Мои 90-е.Отчитка.⁠⁠

Мир - это то, что мы видим...

Меня ж тут на изгнание бесов водили, вспомнил.

Ну, я сам попросился. Есть у меня товарисч один, очень своеобразный. Я, хоть двадцать лет его знаю, до сих пор понять не могу: толи это цинизм и прагматичность, возведённые в какой-то удивительный абсолют, и через это он умело "воцерковливается", толи это всё-таки где-то в глубине него живущее ПГМ головного мозга. Но достаточно сказать, что происходит товарищ из могильщиков на кладбище, человек богатый (как все могильщики - я среди них бедных-то и не видел), в 90-е вообще, поговаривают, миллионами ворочал, но и сейчас, небось, нужным людям помогает - на том кладбище, где он начальствует, я думаю, процентов сорок двойных и тройных могил, это если всерьёз взяться и за все года перекопать... Впрочем, на этот счёт есть у меня подозрение, что у нас почти на всех кладбищах так.

Такая профессиональная деятельность чрезвычайно способствует духовному росту и развитию, к вере двигает и философски настраивает. Разумеется, могильщик знает всех мало-мальски значимых духовных чинов в округе (хотя бы по тому, что отпевают там, и т.д.), имеет собственного духовника, с которым отношения притом весьма своеобразные: сообщает, что поехал к духовнику на исповедь, а сам вместе с ним прям в церкви пулю пишет. Где-то там, за царскими вратами, подальше от глаз верующих, в служебном, так сказать, помещении. В компании собственно духовника-настоятеля, себя и - одного из народных судей района. Троица, на мой взгляд, вполне достойная. Могильщик, судья и поп. Отлично, чо.

Но, при этом, он реально постится там, всякие обряды соблюдает, и даже просит (совершенно серьёзно) слово "чёрт" в его присутствии не употреблять, а тех же Пусек считает совершенно искренне и не поддельно богохульницами, и вообще мягко они еще отделались.

Однако, не о нём и его тараканах речь.

Давно уже как-то пили с ним. Так получилось, что нас с ним связывает кое-что, что этому цинику не позволяет меня нахуй послать, забыть или ещё как вычеркнуть, но в то же время и не настолько связывает, чтоб у него появилось желание меня в очередной могиле прикопать. Несмотря на категорическую разность во взглядах, которую мы друг от друга не скрываем.

Так бывает.

И вот как-то пили с ним. Не помню уж, с чего разговор зашёл. Но только попросил я его: слушай, свози меня как-нить на изгнание бесов. Мне просто интересно позырить, насколько это всё постанова.

Он на меня смотрит так, серьёзно. - А не боишься? - Чего? - Ну… вдруг - не постанова? Вдруг из тебя бесы полезут? - и смотрит с юморком. - Ну, говорю, полезут - так и хуй с ими. Подивлюсь, конечно, но заодно и, понимаешь, организму очистите. А то чего я по заграницам контрабандой бесов таскаю.

А надо сказать (тут дисклеймер нужен), что процедура эта - изгнание, или отчиткой её ещё называют - сильно востребована, но каг бе не популяризуется. Тот же могильщик рассказывал мне, хихикая, что коли бы на всё была воля паствы - бесов бы прямо на улицах священники бы из прохожих изгоняли. Но в целом РПЦ этот цирк с конями не очень жалует (потому что, видать, знает, что спалиться слишком легко), и вот каг бе… Не одобряет практикующих такую отчитку священников, хотя и не осуждает напрямую, вроде как. Короче, это называется "сложное отношение".

При этом имена батюшек, которые сию отчитку практикуют, передаются из уст в уста, и все кто в теме - их знают.

Сия душеполезная месса происходит, как и положено, ночью, по сговору (хоть и не очень секретному) посвящённых, и, в общем, чужие здесь так уж прям открытым текстом не ходят. Зато потом слухи о результатах этой процедуры среди насупленных телевизором и хуёвой жизнью умов, наполненных и без того весьма серым веществом - ходят потрясающие!

Ну, вот я и запросился. Очень мне хотелось припасть к подлинным истокам православной духовности, самым что ни на есть ядрёным.

Прошло с того разговора едва ли не с полгода. Я уж и забывать начал.

