Вместе? Часть двенадцатая. (Очень длинный роман)⁠⁠

-Коля! Я тебя умаляю! Это все неправда! Это тебе скажет каждый встречный! Это даже ребенку ясно! Женя, чего ты молчишь, скажи же ему, он ведь твой друг! Он гибнет! Его просто околдовала эта ведьма…
-А может ему это нравится? – подумал я вслух. – В итоге каждый делает то, что ему нравится. Быть индийским адмиралом куда интереснее, нежели каким-то заурядным отличником в школе. В восемнадцатилетнем возрасте ему, наверное, льстит числиться отцом десятилетних детей, и пользоваться вниманием взрослой женщины. А на счет панк-рока ты поторопился. Встретимся потом, когда тебе надоест адмиральский чин и тебя достанет взрослая женщина-маг со своими детьми. Может этого никогда и не произойдет. А на счет любви ты врешь! Врешь самому себе. Любящий человек вряд ли бы стал скрывать от всех связь с любимой женщиной. А тебе даже неприятно говорить о связи с ней. Ладно, не слушай никого и живи, как тебе нравится, помни, что мы не хозяева своей судьбе, а она наш хозяин, и потому во всем, что мы делаем, нет ни нашей вины, ни нашей заслуги. Пока!
После неудачной попытки закабалить Колю Катя, как ни в чем не бывало, начала домогаться моего тела. Мне следовало бы устроить ей сцену ревности, но мне было лень, и я лежал бревном на диване, пока она забавлялась. Коля был еще молод, и у него были силы обманывать себя. Он был рад это делать, а мне это делать надоело. Кто знает, может быть попал бы я в руки к такой женщине, которая не перегибает палку, не надоело бы мне это так быстро. Как ни старался я в тот вечер, удовлетворить её потребности, у меня ничего не получалось. К утру сильно устал и почувствовал себя жертвой.

Глава десятая. Развод.

Хотя я получил повестку в суд заранее, назначенное число настало внезапно и застало меня врасплох. У меня не оказалось денег даже на дорогу и прочую мелочь. И тут, как тут, Лукашенко предложил свои услуги. От его деревни до райцентра, в котором жила моя бывшая жена было пять км. Он предложил оплатить дорогу за меня, Катю, переночевать у него. Я не смог ему отказать. Моя сестра тоже решила поехать, чтобы поддержать меня морально, дать свидетельские показания, если это будет возможно. Я был вооружен множеством справок, которые оправдывали мои неуплаты алиментов, а так же квитанции о том, что я ранее регулярно переводил деньги на её счет.
После пяти часов дороги мы прибыли в деревню с покосившимися заборами, среди которой стояло пару хрущевских блочных пятиэтажек, из окон которых неряшливо торчали жестяные печные трубы. Отпечаток запущенности присутствовал везде. Заваленный хламом подъезд и квартира. Стены, оклеенные газетами, испачканная краской мебель, строительные материалы и инструменты разбросанные повсюду. Лукашенко с гордостью сообщил нам, что он с братом уже давно начали ремонт, но из-за отсутствия времени никак не могут его завершить. Катя спрашивала его о старинных зданиях с лепниной, а он говорил, что скоро его мама выиграет тяжбу с колхозом. Он станет самым богатым человеком в деревне. Ксению же интересовали лошади, которых в той деревне было много. С ранних лет моя сестра проводила большую часть времени на городских конюшнях. Лукашенко тоже до того, как закодировался от пьянства, и уехал в город, был конюхом. Потому разговор шел о лошадях. Катя же злилась, что никто не хочет с ней беседовать о лепнине, которую мы пошли посмотреть на развалинах барской усадьбы.
-Твоя сестра просто без ума от этого мужлана, - шепнула мне на ухо Катя. – Она, наверное, окрутит его и выйдет за него замуж. Ведь у него есть много лошадей…
Я больно сдавил её пухлую ладошку, так, что она взвизгнула.
-Чего ты злишься? Они неплохая пара…
-Не говори ерунды! Если он тебе так нравится, сама за него выходи замуж! И вообще, хватит шептаться и лезть в чужую жизнь!
Меня всё раздражало в этом захолустном краю, даже природа казавшаяся мне чахлой. Я не был расположен далее слушать о лошадях и смотреть, как Катя делает вид, что рассматривает обломки усадьбы и оговаривает мою сестру. Я отправился спать, а спать предстояло на пыльной тахте, застеленной грязной простыней, вчетвером. Катя улеглась к стенке, я рядом с ней, потом легла Ксения, и Лукашенко упал с краю. Часа два Катя ворочалась и не давала мне заснуть, требуя возмещения супружеского долга. Я выполнил его, как можно тише, что ей не очень понравилось.  Засыпая, я подумал о том, что с Катей тоже не мешало бы развестись, заодно.
