Голова 10⁠⁠

10

В истории Натальи, вернее случившегося с её дочерью, на первый взгляд не было ничего необычайного: групповое изнасилование, ставшее в последнее время по стране, по всему бывшему совку ввиду его распада и интенсивного разложения, чуть ли не бытовым недоразумением. Заявления писались без особого энтузиазма, а если что-то и удавалось предъявить на злодеев, то растормошить ментов, занятых, как и другие, в это исторически-нестабильное время примитивным выживанием, было тем ещё геморроем. Если пострадавшая, конечно же, не член секты избранных. Ну, или при условии того, что насильники не из числа той же знати, греющей свои зады если не в отстойниках власти, то уж точно на мешках с деньгами. Вот и ублажившие себя насилием над простой и чистой девчушкой, были сынки таких вот стухших сливок общества.

Одним из участников извращённой членокарусели был гнилорождённый плод прокурора Хасанова. Понятное дело, что нести заявление об изнасиловании в местную ментовку было не просто бесполезно, но и себе дороже – кто ты, псина, посмевшая выскочить под ноги господину?! Может, всё бы так и осталось в подвешенном состоянии боли, обиды и вынужденного смирения, но… этим ублюдкам понравилось, и они захотели повторить… Понятное дело, что дочь Натальи была у них не первой… Потерпевшим пришлось ехать за справедливостью в Ташкент и там у них заявление приняли, пообещав разобраться («Центр» никогда не откажется от дополнительных рычагов давления на провинцию и инструментов перетасовки кадров на местах – мне ли это не знать!). Но мир не без добрых людей, не правда ли?! Особенно, когда добро имеет свою цену в твёрдой американской валюте – некто позвонил Хасанову из Генеральной прокуратуры и предупредил его о неприятной бумажке на его сына, которую было бы неплохо аннулировать самим же заявителем.

Узнав же фамилии прочих «потерпевших» от произвола жертвы насилия, я слегка удивился, что ничего до сих пор не слышал за этот кипиш в эшелонах начальствующих. Вернее, про разного рода забавы самих отпрысков голубых кровей и тех, кто их из себя выдавил в этот мир, конечно же мне было известно, но не про эту неприятность, доставленную уважаемым людям.

И вот, круговорот власти и криминала в отдельно взятом регионе обрёл, в данном случае, ещё одну форму, заказчиков и исполнителей. Почему дед переиграл и доверил вернуть долг прокурорскому дядьке Сашке, а не Славке, было на данный момент и не так важно. Но вот разработанный семейкой план был и прост, и гениален: пустить устойчивые слухи о безмозглой «балаболке» Наталье, чтобы затем, не корысти ради, а во имя справедливого возмездия, наказать отступницу от заповеди черни: «не залупайся»! Тут ведь сколько зайцев одним выстрелом, да в курятнике: важная услуга многим серьёзным людям с позорным заявлением, перевод стрелок трёпа с Идочки на другую, публичное наказание той, которая замахнулась на честное имя Семьи, и теневая порка за откровенный наезд на уважаемых членов общества! И всё – в одном лице…

Угостившись уже третьей пиалой душистого чая с домашней лёгкой выпечкой, я подсказал себе, что надо бы знать и меру. Мои время и силы были потрачены не напрасно – я и узнал для себя немного любопытного и полезного, и от души повеселился, сделав из хищников жертв, удирающих под улюлюкание плебса с поджатыми хвостами.  

-Если мы заберём заявление, то они от нас отстанут? – вымучила из себя вопрос Наталья.

Заявление-то вы заберёте в любом случае, но вот сатисфакцию и с тебя, и твоей дочери за нанесённые чести господ оскорбления с вас возьмут непременно – будь уверен!

-Могут и простить, - всё же позволил я себе предположить, встав из-за стола.

-А, Идка… - Женщина, не замечая за собой, принялась заламывать свои красивые пальцы. – Как мне извиняться за то, чего я не делала?..

