Зло вернулось⁠⁠

— Ночь на дворе, жуткая ночь, дочка. Осень пришла, а с ней и зло вернулось, — прошептала маленькая худая старуха в ватной телогрейке. С ее длинного перекошенного носа упала капля. Маленькие глаза заблестели, в них отразилась тоска.

— Бабушка... мне страшно, бабушка, — Лена, девочка пяти лет с голубыми глазами и золотыми волосами сжала кулачки под одеялом.
— Не бойся, девочка моя сладкая, иди, я тебя пожалею, — бабушка протянула руки, чтобы обнять.

В избушке потрескивала печь. Но в углу, где стояла кроватка, было прохладно. Лена нехотя вытащила руки из-под одеяла и прижалась к теплой бабушке. Свеча на столе горела тускло, заунывно. Лена перевела взгляд и ей будто почудилось, что в окне что-то промелькнуло. Девочка проглотила комок слюны и сквозь сжатые зубы прошептала:

— Бабушка, что это?

Два красных глаза смотрели из темноты.

— Чего только не привидится... Спи, девочка, спи, — мягко сказала старуха и отстранила внучку.
Лена укуталась в одеяло до подбородка и смотрела, как бабушка шаркая подошла к печке. В этот момент за окном кто-то заухал. Раздался истошный рев то ли человека, то ли зверя, а затем — человеческий крик, надрывный, полный ужаса, но крик сразу оборвался. И наступила тишина, тягучая, противная, заунывная.

— Черти беснуются... Я их пойду погоняю, — тихо сказала старуха и затем что-то несвязное пролепетала, то ли молитву, то ли проклятия.
Она кинула пару поленьев в печь, надела волчью шубу, отороченную лисьим мехом, и вышла в зыбучую тьму. Пахнуло ледяным дыханием осени.

Лена натянула одеяло до самого носа и стала смотреть в маленькое окошко. Жуткие красные глаза исчезли. Сквозь дремоту девочка ждала бабушку, но та не возвращалась, словно сгинула навсегда в ночи, в черной пучине.
Веки Леночки отяжелели, глаза сами закрылись, и тьма наступила не только снаружи, но и внутри...

***
Огонь угасал, в избушке стало студено, а бабушка все не возвращалось. Свеча прогорела только наполовину. Лена очнулась ото сна и сквозь полудрему увидела скользящую тень, которая расплескалась по потолку. Девочка почувствовала резки запах ели, в глаза ударил ледяной ветерок.

— Бабушка... Это ты? — прошептала Лена.

— Я здесь, моя радость...

Знакомый голос успокоил. Девочка улыбнулась и провались под одеяло.

— Напугала-а-а, — слово прозвучало эхом, будто из далекого, забытого мира.

***
Лена проснулась рано от пронизывающего холода. Позвала бабушку, но та не откликалась. Диван, на котором спала старуха, стоял пустой, а волчьей шубы, отороченной лисьим мехом, не было на крючке у входа. Значит, и бабушки нет.
Утренние сумерки отступали медленно, кроны деревьев не хотели отпускать ночь. Едкий туман пробирался внутрь избушки через приоткрытую дверь.

Лена почему-то вспомнила, как однажды спросила у бабушки:

— Чего ты боишься? Смерти или жизни?

— Жизни. Смерь я не знаю. А жизнь знаю, — ответила та маленьким ртом, сухие тонкие губы дернулись.

Лене почему-то этот момент с губами запомнился, и картинка бала как наяву, как вчера.

Что скрывала ее душа? Через маленькие блестящие глаза этого не было видно. Длинный перекошенный нос был преградой на пути к ее сердцу.

И вот Лена прокручивала в маленькой головке тот момент раз за разом. И в один момент скинула с себя одеяло, резко спрыгнула на пол и побежала к печке. Та была еще теплая. Девочка положила озябшие ладони на камни. Тепло!
Раздался скрип, и девочка обернулась. Медленно полотно двери как-то неестественно разворачивалось, а внутрь пролезала мохнатая пасть с черными сомкнутыми губами. Показался один желтый глаз, затем второй.

— Волк, — прошептала Лена.

Девочка развернулась и попятилась к дивану, расставила за спиной руки, пытаясь опереться о воздух ладонями.

Волк зашел наполовину в избушку, когти уперлись в деревянный пол.
Лена вспомнила сказку про Красную Шапочку. В ней девочку и бабушку разодрал волк. Но сказка это сказка.

Серый вошел полностью. Он пристальное-устало глядел в голубые глаза девочки, а девочка смотрела в желтые глаза бездушного зверя, спокойного и потому еще более страшного.
Вдруг волк почувствовал, что миг настал, оттолкнулся задними ногами от пола, но поскользнулся и повалился на грудь, тут же вскочил. Лена звонко вскрикнула, завалилась на спину, ударилась затылком о диван. Волк подскочил и вцепился в ногу, рыча потащил на себя, будто пытаясь вытащить из избушки.
— Бабушка, бабушка, не надо, я больше не буду, бабушка, — кричала Лена.

Боль острыми иглами пронизывала тело, волк отпустил и сразу ухватился за ногу основательно, поднатужился и быстро перебирая лапами потащил по полу девочку. Та извивалась, кричала, звала бабушку.

***
— Волки страшные существа. У них ум, как у человека. И они не знают жалости, как человек, — говорила бабушка.

Лена не помнила, как они поселились в этой избушке. Казалось, что она жила здесь с рождения. Она не знала других людей, кроме бабушки.

Каждый день до темноты они вдвоем ходили в лес, собирали ягоды и грибы. Приносили в избушку хворост. От голода спасал огород, на котором бабушка сажала картофель, морковь, свеклу, щавель.

В избушке в шкафу на деревянных полках за стеклом стояли книги. Но бабушка никогда не читала. А рассказывала сказки. И все эти сказки были мрачными, жуткими. Как истошный крик издыхающего существа, которому отмерены последние мгновения. Как слизь из грибной похлебки.

Рядом было озеро. Там купались. А зимой ходили колоть лед. У озера росла груша-дичка. И созидали ульи пчелы. Грушево-медовый компот нравился Леночке. Сладко-горьковатый вкус с ярко выраженным грушевым ароматом почему-то вспомнился ей теперь, когда волк подтаскивал ее к выходу, в осеннюю стужу.

***
Солнце пробило кроны и медленно растапливало утренний туман. Когда хмарь растаяла, Лена увидела бабушку, которая зализывала ей рану на прокусанной ноге.

Люди сложные существа. Они боятся того, чего не стоит бояться. И не боятся того, что их может убить.