Серия «Стишки»

На улице чисто, аж хочется плюнуть,
это стараются ветер и дождь,
сияет безудержно лужами юность,
у нас такой не было, светлой, но все ж...
Застреленна  юность чужими словами,
напрасными целями, общей судьбой
страны, перемолотой  жерновами.
Мы как-то взрослели сами собой.
И все же зачем-то стихи прорастали
сквозь серые будни волшебной травой.
Нет! а хихикать вы не устали?
В нас было Стремленье, каркас силовой.
Наверно, теперь это кажется бредом,
Вселенная требует больше чем жить,
продолжиться в слове, в пути, что неведом,
гореть, разрывая себя, говорить.

Солнце жжет, лед не тает, пылает,
и внутри зажигает и бьет,
обомшелая и нежилая
я как зомби, но кто разберет.
Я шагаю в светящемся лимбе,
в серый ветер, что дышит  в меня,
по осколкам растаявших нимбов,
оступаясь, роняясь, звеня.
Крыши стонут и рвутся на волю,
крыши хлопают как паруса,
я хриплю, мол: И я балаболю,
я участвую, божья роса.
Вот уже опрокинуты урны,
водосточные трубы в куски,
светофоры мигают бравуно,
небо рушится, как мы близки
к тишине в переломном моменте,
в сердце бури, где смерча броня
все отрежет сметельною лентой.
Как-то так ты не слышишь меня.

Когда горит огонь, невидимые краски,
мы входим в пост с Тобой, надеемся на Пасху.
Горит во мне мольба, огонь во мне, не просьбы,
Ты Бог мой здесь и  я. Мы просто вместе, просто.
Мне трудно, март на старт, капель летит с карниза,
сбивает радость, бьет, звенит, роняя гильзы.
Но четкий ход поста, военные уставы,
помогут пережить весеннюю отраву.

Судьба пришла и встала на пороге,
застыла и молчит, и время слиплось в ком,
тут перелом, а дальше все полого,
не знаю в направлении каком.
Мать всех дорог в застиранном платочке,
приемлющая всех, дарящая покой,
цветочки рвет в траве, дела ее бессрочны,
нас крепко держит сухенькой рукой.
Как странно сразу жить и нет на половину,
не улыбаться, не бояться, не хотеть,
какая легкость, воля, не повинность
по праву жизни, жизни не иметь.
Сказали ждать. Все наше дело - вера.
Надежду не терять. Держись за рукоять,
в эпоху, что распахивает двери,
мы прорываемся, и нам не привыкать.

Без удержу мысли бегут, потеряв осторожность,
в абстрактную зиму ложатся как все мартобри,
есть  возраст такой, когда все невозможно,
и  бездна  крапивой скребется тебя изнутри.

Как хочется снова упасть на куриную грудь романтизма,
румяность слезливую мять, слезою бузить,
на баррикадах гореть своих и чужих рефлексизмов,
и блузу на пузе порвав оборзевшею музой грозить.

Невыразимая щемь, с которой таблетки не дружат,
о конченной полной ничтожности, явленной в свет,
когда перед всеми давно в своей глупости ты обнаружен,
и ни вернуть, ни соврать, ни суда нет за давностью лет.

Кресты снесены куда надо, новых не выдавали,
специально кричальные чайки кружат причал,
ну вот ты никто, это так хорошо для начала,
но возраст такой, когда все начала - финал.