Из издательства сообщают: книга будет напечатана в конце января и магазины тут же начнут рассылать ее читателям, сделавшим предзаказ. Осталось еще немного подождать! Что ж поделать, издательские, типографские дела - они не быстрые( Я сам сгораю от нетерпения.
Дорогие читатели моего скромного блога! В издательстве АСТ у меня выходит книга. Называется она "Цветы со шрамами".
Это книга о женщинах в русской истории. Толстенный том, посвященный тем, кто, по сути дела, был лишён голоса на протяжении столетий.
Женщинам. Цветам со шрамами. Их держали взаперти, подозревали в скрытой порочности, своевольно выдавали замуж в раннем возрасте, а затем не давали разводиться с мужем, даже если он оказывался пьяницей, распутником и садистом. Женщинам не давали учиться, работать, искать свое место в мире. Не давали любить.
И, тем не менее, потрясающие героини этой книги находили в себе силы преодолевать препятствия, установленные для них самой Историей, самим Временем.
Они жили, они творили, они боролись, они рожали великих детей, они ЛЮБИЛИ.
Любили, как милейшая сердцу, потрясающая Маргарита Тучкова, один из моих любимых цветов со шрамами (ооо, с глубокими, глубокими шрамами!).
Боролись, как невероятная воительница Алена Арзамасская. Творили, как поразительная мемуаристка Анна Лабзина, в тринадцать годочков выданная замуж за развратного маркшейдера Александра Карамышева. Рожали великих детей, как обрусевшая турчанка Сальха, Елизавета Дементьевна Турчанинова, мама великого русского поэта Василия Андреевича Жуковского.
39 рассказов. 39 портретов русских женщин. 39 цветов со шрамами.
Я так счастлив, что познакомился с ними и теперь имею возможность познакомить с ними вас, дорогие друзья!
Эти женщины своей тяжёлой, зачастую мученической жизнью, заслужили, чтобы мы о них помнили.
Судьба моей книги зависит от читателей - такие уж нынче времена. Поэтому вынужден оставить ссылки на предзаказ.
В 1501 году в Норфолке в семье выдающегося дипломата, полиглота сэра Томаса Болейна и его супруги леди Элизабет Болейн, происходившей из древнего аристократического рода Говардов, родилась девочка. Нарекли малышку Анной.
Семья жила в замке Хивер (графство Кент), расположенном посреди живописнейшего поместья с искусственным прудом.
Отец Анны постоянно находился в разъездах - выполнял заграничные поручения короля Генриха VIII. Мать входила в свиту королевы Екатерины Арагонской. Анна с раннего детства была вхожа в королевский дворец, и по праву рождения должна была однажды стать фрейлиной двора Ее Величества.
Детство Анны было благополучным. Сэр Томас нанял дочери опытных учителей, под руководством которых она обучалась грамоте. Товарищами Анны по детским играм в тенистых аллеях поместья Хивер были ее братья, а также сестра Мария.
Замок Хивер, в котором провела детство Анна Болейн.
В 1512 году сэр Томас Болейн получил от Генриха VIII очередное дипломатическое поручение - на этот раз вельможе предстояло отправиться в Брюссель.
Болейн был исключительно благосклонно принят при дворе принцессы Маргариты Австрийской, дочери императора Священной Римской империи Максимилиана I. Сэру Томасу в Бельгии очень понравилось, и он решил сделать свою дочь Анну фрейлиной принцессы Маргариты.
В 1513 году по требованию отца 12-летняя Анна отправилась в Брюссель. Вскоре девочка была представлена Маргарите Австрийской. Ее Высочество была очарована талантливой, умной и невероятно красивой девочкой. По приказу Маргариты англичанку стали обучать истории, иностранным языкам, танцам, арифметике, хорошим манерам, рукоделию и пению.
Анна продемонстрировала недюжинный талант к учению, но вскоре ей пришлось распрощаться с принцессой Маргаритой. В 1514 году Генрих VIII заключил союз с Францией, что сделало пребывание англичан в Брюсселе небезопасным.
Сэр Томас тайно вывез дочь в Париж. В столицу Франции привезли и Марию - младшую (а, по некоторым данным, старшую) сестру Анны. Девочки вошли в свиту принцессы Марии Тюдор, сестры короля Генриха.
В октябре английская принцесса должна была сочетаться законным браком с французским королем Людовиком XII. Свадьба, и правда, состоялась, но уже в 1515 году 19-летняя Мария Тюдор стала вдовой: желавший во что бы то ни стало заполучить наследника 52-летний Людовик скончался, как сказано в хронике, "от излишних стараний в спальне".