Да, уж! Тётка моя, поди, уже искренне уверовала в злонамеренный поклёп этой самой Натальи – я в этом нисколько не сомневался! Я, вот, прямо так и видел, как она, полная возмущения и праведного гнева, в кругу поддакивающих ей подруг, кроет проклятиями подлую клеветницу!

-Может, стоит с ней как-то переговорить… - посоветовал я, руководствуясь законом неопределённости по принципу Гейзенберга. Но тут такое дело: чтобы достичь некой общности между данными двумя персонами – тёткой Идкой и Натальей – то их необходимо вывести в абсолютно одинаковое равенство. То есть – либо Наталья должна опуститься (абсолютно искренне!) до мразотно-бездуховного уровня Идки, либо последняя должна подняться до моральных высот первой! Задачка невыполнимая!.. Или попробовать преобразовать их по формулам Фурье и дать им сойтись где-то по середине: строго одновременно одной начать опускаться в бездну порока, и повышать уровень нравственности другой! Единовременно и прямолинейно! Возможно ли такое?.. Думаю, если бы такое было под силу человечеству, то Иисуса нашего, Христа – победителя греха, не распяли там же, где когда-то закопали и Адама – предвестника греха. Сойдись две противоположности в одной точке фиксации определения, то наш мир непременно бы схлопнулся, не оставив после себя никаких признаков своего существования!

-Я не заберу своего заявления, а ты не будешь извиняться за то, что не делала, мама! – В дверях за моей спиной, ведущих в другую часть дома, стояла девушка с белым пушистым комком на руках. Мир вокруг меня дрогнул, готовый, и вправду, схлопнуться, но совсем по другой причине – на меня, оглянувшегося через плечо, в упор смотрела та самая Элла. – Бабушка позвонила соседям и те рассказали о том, что случилось на улице, про разбитые окна и про машину с подозрительными типами в ней. Он и вправду помог нам. – Девушка уверенно посмотрела мне в глаза, а мелкий шпиц, весело тявкнув, придал веса её словам. – Но в его честности с нами я сомневаюсь… - Шпиц показал мне свой красный язычок.

Честность?! Я улыбнулся, думая, что как всегда – внутренне, но оказалась, что вполне себе натурально. Что не ускользнуло от оценивающего взгляда девушки. Я впервые и так глупо прокололся.

Как бы там ни было, но вся эта история заиграла новыми красками, а непредвиденный поворот событий заставил меня сесть обратно за стол. Я всем своим нутром почувствовал, что с появлением девушки - особенной в моих ощущениях, девушки, - последует развитие сюжета по ускользающей от меня фабуле.

-Тем не менее, - парировал я столь агрессивное к себе недоверие, - я - здесь и сейчас. Несмотря на то, с какой изощрённостью и без малейшего сожаления, могут «наградить» меня за это предательство не только всякие там Хасановы, но и мои же родственнички… - Жертва «во имя» и сочувствие «по причине» ещё всегда вдохновляли «дам сердца» на подвиги доверия к своим героям!

-Элла, доченька, - мать, под давлением нарастающего беспокойства с приходом осознания очевидной опасности, выдохнула копившуюся из себя боль, - пока что это единственный серьёзный человек на нашей стороне…

-А та женщина, Линда… - девушка назвала имя моей родительницы.

-Так это и есть его мама.

-Та самая Линда?! – Такого пронзительно-испытывающего на себе взгляда я ещё не замечал! Ну, разве что у молодого специалиста из психушки, поверившим тогда в свои силы и рискнувшим разделить со мной мой тернистый путь к выздоровлению!.. До его первых страхов.

Эти женщины не переставали меня удивлять, включая, как выяснилось, и мою матушку. О её участии я полюбопытствую чуть позже, в порядке поступления новых приоритетов…

И вот она, волна удовлетворения от своего существования, настигла меня, и я снова ощутил себя живым! Потрясно! Просто отпад! Для этого вот – эмоционального куража, выстреливающего живительным восторгом на самом пике соприкосновения жизни и смерти, я всё ещё жил! Я здесь и сейчас!

