Гвозди бы делать из этих людей...
А у нас математичка была очень интеллигентной женщиной, и там, где другие срывались, или переходили к жестким методам, она просто вставала и выходила из класса.
Иногда потом, вместо неё, вёл директор или завуч, но зачастую мы досиживали сами себе предоставленные: и кому-то было время подумать над своими действиями, а кому-то побесится оставшийся урок.
И была шайка особо борзых школотят, которым это, видимо, понравилось, всё чаще учитель стала выходить из класса, мы досиживали без урока. Потом ещё родители грустные приходили с собрания, так как учитель разрыдалась прямо перед ними в классе и её завуч потом успокаивала. Не знаю, каких сил ей это стоило, но в очередной бунт, когда ученик отказался выполнять требование учителя, она не вышла, а осталась сидеть с нами, просто отстранённо глядя в окно.
Самые прилежные ученицы стали упрашивать её продолжить вести урок, но она сказала что не продолжит, пока бунтовщик не уйдёт.
Тут уже этот негодяй, возьми и ляпни, что-то вроде: "сама иди, дура старая!"
На него цыкнули, конечно, но было уже поздно, учитель вся переменилась в лице, схватила большую деревянную линейку и запустила ей в того ученика. И не попала, конечно. Потом встала, и прывычно забрав журнал вышла.
– Ну вот, я ж сказал выйдет, -раздалось с задней парты.
Все, как обычно, стали заниматься своими делами, кто беситься, кто учиться, и никто уже не ждал что она вернётся. Но, минут через десять, математичка вернулась вместе с каноничным таким Васяном из старших классов (я думаю, у всех в школе были такие Васяны – хулиганы в законе).
Она просто показала Васяну на того ученика.
– Вот этот, что ли? Ну, пошли.
И они ушли. В классе воцарилась тишина и покой до самого конца урока. Учитель уже не могла вести, лицо было заплаканное, отстранённое, и мы все понимали и не мешали ей.
Потом узналось, что того мелкого хулигана Васян привёл к своим хулиганам, где они за школой были на "исправительных работах" (это когда за неудовлетворительное поведение учеников старших классов привлекали к общественным работам на территории школы. Снег убирали, листья, мусор, мелкий ремонт какой-то и т.д.).
И хулиганы Васяна сказали мелкому подрастающему хулигану, что он теперь будет с ними, или их соратниками здесь батрачить, когда у него будет урок математики. Лещей может надавали, но не сильно, а батрачил он на отлично, жаль не долго – к науке опять захотелось вернуться. Через извинения, цветы и что-то ещё, его допустили к урокам.
Хотелось бы, конечно, сказать, что после этого случая Васян к нам больше не возвращался, но нет. Он приходил ещё, как минимум, два раза – к другим ученикам. Но там и Васян был разный, и методы перевоспитания немного отличались. Но нашим мелким хулиганам всегда хватало одного такого урока.
А ещё у нас был потом физрук, в более старших классах, который вполне неиллюзорных выдавал при каждом удобном случае. И, что характерно, его уважали и хвалили даже родители. Дескать, даже дома чада себя лучше вести стали. Но он, почему-то, был не долго. Перевелся в другую школу, или училище, не помню.
Эти истории говорят не о том, скорее, что важно детей бить, а о том, что важно уделять время на их воспитание. Не жалеть этого времени, и делать это так, чтобы это воспитательное действо было как можно понятнее с самого первого раза.