19-летняя вдова Мария Тюдор.
Генрих VIII приказал овдовевшей сестре вернуться в Англию. Анна Болейн не поехала с Марией Тюдор, став фрейлиной королевы Клод Французской.
В Париже Анна провела семь лет. За это время Болейн полностью переняла французскую культуру, этикет, правила поведения, обучилась великосветскому флирту. Анна была абсолютно не похожа на грубоватых английских аристократок, любимым занятием которых была верховая езда.
Анна Болейн.
Анна хотела бы остаться во Франции, однако, она не была вольна распоряжаться своей судьбой. Тем более, что в 1520 году Генрих VIII умудрился в пух и прах рассориться с королем Франции Франциском I.
Положение англичан при французском дворе ухудшилось. В 1522 году сэр Томас Болейн в ультимативной форме потребовал, чтобы дочь вернулась на Туманный Альбион.
Анне пришлось ехать на холодную и неприветливую родину.
Прибыв в Англию, Анна узнала, что отец нашел ей жениха - Джеймса Батлера, 9-го графа Ормонда, и по совместительству - двоюродного брата мисс Болейн.
Сэру Томасу этот брак был нужен для того, чтобы утвердить свои права на ирландские владения Батлеров. Однако брак не состоялся: сэр Томас внезапно передумал. Надо полагать, отец Анны решил, что расставаться с таким брачным активом, как его дочь, ради земельных наделов не следует.
Красавица Анна, "настоящая француженка", могла стать "наживкой" для гораздо более крупной рыбы, чем граф Батлер.
И сэр Томас не ошибся.
Натали Дормер в роли Анны Болейн.
4 марта 1522 года в королевском дворце в Йорке состоялся бал-маскарад в честь испанских посланников. Анне Болейн было поручено сыграть "Упорство" в театральном представлении "Зеленый замок".
Анна справилась с ролью блестяще, покорив собравшихся французским шармом.
Хрупкая красавица в светлом платье с открытыми плечами приковывала взгляд. И пристальнее всех на Анну смотрел Его Величество король Англии Генрих VIII.
После спектакля Генрих пожелал познакомиться с Анной, нежно держал ее за руку, говорил речи, которые заставляли красавицу краснеть. Смущение Анны - столь редкая вещь при английском дворе - еще больше распыляло Его Величество.
Даниэл Маклайз. «Первая встреча Генриха VIII с Анной Болейн», 1836 год.
Томас Болейн, узнав, что король заинтересовался его дочерью, был на седьмом небе от счастья. Вельможа надеялся, что теперь он получит максимум привилегий от государя.
В 1526 году по протекции Генриха VIII, которому в ту пору исполнилось 35 лет, Анна вошла в свиту 41-летней королевы Екатерины Арагонской. Для супруги Генриха это было унижением, однако Екатерина, привыкшая к изменам мужа, не обратила на Болейн внимания. Королева была уверена, что увлечение Генриха к Анне пройдет так же быстро, как к другим его метрессам.
Екатерина не знала, что мисс Болейн наотрез отказалась стать любовницей Генриха, и на все его неприличные предложения, подкрепленные дорогими подарками, отвечала неизменным отказом.
Подумать только: какая-то девица Болейн отвергла самого короля! Анна играла с огнем: вспыльчивый Генрих вполне мог бросить ее в темницу, а то и отправить на плаху.
Но король этого не сделал. Затеянная Анной, а также ее отцом и дядей, игра, оказалась выигрышной. Не добившийся желаемого Генрих через несколько месяцев был готов на все, в том числе, на развод с королевой и свадьбу с мисс Болейн.
Анна Болейн. Арт.
В 1527 году Генрих сделал Анне предложение о браке, которое она приняла без раздумий. Теперь государь должен был развестись с законной супругой, королевой Екатериной Арагонской.
В мае Генрих VIII заявил, что он разводится с женой из-за того, что в подростковом возрасте Екатерину выдали замуж за старшего брата Генриха, 15-летнего Артура, принца Уэльского. Артур скончался вскоре после свадьбы, и юная вдова стала невестой малолетнего Генриха.
Король счел эту ситуацию близкородственным браком, что недопустимо. Ватикан с трактовкой государя категорически не согласился. Папа Климент VII напомнил, что, по решению комиссии его предшественника, папы Юлия II, брак Екатерины и Артура так и не был консуммирован. В связи с этим Климент запретил Генриху разводиться.
