Горбун и Рахманинов⁠⁠

Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,

Боком одним с образцом схож и его перевод.

А. С. Пушкин, “К переводу Илиады”.

Когда я снимал квартиру на Литейном, моим соседом оказался горбун. Мы познакомились в первый же день. Прячась в арке от дождя, я курил утреннюю сигарету; сосед же, торопливо ковыляя мимо, пребольно наступил мне на ногу.

От некрасивых людей мы ждем уродства во всём. Я думал, что горбун не заметит оказии, а то и полезет в бутылку. Но, напротив, сосед горячо извинился. Тихим и удивительно скрипучим голосом он поинтересовался, на какой лестнице я живу. Мы разговорились. Напоследок сосед осведомился, не мешает ли мне музыка из его квартиры. “Хорошая музыка не может мешать”, - отвечал я.

Глядя вслед горбуну, я ощутил стыд. Неожиданная вежливость соседа выбила меня из колеи. Повторюсь, даже из лести никто не подумал бы назвать его красивым. Перекошенный, с непропорциональным лицом, короткими кривыми ногами и редкими зубами, он казался прислужником средневекового колдуна. Но при этом говорил грамотно (хоть и простовато на мой вкус), одевался опрятно (пусть и слегка неряшливо), и даже пользовался хорошим парфюмом, впрочем, перебарщивая.

Тогда я работал на дому и целыми днями сидел в четырех стенах. Ближе к вечеру шаги на лестничной клетке оповестили о возвращении соседа. А затем начался кошмар. Из-за стены послышалось жуткое шипение и скрежет. Спустя минуту я начал различать некую последовательность в этом шуме. Затем догадался, что слышу “Остров мёртвых” Рахманинова, чудовищно изуродованный дрянными динамиками.

Признаться, я никогда не понимал его музыки. Мое мнение отлично выразил Маяковский, называвший Рахманинова "мелодизированой скукой". Соседство с ценителем никак не добавило мне любви. Каждый вечер хтонический шум начинался снова. Симфонии, концерты, пьесы - фантазии... Я хотел прокрасться к соседу и разбить колонки вдребезги.

Однажды, привычно встретив горбуна в арке, я осторожно завел разговор на эту тему.

- Вам не нравится Рахманинов? - забеспокоился сосед.

- Отчего же, - я стушевался, - очень хороший композитор…

- Рахманинов создал русский стиль, - будто по секрету сообщил горбун, - Для музыки он что Пушкин для литературы. До Рахманинова московская и петербуржская школа никак не пересекались. А он их объединил!

Я не нашелся, что ответить. Происходящее походило на шутку. Было бы слишком грустно поверить, что природа могла так жестоко надругаться над человеческим слухом. А сосед, заподозрив во мне ценителя, смущенно пригласил меня на чай через неделю. “У меня будет день рождения”, - добавил он своим робким скрипучим голосом.

План действий созрел мгновенно. Я купил самые лучше колонки из тех, что мог себе позволить, и спустя неделю стоял на пороге соседской квартиры.

Мне было безумно жалко горбуна. Во-первых, я оказался единственным гостем. Во-вторых, сосед явно пытался придать своей квартире уют и лоск, но вышло иначе. Вся обстановка была слишком яркой, слишком вычурной и нарочитой. Комната казалась лавкой антиквара на грустном пути к каморке старьевщика.

Мы выпили обещанного чаю, затем я торжественно распаковал и подключил новые динамики. Сосед, радуясь как ребенок, осторожно включил памятный мне “Остров мёртвых” и замер.

Низкий звук виолончелей заполнил помещение. Он был безупречно чист. Глядя на аляповатую комнату и перекошенную фигуру её хозяина, я ощущал, как Рахманинов впервые что-то задевает внутри меня. Я чувствовал торжество, будто сам написал эту музыку, сделав уродливый мир немного красивее.

Я посмотрел на лицо соседа, надеясь увидеть там схожий восторг, и оторопел. Горбун смотрел на меня с нескрываемой злостью, а в уголках его глаз выступали слёзы.

- Уходите! - громко проскрежетал он и буквально вытолкал меня за дверь. Музыка смолкла. Уже из своей квартиры я услышал, как разбились динамики. Не знаю, старые или новые, но впредь я никогда не слышал звуков из его квартиры.

Наутро в арке сосед отдавил мне ногу и молча поковылял дальше. Но, признаюсь, тогда я впервые спокойно посмотрел ему вслед.