как известно, в армии и в военных училищах учат опыту прошедших войн. Да, этот опыт обязательно нужно знать. Но еще очень важно, уметь быстро адаптировать его к условиям и задачам, которые поставит перед тобой новая война.
И начинать решать их нужно по принципу: от простого к сложному. Поэтому, когда в августе 1986 года я принял в Афганистане под командование сторожевую заставу, то первым делом занялся самым простым - тем, чему меня учили: инженерным оборудованием заставы, улучшением системы управления огнем подразделением, обучением, боевым слаживанием и тренировками личного состава.
Одна мысль не давала мне покоя. Мысль из детства, а по каким правилам здесь играют? Потому что играть без правил было как-то неправильно. К тому времени я уже успел заметить, что на некоторых заставах, расположенных в зеленке, наши подразделения играли с душманами в «нарды». Правила этой игры были очень просты: душманы стреляют (делают ход), наши отвечают (делают ответный ход). Игра эта быстро надоедала, но особого выбора у наших ребят не было. Ничего изменить в этой «игре» они не могли.
Поначалу я думал, что и мне предстоит ближайшие два года играть в эту же «игру». Тем более что до моего приезда, душманы регулярно обстреливали нашу заставу реактивными снарядами, из миномета и ДШК.
Игра эта мне не понравилась сразу. Ведь я воспринимал все эти обстрелы, как нарушение мер безопасности, которые рано или поздно приведут нас потерям. А это было неправильно. И нужно было срочно что-то придумывать.
Во время работ по инженерному оборудованию мы немного заузили бойницы (по вертикали и горизонтали) в стрелково-пулеметных сооружениях и в новой долговременной огневой точке, так чтобы можно было эффективно перекрывать основной и запасной сектора стрельбы, ведя даже не прицельный огонь (что было важно особенно ночью). А заодно, и чтобы исключить даже теоретическую возможность случайных выстрелов в сторону мирных кишлаков. То, что с нашей заставы перестали летать шальные пули, афганцы заметили сразу. И оценили.
Позднее оказалось, что это было важно, чтобы они правильно оценили приезд на заставу нового командира и его первые шаги.
Вскоре я встретился со старейшинами ближайших кишлаков. Мы познакомились и обсудили с ними вопросы прекращения минирования дорог в зоне ответственности нашей роты. А заодно договорились о том, как они смогут безопасно предупредить нас, если дорогу попытаются заминировать приблудные душманы. Это было просто, ведь этому меня учили во время моей подготовки в командировке в Афганистан - использовать принцип «Восточного базара» и соблазнять афганцев выгодой.
А еще меня учили не показывать, что я знаю фарси. Поэтому наши переговоры переводил солдат-таджик со станции радиоперехвата. Но на прощание я произнес несколько слов. И произнес эту фразу на смеси фарси и английского: «Убивать шурави нельзя». Едва ли старейшины запомнили мои слова, но точно - услышали. Потому что это было первое правило в той игре, в которую нам предстояло играть с ними в ближайшие два года.
Позднее я повторю эту фразу снова. Но тогда за моими словами уже будут стоять дела. Которые в Афганистане ценятся больше слов.
В конце сентября я попал с тифом в баграмский инфекционный госпиталь. Вскоре с гепатитом в госпиталь привезли и нашего ротного. Других офицеров на моей заставе не было. Поэтому по просьбе ротного мне пришлось досрочно покинуть гостеприимный госпиталь и сбежать на заставу.
Вернувшись обратно, я излазил все склоны нашей горки. Чтобы посмотреть на нашу заставу не только с привычной для нас стороны, но и с точки зрения душманов. Чтобы обнаружить скрытые подступы и мёртвые, непростреливаемые участки местности. Оказалось, что на нашей горке стоит довольно много растяжек и противопехотных мин. Минным полем это назвать было нельзя. Потому что еще в училище нас приучили к тому, что любое минное поле должно быть обязательно с формуляром (в котором указывается место установки, по чьему приказу и когда оно установлено, количество и тип мин, схема минного поля и схема его привязки, ориентиры и т.д.). А мины, установленные без формуляра – это не минное поле, а головная боль. Если не твоя, то чья-то ещё. Потому что на этих минах обязательно кто-то подорвется. Рано или поздно. И однозначно не тот, на кого их ставили.
Так что пришлось мне почти целый месяц обследовать склоны нашей горы, снимать растяжки Ф-1 и ПОМЗ-2 с проржавевшей насквозь проволокой, несколько ПМН-ок. Так у меня появилось второе правило: намусорил – убери (даже, если мусорил не ты).
Вместо этих растяжек я готовил «волчьи ямы» - создавал для духов иллюзию, что есть места, по которым можно незаметно и безопасно подобраться к нашей заставе. А сам перекрывал эти места минами МОН-50 с электродетонаторами. В ближайших стрелково-пулеметных сооружениях мы сделали запас из осколочных гранат Ф-1 и РГО для того, чтобы бойцы при нападении душманов, могли забросать ими «волчьи ямы», которые не простреливались стрелковым оружием. И пристреливал по «волчьим ямам» наш миномет (ночью он был нацелен на ближайшую из них).