Король Англии попытался доказать, что Екатерина вовсе не была чиста при вступлении с ним в брак, однако, ничего не добился. Тогда Генрих выдвинул новое обвинение в адрес жены: Екатерина Арагонская так и не родила королю наследника. Но и этот аргумент не впечатлил папу Климента.
В июне 1527 года произошло событие, которое, по сути дела, лишало Генриха шансов заполучить развод через Ватикан: Рим был захвачен племянником Екатерины Арагонской, императором Священной Римской империи Карлом V. Теперь король Англии никак не мог влиять на папу Климента.
Отчаявшись, Генрих VIII обратился к своей жене Екатерине. Гордая испанка наотрез отказалась дать мужу развод. Ее Величество прекрасно знала, чем грозила ей эта ситуация: принцесса Мария, дочь Генриха и Екатерины, была бы признана незаконнорожденной, и королева вполне могла оказаться в монастыре.
Екатерина Арагонская. Неизвестный художник, 1525 год.
У Екатерины хватало защитников и, в первую очередь, на ее стороне была церковь.
Однако и Генрих не хотел сдаваться! Король собственным указом перенес дело о разводе из Папского суда в Гражданский суд Лондона. Беспримерный, скандальный случай, ставший первым шагом к отказу Англии от власти римской церкви.
21 июня 1529 года Екатерине Арагонской все-таки пришлось предстать перед английской Фемидой. Представители короля обвинили Ее Величество в супружеской измене, в неспособности родить наследника и в кровосмесительстве.
Добрая, тихая, скромная Екатерина упрямо защищала свою честь и достоинство. Английский народ принял сторону королевы, однако, монарха это не остановило.
В 1531 году Генрих все-таки добился развода через английский суд. Королеве Екатерине пришлось покинуть дворец, а в ее покои немедленно заселилась Анна Болейн.
Император Карл V и папа римский были взбешены поступком Генриха. Развод английского короля был признан недействительным, ему было запрещено вступать в новый брак.
Генрих в ответ на это согласился с давним предложением своего советника Томаса Кромвеля о реформации английской церкви.
"Чтобы жениться на ней, я создам новую церковь! Что ж, так тому и быть!".
Генрих VIII. Художник Ганс Гольбейн-младший.
В 1532 году парламент принял антипапские законы, ставящие короля Англии выше Понтифика. В следующем году английский архиепископ Томас Кранмер официально аннулировал брак Генриха с королевой Екатериной и тут же обвенчал государя с Анной Болейн, которая к тому моменту была беременна.
Таким образом, Генрих, чтобы взять в жены любимую женщину, создал новую - англиканскую - церковь.
Папа Климент в ответ на это грандиозное преступление перед Святым престолом отлучил Генриха от церкви и предписал ему вернуться к законной жене.
Папа римский Климент VII.
Король и не подумал выполнить наказ папы. Напротив, Генрих официально лишил Екатерину Арагонскую титула королевы и заточил ее в монастыре.
Больше на пути у Анны Болейн не стояло никого. В отличие от скромной испанки Екатерины, Анна вела по-французски роскошную жизнь. Едва оказавшись во дворце, Болейн в несколько раз увеличила свою свиту. Анне прислуживало 250 человек, кроме того, при ней всегда находилось 60 фрейлин.
Клан Болейн благоденствовал: влюбленный Генрих щедро награждал родственников жены деньгами, поместьями и титулами.
Если скромную "чужеземку" Екатерину английский народ обожал, то, казалось бы, свою, родную Анну, возненавидел. Простые англичане обзывали Болейн "ненасытной" намекая и на ее алчность, и на распутство. Знать же была крайне раздражена тем влиянием, что Анна оказывала на государя.
7 сентября 1533 года Болейн родила супругу дочь Елизавету. Генрих, которому астрологи предсказали мальчика-наследника, был чрезвычайно опечален, однако, простил жену.
Сразу после рождения у короля дочери Святой престол снова потребовал от Генриха вернуться к законной супруге. Генриха это требование взбесило до такой степени, что он объявил старшую дочь Марию бастардом, а единственной наследницей назвал новорожденную Елизавету.
В 1534 году Анна Болейн снова понесла. Генрих, убедивший себя, что на этот раз он-таки получит наследника, засыпал жену подарками. Королева-консорт (а Анна была признана таковой в 1533-ем) тратила на балы, развлечения, на предметы роскоши баснословные деньги.
Король, жаждавший заполучить сына, не жалел для Анны ничего, но все его старания не увенчались успехом: у жены произошел выкидыш. Государь был вне себя, и впервые тайно обсудил с советниками возможный развод с Болейн.
