Дописал первую в жизни "книгу" 3: небольшой приквел к Bloodborne
Книга лежит в открытом доступе на author.today. Так как она 18+, оказалось что, требует регистрации:( Но вы можете прочитать ее здесь, в серии постов (первая часть тут, вторая тут)!
Насуйте мне в панамку, дорогие пикабушники и пикабушницы :)
Я довольно долго писал это произведение, вдохновленное Бладборном, Лавкравтом и Кингом. Мне не нужны донаты или подписки — хочется, чтобы результат моего труда нашел свою аудиторию.
Глава 5. Кровь
“Как же страшно… Чертов придурок! Затащил меня в эти всем богами позабытые катакомбы! Это уже ни в какие рамки… Эх, как же хочется на воздух,” — озвучить свои мысли Дорес бы не осмелился. Несмотря на высокое происхождение, своему спутнику в Бюргенверте он был обязан многим, в том числе и экзаменами, благодаря которым смог остаться и получить место в университете. Так что он до сих пор испытывал чувство долга.
— Послушай, я уже не могу! Давай я просто присяду здесь, у колонны, а ты… — рот Дореса так и не закрылся, он держал фонарь, бросающий жалкие крохи света на монументальные стеллажи с книгами, покрытые резьбой такой искусной, что казалось сами древесные волокна использовались резчиком в реализации задуманного.
Высота стеллажей поражала, даже высокий Дорес едва ли дотянулся бы до третьей из пяти полок. Размером книги в шкафах были значительно больше обычных Ярнамских, однако гигантскими не казались.
— Наконец-то ты замолчал. Иди, иди, сиди. Я все осмотрю. Я уже жалею, что потащил тебя во второй раз! Не хватило мне твоего нытья в первой вылазке. Вы только посмотрите, они в отличном состоянии! Эй, Йозеф, принесите-ка мне сюда лестницу, мы, кажется, наконец-то кое-что для себя нашли.
“...тебя нашли, ...ушли… ”, — по залу неожиданно громко прокатилось долгое эхо, ушедшее в отдаленные коридоры. Дорес поежился и облокотился на колонну, глядя на археологов. Один из них с негромким, явно недовольным кряхтением, аккуратно вытащил переносную лесенку и скрылся в темноте, направившись в сторону ученых.
— Я не понимаю, как они в такой тьме ходят! Ему же тут метров двадцать пять идти, а не видно ни черта… как кошки, — голос виконта становился все тише, пока совсем не сошел на нет.
Его взгляд застыл на небольшом пятне света, в котором копошились, то и дело грохоча инструментами, два археолога. Йозеф шагнул в темноту, чтобы поставить очередной фонарь. “Мы, люди, любим свет… Даже маленький и слабый — мы же сами такие, сами знаете. Даже эти археологи, лица каменные, а в глазах: сомнения, страх и тьма”, — сознание Дореса, то ли от окутывающей тьмы, то ли от чувства брошенности, расплывалось в дремотном забытьи. Наблюдение за размеренной работой успокаивало и давало чувство шаткой веры в то, что все идет по плану.
Йозеф, скрючившись на полу, включил новый прожектор, свет которого сразу же пролился на полированный пол и каменную кладку изъеденных стен. В свете прожектора стояло гротескное антропоморфное чудище, лишь отдаленно напоминавшее человека. Мантия, сохранившая глубокий рубиновый оттенок, скрывала трехметровое серое тело, иссохшее настолько, что жилы, казалось, были натянуты прямо на скелет. Поднять голову археолог не успел, неестественно длинный шотел абсолютно беззвучно отделил ее от тела. Рассечение прошло между лопаток так, что глазам Дореса предстала половина сердца археолога, совершающее свои последние фонтанирующие алой артериальной кровью сокращения.
Дорес, окоченев от ужаса, смог лишь пошире раскрыть глаза и открыть рот в абсолютно беззвучном жесте. К горлу подкатил перебивший дыхание ком. “Что… как... Стоой! Беги, бежим!”, — образ, стоящий перед глазами ученого не укладывался в голове, — “Какая мерзость! Йозеф, зачем ты вытащил эту дрянь из тьмы?! Да-да, сидело бы оно во тьме, твои кишки бы тоже в ней остались”.
