Она была моим покоем. И той, кто разворотил мою душу
Иногда самые светлые чувства становятся руками, которые закрывают тебе глаза — не из жестокости, а потому что так было нужно.
Дорогой Боже,
Я родилась на территории, которая ныне зовётся Израилем — в союзе двух ангелов, воплощённых на земле.
К моменту моего рождения отцу было уже 31. Я стала его первым и единственным ребёнком.
Он видел меня всего несколько раз, прежде чем умер… Там же, на земле, где я появилась на свет.
Имя Аврора мне дала мать — потому что я родилась на рассвете нового дня.
Второе имя — Эль — дал отец.
Так он хотел отблагодарить Тебя за небесный дар, посланный ему. Это имя символизировало моё происхождение и его глубинную связь с мирозданием. Оно по-прежнему принадлежит моему отцу, его брату и моей сестре Аэлин Эль — нашей кровной родне. Это их вторые имена.
Может показаться странным, что я называю себя единственным ребёнком, но при этом упоминаю сестру.
Всё просто: Аэлин — дочь моего дяди, брата отца, и моей матери.
Она родилась спустя полторы тысячи лет после меня — и уже после смерти отца.
Давай начнём сначала, чтобы тебе понятнее, о чём я говорю.
Отец умер — и не вернулся на Небеса. Его душа застряла.
Если точнее — не смогла уйти.
Причина его смерти — любовь.
Любовь к людям.
Он верил в Тебя искренне — и выбрал смерть добровольно.
Ты наверняка знаешь, зачем он это сделал.
Всё должно было пойти по плану, как он и задумывал, если бы не один нюанс, которого он не учёл.
Предательство Пацеи, моей матери, и младшего брата.
Они с отцом были поразительно похожи внешне — настолько, что даже близкие спутали их. Что уж говорит о людях. Они искренне верили тогда, что перед ними отец.
Пацея различала их без труда, но промолчала, движимая собственными мотивами.
Долгое время и я не задумывалась о том, что отец мне не родной.
Я и сама внешне была похожа на дядю.
Но на самом деле — по воле судеб — я точная копия отца.
Его глаза. Его черты. Непослушные кудрявые волосы. И многое другое.
О настоящем отце я слышала ещё на Небесах.
Более того — я им восхищалась.
Видела его меч, доспехи небесного воина.
С благоговением слушала древние истории о том, как он был не слабее Михаэля или Люцифера в бою.
Я хотела познакомиться с ним — не как с отцом, об этом я тогда и не думала.
Я хотела увидеть его как воина, пример, на которого бессознательно равнялась.
Когда я спросила одного из Древних, где он, этот легендарный воин, он ответил, что тот — на Седьмом Небе.
Но за всё своё существование я туда так и не попала.
Ни разу.
Меня попросту туда не пускали.
Всегда находились причины, и я оставалась, возможно, единственным ангелом, кто за всю свою службу не видел ни Тебя, ни его.
Теперь я понимаю, почему.
Отец не вернулся на Небеса до 2025 года.
Меня не допускали на Седьмое Небо ни за мятеж, ни за грехи, ни даже за то, что я в гневе сожгла половину Ада небесным огнём.
Хотя других судили за меньшее.
Сколько тогда стало падших — не счесть.
«Сожгла половину Пандемониума» — вот главный аргумент, почему мне не позволено подниматься выше.
Хотя, если честно, я и сама особо не стремилась на вершину.
Ни в карьере, ни в иерархии.
До сих пор считаю себя простым небесным воином, несмотря на правду, открывшуюся мне позже.
– Бесконтрольное использование силы недопустимо, – сказал тогда Аллариэль.
Я привыкла к его земному имени — Алларик.
Он избрал путь целителя.
А я… я просто разозлилась.
Я не знала, откуда во мне небесный огонь. Он просто явился.
Он — единственный, кто всегда умел пристыдить меня.
– Разозлилась, значит? Пол Пандемониума сожгла. То, что, как я думал, сжечь невозможно…
Я и вправду не понимала, как вызвала небесный огонь, если раньше у меня не было этой силы.
Просто вышла из себя.
Даже сама получила ожоги.
Едва остановили пожар.
Центр Ада до сих пор так и не восстановили полностью.
Мне было неловко.
Я просто хотела спасти друга. Лилит.
Прошло три тысячи лет с момента нашего знакомства.
Я только вернулась с очередного воплощения на Земле — и сразу к ней.
Дом оказался пуст.
Бес, прислуживавший ей, сообщил:
– Во время вашего отсутствия, Эль, в Аду началась борьба за власть. Лилит тоже участвовала, но проиграла. Теперь она заперта в Пандемониуме.
Я отправилась в этот мрачный древний город.
Первым, к кому пришла, был Астарт.