-Поскольку в лице моей матери мы обрели друг к другу надёжный кредит доверия, - выдал я, - то не поделишься ли ты со мной о том, что ты делала сегодня..., вернее уже вчера, в Ташкенте? – обратился я к девушке. – Если это было связано с твоим заявлением, то…

-Мы виделись с ним в автобусе, - ответила она сперва на вопросительный взгляд матери, а уже потом, присев на свободный у стола стул, уже и мне: - Нет, я была там по другому делу.

Она опустила глаза. Что-то болезненное, чуждое моим ощущения, кольнуло мой внутренний орган мировосприятия – возможно, этой, прекрасной во всех отношениях девушке крайне неприятно вспоминать то, что с ней случилось, как поступили с ней эти, зажравшиеся гнусным паскудством, выродки?! Я прекрасно знал, что большинство людей были наделены (как и тем же, бесполезным и приносящим лишь проблемы, аппендиксом) непростительной слабостью сопричастности с подобными им. И это отклонение в них столь велико, что им не всегда хватает болей и радостей их близких, и они, как очумелые, несут деньги в кино, в театры и на концерты, тратятся на книги и на картины! Как воспалённый гнойный отросток слепой кишки, готовый вот-вот прорваться брожением в нём нечистот, и заразить весь организм, так и мироощущение отдельно взятого человека воспалено в его сознании соучастием к чувствам других. Страхи и радости, наслаждения и невзгоды – сплошная боль в осознании своего существования! И тупиковая ветвь развития человечества в его вовлечённость «человеколюбия» - его главное проклятие! Мы только разрушаем свою жизненную энергию, натягивая на себя шкуру эмоций других!..

-А я по работе мотаюсь то туда, то сюда! – Поспешил объяснить и я свою поездку. – Документы, бумаги, макулатура – ведь какой сегодня суд без всего этого!..

Усталость в моём глубоком вздохе была неподдельной…

-Эллу вызывал один из ташкентских оперативников по совсем другому делу, - ответила за дочь Наталья. – Она проходит свидетельницей по убийству здесь, у нас в городе, а кто-то из столичных милиционеров думает, что это как-то связано с их там делами.

-Свидетельницей?.. – Моё удивление было неподдельным, но пёсик, учуяв подвох, осторожно тявкнул в мою сторону с красивых, идеально женственных коленок девушки, за что был с благодарностью поглажен между ушек своей ласковой хозяйкой. Съедобного в этом комке шерсти было не больше синюшных цыплят, не доживших до набора бройлерной массы на голодающей местной птицеферме.

-Страшная резня… - Наталья с участием посмотрела на дочь – стоит ли при ней, пережившей увиденное – излагать суть происшедшего. Получив согласие в виде беспристрастно поднятых в согласии бровей, продолжила: - Убитые, насколько я знаю, были друзьями одного из твоих дядек…

-Ах, это… - Припомнил я недавнюю трагедию. – Дядька Сашка до сих пор не может отойти – самые его близкие друзья! С самого детства вместе во всём! Дня друг без друга прожить не могли! – Я изобразил на лице некую печаль, перекроив её из возникшей вдруг во мне досады от того, что не подкинул дядьке головы его дружков! – Хотя это дело ещё в разработке и не передано нам в суд, я, тем не менее, не плохо осведомлён обо всём происшедшем там ужасе, но… о роли вашей дочери там я не слышал. – И это было правдой, кольнувшей меня неизвестностью.

-Так Эллу, как свидетельницу, оформили в этом деле всего-то с неделю назад, - пояснила Наталья и, оценив по всему моему виду живую заинтересованность, вздохнув, продолжила: - Ладно, придётся начать с начала.