За несколько секунд замешательства Дореса существо быстро продвинулось по огороженной для стоянки местности ко второму археологу. Тот ухом не повел — движения были совершенно бесшумными. “Ох, Малек! Мне тебя не спасти… А кого мне спасти?! Я заперт в этом тщедушном теле… Мой фонарь, потушить фонарь! Чтобы оно меня не видело! Во тьме-то оно не убивало никого! Тьма спасет...” — руки Дореса не сдвинулись ни на дюйм, зрачки дрожали, захрустели ломающиеся от напряжения зубы.
Малека действительно было не спасти. В три шага обитатель лабиринта добрался до археолога и пронзил ладонью его солнечное сплетение. И без того чудовищная рука с громким хрустом показалась из спины вместе с остатками переломанных ребер и ошметками легких жертвы, и так же быстро исчезла. Существо подняло взгляд к пятну света от фонаря Дореса, на секунду задержав на нем внимание впалых горящих отвращением глаз, и моментально исчезло из пятна света. Все эти события не заняли и минуты. Еще через несколько секунд с первого этажа прилетел звук падающей на мраморный пол лестницы.
“Подумать только! Вот и мой конец? Одето подороже Кейнхерстких аристократок! Хватит!” — отогнать видение Дорес уже был не способен — “Волосы белые, а лицо... словно мертвое: щек почти нет, слипшиеся, пожеванные губы, да кожа, натянутая на череп. А как оно движется, словно механизм: точный, хладнокровный, но такой… топорный. Ох, во тьму, скорее...” — серые зрачки ученого закатились, а тело обмякло.
Глава 6. Раковина
В кабинете ректора стояла приглушенная тьма, с трудом разгоняемая пятью свечами. Каждый огонек выхватывал из тьмы что-то свое: темно-зеленые корешки многочисленных книг, красный бархат пустующего кресла-качалки или одну из двух фигур у рабочего стола. Ректор Виллем и его первый ученик, Лоуренс, часто общались с глазу на глаз. Они были связаны редкими узами учителя и ученика, возникающими лишь между поистине талантливыми личностями. Лоуренс, известный непростым характером, прибыл в город по первому зову главы университета сразу после чудовищных событий в лабиринте. Выправка и осанка выдавали в нем человека, давно позабывшего горький вкус поражения. Как человек честолюбивый и достигший высокого положения в Бюргенверте, он не отказывал себе ни в крупных перстнях с драгоценными камнями, ни в роскошном мехе в оторочке изначально аскетичной университетской формы. Щелчок дверного замка прервал разговор, и ректор, закончив свою мысль, бросил:
Входи. Как ты себя чувствуешь? Мы с Лоуренсом как раз обсуждали возможность встретиться с нашим дорогим Доресом. Что думаешь?
Иду на поправку, Мастер Виллем, а на Дореса я бы не рассчитывал. Уже неделю его держат в лечебнице — все без толку. Он явно не в себе после пережитого в лабиринте.
Именно! Именно из-за того, что он сходит с ума, я и хочу вернуть его домой, мой дорогой друг, — на лице Виллема гуляла странная ухмылка, — Ты же понимаешь, что он представляет собой великолепный экземпляр? Такая потеря! С Доресом мы сможем продвинуться в изучении инстинктов человека, потерявшего свою человечность. Он ведь не просто перестал говорить! Мне нужно выяснить, что он чувствует. Что, и как… он видит — Виллем сделал особое ударение на этом слове — Может ли случиться так, что он знает что-то, чего мы не знаем? И если ответ на любой из этих вопросов приблизит меня к возвышению человеческого сознания, будь уверен — дилетанты-коновалы из лечебницы их не найдут!
