Странная история⁠⁠

Лера только один раз об этом обмолвилась. Слишком фантастичная история, и слишком личная, чтобы со всяким встречным-поперечным о таком трындеть. А Леру жизнь в любимой семье научила хорошенько думать, о чём говоришь, и как можно реже озвучивать то, о чём думаешь. С мужем Лера тоже не секретничала: чай, не подружки. Да и подружке – если б они с ней однажды не набрались хорошенько по случаю отпуска – не доложила бы.

...А странный день тот вообще начался как обычно. Урок подходил к концу, ученики доделывали самостоятельную, Лера только что обошла класс - не списывает ли кто. Нет, третьеклашки трудились на совесть, старательно сопели, и за светлеющим окном шуршал невидимый октябрьский дождь. Внезапно на голову Леры обрушилась адская боль. Это было так, словно сзади по макушке с размаху ударили доской. Лера, собственно, стояла близко к классной доске, поэтому и решила, что та сорвалась с петель. Мир мгновенно сузился до… как же сказать-то… вроде как маленького иллюминатора в огромной тёмной комнате. Лере было невыразимо тяжело, она медленно погружалась в ничто, какой-то другой неизвестный мир, о существовании которого, впрочем, все наслышаны; и светлое пятно с размытыми детскими лицами становилось всё меньше и дальше… Потом боль утихла, движение остановилось и Лера стала частью этого странного ничто.
Лера опасалась, что прозвенит звонок, а она останется стоять столбом или, что ещё хуже, рухнет на пол и напугает ребятишек. Одномоментно Лера будто очутилась не во времени и не в пространстве, а ещё где-то, где нет подобных вещей, а есть что-то другое, что Лера ощущала очень ясно и чётко, но назвать не умела, ибо слов таких нет. На ум пришло только весьма приблизительное «бесконечность». Это была сумеречная пустыня без верха и низа, начала и конца, но в то же время здесь существовали небо и земля, день и ночь, и люди - неисчислимое множество людей всех рас, народов и возрастов. Невидимые безмолвные толпы текли мимо Леры, она это знала. Здесь не было страшно, холодно, голодно, не было смерти, болезней и жестокости.
Здесь было одиночество. Да, примерно так это можно назвать. Ни геенны огненной, ни судей, ни палачей. Только одиночество.
Лера всегда хотела, чтоб от неё отвязались и оставили в покое. Всем от неё что-то было надо, она всегда была обязана и должна. С рождения за Лерой числились какие-то вины, и с течением жизни они только множились и утяжелялись, и загладить их было решительно невозможно, хотя Лера и старалась - до определённой поры.
Самый любимый момент в детстве Леры – когда её большая, шумная и склочная семья куда-нибудь девалась на время, в гости, например. Тогда Лера оставалась предоставленная самой себе. Это сладостное время одиночества и тишины было истинным счастьем. И да, в том мире, куда попала Лера, её ждали именно одиночество и тишина – то, чего ей не хватало, о чём она всегда мечтала. Здесь Лера не будет плакать, ей не будет больно и обидно, никто не будет её теребить и что-то требовать, здесь нет перманентно недовольных старших и вечно дерущихся и ябедничающих младшеньких. Нет, они будут тут, когда-нибудь потом, но им не будет абсолютно никакого дела до Леры. Всем тут не будет никакого дела до неё, она никогда ни с кем не заговорит, её никто никогда не окликнет, даже не взглянет в её сторону. Лера поняла, что стоит ей чуть поддаться - она останется в этом беззвучном ничто навсегда.

...Она не захотела. Оказалось, что нет ничего страшнее одиночества и тишины.
Каким-то неимоверным усилием воли Лера потянулась к тающему светлому пятну вдали и вдруг вынырнула в реальность; ослабевшая, на подгибающихся ногах добралась до стула и упала на него, тяжело хватая ртом воздух. Похоже, всё это происходило секунд пять, не больше. Никто ничего не заметил.
...А позже Лере позвонили и сообщили, что утром, около девяти, умерла её сестра-близняшка.