Одержимый⁠⁠

Падре Лука де Мора сжимал распятие так сильно, что края впились в ладонь. Восковая свеча коптила, отбрасывая гигантские, пляшущие тени на стены ризницы. Перед ним стоял Майкл. И падре Лука знал. Он знал это с того самого дня, как этот человек переступил порог церкви Святого Игнатия три месяца назад.

- Повтори за мной, Майкл, - голос Луки звучал хрипло, натянуто, как струна перед разрывом.

- Господи Иисусе Христе, Сыне Божий…

Майкл посмотрел на него. Его глаза были ясными, голубыми, как небо после дождя. Никакого безумия, никакого адского пламени. Только легкая усталость и… искреннее недоумение.

- Падре, я уже говорил. Я просто пришел помолиться. Как все. Что я сделал не так?

Это было самым страшным. Притворство. Дьявол был хитер. Он не являлся в обличье чудища с рогами. Он прятался внутри, как червь в спелом яблоке, маскируясь под обычного прихожанина. Майкла любили все. Он помогал старушкам донести сумки, жертвовал на ремонт крыши, всегда с улыбкой здоровался. Он был воплощением добропорядочности. И только падре Лука видел Истину.

Он видел, как в самый тихий момент молитвы, когда в церкви воцарялась благоговейная тишина, уголок рта Майкла дергался в едва уловимой гримасе - не улыбке, а скорее насмешке. Он чувствовал ледяное веяние, когда Майкл проходил мимо алтаря, словно благодать отступала перед ним. Он слышал шепот - не голос, а присутствие - в своей голове, когда Майкл был рядом: «Ты один видишь... Ты избран... Останови его...»

-Ты лжешь! - выкрикнул Лука, внезапно вскакивая. Он не смог сдержаться. Его пальцы сжали край стола. - Я вижу тебя! Вижу твою сущность!

Майкл отшатнулся, искренний испуг мелькнул в его глазах.

- Падре, умоляю… Я не понимаю. Может, вам отдохнуть? Вы так напряжены…

«Игра. Все – игра.» Лука задыхался. Он видел, как другие прихожане перешептывались, глядя на него с растущим беспокойством. Старая миссис Донован даже подошла на днях со словами: «Отец Лука, вы так резки с бедным Майклом. Он такой добрый человек». Они были ослеплены. Одурачены.

Одержимость Майкла была тихой, почти совершенной. Но падре Лука знал, дьявол не может вечно сдерживать свою природу. Ему нужен был триггер. Провокация.

Воскресная месса. Солнечные лучи играли в витражах, наполняя их теплым светом. Церковь была полна. Падре Лука вел службу, его голос звучал ровно, но внутри все кипело. Его взгляд, как намагниченный, притягивался к Майклу, сидевшему в третьем ряду. Тот молился, склонив голову, образец благочестия.

Лука поднял чашу с Причастием. «Сие есть Кровь Моя…»

Именно в этот момент, в священнейший миг, падре Лука сделал это. Он не планировал, это вырвалось, как крик его измученной души. Он устремил горящий, обвиняющий взгляд прямо на Майкла и прошипел так, что услышали ближайшие ряды:

«Выходи из него, нечистый!»

Тишина рухнула, как разбитое стекло. Все головы повернулись. На лицах - шок, непонимание, ужас.

Майкл поднял голову. И в его глазах что-то изменилось. Не адский огонь, нет. Но ясность сменилась… пустотой. Абсолютной, бездонной. Его лицо стало маской. Он медленно поднялся. Все замерли.

- Майкл… - робко позвала соседка.

Он не ответил. Его движения были неестественно плавными, как у марионетки. Он шагнул в проход прямо к алтарю, прямо к падре Луке.

Лука не испугался, напротив, его охватила ледяная ясность. Вот он. Правда выходит наружу. Сейчас или никогда.

Майкл не бежал. Он шел. Медленно, неотвратимо. Его рука скользнула в карман пиджака. Блеснуло что-то металлическое. Нож? Или просто ключи? Лука не разглядел. Он видел только эту пустоту в глазах, это наступление абсолютного Зла под маской человека.