На завтрак были те же сосиски без мяса и картофельное пюре с привкусом рыбы, что и на ужин. Я бы не возмущался по этому поводу, если бы потом Лукашенко не выкатил мне за ужин, завтрак и обед хороший счет. Он посчитал пыльную тахту и то, что его отчим доставил нас от автовокзала в райцентре до его деревни в кузове пикапа, а утром отвез обратно в райцентр.
Никаких свидетелей на заседание суда не пустили. Бывшая жена выглядела в суде пришибленно и на вопросы отвечала еле слышно. У судьи был апатичный и усталый вид уставшей от жизни старой девы, употребляющей алкоголь по выходным. Она заунывным голосом вела ритуал суда, решив всё заранее. То, что я взял предложенное слово, и начал задавать ей непредвиденные вопросы, было для неё неожиданностью.
-Могу ли я потребовать справку о психическом здоровье моей бывшей жены? – с напором спросил я.
-Вы будете отвечать за оскорбление личности!
-Я никого не оскорблял, а спросил, и жду ответа на поставленный вопрос.
-Нет, вы не имеете права выдвигать такие требования.
-А теперь, ваша честь, я хотел бы узнать, на каком основании вы отдаете ребенка в руки матери. Насколько мне известно, у неё нет специальности, и только основное образование, ни одного дня трудового стажа, хотя ей уже двадцать лет. Получается, что пять лет она ничем не занималась, живя на иждивении своей матери, которая уже десять лет, как официальная безработная. Живут они в муниципальном жилье с частичными удобствами, за которое они уже давно не вносят плату. Я же являюсь собственником квартиры со всеми удобствами, мои родители работают, потом, у меня имеется несколько востребованных специальностей, средне-специальное образование, семь лет трудового стажа и, наконец, я живу в городе, где рабочие руки чаще требуются. Так почему же вы решили отдать ребенка ей?
-Инспектор побывала у них дома и сочла условия содержания ребенка приемлемыми. В их семье наблюдался достаток.
-Разрешите поинтересоваться, что в понятии инспектора есть достаток. И откуда, по вашему, может взяться этот достаток, если она и её мать не работают и регулярно употребляют алкоголь?
-Я не могу отдать вам ребенка потому, что у вас с ним совершенно не было контактов в течении года с лишним. Вы неадекватно себя ведете, странно одеты, к тому же, вы агрессивны!
-Осмелюсь спросить, о статье закона, в которой приводятся нормативы поведения и одежды?
-Вы спрашиваете о том, что ясно любому ребенку, без всяких законов.
-То есть, вы хотите сказать, что «любой ребенок» может взять и установить нормы, согласно которым меня можно лишить отцовства? Так?
-Отцовства вас никто не лишает. Суд даже обязывает вас посещать ребенка каждые выходные и помогать бывшей жене по хозяйству. Как вы верно заметили, условия у них не самые лучшие, нужно заготавливать дрова, а это работа не женская…
-Простите! Про заготовку дров, как я понимаю, в законах сказано? Соблаговолите, пожалуйста, напомнить мне номер пункта.
-Если у вас есть элементарная совесть, и вы думаете о своем ребенке…
-Осмелюсь напомнить вашей чести, что об элементарной совести и заготовке дров в законе ничего не написано, в чем я имел удовольствие убедиться. Почему суд обязывает меня приезжать в этот город, а не наоборот, может быть, у меня нет денег на дорогу, после уплаты алиментов? Хотя у меня нет абсолютно никаких доходов, вы обязали меня выплачивать сумму равную четверти от минимальной зарплаты. Откуда же мне эти деньги взять? Может быть, суд согласиться оплачивать проезд на автобусе и номер в местной гостинице?
-Вы сами только что заявили, что у вас есть возможности устроиться на высокооплачиваемую работу. И в гостинице ночевать не обязательно, вы можете переночевать в квартире своей бывшей жены. Я думаю, она не будет против этого и предоставит вам спальное место.
-Конечно, предоставлю, я же не зверь, я всё понимаю…
-Я говорил, что у меня непропорционально больше шансов найти работу, чем у моей бывшей жены. Мне так же хотелось бы узнать, почему суд совершенно не интересуется причиной того, что я и моя жена перестали жить совместно?
-Молодой человек, не забывайте где вы находитесь и с кем вы разговариваете! Говорите свое последнее слово и прекратите задавать мне вопросы, на которые я не обязана отвечать по закону.