Девушка всё же встала из-за стола, ещё раз испытывающее взглянула на меня и вышла из зала. Ей невероятно шёл её лёгкий и коротенький халатик! Как возможно родиться в этом сером мире такой воздушной и светлой?! От смуглого, впитавшего в себя тюркскую скуловатость и напористость, узбека и невероятно красивой русской - их свадебный портрет висел над обеденным столом напротив меня!

-Старшая дочь Ахрора, одного из убитых, лучшая подруга Эллы. Они живут там, недалеко, на углу, на соседней улице. – Наталья показала в ту сторону, откуда заявились по её душу её потенциальные насильники. – А так как Элла работает в садике нянечкой, то она часто берёт их младшего туда с собой по дороге. Мальчик замечательный – смышлёный не по годам, в свои пять превосходно изъясняется и на узбекском и на русском, вот поэтому и в русскоязычной группе… Прости, прости… Так вот, в то утро Гуля, жена Ахрора, должна была заехать в их мастерскую, взять там немного денег с выручки и пропустить их через банк для налоговой отчётности, что ли. Она бухгалтерию у них ведёт. А сынишка их этот отца просто обожал! Ахрор часто по несколько суток дома не бывал – то в один конец страны, то в другой, то в Казахстан по делам, то уже из Таджикистана звонит! Вот и в этот раз, за три дня утром лишь для сына время и было, в сервисе у них!.. Потом-то выяснилось, что жил он на две семьи, молоденькую, совсем девчонку, себе завёл, у неё то и планировал, после очередных разъездов, заночевать, а уже утром, в офисе, встретиться с сынишкой…

Сердобольность этой женщины меня подкупала. В ней не было той общечеловеческой сострадательной фальши, искусственно подпитываемой религией, книгами, кино и прочими наркотиками лицемерия. Ей одинаково было жаль как бандюгу, торгаша и гуляку Ахрора, так и его невинного сынишку. Я это ощущал в себе так, как калеки испытывают фантомную боль на месте ампутированной конечности.

-…Когда к сервису подъехали, мальчик из машины выскочил первым и помчался к отцу, через мастерские, напрямую в контору. Из рабочих там ещё никого не было. Гуля пошла следом, а Элла осталась ждать в машине. – Наталья дотронулась до хлынувших слёз. – Она так кричала!.. Гуля! Кричала и кричала!.. Элла побежала на крик, схватила по пути какую-то железку для обороны!.. Весь кабинет был залит кровью! Стены, двери, окна – всюду кровь вперемежку с деньгами! Гуля, видать поскользнулась и ногу сильно вывихнула, от страха кричит, пытается встать среди всей там мебели разбросанной, и вывести ребёнка своего из этого ада! А Юсуфчик стоит в луже крови и смотрит… На белой оконной занавеске, рядом со столом, кровавый отпечаток лица остался – вылитый Ахрор!..

Вот, кто знал, что простое желание отереть кровь с лица отсечённой головы, создаст ещё одну плащаницу, сохранив в себе лик убиенного?! А я ведь просто хотел убедиться, что голова та мертва!.. Своеобразная ирония смерти, выглянувшая из-за занавеса вечности. Сдержав себя, я улыбнулся только внутренне.

-Элла тут же вывела их обоих оттуда на улицу и позвонила в милицию из сторожки охраны, - продолжила Наталья. – Там тоже всё было в крови…

-Ничего себе! – прокомментировал я событие. – Но в чём заключается интерес следствия к вашей дочери, как к свидетельнице? – Я и вправду недоумевал.

-Она кое-что заметила, что было упущено милицией при осмотре помещения, - объяснила женщина. – Надпись. Вернее – две первые буквы какого-то слова, имени…

Да, я моргнул! На мгновенье удивившись и даже растерявшись! На совсем короткий миг из-под меня была выбита опора, и я провалился в бездну непредсказуемости и хаоса!

-Но я ни ничего такого не слышал, - признался я.

