Серия «Лё Прозорий»

Что должен означать этот символ, мне никто толком так и не объяснил. Вообще, бабочка — символ метаморфозы, возрождения. Но также и непостоянства, ветрености. Однако бабочка бабочке — рознь. И что же тогда символизирует наш конкретный Бражник со своим жутковатым рисунком?

Интервьюируемые как-то терялись от этих вопросов. Путались в показаниях. Изображения самого черепа на флаге-то нет, и оттого не вдруг понятно, что это именно Бражник. Редкий это гость в Пшикистане, очень редкий, потому многие и думали, что на флаге изображена просто какая-то условная бабочка. Просто символ полёта, свободы, благополучия… Узнав какая именно это бабочка очень удивлялись.

А это ведь, если обобщённо… Писклявый (!) похититель мёда из пчелиных ульев. Чешуйчатокрылый аналог колибри — потому что он схожим с ней образом зависает в полёте у цветка, опустивши в него хоботок. Таинственный странник сумеречного времени, наконец…

Странноватый выбор символа, скажу я вам. Пугающий. Местами отвратительный. Даже как будто бы… Вот смотрите. Известно, что Ахриман творить не может. Он только искажает, оскверняет творения Ормазда. И такое ощущение, что это именно он взял светлую птичку колибри и исказил её до вот такого сумеречного существа.

Плохой символ, скажете вы? Ну… это надо, всё-таки, выяснить что именно им пытались символизировать. Вот, прям, конкретно — взять и выяснить досконально. А то, к примеру, тот же лев — он тоже не такой уж и однозначный, знаете ли. А на гербах и флагах его рисуют за милую душу. И все к этому привыкли и не задают вопросов.

Но к Бражнику вопросы есть всегда, и я продолжу их исследовать.

До новых встреч в эфире!

Но да ладно. На нахлынувшей волне я всё-таки скачал тот первый альбом, где и «Босоногий мальчик», и «Голос высокой травы», и «Хоп хэй лала-лэй»… В общем мой саундтрек середины 90-х во всей красе… Не-не — в том ростере присутствуют, конечно, и другие «мелодии и ритмы», и я даже где-то о них уже говорил. А упомянутый альбом, значит, можно безошибочно посчитать просто за один из дисков эпического саундтрека моей жизни. Да, вот так — не больше и не меньше…

И дальше по повествованию я должен бы уже приблизиться к тому, о чём хотел поведать. Но, увы, за два дня я совершенно позабыл про что именно хотел написать. И только заголовок — одиноким брошенным конспектом пытается на это намекнуть… А вообще, знаете, коль скоро я позабыл свой настрой двухдневной давности, начну уже тогда всё изливать в настрое сегодняшнем. И ведь правда, чего это я? Не роман пишу, в конце-то концов…

Итак, «сомневаешься — не делай». Если прям взять, сесть и разобраться — я никогда так категорически не думал. Вот «по жизни» никогда. Знаете же что такое перекати-поле? Такое ощущение, что вся моя жизнь — это оно. А какие у перекати-поля сомнения? Нет их. Есть только поле и ветер — два этих составляющих. А Агутин… А что он? Попался некогда на пути — не объехать. Вот я и не объехал.

«Сомневаешься — не делай» — хорошее выражение. И это, скорей всего, дельный совет. И, наверное, эффективный жизненный инструмент. Жаль, не довелось им как следует воспользоваться.

***

Казалось бы, и всё на этом? Но нет, мне показалось мало, захотелось продолжить. Значит, Агутин. Первой его песней, которую я вообще услышал, была «Голос высокой травы». Кажется, в программе «50 на 50» она прозвучала. И, что-то, сильно меня впечатлила. Никогда ранее подобного не приходилось слышать — этакого латиноамериканского да на русском языке… Ну, а потом-то понятно — торжественно представляем: «Хоп хэй лала-лэй» из всех утюгов страны! Один мой одноклассник в те времена постоянно напевал начало её припева. И настолько постоянно, что начал подбешивать.