-Я хочу засвидетельствовать, что в любой момент готов взять на себя воспитание и содержание своего сына, с согласия его матери, конечно…
-Никогда ты моего согласия не получишь! – злорадно прошипела Вера.
-А еще прошу засвидетельствовать мое неудовлетворение работой суда. У меня всё!
Возвращались пешком в деревню мы втроем. Лукашенко, сказав, что ходить пешком так далеко вредно, решил полтора часа торчать на автобусной остановке в райцентре. Мы шли по обочине заасфальтированной дороги мимо нераспаханных полей покрытых гнилым сорняком. Местами сквозь гниль пробивалась нежно-зеленая трава. Яркое солнце иссушило дорожную грязь, превратила её в пыль, слоем которой покрылась наша обувь. На полпути мы свернули в небольшой сосновый бор, нашли там поляну, присели на землю покурить и съесть лаваш.
-Теперь-то ты свободен! – воодушевленно сказала Катя. – Теперь мы можем с тобой пожениться, и создать самую счастливую семью на свете. Я рожу много маленьких чудовищ, которые станут потом безумно талантливыми художниками. Я так счастлива! Скажи, что ты меня любишь!
Ксения отвернулась, чтоб Катя не видела её выражение лица.
-Ты знаешь, милый, твоя бывшая жена, сказала мне, что у меня жирная жопа, когда мы все выходили из этого здания. Это так грубо! Я не представляю, как ты с ней прожил два года. Теперь верю в то, что ты о ней рассказывал. Это действительно страшный человек! Хотя с виду такая маленькая и тихенькая девочка, даже, не скажешь, что она уже родила…
Ксения оборвала её воркование, спросив меня, действительно ли Коля признался в том, что живет со своей учительницей английского. Я слово в слово повторил его признания.
-Ну, Кольян и дает! Что за чушь! Адмирал из Индии умирает от сердечного приступа из-за любви! Это просто мелодрама какая-то!
-Романтическая история! – Катя не могла представить того, что не всем женщинам нравятся истории подобного рода. – Он, конечно, очень талантливый мальчик, и заслуживает девушку помладше и талантливее, без детей и всякого дерьмища…
Когда Катя отлучилась в кусты, сестра сказала мне, что она еще хуже, чем Вера. Я, смеясь, ответил, что они обе мне противны и теперь я ищу только повода, чтобы отделаться от неё.
-Если она тебе так не нравится, то, какого черта, ты волок её сюда и, вообще, продолжаешь с ней жить? Не проще ли взять, и сказать ей начистоту прямо сейчас.
-Видишь ли. Градус моего возмущения еще не достиг последнего предела, когда скрытые желания вылезают наружу и реализуются. У меня еще есть место для парочки шагов назад. Я привык всё доводить до конца. И эту историю тоже надо довести до конца. Наступить на все грабли, провалиться во все ямы, окончательно убедиться в том, что сосуществование с женщиной на одной жилплощади не для меня. А расстаться с ней придется, так, или иначе. Надо платить алименты, рассчитываться за велосипед. У меня просто нет денег, чтобы далее платить за квартиру.
-А если она заплатит?
-Скорее небо упадет на землю, чем это случиться.
-Трудно тебе! Мне так хотелось её убить, когда она заговорила о свадьбе и детях. А на счет Кольяна, я думала, что она все придумала.
-Пошли, пока мне голову не напекло.
-Че она там копается?
-Не парься, догонит, не потеряется, уж слишком я этого хочу.
В автобусе Катя начала вещать мне о той жертве, на которую она пошла ради меня. Она, можно сказать чистая и непорочная девушка, а я разведенный, несостоятельный, неталантливый…
-Моя бабушка сказала мне, что ты какой-то басурманин со своей бородой. Вообще,  для женщины унизительно выходить замуж за разведенного человека, который платит алименты, у которого нет даже захудалой машины и своей квартиры…
-Слушай, а может не стоит нам с тобой продолжать отношения? Твоя бабушка найдет тебе девственника с машиной и квартирой, без всякого дерьмища, как ты любишь выражаться. Твоя, уважаемая, бабушка определенно знает толк в мужчинах, потому всю жизнь прожила одна, как и твоя мама.
-Моя мама, можно сказать, замужняя женщина.