Несмотря на все предосторожности Генриха, Анне об этом разговоре стало известно.
Анна и Генрих. Кадр из сериала "Тюдоры".
Понимая, что и Генрих, и власть, и невиданная роскошь ускользают от нее, Анна прибегла к последнему средству сохранить свой брак.
"Ненасытная" Болейн уговорила государя провести с ней все лето 1535 года. В результате Анна снова забеременела.
Пока Болейн вынашивала ребенка, стало известно о смерти в монастыре несчастной королевы Екатерины Арагонской, наотрез отказавшейся считать себя низложенной.
Эта новость больше порадовала Генриха, чем Анну: в случае смерти Болейн король не имел никаких препятствий для следующего брака.
К тому времени Анна уже знала, что супруг проводит время в опочивальне ее собственной фрейлины Джейн Сеймур.
Впрочем, Генрих и не думал скрывать свой новый роман. На одном из рыцарских турниров король усадил Джейн себе на колени. Королева увидела это безобразие, после чего у нее случился нервный срыв и преждевременные роды.
Врач сообщил Генриху, что Анна выкинула мертвого мальчика, что стало для короля источником тяжелых моральных мучений вплоть до его последних дней.
Художник Лоуренс Альма-Тадем.
После того, как Анна оправилась от родов, государь оповестил народ, что он не собирается больше жить с Болейн, принудившей его к браку с помощью колдовства. Анна покинула дворец, а ее место в королевских покоях заняла Джейн Сеймур.
Семья Болейн впала в немилость. Родственники Анны один за другим теряли титулы и земли, некоторые расставались со свободой и жизнью.
Генрих жаждал вступить в брак с Джейн Сеймур и был готов на все, чтобы добиться этого.
30 апреля 1536 года некий музыкант по имени Марк Смитон под пытками признался в том, что он состоял в незаконной связи с королевой. На следующий день был арестован Джордж Болейн, родной брат Анны. Вельможу обвинили в богопротивных отношениях с Анной, что подразумевало смертную казнь.
2 мая 1536 года во дворец Анны прибыл Томас Кромвель. Царедворец арестовал королеву и на лодке отправил ее в Тауэр.
Суд состоялся через десять дней. Анна была признана виновной во всех предъявленных обвинениях и приговорена к сожжению на костре. Брак Болейн с королем суд аннулировал.
17 мая Марку Смитону и Джорджу Болейну отрубили головы, Анна же дожидалась казни в казематах Тауэра.
19 мая к молодой женщине пришел священник. Анна исповедовалась, после чего ей сообщили, что добрый государь заменил сожжение на костре на усекновение головы.
Казнь состоялась через несколько часов. Анна, одетая в великолепную мантию с опушкой из горностая, шла к эшафоту у Белой Башни спокойно и горделиво.
Прибывший из Франции палач помог Болейн опуститься на колени. Фрейлина завязала королеве глаза, разместила ее голову на пне.
Анна Болейн. Произвольная реконструкция XX века.
Анна воскликнула:
«О, Господь, смилуйся надо мной… Христу я поручаю душу мою. Иисус, прими мою душу».
Тут же меч опустился на красивую шею королевы.
Генрих на казнь Анны не прибыл. Король весь день провел с Джейн Сеймур, а 20 мая поспешил обручиться с новой возлюбленной.
Так сложилась судьба Анны Болейн, которая мечтала о роскошной королевской жизни, и в конце концов добилась своего. Вот только расплата за три года роскоши и власти была невероятно суровой...
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen
Она повалилась на постель и зарыдала. Они отняли у нее все, даже имя! Теперь она - просто Ирис, женщина для утешения..
Ян О'Херн.
В 1923 году в семье О'Херн - ирландских колонистов на острове Ява, входящим в состав так называемой Голландской Ост-Индии (в наше время - территория Индонезии) родилась девочка, которой дали имя Жанна Алида.
Детство Жанны, которую родители предпочитали называть на голландский манер, - "Ян", - было вполне счастливым и безоблачным. Остров, море, солнце, любовь родителей - что еще надо веселой и активной девочке?
В 20-х годах XX века Голландская Ост-Индия считалась одной из самых богатых и благополучных колоний не только Нидерландов, но и всех европейских колониальных держав. В Голландской Ост-Индии добывалось много нефти, различных полезных ископаемых, что позволяло поддерживать уровень жизни жителей колонии на достаточно высоком уровне.
Все изменилось в 1940 году, когда Ян исполнилось 17 лет. 14 мая из Европы пришла пугающая новость - Голландия капитулировала перед Гитлером, королевская семья бежала в Великобританию.