Ладно. Подобрались и к «Босоногому мальчику». А эту песню напевал (и уже с ноткой ностальгии) другой мой одноклассник. В немного переделанном виде: «было время ровно год назад». И что же это было за время? Очень просто: он уезжал на год в Россию (кажется, куда-то под Волгоград). Насколько я смог понять — чтобы получить российский аттестат (по окончании одиннадцатого класса), а не киргизский, как у нас, у остальных по классу и вышло. Возможно, были и ещё какие-то причины, но не суть важно.

По приезде, по нашей с ним встрече первым же делом принялся он мне рассказывать о своём житье-бытье за границей. Очень впечатляюще рассказывал — я так никогда не умел и не умею. В общем и целом, описал он мне чистый рай земной, а не то что тут, что вот прямо здесь, где мы сейчас с ним находимся. Что же, я с интересом его послушал (а рассказывал он очень долго, даже с продолжением, даже не за одну встречу!), так вот, я его послушал, но быстро всё рассказанное позабыл — мало, что ли, в жизни слышал я цветастых историй? Да, возможно они и несут какой-то смысл, но далеко не такой, что расписан в них под хохлому или палех. Дело тут в другом — и красиво, и время провели интересно: вот первейший смысл подобных историй, как по мне. И существование жанра «Фэнтези» тому ярчайшее подтверждение. Но вот ведь в чём дело — эпопея моего друга и не думала кончаться. В разные времена он делился со мной то одной, то другой её подробностью — тогда позабыл поведать, а тут, вдруг, вспомнил. Ну хорошо, значит что-то из рассказов его, всё-таки, было правдой…

И вот, «Босоногий мальчик». Когда же он начал напевать эту песню? А тоже очень просто: на хлопке. Понимаете ли в чём дело, в социалистической России было принято по осени отсылать учеников-студентов на сбор картофеля (пресловутое «на картошку»), а в наших пелестинах — на хлопок: что где растёт, то там и собирается, в общем-то. «Древний красивый обычай». Очень я это дело никогда не любил. Ну или хлопок меня не любил — это как посмотреть… Никогда мне не удавалось за день насобирать какое-нибудь «человеческое» количество: как бы я ни старался, но собрать меньше, чем у меня выходило только у разгильдяев. Как, почему? Загадка. И, наверное, я какой-то не очень исправный биоробот, но сейчас не об этом!

На первом курсе университета нас тоже отправили на хлопок. На втором уже не отправляли — погасла эта социалистическая инерция. А предшественники наши, между прочим, ездили вплоть до третьего и не жужжали. Так вот, нас отправили, а мы поехали. Причём, в какие-то соседние районы даже, не в наш… И вот там однокласснику моему (ставшему к тому моменту однокурсником) взгрустнулось, и на хлопковых полях «раздался стон» про «было время ровно год назад». Справедливости ради, грустилось не только ему — я от него в этом плане не сильно отставал (если не сказать — обгонял). И то: мурыжили нас полтора месяца — как не взгрустнуть?

Вот, собственно, и всё разблокированное воспоминание. Без каких-либо особых подробностей — потому что я уже говорил, что рассказывать не умею. Что же до текущего повествования, так это просто так — обозначить момент… И а почему же я не умею рассказывать? Так приукрашать получается у меня плоховато. И в жизненном эпизоде том было слишком мало хорошего, чтобы выкладывать его во всех подробностях. «Сомневаешься — не делай», и сейчас, пожалуй, настал момент последовать этому совету.

***

Ну, а про «саундтрек жизни» если… да, не даром говорится именно так. Именно что, саундтрек это, и при его звуках из туманов памяти всплывают забытые визуальные образы, обозначаются некие события прошлого, ушедшего в небытие. А также, припоминается некогда брошенная кем-то фраза: «Музыка вечна». Да хотя бы это и Агутин…

Водянистые, призрачные, смешные — так они выглядят только со стороны. А вот участнику упомянутой звенящей ситуации так не кажется. Просто потому что он её не наблюдает — он в ней живёт. И это действительно не смешно, не эфемерно и не призрачно. Хотя, с другой стороны, «призрачно всё в этом мире бушующем», мда. Но сейчас не об этом.