-Можно сказать всё, что угодно и про кого угодно. Свадьбы не будет! Я не позволю тебе испортить свою жизнь с моей помощью! Тебя ждет блистательное будущее, но лишь в том случае, если мы расстанемся. Я плохо отношусь к твоей маме, не заискиваю, как это делали твои давешние ухажеры. Я даже не понимаю, зачем они это делали…
Когда мы подошли к подъезду дома ставшего для меня родным на полгода, с Катей случился приступ. Она собралась рухнуть в грязь, но я успел её подхватить. Мне очень не хотелось, чтоб она замарала в грязи одежду, которую её было очень трудно заставить стирать. Она трагическим голосом объявила, что умирает. Мне ничего не оставалось делать, как переть её тушу на пятый этаж. Она усложняла мне задачу, постоянно вертясь, не желая даже повиснуть у меня на шее. На последней ступени я споткнулся, загремел на пол вместе с ней, больно ударившись коленом. И тут посмотрел на себя со стороны, мне стало смешно. Она подумала, что я плачу, прекратила свою игру в приступ, встала открыла дверь и сказала, что ей уже лучше, помогла мне подняться с ушибленного колена и добраться до дивана, после чего предложила заняться сексом.
-Колено болит, черт! Не могу сосредоточиться…
-Мне так приятно! Ты такой сильный! Поднял меня на пятый этаж! С другими я не могла даже мечтать об этом. Не волнуйся, твое колено скоро пройдет, это пустяки…
-Пустяки? Ты что доктор, что ли, чтоб так уверенно об этом говоришь? И вообще я так за тебя испугался и перенапрягся, что у меня сейчас тоже начнется нервный приступ.
Она не заметила моей иронии, она считала её неуместной в такой волнующий для неё момент и потому не желала её замечать. Она решила вскипятить воды и заварить мне чаю, но, как всегда забыла залить в чайник воды и это обстоятельство помешало мне изобразить приступ эпилепсии, побудило начать истерику по поводу её бестолковости. Она орала в ответ, что у неё плохо с концентрацией и нет денег на психолога, фактически, я не даю ей излечиться от недуга.
-Кто ты? – рычал на неё я. – Ты - профессиональная жертва! Твое основное занятие обвинять всех и каждого в своих бедах, которые ты сама себе создаешь. Художники рисуют, сварщики варят, повара готовят блюда, а ты лежишь на диване и ноешь, обвиняя весь мир в своей несостоятельности. Все виноваты, кроме тебя! Ты по натуре жертва, для жирной и мягкой задницы которой, нужен садист, палач!
-А ты кто?
-А я не могу быть жертвой и роль палача тоже мне противна. Мне скучно играть в эту тупую игру. Это делает наше общение невозможным. У тебя простые правила, если не хочешь гнобить меня, тогда сам становись передо мной на колени. Если не я, то меня! Всё гениально и просто! Не мы это придумали и не нам эти правила нарушать. Чертовски противно быть сильным, среди слабых, в христианском обществе! Это просто не выгодно! В обществе, где сильный должен быть у слабых и жирных дебилов на побегушках нет смысла быть сильнее других, куда удобнее быть слабеньким и требовать, чтобы о тебе заботился тот, кто хоть что-то способен сделать сам. Кто христианские герои современности? Это монашка медсестра, которая всю жизнь посвятила подтиранию задов разных дегенератов, которых следовало бы выпустить на природу и предоставить им возможность самим о себе позаботиться. А что вы даете им взамен? Ваши восторги и почести подобны нечистотам и зловониям, которые вы производите и они служат пищей для ваших героев с больным самолюбием и больной фантазией. Они не нашли лучшего способа самоутвердиться, потому терпеливо выносят горшки из-под говноделательных машин, подают нищим, ставят себе плюсик в небесной канцелярии, ждут от бога воздаяния в стократном размере, самодовольно любуются своим благородством. Но в итоге все вы только потребители, не способные ничего создать. Вы получаете удовольствие только от употребления майонеза, лука, кока-колы, алкоголя, наркотиков, созерцания тупых сериалов и шоу и никогда ими не пресыщаетесь, но и не насыщаетесь потому, что боитесь лишиться чувства голода, своей жадности, ведь это все, что у вас есть. Вам же неведомо удовольствие, удовлетворение, самоутверждение от создания чего либо. И я сейчас кричу об этом, потому, что я такое же ничтожество, как вы, я один из вас. Я пробую играть в ваши игры и за это ненавижу сам себя. По утрам я плюю в свою рожу, которая выплывает в этом зеркале. В детстве у меня еще было мужество, чтобы отказаться играть в футбол и баскетбол, я плевал на свидания и общественное мнение, но потом сдался, одел спортивный костюм, постригся, как все и пять лет старательно пытался быть нормальным человеком. Да и теперь. Что я делаю?
-Я тебе не говноделательная машина и потребитель, я создаю художественные ценности, создаю их в муках, ради человечества!