-Так Элла это вспомнила, когда ей из Ташкента позвонили и стали её расспрашивать, сравнивая со своим, там у них, преступлением, - пояснила Наталья. – Вот тогда она и припомнила, что под столом Ахрора кровью, натёкшей со стороны стола его приятеля, было выведено что-то похожее на слово. Писалось оно, скорее всего, носком ботинка. Читались только первые две буквы: «а» и «л». Остальное же было затёрто, судя по всему, теми же ногами Ахрора, когда его… убивали… Возможно, что это – имя их убийцы. Александр там, Алексей, Али, Алишер…

-Альберт, - в дверях снова появилась девушка, озвучившая тайные письмена, созданные танцем предсмертной агонии, - тоже подходит.

Она запомнила моё имя! Я не смог сдержать благодарную для неё за это улыбку.

-Равно как и «Аллах, - добавил и я свой вариант загадочного слова. – Человек воззвал перед неминуемой смертью к своему создателю… Ташкентского оперативника, случаем, не Виктор Рустамович зовут? – увёл я разговор в сторону.

-Да, он самый, Искандеров, - девушка назвала фамилию того, кто представился мне в кабинете судмедэксперта только по имени и отчеству. – Ты его знаешь?

-Так, поверхностно, по работе в суде…

-Тогда это - именно ты, - заявила девушка и передала мне пакет, который принесла с собой из комнаты.

-Я?..

Машинально открыв пакет, я достал из него кусок ткани – ту самую занавеску, впитавшую в себя жертвенную амброзию. С белоснежной плащаницы на меня смотрело лицо Ахрора-мента, вытканное кровью.

«Те или иные события в нашей жизни не только в прошлое расходятся волнами по океану Бытия, но часто, отражаясь от мелкой ряби, или грозного цунами другого человека, возвращаются к нам, вперемешку с водами его неожиданных пассажей. Заметим ли мы лёгкий всплеск соприкосновения с другими? Побежим ли мы в укрытие от бури, или примем на себя удар сокрушительным волнорезом, или… зажжём для кого-то спасительный маяк?..» - философски вопросил нерукотворный лик. Пару моих отпечатавшихся на занавеске тыльной стороной пальцев, державших голову за волосы, разглядеть мог только я. Возможно, это было не всё…

-Кто не просто интересуется происходящим, но и пытается его понять. – Элла наблюдала за моей реакцией, и я ей её дал, изобразив искреннее удивление. – Товарищ Искандеров опоздал на нашу встречу, но в своё оправдание сообщил, что разговорился с занятным парнем из моего города, знакомым с подробностями того же дела, по которому свидетельницей прохожу я. И тот самый парень – ты. Правильно?  

Я кивнул. Наставления в безглавие обращённого лика заставили меня немного задуматься… Я никак не мог понять, каким образом беда девушки затронула меня. Что влекло меня именно к ней?! Любовь?! Но я уже давно верил только в выработку гормонов в человеческом теле и в их движение в нём, которые прекрасно понимал и контролировал, как и встречи с противоположным полом. Безусловно, будучи глупым подростком, и испытывая на себе схожие с другими пубертатными особями приливы половой «влюблённости», я с интересом всматривался в гендер иного содержания. Мне так же, как и другим, томимым неудовлетворением юнцам, хотелось привлечь к своим не лопнувшим прыщам внимание прекрасных в созревании плоти дам. Но пару раз, переиграв в благородного рыцаря и жестоко избив обидчиков юных мисс у них на глазах, я осознал не только то, что зверские расправы чужды романтическим настроениям милых барышень, но и вновь убедившись, что буйство гормонов удовлетворяется насилием не хуже, чем близостью с прекрасным… Но разве не тому, кому под силу обуздать свою плоть, приоткрываются тайны большие, нежели свойства материи?!

-Почему это у тебя? – спросил я, почти равнодушно осматривая занавеску с обоих сторон.

-Тётя Гуля попросила подержать у себя немного, пока она решит для себя, оставлять ли это вообще, или закопать на могиле дяди Ахрора, как настоятельно советует ей мулла, - ответила Элла, тут же предвосхитив мой следующий вопрос: – Милиционеры не нашли в ней ничего интересного для себя.