А о чём же? «О снах, о книгах»? Так нет же… Сны и книги — это отдушины (если сон здоровый, а книга художественная). А тут, понимаете ли, ситуация никак этих отдушин не касающаяся. Ситуация, когда… когда ты: «Скажи мне, милый ребёнок, в каком ухе у меня жужжит?». А со стороны, оказывается, не видно. Со стороны, оказывается, не понять, а только посмеяться.

А у тебя шоры, у тебя «туннельное зрение», ты в звенящем шёлковом коконе, и кажется, что выхода из него нет…

Как я вообще угодил в этот Пшикистан? Почему я делаю по нему репортажи? И для кого, помимо себя, я их делаю? Не понять. Одно не вызывает сомнения — никуда уже отсюда я не денусь. Из страны призрачных понятий нет дорог — даже тропинок, даже призрачных.

Понимаете? Я и сам сейчас в той ситуации. И это по мне звонит мой кокон, который я пытаюсь прогрызть («…надо же что-то делать!!!»).

А во Вселенной тишина и не слышно хруста рвущихся нитей. Да, рано или поздно бабочка улетит в небо, ну а пока… звенящая ситуация длится.

Пшикистанские будни

На нас надвигается самум, дамы и господа. Вот такая новость. На призрачную страну надвигается вполне себе материальная песчаная буря. Но вот что я вам скажу: если пески времени могут занести буквально всё, то для Пшикистана они — извините за тавтологию — пшик!

«Как же так?», — спросите вы. А очень просто — эфемерная страна зиждется на эфемерной основе. Сколько бы ни поднимались или опускались дюны, она всегда на их поверхности. Нет, когда-то, поначалу, города её располагались, конечно же, на вполне себе твёрдой почве. Но потом начались песчаные бури. И длились они целое тысячелетие. И смели они с лица земли некогда богатую, цветущую страну.

И вот, уже века прошли над морем насыпанных тысячелетним штормом песчаных дюн. И вот, по знойным, сыпучим волнам Великими шёлковыми путями ходят караваны. И вот, теми же путями пролегли автострады… Но что те пути? Море на то и море, что оно безбрежно. В нём теряются любые пути, любые самые широкие и длинные дороги.

И, казалось, навсегда исчезла в нём страна, некогда и за какие-то прегрешения затёртая, перемолотая Великими песками. Но нет — однажды она появилась в знойном мареве. Появилась вдали от автострад и караванов, вдали от какого бы то ни было человеческого жилья. Появилась во всей своей былой красе и великолепии. Но призрачно.

Миражу не страшны песчаные бури. Ему ничего не страшно. Поэтому грядущий самум для нас — явление вполне себе рядовое и репортажа не достойное. Обычные пшикистанские будни. Чуть больше песка и чуть меньше света. Что такого?

Признаться, поначалу я смотрел на песчаные бури с трепетом. Ведь всё-таки есть в них нечто завораживающее. Стихия! Но по прошествии лет трепетать перестал, начал относится к ним как к чему-то само собой разумеющемуся. Человек, как говорится, ко всему привыкает…

Интересней стало наблюдать за бытом местных жителей, вести с ними неспешные, продолжительные беседы за пиалой чая, слушать их тягучую, длительную, как здешний световой день, музыку, исполняемую на местных щипковых инструментах. Просто жить.

При такой размеренности, я не вдруг вспомнил, что прибыл-то я сюда… а, кстати, каким образом и откуда я сюда прибыл? Я не помню. Даже приблизительно. Помню только факт своего тут появления, а потом вдруг скрипучим гончарным кругом завертелась вся эта жизнь.

Когда же я обнаружил, что мир мой сузился до границ Пшикистана? Не знаю. Одно могу сказать точно — как только я это осознал, тут же принялся искать возможности связи с Большой землёй. И искал их долго. Не нашёл, но закралась мысль, что если бы я оказался не здесь, а на необитаемом острове, то, по крайней мере, смог бы запустить в море записку в запечатанной бутылке.