-А потом требуешь от человечества оплаты своих мучений, но ты не спросила, на кой хрен человечеству нужны твои кляксы, если они даже тебе не нужны. Раз ты создаешь их в муках ради кого-то, а не ради своего удовольствия. Если человек требует благодарности за свои действия, значит, он неискренен, значит, ему не стоило этого делать и то, что он делает ни черта не стоит! Ты не хочешь быть, ты ничего не сделала для того, чтобы быть. Все твои действия направлены на то, чтобы казаться, иметь, обладать, употреблять. Таковы все твои друзья, таков и я. Все мы ублюдки и подонки! Все мы делаем вид, что ужасно довольны собой. А я, пожалуй, делаю этот вид хреново. Ты недовольна мной из-за этого. Уж, извини! Я лишен способности привыкать, я готов смыть отчизну в унитаз, ради путешествия в незнакомую страну. Мне всё, рано или поздно, надоедает. Теперь мне надоело казаться, черт знает кем. Я ленивая, тупая сволочь, которая, время от времени, от нечего делать, пишет всякую ерунду, которой лень зарабатывать большие деньги, но она из страха создает рабочий вид за мизерную плату, живу вместе с тобой, хотя и ничего к тебе не чувствую, как и ты ко мне. Мы признаемся друг другу в любви, потому, что хотим обмануть самих себя и окружающих, заодно, потому, что в нашем обществе непринято жить без любви, а если её нет, то её надо придумать. Мы забываем о том, что в этом мире нет никого, кроме нас самих и нам некого обманывать кроме себя. Пытаясь обмануть других, мы нагибаемся так низко, что обманываем самих себя…
Я вдруг понял, что Катя не желает понимать того, что я ей говорю, что с таким же успехом мог говорить это шкафу, стенке, двери. Пожалуй, с двери и, даже, самому себе, я бы вряд ли всё это наговорил. Иногда, всё же, нужен человек, которому ты можешь сказать то, что не решаешься сказать самому себе не вслух. Я подошел к ней и поцеловал её в макушку. Поцеловал искренне, потому, что хотел этого. Я был благодарен ей за то, что она побудила это изречь. Меня не интересовало, согласна она со мной или нет, для меня было важно лишь то, что она, сама того не ведая, помогла мне облечь свои мысли в слова. Я сел и начал записывать то, что наговорил ей. Она молча сидела на подоконнике и курила одну сигарету за другой.
-И что? – недобро спросила она. – Мы здесь будем мудачиться еще полтора месяца? Извини за выражение, но иначе я твой стиль жизни назвать не могу. Мне надоело мыться в тазике и в нем же стирать вещи. Я не могу больше так жить! Я уже ем, сидя на подоконнике, глядя на эти рожи в доме напротив! Я уже начала с ними здороваться на улице. Мы уже стали одними из них! Ты это понимаешь? Еще немного и я сломаюсь!
-Я не держу тебя здесь. Ты можешь хоть сейчас собрать свои манатки и свалить от сюда к маме. Ты абсолютно свободный человек!
-А как же наша любовь! Почему ты не найдешь себе нормальную работу, за которую хорошо платят? Мы могли бы снять квартиру с ванной, телевизором, стиральной машиной и пылесосом…
-Скажи мне, где её искать.
-Ты мужчина, и сам должен это сделать!
-Где это сказано, что я должен?
-Посмотри телевизор!
Поднимаясь утром на работу, я начал расталкивать и её. Она сначала пищала, что хочет спать, а потом начала рычать, что работу искать не пойдет.
-Я не проститутка, чтобы продавать каждый день свое тело на время рабочего дня за гроши.
-Тогда продавай свой талант. Продавай, что хочешь, кому хочешь, но я не собираюсь далее делиться с тобой едой и сигаретами!
-Ты хочешь, чтоб я стала проституткой? Ты можешь допустить это?
-Мне безразлично, где ты будешь питаться, что будешь курить, где ты будешь доставать деньги на это!
-Ах ты сволочь! Сутенер поганый!
-Сутенер! Я не думаю, что на тебя кто-то польстится…
Услышав это, она нахмурилась, встала на диване, и начала пинать мое лежащее тело. Это меня рассмешило, а она разъярилась еще больше и чуть не сломала мне ребра пяткой, требуя, чтоб я немедленно убрался из её дома. Это требование меня разозлило. Я выкрутил ей руку, подвел к двери, открыл её, и дал разбушевавшейся подруге пинка под зад. Пока она выламывала дверь и орала, я думал о том, что она сейчас, не помыв ног, залезет в чистую постель и будет спать до обеда. Старенькая дверь начала сыпаться под её напором и мне пришлось её открыть, а вечером приколачивать ржавыми гвоздями отколовшиеся части.