– Почему, как только что-то происходит, виноват я? – бурчал он, сидя с Люцифером.
Они обсуждали души. Праздновали.
– Ты самый умный, – усмехнулась я.
- Тоже мне грех, - веселился Астарт.
– Зато я самый красивый, – усмехнулся Люцифер.
– Потом похвастаешься. Где Лилит?
– Мы-то откуда знаем? – пожал плечами Астарт.
Я начала перебирать всех демонов, кто мог точить зуб на неё: Кроули, Азазель, Асмодей…
– Кроули, – перебил меня Люцифер.
Я нашла его. Победила без особого труда.
Мои способности за это время выросли.
Я стала умелым и бесстрашным воином.
Меня не пугали ни враги, ни их чины.
Я имела своё видение мироздания, свои ценности.
И всегда оставалась верной Твоим словам.
Когда я увидела Лилит — измученную, раненую, ослабевшую — ярость захлестнула меня.
Мои крылья вспыхнули.
Чистая энергия — золотая с багровой каймой — полыхнула пламенем, обрушив всё вокруг: стены, бесов, саму тьму.
Кстати:
Меня всегда забавляют изображения ангелов здесь, на Земле. С перьями и нимбами.
Нимбов у нас нет.
А крылья — это поток энергии, света, текущий за спиной.
Он и создаёт иллюзию перьев.
Когда Лилит вернулась домой, первое, что она сказала:
– Что ты наделала, птенчик?..
Она выглядела расстроенной.
– Отстроят новый, – ответила я, имея в виду Пандемониум.
Позже я поняла, что имела в виду она.
Я показала свою истинную силу. Потенциал, о котором и не догадывалась.
Лилит всегда была моим убежищем.
Я убегала к ней — от службы, от боли, от смерти тех, с кем служила.
Там, в её доме, я находила покой.
Засыпала.
Да, ангелам не нужен сон, но на Земле я привыкла спать. Это стало моим способом вырваться из реальности.
Однажды я снова уснула рядом с ней…
Проснулась — от холода металла на руке.
Цепь. Не простая — та, которой был закован Каин.
Как она её достала — не знаю. Но на этот раз ею она сковала меня.
– Прости, Эль. Я просила её выбрать кого-то другого. Но она хочет именно тебя, себе – Лилит металась в тревоге.
– Я так надеялась, что ты не его дочь…
Она уже стояла надо мной.
– Прости, птенчик…
И тогда я узнала, за что Лилит продала свою душу Аду.
Её дар — ломать свободу воли. Переписывать память души, читая её, как книгу.
Боль была невыносимой.
Треск, жар, головокружение…
Обрывки воспоминаний проносились в голове.
– Лили, хватит…
Три недели сопротивления.
Я почти утратила силы.
– Я не могу… – шептала она.
– Когда всё вспомню — я тебя убью, – пообещала я.
– Очень надеюсь, что нет…
Она сломала мою волю.
Стерла пять тысяч лет моей жизни.
Заменив их иллюзией. Ложной реальностью.
Я исчезла.
На тысячу лет.
Без памяти, без семьи, без службы.
Меня использовали. Манипулировали.
И сделали это в награду… за убийство моего отца. За его заточения.
Каждый раз, когда я частично приходила в себя — меня снова вели к Лилит.
Она чинила «сломанную игрушку».
Прошла тысяча лет.
Они отпустили меня.
Стерли следы.
Вернули мне прежнюю память.
А Лилит — будто ничего не случилось — продолжала быть мне близкой.
Почему меня никто не искал?
Искали. Но не могли найти.
Они просчитали всё.
Даже иллюзию свободы.
Но… об этом — в следующем письме.
P.S.
Сделав меня послушной игрушкой для капризной, эгоистичной души,
Лилит всё равно приходила.
Туда, где я существовала — чужая себе.
Её шаги всегда были беззвучны,
а взгляд — будто надеялся найти меня там, где меня больше не было.
Она приходила молча.
Смотрела, будто надеялась увидеть что-то знакомое в моих глазах.
Не слова — отражение. Руку, что тянется без команды разума.
Иногда казалось — она ищет во мне себя.
Иногда — что скучает по той, кем я была до того, как она меня сломала.
Это было похоже на заботу,
искалеченную временем, страхом и невозможностью вернуть прошлое.
Я не верила ей — но и не могла ненавидеть.
Потому что всё внутри меня помнило:
в какой-то другой жизни,
она действительно была моим покоем.
P.S.S Я напишу тебе о Чистилище — месте в мироздании, откуда пришли те, кто когда-то попросил Лилит сделать меня послушной.
О тех, кто до сих пор обитает в его тенях.
И о той, кто стояла рядом в момент зарождения мира…
Вернее, явилась сразу после —
о самой Смерти.