5 постов
20 постов
5 постов
В оправе зелени
В лесу тропинка.
Петляет в сень она...
Шурша суглинком,
Я шёл. Кудесило
В закатной зыбке,
И мне нагрезило,
Что плачет скрипка.
А вечер в просини
Подполз пантерой,
Вот-вот набросится…
Прыжок! Стемнело.
На путь исхоженный,
Где мрак расплавлен,
Свой настороженный
Я взгляд направил:
Пронзает темь она —
Во мгле дорога.
Под скрипку демона,
Под взглядом бога.
На излёте 80-х — начале 90-х в нашем жарком среднеазиатском селе (и, по совместительству, райцентре) имелся стадион. Построен он был, конечно, несколько раньше, но я его застал именно в это время. И он нормально ещё функционировал.
К слову, до нового тысячелетия это сооружение не дожило даже в руинах — в 98-м было сильное наводнение, снёсшее по нашей улице (которой не повезло находиться в низине) почти все жилые дома традиционной «саманной» постройки. Повезло только единичным типовым кирпичным зданиям — Дому культуры и Детскому саду. Эти уцелели.
Чудом обошлось без жертв — люди успели загодя уйти на возвышенность. В общем, не удивительно, что после разрушительного наводнения стадион совершенно перестал походить сам на себя. И, кажется, его потом так и не восстановили в более-менее приличном виде. Впрочем, я уехал из тех мест на следующий же после наводнения год, и совершенно перестал следить за тамошними событиями. И, кто знает, может, сейчас он вполне себе функционирует? Но, думаю, вряд ли…
Ладно. Вот мы учимся в начальных классах. Вот за стадионом следят-облагораживают. Вот проводят частенько какие-то мероприятия. А вот та самая Перестройка — с вечной надеждой на лучшие времена (а также с лозунгами и транспарантами — куда же без них?) шествует по стране. А страна, слыша эти «шаги командора», стремится как-то попасть в ногу. Старается привыкать к «новому мЫшленью».
Получается это как-то странно, и, по ощущениям, всегда скверно. Из серии: «было хорошо, стало не очень». Но время ползёт, и вот, мы уже где-то в средних классах, а к обслуживанию стадиона взрослые начинают относиться с холодком. Отсутствие рентабельности? Обычная халатность? Не спрашивайте — не знаю… Одним словом, объект становился всё запущеннее.
Да, какие-то местечковые футбольные матчи игрались по-прежнему. Да, перед этими событиями травянистое поле облагораживали — стригли и разлиновывали. Даже на ворота сетку натягивали. Но в иное время стадион был пустынен и выглядел сильно побитым жизнью.
И да, местная футбольная команда, всё же, с некоей периодичностью проводила на нём свои тренировки. Да, вездесущие мальчишки забредали на него порой со своими подвижными играми. Но это только пока тепло — зимой же стадион пустел совершенно. Посмотришь: не стадион — а какой-то серый туманный призрак.
Объект увядал вместе со страной, и, кажется, не будь наводнения, он наверняка был бы снесён, но не буйным потоком мутной речной воды, а особо предприимчивыми согражданами (или использован ими же под жилую застройку — места-то много!). Одним словом, новые времена — новые приоритеты…
Иронично, стадион назывался «Жаштык». По-русски — «молодость». Иронично и символично, чёрт побери.
Все славословия —
Во славу пинты…
Хоть и во зло, а я
Побуду хитрым:
Скажу за здравие —
Поклон по пояс!
Потом лукавее,
В речах раскроюсь —
Скажу слезливо я
В хмельной горячке
Слова, что зримее
Вдове-мирячке —
Как будто горе я
Держал за ручку!..
Но та теория
Родилась в случке
Свободомыслия
И алкоголя —
Прокисла истина
В свободе воли,
Ушла в брожении
На дно рассудка,
И изменения
В ней просто жутки:
Всё подменённое
И всё неправда,
Преодолённое
На грани радуг,
Но не охотою,
Не лепреконьей,
А позолотою
На теле хтони…
В том блеске хмуро нам,
И нет пророка
Во дне закуренном,
В тумане Рока.
07.04.2023
Три кошки в моём лукошке,
совешка и головешки.
В котомке моей ни крошки,
заплатки по всей одежке.
Пойду постучу в окошки:
«Кому раскинуть картишки?
Гадаю на рунах, и кошках,
и на обгорелых дровишках.»
Но хмуро глядят людишки,
собачки у каждой избушки,
запоры на каждом домишке,
на каждой калитке — ловушка…
Три кошки в моём лукошке,
совешка и головешки.
А карты пророчат дорожку,
а руны пророчат пробежку.
29.01.2012
В пределах первой пятилетки
Ума примета — врать попытки.
В уменье врать взрослеют детки
Уменье врать — ума пропитка.
И многие до гладкой плеши —
Войдя в инерции круженье —
И гладко врут, и складно брешут,
Боясь отстать от окруженья.
Во лжи скисает быстро разум,
Но это умным неизвестно:
«Нелепость правды видно сразу —
Лишь дуракам присуща честность!»