В октябре 1986-го года я получил приказ от комбата открыть беспокоящий огонь по банде Рахматулло. В ближайшие дни из Афганистана должен был выводиться наш зенитно-ракетный полк. И идея отвлечь внимание душманов от дороги, по которой будет выходить полк, была вполне разумной. И очень грамотной с точки зрения местных традиций и обычаев. Ведь по законам кровной мести, если мы кого-нибудь случайно подстрелим, душманы должны будут отомстить нам. В ближайшие дни. Закон есть закон, никуда не денешься! И пока они не отомстят, им явно будет не до дороги.
К счастью, у меня к тому времени накопилось уже довольно много информации по этой банде. И вместо того, чтобы кого-то подстрелить (это было совсем не сложно), я просто немного огорчил главаря этой банды, уничтожив кое-что из его личной собственности.
Разумеется, на следующий день был обстрел нашей заставы. Естественно мы на него ответили. После этого была попытка нападения на заставу. К этому мы были готовы. Во время этого нападения кого-то из духов мы подстрелили (на склоне осталось много следов крови). Но здесь мы всего лишь защищались. Душманы при нападении на заставу особо не геройствовали. Зато, пока мы играли с ними в эту войнушку, зенитно-ракетный полк спокойно вышел в Союз.
Эта ситуация стала для меня хорошим уроком. Возможно, одним из самых главных за ту войну. До этого душманы постоянно минировали окрестные дороги и обстреливали сторожевые заставы нашей роты, штаб дивизии и баграмский аэродром. В роте были не только раненые, но и погибшие.
Мы отвечали душманам. Иногда наш танк на сутки выстреливал по духам более двадцати осколочно-фугасных снарядов. Да, и миномет выпускал примерно столько же мин. А результата, как такового, не было. Потому что мы боролись с последствиями, но не устраняли причину этих обстрелов. И через несколько дней всё повторялось снова. Единственное, после этого на заставу необходимо было привезти новые снаряды и мины. Поднять на горку на «Урале» или на ЗИЛ-е их получалось не всегда. А возить по несколько снарядов или ящиков с минами в десантном отделении БМП-2 от подножия горы, было еще то развлечение.
Так что, пока я восстанавливался после тифа, ломал голову, как улучшить корректировку огня и объединить все огневые средства нашей заставы в единую и очень эффективную систему ( Смекалка и самоделки на войне ). Вскоре, после того, как это у меня получилось, обстрелы наших застав, штаба дивизии и баграмского аэродрома из зоны ответственности нашей роты прекратились практически полностью. И до самой моей замены в Союз потерь в нашей роте больше не было.
А ларчик открывался просто. Помимо использования новой системы управления огнем, я почему-то подумал, что если зона ответственности есть у каждой из наших застав, то будет правильно, если такие же зоны ответственности будут и у каждой банды. И каждый главарь банды будет нести личную ответственность за все эти обстрелы, минирования и нападения. Это было третье правило нашей войны.
К тому времени я уже обратил внимание, что вокруг кишлаков располагалось множество земельных участков, на которых дехкане выращивали пшеницу и овощи. Размеры этих участков были разные: большие и маленькие. Маленькие обычно располагались вдали от кишлаков, на не самых лучших землях. Обрабатывали их, как правило, старики и женщины. Пахали деревянным плугом, привязанным к тощей корове.
На больших полях обычно работали мужчины. Пахали на лошадях с железными плугами. Не трудно было догадаться, кому принадлежат эти поля.
А дальше было просто: ведь на занятиях по политэкономии в училище нам не случайно рассказывали о классовой сущности всех войн. Поэтому я уже догадывался, что мне нужно было узнать. И вскоре собрал всю интересующую меня информации о личной собственности не только главарей местных банд, но и их ближайших родственников.
С тех пор, в случае обстрелов наших застав, штаба дивизии, аэродрома и наших колон, после огневого подавления стреляющих, еще парочка снарядов прилетала по личным объектам главарей банд, из чьей зоны ответственности производились эти обстрелы. С учетом того, что все эти объекты были занесены у меня в карточку целей для танка и миномета – сделать это было не сложно. И теперь мы били не столько по целям, сколько по кошелькам главарей банд. И, что немаловажно, били с минимальным расходом боеприпасов. Били оперативно и точно, как днем, так и ночью.
Так что вскоре война для главарей местных банд стала не столь прибыльным делом, как было раньше. Поэтому и обстрелы наших объектов с их стороны вскоре прекратились.
К слову сказать, не все главари банд оказались понятливыми. Поэтому Карим, один из непонятливых, вскоре погиб от «случайного» артобстрела. Его приемник оказался более понятливым.
Параллельно с этим у меня появилось и четвертое правило: в дополнение к запрету случайных выстрелов в сторону мирных кишлаков, добавился запрет обстрелов тех самых маленьких клочков земли, которые принадлежали бедным дехканам. Ведь, даже случайное, уничтожение урожая на этих полях, неминуемо приводило их семьи к голоду, а глав и членов этих семей – в банды.
