Полкило жестокости⁠⁠

— Хелоу, краса! — подмигнул Серега. — Цукерки будешь?

Не дождавшись ответа, шмыгнул к ларьку.

— Полкило самых вкусных. И печений вон тех.

— Ну все, Серега в разнос пошел, — улыбнулась Инка.

— Да он, как выпьет, так у него сразу понос щедрости, — скривился Витька Суркан.

— А он трезвый и не бывает, — зихихикала Аллочка, подрагивая кнопкой носика.

— Угощайся! — Турок протянул кулек с конфетами.

— Спасибо, я не хочу, — отказалась Вета, скрепя сердце. С утра жутко болел зуб, и слегка припухла десна. Унять боль удалось только анальгином. Но, несмотря на страстную любовь к сладкому, провоцировать воспаление не рискнула.

— А мы будем! — Танька выхватила кулек и выгребла оттуда конфеты. — «Школьные»? Из школьников у нас только Вета, — ломко заржала.

— А я тоже «Школьные» люблю, — Алка вырвала у Таньки кулек.

— Вы еще подеритесь, — Инка Стеренко, заметив обиженное лицо Веты, отвела ее в сторону. — Ты чего?

— Не люблю, когда мне тычут, что я малолетка.

— Ой, Господи, ты что, Таньку не знаешь? Это она переживает, что Турок не ей первой конфеты предложил. Не обращай внимания.

— Нужен мне ее Турок!

— Тебе может и нет, а вот ты ему… Гля, как выделывается.

В этот момент из магазина с авоськой в руках вышел мужчина. Проходя мимо, он кинул косой взгляд на шумную компанию и свернул к дому. Турок посмотрел на Вету и шагнул в направлении мужчины.

— Эй, фуфлыга! Сигаретой угостишь?

Мужичок повернулся и пожал плечами.

— Нет у меня. Я не курю.

— А чой-та ты не куришь? Больной, что ли?

Связываться с подвыпившим парнем мужчине не хотелось. Не ответив, он развернулся и пошел дальше. Оскорбленный невниманием Турок коршуном бросился на мужика сзади и влепил ему кулаком в затылок. А когда тот упал на колени, со всей силы пнул его ботинком в зад. Авоська с картошкой отлетала в сторону и черные от грязи корнеплоды покатились по дорожке.

Никто Турка не окликнул, никто не остановил. Все молча наблюдали за происходящим. Вета с ужасом смотрела на распластанное по асфальту, содрогающееся от ударов тело мужика, на катящиеся по земле картофелины, на искаженное самодовольством лицо Турка. Желудок сдавило, что-то подкатило к горлу, во рту появился тошнотворно-кислый привкус. Захотелось исчезнуть, слиться с пространством. Резкая боль разорвала десну, в глазах потемнело. Все, что было дальше, странным образом исчезло из ее памяти, стерлось навсегда. Но после этого случая, всякий раз при встрече, лицо Турка вызывало у нее острую зубную боль и противный тошнотворно-кислый привкус во рту.