Выражение на лице Виллема приобрело демонический вид. Лоуренс, молча прищурившись, смотрел в лицо учителя, а я не смог побороть желание попятиться. Тяжесть двери вернула ощущение реальности. Несколько мгновений спустя, Виллем более спокойно продолжил:
Я помог многим пациентам оттуда обрести... внутренний покой. Кроме того, мы знаем Дореса много лет, мы сможем добраться до глубин его разума. Сделать глубинный, — его взгляд скользнул по дальней двери, за которой бывали лишь приближенные проректора, — анализ изменений его психики. И конечно, мы внимательно изучим глаза, видевшие то, что выходит за рамки представлений человеческих.
Виллем замолчал, тишина становилась невыносимой.
Я читал протокол твоего допроса. Как вы выбрались оттуда? Почему вас не располосовало это “существо”? — голос Лоуренса, прервавший молчание мелодичный баритон, звучал успокаивающе, однако в буравящем взгляде ярко-синих глаз сквозил вызов и недоверие.
Ох, Лоуренс, мой дорогой ученик, ты задаешь столь бытовые вопросы… Тебе правда хочется тратить на это время? Впрочем, ладно. Время у нас есть. Расскажи ему, иначе он не настроится на рабочий лад.
Мастер, — обращаться к Лоуренсу не хотелось.
С момента нашего знакомства много лет назад он не питал личной симпатии ни к кому, кроме Виллема. Говорят, он не всегда был таким мнительным и отстраненным. Но около восьми лет назад он замкнулся в себе и посвятил все время работе, отринув человеческое отношение ко всякому индивиду. На фоне этого особенно удивительно бы то, что в отличие от Виллема, его исследования имели глубоко гуманистический характер и лежали в области медицины.
Я начну с момента, когда мы с Доресом разминулись. Я не мог перестать думать о словах Дореса о чистоте зала, и чтобы как-то отвлечься, решил сконцентрироваться на работе. Дорес, угрюмый и неразговорчивый, присел у одной из колонн и молча смотрел на возню на первом этаже. Я отправился изучать гигантские стеллажи, стоявшие сплошным потоком вдоль стены. Комната действительно была очень ухожена, ничего общего с тлеющим запустением предыдущих исследованных залов. Несмотря на явную древность, на предметах не было ни следа старения или разложения. Я долго разглядывал резные изображения человекоподобных существ, — мне они тогда показались важными, — но ничего толком запомнить я не смог. Я когда я смотрел на них, я испытывал странную смесь отвращения и возбуждения, постыдное и глубоко грязное чувство. Сцены поклонения идолам, жертвоприношений и странных празднеств, от одного вида которых к горлу подкатывал ком, это все, что я помню. Как только я отводил взгляд, мой разум старался избавиться от этих воспоминаний. Пропорции всех фигур казались нарушенными, но не выглядели гротескно. Все, что я запомнил, это обрывки образов, оставшиеся от идолов: миндалевидная голова без глаз, заполняющая собой сознание и, огромные крылья бабочки, которые никогда не поднимут своего хозяина в воздух... Вспомнить больше других у меня не хватает ни слов, ни духа. Образы смазались, и когда я думаю о них, я лишь чувствую будто мне в разум заглядывает нависающая над самой головой луна.
Ты сможешь нарисовать эти образы? Я боюсь, что мы не скоро окажемся в лабиринте — комиссар закрыл вход после вашего возвращения, — вопросы Ректора никогда не были вопросами в обычном понимании. Ответчик всегда знал, что скажет в ответ на них.
Думаю, да, однако я не смогу передать все множество увиденных деталей. Даже сейчас, стоя перед вами, я силюсь унять дрожь в коленях.
Лоуренс и Виллем не отреагировали, молча ожидали продолжения. Оба так долго проработали с пациентами, испытывающими все виды душевных и физических страданий, что совершенно потеряли способность сочувствовать. Их можно было понять.
Я продолжу, с вашего позволения. В шкафу было множество книг — я тогда всерьез рассчитывал их не выносить, а привести экспедицию в расширенном составе. Взять вас, господин Лоуренс, и Кэрилла.
Сами бы вы, конечно, не справились? — ухмылка на правильном лице Лоуренса выглядела почти подбадривающей.