Мысль, конечно, текущей ситуации помогающая мало, но интересная. Остров — это ведь в море? Да. И здесь тоже море (хоть и песчаное). И, несмотря на то, что по песчаным волнам бутылку не пустить… но ведь надо же что-то делать!

И я действительно стал что-то делать, а именно: писать на пергаментах «репортажи» и пускать их по ветру во время частенько налетающих на нас песчаных бурь. Живая душа не жива без надежды. Живая душа способна держать миражи, не давать им рассеяться, пока в ней живёт надежда.

А иначе, почему существует Пшикистан?

А вот зайца кому, зайца?! Выбегайца! ©

Вот смотрю я на себя прежнего, на тот образ, что остался в фотографиях, и немножко так удивляюсь. Эх, «Знатная зверюга: мех, мясо… шкварок нажарю!», как в том мультфильме. И, как в том же мультфильме, в итоге все дворцы «с лебедями и чучелами» оказались пшиком. А в реальности жена тебя посылает за ёлкой… Ладно, это я самую капельку нагнал туману по мотивам мультфильма «Падал прошлогодний снег». Баловство!

А что не баловство? А то, что ты нынешний, хоть и ассоциируешь себя с собою прежним, но ты уже не тот и не будешь таковым никогда. Ты совсем другой человек. А собственная твоя старая фотография, попавшаяся тебе случайно под руку — это своеобразная икона. Символ веры в себя (или не веры — тут уж как получится по жизни).

А что — ведь и вправду икона! Ну… если поразмыслить? Смотрите, если есть истовая вера в деяния и житие того, кто изображён на иконе, мы искренне верим, что этот изображённый нам поможет. А как иначе — у него ведь такое прошлое! Он ведь такие чудеса творил! Да, конечно — даже обязательно творил. Но мы забываем одну простую вещь: «творил» тут слово ключевое. Оно в прошедшем времени. И да, оно, конечно, тоже относится ко дню нынешнему — по той простой причине, что мы, так или иначе, наследники прошлого. Но относится оно, действительно что, только в этом смысле.

Жизнь не стоит на месте: что ни новый день — то новые вызовы. И, да, советами прошлого, конечно (и всенепременно!), пренебрегать нельзя. Но нельзя и другое — слепо им следовать. Мир меняется, всё меняется. Мы меняемся, наконец. И прав был Михаил Зощенко со своим нетленным: «Всё надо делать с учётом изменившейся обстановки. И эти слова вам надо золотыми буквами записать в своём сердце. Иначе получится абсурд».

Вот такой сегодня получился у меня мыслезаяц. Банальный до ужаса: мех, мясо… и так далее.

Помнится, в нашем среднеазиатском районном центре «твёрдо и чётко» ловила наша радиола только «Маяк». Это если из вменяемого. Были ещё какие-то радиостанции, но названий их я уже не упомню. Или в шуме и треске помех их было просто не расслышать? Да, очень тоже может быть. Справедливости ради, была ещё станция «Машъал» — тот же «Маяк» (даже если перевести название), но на другом языке.

Не интересно было мне ни то, ни другое. А пластинки были интересны. Впрочем… заслушанные до дыр «Верасы» и «Иосиф Тамарин» тоже были не интересны. А ВИА «Голубые гитары», например, не очень понятен (как, впрочем, и Бабамурад Хамдамов с Шерали Джураевым). Что оставалось? Одолжить у приятелей что-нибудь вменяемое. Благо, оно у них было.

Одалживал, слушал. И теперь ту же цоевскую «Кончится лето», например, могу услышать даже без всяческих проигрывателей. Прямо как сейчас: тихо, тепло, сентябрьское солнце медленно поползло к закату, и вот оно — зазвучало. А я улавливаю даже негромкое шипение иглы на пластинке.

И разве это «скоро», ребята? Да нет, это самое настоящее «уже».