Но на днях - звонок. "Ты здесь, в России?" - "В России..." - "До пятницы пробудешь?" - "Пробуду".

- На пятницу вечер ничего не планируй. Поедем туда, куда ты просил - бесов из тебя изгонять.

Я ему говорю: - слушай, бро... прям неудобно говорить, но именно в пятницу-то вечером, в ночь на субботу, да после Хенесси, я и сам отлично чертей гоняю, без помощи посредников: черти мои робко прячутся в углу и через анус дышать учатся, когда я мимо прохожу, покачиваясь... - а он в ответ: - вот заодно и попостись пока, хоть до конца недели - пользительно это, знаешь ли, воздержание, в нашем возрасте... А в пятницу трезвым поедешь в церковь, там и узнаем, гоняешь ты кого, или кто тебя.

Ну, на самом деле, бухать я завязал давно, это уж я так ему сказал, про пятницу-то. Поэтому никаких неудобств не почувствовал.

И в пятницу вечером, тёплым и сопливым по-апрельски, а не по-мартовски, едем мы с ним в недалёкие подмосковные ебеня, чуть севернее Мытищ.

Хотя тайны из названия церкви никто не делал, мне оно, название, ничего не говорило, пока не приехали на место. Тут-то я сразу и вспомнил эту церковь.

Ма-ахонькая такая, но старенькая церквушка, не новодел. В ней - кольнуло меня сразу воспоминание - Илюшку Т. отпевали. Вот же, едрена мать, сколько лет прошло, и человечек этот ничем вроде бы не запомнился мне, даже друзьями не были - а помню и имя и фамилию. Иного друга или сокурсника, с кем вместе всяко развлекались, по фамилии вспомнить реально не могу, а этого - помню.

Я в технаре-то, на лесничего, полтора года считай, проучился. Так он со мной в группе был. Сам из этих же мест. У него ДЦП был. Сам весь шатается, координация нарушена полностью, говорит с тормозами, но голова была светлая - что твой Дом Советов. Но при этом - убогенький.

И вот он такой ходил-ходил, на первом курсе дело было. А потом под электричку попал. Как попал - вообще непостижимо! До сих пор не понимаю. Все, весь технарь в полном составе (кроме немногочисленных местных) ходил по-вдоль железки на платформу и с неё. Никому не мешало. А Илюха шёл - и каким-то немыслимым образом на путях оказался. Его и размолотило.

Хоронили бедолагу в закрытом до подбородка гробу. Тогда - конец 80-х, начало 90-х - отпевания ещё всё ж в диковинку были, но нашу группу скорбеть по Илюхе в полном составе привёз наш руководитель (классный, или не помню, как это в технаре называлось).

Вот в эту церковь. Её, помню, тогда только отреставрировали как раз.

Мать Ильи, маленькая измученная женщина, сухонькая и какая-то… злая (такая метаморфоза часто происходит с родителями детей, которые имеют проблемы типа проблем Т. - у них (у родителей) вырабатываются бультерьерские качества по защите убогих детей от нападок окружающего жестокого мира, которому, конечное же, наплевать и на ДЦП, и на прочие несчастья, свалившиеся на их любимого ребёнка) - выла у гроба, из которого виднелось только маленькое сухое личико нашего недавнего сокурсника, тоже казавшееся злым. Илюха, кстати, не производил впечатление доброго человека: в нём бушевали амбиции, которых и абсолютно здоровому человеку было бы многовато. Несмотря на свой недуг, Илья, похоже, всё надеялся когда-нибудь мир переломить через своё колено.

Мир переломал его раньше, электричкой

Глупо, непонятно - как, за что, почему, и какой вообще был смысл в этой искалеченной изначально жизни, полной страданий, лечений, постоянных рисков, - и с таким, в итоге, концом.

Как бы то ни было - отпели и похоронили. Церковь эта тем и запомнилась, что при кладбище, которое, к слову, с тех пор разрослось до совершенно невообразимых размеров.

И ещё один неприятный момент вспомнился мне, связанный с теми же похоронами: когда Илью уже опустили в могилу, священник, читавший что-то навроде проповеди, сказал, мол, что не надо грустить, очень возможно, что его душа сейчас наблюдает за нами, в образе например птицы... Ну, он как-то поэтично это сказал. А в тот момент лил дождь, совершенно проливной. Мы все мокрые стояли, и по колено (если не по уши) в грязи. И вдруг, прямо за спиной священника на ветку садится какая-то серенькая птичка, и начинает громко стрекотать. В дождь! Никогда в такую фигню не верил. И вы не верьте.