Это потому, что не потрудились взглянуть на данную улику с другой стороны – на впитавшей в себя кровь ткани угадывались следы ладони, утиравшей мордань головы. Моей ладони. А я был уверен, что той ночью всё там за собой прибрал, что могло бы подтвердить мою причастность к бойне.

«Не ожидал?» – без намёка на злорадство полюбопытствовал подсохший лик с помятой занавесочки.

«Сюрприз не в моих размытых отпечатках, а в этой девушке, - признался я. – Странно всё это». Заметно пошатнуть моё душевное равновесие могла только неопределённость.

-Извини, а зачем ты мне показала это? – Я слегка помахал плащаницей, убаюкивая на ней лик от дальнейших комментариев – мне не нужны были посторонние подсказки.

-Мне показалось, что тебе, как выяснилось человеку, увлечённому этим делом, будет прикольно задаться вопросом: зачем убийца вытер лицо убитого им? Ты не находишь это таким… любопытным?

Если Наталья, всё ещё с ужасом посматривала на посмертную кровавую маску в моих руках, то её дочь, каким-то образом справившись со своими страхами перед ликами смерти, начинала в своих красивых глазах отблескивать сдерживаемыми порывами к поиску очередной разгадки. Я вспомнил ту Эллу - совсем недавно в автобусе - с ужасом вглядывавшуюся в отчётливый образ дяди Лёни в пакете, имея в это самое время при себе похожий пакет с кровавым фантомом в нём… Но главным для меня было не то, что она тогда увидела и как это для себя интерпретировала, а её способность брать себя в руки, побеждать свои страхи, и идти к своей цели, если такая ею перед собой поставлена.

Забавным для меня ещё было то, почему это ты, чудом со своей матерью избежав совсем недавно насилия, интересуешься странным поступком убийцы, а не беспокоишься о том, что может произойти с вами уже завтра? Вышедшая из тени прихожей пожилая узбечка, поддержала мои тревоги:

-Эти люди придут, обязательно снова придут! – пообещала она. – Они в покое вас уже не оставят! Пусть Гулька сама думает о том, кто на её Ахрорку насмотреться не мог, и милиция – если им это ещё надо! А вам о себе думать стоит! Аллах свидетель!  

Аккуратно уложив фейс лица Ахрора-мента обратно в пакет, я с вежливым участием вернул его обратно Элле. При передаче мы руками коснулись друг друга.

Потребности нашей жалкой, рождённой в тлен, плоти в еде, питье, тепле, отправлении естественных нужд, в плотских соитиях – хорошо изучены и понятны посредством «физиологии человека». Впервые увидев эту девушку, она приглянулась мне в физическом плане, впервые услышав её и побыв с ней рядом, я прикоснулся к её особенному миру личности, состоящему не из плоти и крови, а из конструкций духовных… Человечество, с врождённым лицемерием, как всегда не могло не опошлить и это – глаголя клише о «внутреннем мире», с целью подкупа сознания той, чьей плотью намеревался завладеть… Мои мысли путались, не поспевая за гормонами…

-Если вам есть куда ухать, где вас будет не так легко найти, то стоило бы начать собираться прямо сейчас, - присоединился я к требованиям узбечки. – Они не отступят!

-В кишлак их прямо сейчас отправлю! К… - пожилая женщина, умудрённая жизненным опытом, запнулась, отведя от меня глаза – доверие штука сложная.

-Решите это между собой, - согласился я с её осторожностью. – У вас есть кто-то, кто сможет их туда отвезти?

-Там есть машина, - заверила меня заботливая свекровь и любящая бабушка. – Я позвоню им, и они приедут за ними.

-Хорошо. – Надо было идти. – Будут проблемы, то обязательно звоните мне, моей матери!

Оставив женщин, торопливо собирающихся к побегу, я поспешил обратно на свой пост у гроба.