А дураки — в барьер горошьем —
От них отстав в борьбе за место,
Идут дорогой скоморошьей —
Дорогой правды, тропкой детства.
06.08.2011
Когда-то я видел во снах путешественника трёх миров. Это старый согбенный шаман. Он присел на траву, и, прикрыв тяжёлые свои веки, недвижно безмолвствует. На нём полное его облачение, всё в орнаментах и обшитое гусиными клювами, но маска откинута от лица, а на лице покой — ни одна морщинка не дрогнет. Верный бубен, давным-давно сработанный из ветви Мирового древа, лежит у ног старика. Шаманский костёр не горит, но дрова и сырой можжевельник заготовлены.
Куда ты собираешься отправиться на этот раз, старый шаман? В мрачное царство Эрлика, жене которого на заре своей юности ты стал молочным сыном? Или и вовсе вознесёшься к Тенгри (Ульгеню? Кайракану?)?
Нет, похоже, сейчас он незримо бродит в Мире людей, являясь им во снах. Что хочет сказать? О чём предупредить? От чего уберечь? По крайней мере, мне-то он является — и всегда, что характерно, неподвижным и молчаливым. Молчу и я, не решаясь нарушить его медитативное безмолвие.
И вот в очередном сне приходит некое озарение — бубен ведь тоже молчит и…, а вдруг, не слыша его звонкого голоса, дух шамана никак не может вернуться обратно из своих странствий? С этой мыслью я медленно подхожу к месту для костра, обложенному тремя камнями, затем смотрю на груду хвороста… Вдруг! «Не зажигай огня!» — гулко произносит кто-то незримый. Вздрагиваю от неожиданности, просыпаюсь.
После этого я больше не видел старика во сне. Зато аккурат в то же утро услышал песню «У шамана три руки» группы Пикник. Ну очень интересное совпадение! Послушал её, переслушал, потом много думал… В итоге понял одно — зря я во сне к костру подошёл. Нужно было сразу бить в бубен!
Теперь вот, думаю, а кто-то же ведь должен оказаться догадливее меня? Кто-то же ведь должен понять всё правильно, ударить в бубен, и помочь дрёмному шаману возвратиться из его долгого путешествия? И тут же: а что, если никто, кроме меня, его не видел? Неужели всё пропало, и пути к спасению нет?
С тех пор я постоянно ищу этот путь и не нахожу. Есть лазейка — самому стать камлающим шаманом. Но она с игольное ушко, и в неё не втиснуться мне совсем — таким надо родиться, такого люди не выбирают. Но я знаю ещё, что возможно стать шаманом и не путешествуя в мир духов. Сказитель, поэт или музыкант (при условии, конечно, что они настоящие, а не пласт-массовые) — они тоже шаманы. Они тоже проводники из Мира духов в Мир людей, и, — кто знает? — возможно, даже и обратно.
В общем, можно стать шаманом и не зажигая огня. Он ведь всё равно загорится потом от дыхания, как завещано Шклярским в той песне. Только надо стать. Стать действительно, стать по-настоящему.
И быть.
Синица и журавль — две птицы. Два символа: того, что у тебя есть, и того, чего у тебя нет (но как-то вот хотелось бы и желалось) соответственно. Если (ВНЕЗАПНО!) кто не в теме, то стали они такими благодаря пословице «Лучше синица в руках, чем журавль в небе».
Ну и, как бы, да. Если держишь синицу, то вот же — она моя, она тут, она молчит от ужаса и приятно греет руку. А журавль — ну летает там что-то большое и красивое, и что же теперь? У меня есть своя синичка — и ладно, и пусть его летает тот дятел-переросток.
И, вроде бы, всё до банальности верно. Можно же ведь довольствоваться малым, пока стремишься к чему-то бо́льшему. Но ведь пословица ничего не говорит о стремлении — в ней только чистое и незамутнённое утешение для человека, который потерял всё, кроме пресловутой синицы. И для такого человека (а от этого никто из нас, увы, не застрахован) она, безусловно, Истина. И, зачастую, в последней и окончательной инстанции.
И еще бывает, что имея того приснопамятного журавля в полном своём владении, некто не осознаёт насколько ему на самом деле ништяк. Но длится такое состояние ровно до тех пор, пока ушлый журавель ни возьмёт да и улетит. Обидно, досадно… не храним, а потом плачем. И прочие нехорошие мысли лезут тогда в горемычную головушку.
Есть другой вариант этой пословицы, и меткий — дальше некуда. Бьёт, как говорится, не в бровь, а прямо в глаз: «Лучше синица в руках, чем утка под кроватью». Если призадуматься — так и в дрожь бросает. И в таком контексте как-то сразу осознаёшь — нет птицы страшнее утки. Что тот орёл, клюющий печень Прометею? Это же просто личный мучитель какого-то там Прометея. Кто вообще его помнит? А вот утка, твоя… Когда она у тебя временно — это ещё туда-сюда. Но когда до самого конца… Нет, даже и думать об этом не хочу.