Но птичка мне запомнилась, собственные глаза с ушами не переубедишь.

Ладно. У церкви, несмотря на вечернее время, народу было довольно много. Всё больше шли пешком, женщины в белых платках все почему-то. Мужчин было мало, и каждый мужчина выглядел заметно. Бросался в глаза.

"Не смотри так на всех." - процедил сквозь зубы мой провожатый. "Как - так?" - ответно прошептал я. "Так... словно американский турист впервые пришёл позырить на обряд жертвоприношения у диких туземцев, на который белым бугванам смотреть нельзя!" - зло прошипел он. Я покорно натянул на морду лица рассеяно-просительное выражение, которое, по моему мнению, должно сопровождать человека моей фактуры в церкви, и стал смотреть либо под ноги, либо поверх голов.

Входя в церковь, все осеняли себя крестом. Многие не по разу.

Я - человек некрещёный, и почему-то я убеждён, что если я некрещёный - мне нельзя подобный жест проводить над собой, хотя для меня он ровным счётом ничего не значит. В общем, я не знаю, как это объяснить, но я никогда не крещусь даже в шутку.

А тут почувствовал, что за мной наблюдают. Может, конечно, показалось так - нервы уже ни к чёрту.

Однако на входе в церковь была такая толпа (пускали, как всегда, в одну дверь, по российской традиции - несмотря на широкий проход), что там уже осенил ты себя крестом, не осенил - непонятно.

Вошли.

По привычке глянул на часы, зачекил время: 23:05.

Народу много, как на Пасху. Только контингент другой: на Пасху разномастный люд собирается, большинство "православных" только на Пасху в церковь-то и ходят, и это видно по людям. А здесь - чувствуется, что людей связывает какая-то one more thing, какая-то одна штучка, тема, вера, тайна или клятва.

Сначала всё шло очень обычно, "свётло", как говорила одна старушка в деревне. Хоры, состоящие из квартета прихожанок и матушки, что была у них за дирижёра и солиста (а может, не матушки - не знаю, почему я её так называю, просто показалось) довольно красиво пели, батюшка читал молитву (обычную), что-то там про "господу богу помолимся", ну и прочая в таком духе.

Однако где-то в 23:34 (привычка бросать взгляд на часы и запоминать время, чёрт!) - я услышал, что церковь изнутри запирают на засов.

Никого из набившейся Паствы это не смутило: и не заметил никто.

Мой спутник стоял со мной рядом, и, казалось, был всецело поглощён таинством литургии… глаза его горели, в них отражались огоньки свечей, и даже Иисус на иконах из-за отсутствия этого блеска в глазах казался менее духовно возвышенным, нежели мой могильщик, загробных дел мастер, подмосковный наш Харон.

Да и вообще, куда их сравнивать. У Иисуса вон, лицо страдальческое. По-крайней мере, в этой церкви. Словно прихожане, поднапёршие сюда, у него зубную боль вызывают, или даже того похуже.

А у моего Харона - бока гладкие, рожа наглая, руки сильные, мозги быстрые, ливер жадный до жизни, глаза злые - прямо глядеть не нарадуешься! Только усомнись в духовности, пукнуть не успеешь - веслом переебёт, утешит страждущего, успокоит сомневающегося, и поплывёшь в его ладье через широкий наш Стикс в двойную-тройную могилу, незаконным внеплановым подселенцем.

Всё началось как-то неожиданно. Певчие замолчали, а батюшка поменял чтиво (точнее, взял в руки что-то, подобное планшету - не электронному, а такому, на котором бумагу закрепляют сверху скобкой), но я не прочухал этот момент, любуясь своим Хароном и думая о чём-то возвышенно-приятном. Всё-таки пребывание в ночной церкви, даже среди интенсивно бздящих верующих и густом запахе оплывающих свечей, как-то способствует возвышенному мышлению. Очнулся лишь когда батюшка начал читать молитву-отчитку.