Мой наставник Сан Саныч Щелоков не раз повторял мне, что проблема многих военных – наша профессиональная деформация. Мы зачастую настолько погружаются в решение военных вопросов, что забываем о главном. О том, что цель любой войны – сделать послевоенный мир лучше, хотя бы для одной воюющей стороны (аксиома Лиддел Гарта. Прим авт.).
Поэтому пятое правило, которое я для себя придумал, было самым простым – не забывать о том, ради чего мы воюем. Уже сейчас закладывать фундамент нового мира. И делать все от нас зависящее не только для того, чтобы мир наступил как можно скорее. Но в первую очередь для того, что у тех, кто развязывает эти войны надолго, а лучше навсегда пропало желание это делать. Ведь наши настоящие враги, очень часто не те, кто в нас стреляет. А те, кто отдает им приказы. Или их финансирует.
Осенью 1988 года, перед самой моей заменой в Союз на меня вышел по радиосвязи мой непосредственный начальник (по моей основной работе), начальник разведки нашей 108-й мотострелковой дивизии майор Сергей Филиппович Харламов. Сказал, что в Пакистане подготовили группу примерно из тридцати детей и подростков, которые с поясами смертников будут бросаться под наши машины. Если душманы начнут их использовать в ближайшее время, то вся наша операция по подготовке и организации безопасного вывода наших войск из Афганистана полетит в тартарары. И он не знает, что делать. Ведь наши солдаты не смогут стрелять в детей, даже если будут уверены, что на них пояса со взрывчаткой.
А если на детях, которые будут бросаться под наши машины, этих поясов не окажется? Афганцы такого не простят. И гибель детей, на которых нет поясов смертников, приведет к серьезнейшей эскалации насилия – сначала в адрес наших военнослужащих. Затем, в ответ, с нашей стороны по душманам. И тогда, потерь со всех сторон станет несоизмеримо больше. И во что превратиться вывод наших войск, сказать сложно.
Нет, это не было моим шестым правилом. Это было всё то же самое третье правило о личной ответственности местных «элит».
Я посоветовал Сергею Филипповичу обратиться за помощью к нашему общему знакомому, начальнику госбезопасности провинции Парван подполковнику Вахиду с просьбой организовать ряд встреч с местными «неформальными» лидерами – муллами, крупными землевладельцами, главарями банд (с кем не смогли встретиться лично, передали им информацию через их доверенных лиц).
Все эти встречи были индивидуальными, с глазу на глаз. Мы выложили перед ними все свои «карты». Всё, что знаем об их личных владениях, об их собственности, о том, что принадлежит их родным и близким. Объяснили, что тех, кто нас не услышит, мы достанем и, уйдя из страны. Нашли убедительные слова. И объяснили, что, если эти смертники (неважно кто, дети, подростки или женщины) начнут подрываться во время вывода наших войск в зоне их ответственности, отвечать за это каждому нашему гостю придется лично.
Позднее я не слышал ни об одном случае подрыва смертников под нашими машинами во время вывода наших войск из Афганистана (возможно, такие же переговоры прошли по всему маршруту следования наших войск).
Со временем я понял, что для победы на войне нужно не только уметь стрелять, сколько уметь думать. Уметь не только смотреть, но и видеть. Быть политиком и экономистом. И обязательно – хорошим шахматистом. Знать правила войны и уметь их грамотно использовать. Или даже придумывать их самому. Потому что правила войны все же существуют. Они позволяют нам оставаться людьми. И, если кто-то об этих правилах забывает, тому нужно о них напоминать - во всей строгости военного времени. Ведь если мы перестанем оставаться людьми, то во что мы превратимся?
Александр Карцев, http://kartsev.eu
P.S. На фото: мы с моим разведчиком Ильей Третьяковым играем в домино на 8-й сторожевой заставе. Шестидесятые числа августа (месяца моей замены в Союз) 1988 года. Вдали виднеются земельные наделы, на которые я обратил внимание перед тем, как в моих личных Правилах войны появился пункт третий.
А в нарды мне тоже довелось там поиграть. В кишлаке Калашахи на местном посту самообороны, где у меня был оборудован импровизированный лазарет, мы прямо на полу расчертили игровое поле. Сделали два кубика, а из черных и белых камней – шашки. И устраивали там настоящие баталии с аскерами (бойцами) Хасана и с местными жителями. За игрой много интересного можно было услышать…
P.P.S. Большое спасибо @AntSergB , @Daffi27 и @georrgi65
Все Ваши донаты переведены на счет проекта «Дом Солдата». Настоятельно прошу Вас написать на kartsevbooks@bk.ru название моих книг, которые Вы хотели бы прочитать и в каком формате (FB2, PDF, Mobi…) – список моих книг на http://kartsev.eu
В теме письма, пожалуйста, укажите «Пикабу».
Это самое малое, чем могу отблагодарить Вас за помощь и поддержку нашего проекта.