В конце восмидесятых-начале девяностых у ныне покойного бати имелись некие часы с надписью «Электроника». Весьма продвинутые на тот момент (и на то пространство). Они могли даже что-то пикать. Подавать ежечасный сигнал. Будить! Кроме них из наручных на это были способны только пресловутые часы «Монтана». Жуткий дефицит. К слову, и эта «Электроника» в наших местах также была в дефиците. Даже, похоже, в еще большем — ведь эти часы я ни у кого больше не видел. Совсем. В отличие от той же «Монтаны».
Фото из недр интернета. «Электроника 52». Та самая.
Фото из недр интернета. «Легендарные» часы «Montana».
Но это, естественно, не мешало мне, школьнику, их вожделеть. Однако заполучить желаемое мне было не суждено.
Вообще часы продавались разные. Из электронных очень были распространены «Электроника 5». Относительно дешёвые и сердитые. И простые, как кирпич. Безрадостные совершенно.
Фото из недр интернета. Часы «Электроника 5». Почему-то найти изображение именно этих часов оказалось сложновато.
И вот как-то на день рождения подарили мне механические часы «Ракета школьные». Приятные такие, с голубеньким ободком и циферблатом, стилизованным под линованную школьную тетрадь.
Фото из недр интернета. Вот так выглядели часы «Ракета школьные».
Но я всё равно мечтал об отцовской «Электронике». Почему так? А я знаю? К слову, проносил он их… десяток лет — точно. Хорошие были часы. Жаль, не сохранились. Впрочем, и «Ракета» тоже. Ни вещей тех не вернуть, ни времён… да чего уж про всякую ерунду говорить — людей не вернуть! Вот это, пожалуй, жальче всего.
Горный родник. Чай из этой воды получался отменный! Уже не говоря про то, чтобы просто взять и напиться. Было видно, что дальше от истока эта молодая чистая вода пробиралась к реке в низине, и, наверное, когда-то поначалу она и сбегала вниз весело и задорно, но путь оказался слишком долог и извилист, становясь с годами всё трудней и трудней. И теперь сил её хватало только на то, чтобы в обиде за свою беспомощность медленно, но верно овражить свой путь и спускаться к более серьёзной речной воде уже чахлой, постаревшей, далеко не кристальной струйкой.
А река, сильно обмелевшая по лету, с тихим пением катила свои прозрачные до синевы воды — по валунам, и окаймлённая валунами, которые недавней весной она яростно смела и скатила откуда-то оттуда, от места своего рождения — с шапки ледника. Сейчас она отдыхала, ласково омывая свои каменные игрушки. Но эти гордые осколки, бывшие когда-то частью суровых скал, безмолвствовали, не забывая о крутом норове воды. Они сознавали, что рано или поздно, понукаемые весенней яростью стихии, они продолжат свой путь в долину и либо достигнут её, либо скрошатся по пути в пыль, в любом случае став с рекой единым, цельным потоком.
И вот тогда они уже не будут безмолвными истуканами, о нет! Тогда они станут частью горного безумства, сметающего всё на своём пути! Тогда они будут рокотать во весь голос, буйным весельем празднуя единение двух стихий — воды и камня! И тогда… тогда…
Я не дослушал. Набрал говорливой воды из родника в чайник.
Как много мы знаем о жизни ветвей,
Как мало мы знаем о жизни корней!
(Не помню чьё)
Корни и крона (там, конечно, ещё и ствол посерёдке, но я его опустил для краткости) — базис и надстройка. Но не в классическом понимании — тут базису без надстройки никак. Оно ж цельное, оно ж деревце.
Это я к чему? Это я не к ботанике. Это я про «смотреть в корень». Но как применить это выражение, возвратившись к образу дерева? Ну что ж...
Метод первый: выкопать стюардессу дерево и обглядеть корень со всех сторон. Посмотрел на корень — задача выполнена. Метод простейший и прямой как шпала. И такой же надёжный — хоть поезда поверх пускай.
Метод второй: взять бритву Оккама, и аккуратно отчекрыжить все мешающиеся ветви. А то и вовсе смахнуть деревце под корешок, как мужичок из песенки про ёлочку. Затем выкопать пенёк, посмотреть на корень, опять заточить Бритву. По сути этот метод — более замороченная вариация первого. Но кто-то ведь любит заморочки, поэтому этот метод тоже имеет определённое право на существование.
Метод третий: взять желудёк (или какую другую семачку дерева), закопать, поливать. Увидя росток — восхититься и забыть про несчастный корень, ничего о нём не знать, но радоваться живому дереву. После того как дерево засохнет совсем, срубить его, выкорчевать пень и тогда уже посмотреть на корень.
Недостатки метода: можно не дожить.
Достоинства: зато прожить спокойно, не ёрзая, а также созерцая, пребывая в гармони и не думая о хтони, в которой застрял корень твоего любимого дерева.
И знаете что? Тут дальше таких вариантов по извлечению корня можно напридумывать — шо отвал башки! И даже математический приплесть можно при желании (а чего такого — филоСОВский же был сюда притянут за уши?). Так вот, вариантов можно придумать массу. Только не забыть бы для начала понять — а зачем вообще тебе дался́ этот корень?
Поняв, что скрипач корень не нужен, плюнуть в сердцах, и закрыть эту злосчастную публикацию.