.Звучала она ужасно. Так читал стихи (свои) Бродский. И мне никогда не нравилось. Нарастающей, зомбирующей интонацией, неслась куда-то, набирала силу эмоция, и была сия эмоция ужасной. Всё выше и выше. Я не запомнил (и не мог, по определению, запомнить) слова этой ужасной молитвы, но звучало это (в переложении на Бродского) примерно так:

- Твой Новый год (на полтона выше) На темно синей… (еще четверть тона вверх) …волне, средь моря городского… (еще полтона добираем вверх, голос начинает позвякивать на низких) …плывет в тоске необъяснимой… (ещё выше, ещё!), …как будто жизнь начнётся снова! (уже почти литавры, звон, выше, выше!) - как будто будет свет и слава! (выше, выше!! - и всем уже страшно, потому что понятно, что есть предел, и скоро со всей этой высоты интонация упадёт вниз, и тогда случится что-то непоправимое!) -… удачный день, и вдоволь хлеба!!! (ПИК, он пройден!!!) - … как будто жизнь качнётся вправо… (падение в самый низ, выдох ужаса у паствы) - … качнувшись влево…

Вот так, или примерно так, читал батюшка молитву, и мне казалось, что сумрак из тёмных углов церкви словно бы начинает разрастаться: так следовало бы читать, если в самом деле надеешься вызвать Люцифера.

И тут запиликали мои часы!

Здесь надо пояснить, почему часы запиликали. Дело в том, что я в последние годы много путешествую, причём со значительным смещением часовых поясов. В айфоне, айпаде и прочих бесовских устройствах, облегчающих мне, язычнику, жизнь, - время выставляется автоматически местное, и вроде ещё ни разу не ошиблось, по прибытии. А вот в наручных часах (механических) я решил время всегда оставлять московское. И чтобы в каком-нибудь солнечном Сан-Диего, за 12 часовых поясов от Мск, не терять нюха, я завёл будильник на полночь, чтоб пиликало, и я знал: в Мордоре - полночь!

Т.е. каждую полночь - пиликает. Хохма в том, что в Москве в полночь я не сплю обычно, и мне это не мешает. Ну, либо часы лежат в кейсе на подзаводе, и их неслышно (не так уж громко они и пиликают). А тут, в церкви - ну прям колокола, а не часы, едрёна вошь!

И, словно получив неведомый сигнал (от моих часов), в дальнем тёмном углу завыла и забилась какая-то женщина.

Это действительно выглядело жутко и угнетающе действовало на психику: паства стоит безмолвно, и так тихо, что булавка упадёт - слышно будет. Поэтому мои часы таким громом и грянули. У алтаря - священник, вот с этой вот темой, нарастающе -опадающей, грозно несёт свою околесицу на древнеславянском, и слова его хоть и непонятны (а подчас даже невнятны), но грозны и страшны. И вот на этом фоне вдруг кто-то начинает выть, пускать пену, корябать себе лицо руками, и все - расступаются!

Однако если вы думаете, что "жертву бесов" выхватывают прожектора, и она сразу выводится на экраны этого искромётного шоу - то вы ошибаетесь. Ничего непонятно, ничего не видно, окружающие тянут шеи в тёмный угол, шушукаются меж собой в стиле "вишь, как корёжит… наркоманка, наверное!", "а вроде молодая совсем, говорят!", "наверное, ребёночка во чреве убила!" - и всё это под неуспокаивающийся, надсадный вой.

Внезапно на высокой ноте интонации священника мужик, также стоявшей в темноте под колонной, начинает ухать, точно филин, и бить себя по голове, а также всяко рычать, рыгать, орать, реветь, в общем - издавать непотребные звуки. Все шарахаются от него, мужик ко мне ближе, вижу я его хорошо, и вижу также, что темнота позволяет ему скрывать огрехи в весьма любительской актёрской игре… так, например, успеваю я отметить, что как только в третьем (самом дальнем от меня) углу обнаруживается очередной "дьявол", и там кто-то с бульканьем и сиплым лаем заходится (женского полу), "мой" мужик, будучи уверен, что всё внимание переключилось туда, на несколько секунд застывает, взгляд его (совершенно осмысленный) с интересом смотрит туда, откуда раздаются звуки, - но оплошность он тотчас же осознаёт, и начинает с новой силой лупить себя по голове, выть, ухать совой, и так далее.