Я не силен ни в филологии, ни в лингвистике. Я взял одну из книг — ту, на обложке которой изображения походили на идола с изображений, — наверняка религиозная. Она перед вами, и вы можете убедиться в том, что она написана на языке, неизвестном человечеству. Я все еще не могу поверить, что мы нашли другую цивилизацию.
Только от одного их вида Дорес тронулся, а ты наложил в штаны. Вот подарок! Книга уже у Кэрилла, мы ждем от него отчет по транслитерации. Интересно, он-то с картинками справится? — огни свечей блеснули в перстнях Лоуренса, реагируя на насмешливый жест.
Мальчик мой, ты не торопишься с выводами о целой цивилизации? Я склонен думать, что это может быть давно истребленная и до сей поры не обнаруженная диаспора Ярнамитов, не более.
Мастер, я не могу с вами спорить, но там было еще кое-что. Сняв талмуд с полки, я увидел маленькую фосфоресцирующую раковину. Ту, что сейчас лежит в участке как вещдок. Я не светил на нее до обнаружения, погасил фонарь, но она светилась довольно ярко. Очень странная вещица! Я не верю в мистику, но объяснения природы ее свечения у меня нет. Необходимо выудить ее у полиции — это не просто игрушка, я уверен.
Я займусь этим. Продолжай.
Да, Мастер. В этот момент я услышал, как на первом этаже прогрохотала упавшая лестница. Дернувшись и оглянувшись на Дореса, в слабом свете фонаря я увидел отражение его остекленевших глаз, наполненных ужасом. Они были раскрыты так широко, словно вот-вот вылезут из орбит; зубы он стиснул так, что с уголков губ сочилась кровь. Я это описываю, чтобы вы хоть как-то передать чувства человека, находящегося в древних развалинах глубоко под землей, в кромешной тьме, который видит, что его обычно веселый и адекватный напарник потерял разум от страха.
Тяжелые воспоминания заткнули горло тяжелым комом. Тишина длилась почти минуту, однако никто в комнате не думал ее нарушить.
Я наощупь подобрался к нему, и, в последний момент оступившись, с грохотом уронил его фонарь на первый этаж. Мне кажется, это нас и спасло. Аккуратно подобравшись к нему, я понял, что своими глазами ничего не увижу — на втором этаже была абсолютная тьма. И только в этот момент мой взгляд упал на черный от крови и изувеченных останков пол там, где должна была быть стоянка. Зрелище сопровождалось тошнотворным металлическим запахом крови и звенящей тишиной. Дорес явно “отключился”, тело окоченело, дыхание замедлилось. Пришлось оттащить его вглубь второго этажа, к шкафам. Раковину, сияющую таинственно успокаивающим холодным светом, я старался не выпускать из рук. Не имея понятия, что произошло там, внизу, я знал, что к произошедшей там резне присоединяться не хочу. Приходилось напрягать слух в надежде хоть что-то выяснить, но я не услышал ничего, кроме короткого звона. После этого я несколько часов слушал только стук собственного сердца в висках, в абсолютной тишине. Все это время я не отрывал глаз от раковины, покрытой приятной фосфоресцирующей слизью, — мне кажется, она и не позволила мне потерять рассудок.
Хм… А что Дорес делал все это время? — неожиданно задумчивый голос Лоуренса говорил о том, что он стал относиться к разговору серьезно.
Так и сидел, молча и неподвижно, смотрел в одну точку и беззвучно двигал губами. В таком состоянии я его и выволок из лабиринта, буквально за руку… Мы блуждали почти сутки.
Дальше мы в курсе, спасибо. Ты доволен? — вопрос был брошен погруженному в себя Первому Ученику, — Я по прежнему хочу осмотреть Дореса лично. Позаботься о том, чтобы он попал ко мне в ближайшее время. После этого я хочу увидеть отчет Кэрилла по книге. Лоуренс, а ты возьми это письмо и отнеси комиссару, надо вызволить находку нашего дорогого друга из лап невежд, — в глазах Виллема мелькнул азартный блеск.
Молча поклонившись, первый ученик взял со стола конверт — единственный предмет, нарушающий идеальный порядок на столе ректора, — и вышел из кабинета. Ректор молча сел в кресло. Аудиенция была закончена.