Woolenfriends

Провела свой первый пикабушный конкурс, отправила Ктулху победителю. Приступаю к Гремлину. Вообще плохо помню сам фильм и с мифологией не очень знакома, так что придется углубиться - накидайте вариков- картинок в помощь) Как закончу, конечно же опять кину в розыгрыш. Ну и оставлю Ктулху тут, так как в конкурсном посте что-то не прикрепилось видео.

Он родился в тишине такой полной, что могла бы оглушить. Его шерсть была сплетена из лунного света и инея, а вместо сердца у него была пустота - круглая и глубокая, как колодец в заброшенной деревне.

Его звали Ум, что на забытом языке Севера означало не «разум», а «отсутствие».

Другие звери, чьи сердца громко стучали от страха или желаний, обходили его стороной. Они шептались, что он бездушен. Но они не понимали. Именно потому, что у него не было сердца, которое можно было бы наполнить собой, он мог вместить в себя всё остальное.

Он не спал и не бодрствовал. Он просто был. Стоял на краю света и слушал.

Он слушал, как звёзды гаснут от одиночества. Как ветер тоскует по ушедшим путешественникам. Как снег с глухим стоном ложится на землю, укрывая старые раны.

И однажды к нему пришла Женщина, у которой сердце было таким тяжёлым, что она едва могла дышать. Оно было переполнено несбывшимся, невысказанным, недосказанным. Оно кричало так громко, что заглушало весь мир.

«Я слышала, ты можешь забрать боль», - выдохнула она, и слова застыли в воздухе хрупкими кристалликами.

Ум медленно повернул к ней свою голову. Он не кивнул. Не отказал. Он просто раскрыл свою бездну. Ту самую пустоту, что была у него в груди.

И Женщина, сама не зная почему, начала говорить. Она выкладывала в его молчание свои страхи, одно за другим, как выкладывают на стол отполированные морем камни. Она говорила о потерях, которые не могла принять, и о надеждах, которые не смела отпустить.

И по мере того как она говорила, её собственное сердце, такое шумное и разбитое, начинало затихать. Оно не становилось легче. Нет. Оно просто наконец-то чувствовало, что его услышали. Не утешили, не дали совет, а просто приняли весь его громкий, некрасивый, отчаянный стук.

Когда она закончила, наступила тишина. Не та, что пугает, а та, что исцеляет. Та, что наступает после долгого плача.

Женщина не почувствовала себя счастливой. Она почувствовала себя целой. Её сердце всё так же билось в груди, но теперь его стук был не паническим, а мерным и глубоким - как шаги Ума по снежной равнине.

Она ушла, не обернувшись. А Ум остался. В его пустоте теперь звенели её слова, как эхо в пещере. Он не был их владельцем. Он был их хранителем. Его тишина не была безразличием. Она была самой глубокой формой внимания.

И если в безлунную ночь приложить ухо к его груди, можно услышать не биение, а великое, всеобъемлющее молчание, в котором нашли приют все невысказанные слова этого мира. И в этом молчании - ответы на все вопросы, которые не стоит задавать вслух.