С изгоняемыми "бесами" после этого мне становится всё окончательно понятно, и, в общем, можно уже уходить. Красивой сцены со столбом пламени из свечей, когда Аль Пачино в очень сексуальном образе Люцифера, в знаменитом голливудском фильме входил в церковь, а противником у него был безбожник Шварц, герой которого по фильму ныне пропойца и из-за принципиальности которого когда-то жестоко убили всю его семью - здесь явно ожидать не следовало. Люцифер не появлялся, бытовые бесы отрабатывали свою повинность качеством хуже, чем в провинциальном ТЮЗе.

Тоска, и произвести впечатление может только на совсем уж вялые мозги. Даже птичка на могиле Илюхи была гораздо эффектнее.

Но надо признать: налицо - успешное изгнание, завтра молва будет говорить о чудо-батюшке сделавшем чудо-исцеление от не пойми чего. Самого батюшку уже небось тот же коньячок и преферанс ждёт, да.

Однако с самого начала этого дьявольского мероприятия мой взгляд постоянно притягивала молодая девушка. Она стояла недалеко от меня, зашла в церковь вместе со мной. В белом платке. Очень молодая и весьма симпатичная. Её глаза были искренни. Мой циничный друг, проследив за моим взглядом, ещё до начала мессы - хмыкнул: "бывшая наркоманка. Здесь таких много…"

И вдруг, внезапно, в ходе отчитки, девушка закатила глаза - и рухнула, пуская эпилептическую пену. Она билась в припадке, и в отличие от прочих случаев - почему-то народ не расступился в сторонку уважительно, ожидая, когда вылезут бесы - а наоборот, кто-то даже ложку откуда-то вытащил, каковую полагается эпилептикам меж зубов всовывать, чтоб не задохнулись и не захлебнулись пеной да блевотиной… И да, она ещё и обоссалась. Это было видно.

Все остальные, не задействованные в спасении девушки - истово крестились. Я видел, что с девушкой была - не игра. Её в самом деле накрыл эпилептический припадок: благодаря наличию у меня родственника, страдающего подобным недугом, я знаю, что это такое и как это выглядит.

В принципе, все условия для крепкого эпилептического припадка: духота, давка, нервное напряжение, возгоняющая эмоции интонация священника - всё это очень способствует.

Батюшка, видимо, счёл, что на сегодня чертей с бесами погоняли достаточно. Дверь в церковь отворили, и облегчившаяся от дьявола паства начала медленно и без суеты, всерьёз обсуждая бесов и причины их появления - выходить из церкви… Девица тоже оклемалась, хоть и не сразу и не до конца: такое тоже бывает с эпилептиками: некоторое время осознавала себя, сидела, как пустым мешком стукнутая, на полу, а потом вдруг засуетилась, почувствовала дискомфорт от обмоченности, засмущалась... в общем, ожила

Я вышел на вольный ночной воздух, и, наверное, в первый раз вдыхал с таким удовольствием мартовские запахи разложения подмосковного кладбища. Океанский бриз не казался мне таким свежим и теребящим ливер на великие дела, как воздух этой испаряющейся в пространство грязи вперемешку со снегом, в тот миг.

Мой спутник, периодически хмыкая каким-то своим мыслям, шёл рядом со мной. Говорить ни о чём не хотелось: всё итак всем умным было ясно. А дураков между нас не было.

Но он всё же начал первым:

- Ну чего, можно тебя поздравить. Бесов в тебе нет, хе-хе. Можно сказать - НАШ человек.

- Нет, не ваш. Вот именно после сегодняшнего понял: точно - не ваш. Ради этого - стоило... Спасибо, кстати, что устроил мне эту экскурсию.

У него хватило ума деликатно пожать плечами: "Ну, ты просил - я сделал, что ты просил..." - я ещё раз вежливо поблагодарил.

И, когда уже рассаживались по машинам, я всё-таки не удержался: "Слушай, а чего судью не взял? Интересно, его бы закорёжило? Или?" - спросил я, ёрничая.

- Боюсь, правда тебя бы очень огорчила, Паш! - ответил загадочно Харон. И напоследок напутствовал: - Живи в своём мире, Пашуня, в мире живых. И не ныряй больше в "край загадок и чудес", ладно? Не поймём мы уже друг друга.

Я не стал с этим спорить.