- Стой! - закричал Лука, выхватывая из-под ризы алтаря старый, затупленный охотничий нож - реликвию, хранившуюся там со времен основания церкви. Он никогда не думал, что воспользуется им, но сейчас это был его единственный щит.

Майкл не остановился, он был уже в метре. Его рука с блестящим предметом поднялась. Крик ужаса прокатился по залу.

Все произошло за долю секунды. Майкл сделал резкое движение вперед. Падре Лука, движимый слепым инстинктом самосохранения и годами копившейся убежденности, рванулся навстречу. Он не целился, он просто вонзил нож в живот Майкла с криком: «Во имя Господа!»

Хлюпающий звук, теплая струя на руке, Майкл замер. Его голубые глаза расширились, в них мелькнуло невероятное удивление, почти детское. Он посмотрел на живот, где торчала рукоять ножа, затем на падре Луку. Его губы шевельнулись, и произнесли последние слова: «я принес это для церкви…». Он рухнул на каменные плиты у подножия алтаря, как подкошенный. Предмет - серебренный крест с распятием - звякнув об каменный пол, отскочив в сторону.

Тишина сменилась хаосом. Крики, рыдания, звонки в полицию. Падре Лука стоял над телом, окровавленный, дрожащий. Он смотрел не на ужаснувшихся прихожан, не на кровь. Он смотрел на лицо Майкла. И в последний миг, перед тем как свет окончательно погас в тех глазах, ему показалось, что губы мертвеца дрогнули вновь. На этот раз - в явной, ледяной, торжествующей усмешке.

Суд был быстрым. «Психическое расстройство», «чрезмерная религиозность, граничащая с фанатизмом», «неспровоцированное нападение». Слов «экзорцизм» и «одержимость» избегали как ненаучного бреда. Падре Лука де Мора лишили сана. Приговор - пятнадцать лет. Он вышел стариком, сгорбленным, с потухшими глазами.

Маленькая комнатка на окраине города. Пахнет сыростью и отчаянием. Бывший священник сидит у окна, глядя на грязную улицу. Дети показывают на него пальцем и кричат: «Убийца!» Соседи крестятся, увидев его. Он - изгой. Проклятый.

Но в его сердце нет раскаяния. Только твердая, как алтарный камень, уверенность. Он спас их. Всех. Он остановил Антихриста в его самом коварном обличье - обличье добродетели. Мир не понял. Мир никогда не поймет. Они были слепы тогда, они слепы сейчас.

Он берет в руки пожелтевшую газету с отчетом о суде. На фото - Майкл, улыбающийся, добрый. «Невинная жертва безумного священника». Лука водит дрожащим пальцем по лицу на фото.

«Они не видели… - шепчет он, и его голос звучит как скрип ржавых ворот. - Они не видели, как он смеялся в конце… как смеялся дьявол…»

Он подходит к крошечному домашнему алтарю – единственному, что ему оставили. Там стоит маленькое распятие. Лука падает на колени, целует холодные ноги Христа.

- Я спас мир… - его шепот превращается в хриплый, надрывный крик, адресованный пустой комнате. - Я СПАС ВАС ОТ НЕГО! ПОЧЕМУ ВЫ НЕ ВИДИТЕ?!»

Внезапно он замолкает. Его взгляд падает на полированную поверхность медного подсвечника рядом с распятием. В искаженном отражении он видит свое лицо. Измученное. Обезумевшее. И в глубине своих собственных, некогда полных веры, а теперь выжженных глаз, он замечает нечто. Микродвижение. Едва уловимое подергивание в уголке своего рта. То самое подергивание, которое он когда-то видел у Майкла.

Лука замирает, ледяной ужас, холоднее ада, медленно поднимается по его позвоночнику. Он резко отворачивается от подсвечника, к распятию. И в ту же секунду ему кажется - всего лишь кажется, что голова Христа на кресте отворачивается от него. И взгляд распятого, полный бесконечной скорби, теперь устремлен в другу сторону от бывшего падре Луки - настоящего одержимого.