27 сентября страны Оси официально передали Голландскую Ост-Индию в сферу влияния Японии.
Японцы, которым необходимы были нефть и каучук, тщательно подготовили военную кампанию и 10 января 1942 года вторглись в Голландскую Ост-Индию. Противостояли войскам императора Хирохито союзные войска Голландии, Британии и США. Союзники потерпели сокрушительное поражение.
8 марта 1942 года Голландская Ост-Индия капитулировала. Остров Ява и все иные территории колонии перешли под управление японцев.
Коренное население Голландской Ост-Индии, подверженное японской военной пропаганде "Свет Азии", обещавшей Индонезии независимость, поначалу встретило японцев с восторгом. Однако вскоре оказалось, что японская оккупация значительно более жестокая, чем голландский колониализм.
На все более-менее приличные должности были назначены японцы, к индонезийцам представители страны Восходящего Солнца относились как к людям второго сорта.
Японские солдаты на Яве.
Особенно от оккупации страдали индонезийские женщины. Японская армия, сделавшая нормой практику использования женского населения завоеванных территорий в качестве "женщин для утешения", не отказалась от этого обычая и на Яве.
Однако если раньше японцам доставались в основном азиатки, то на Яве "самураи" захватили множество европеек, прежде всего, голландок.
Правда, поначалу японцы, опасавшиеся ухудшения отношений с европейскими странами Оси, "белых женщин" использовали в основном в качестве рабочей силы.
Несколько тысяч голландских женщин со всего острова Ява были отправлены в лагерь, организованный в бывшем военном форте Виллем I на окраине города Амбарава.
Среди пленниц оказалась и 19-летняя Ян О'Херн.
Форт Виллем I, Амбарава, о. Ява, Индонезия.
В форте женщинам приходилось тяжело трудиться во благо японской армии. Кормили пленниц впроголодь, за любую провинность сурово наказывали.
В феврале 1944 года в лагерь в Амбараве прибыли японские военные чиновники. Незамужним девушкам в возрасте от семнадцати до двадцати трех лет было приказано построиться в шеренгу на плацу.
Высокие гости, посмеиваясь, прошлись вдоль строя и выбрали десять самых красивых голландок. 21-летняя Ян О'Херн была названа в числе первых.
Под конвоем девушек доставили в город Семарангу, где поселили в колониальном доме, построенном в свое время голландцами. Ян и ее товарки надеялись, что их привезли работать на фабрике, однако уже скоро в колониальный дом пришли первые гости. Это были японские офицеры, которым требовались "женщины для утешения".
Ян О'Херн.
Впоследствии Ян О'Херн вспоминала, как пыталась оказать сопротивление офицеру. Тщетно. Единственное, чего она добилась, это того, что ее еще и сильно избили.
Дальше пошла череда безрадостных, унизительных дней на так называемой "станции для утешения". Японцы сфотографировали всех женщин и снимки выставили на стойке регистрации, где гости производили выбор. Пленницам пришлось забыть свои настоящие имена: каждой из них присвоили японские прозвища, аналогичные названиям тех или иных цветов.
Ян досталось имя Аириса - то есть, Ирис.
К несчастью для Ян, она отличалась большой красотой и изяществом, так что на стойке регистрации чаще всего выбирали Ирис.
Сначала в колониальный дом приходили офицеры, но затем он был передан солдатам, многие из которых были лишены элементарных понятий о гигиене, чести и достоинстве.
"Станция для утешения".
Подруг Ян по "станции для утешения" быстро сломали, однако О'Херн, памятуя о своей ирландской крови, продолжала бороться. Еженощно Ян вступала с солдатами в схватку, билась, царапалась, кусалась. Чтобы выглядеть уродливой, она остригла свои прекрасные темные волосы, однако это привело к обратному эффекту: заинтригованные японцы стали выбирать Ирис еще чаще.
Но Вторая мировая война подходила к концу. Красная Армия разгромила гитлеровские орды и водрузила над Рейхстагом знамя Победы. На Тихом океане американцы одерживали одну победу за другой над флотом императора Хирохито.
Японцам стало понятно: конец близок. "Станции для утешения", которые являлись прямым доказательством японских военных преступлений, закрывались одна за другой.
Была закрыта и станция в Семаранге. Японцы тайно перевезли женщин в лагерь в город Богор в провинции Западная Ява. Здесь бедные пленницы получили возможность воссоединиться со своими родными. Перед тем, как отпустить несчастных, "самураи" пригрозили убить их, если женщины расскажут о том, что происходило с ними в Семаранге.
Кадр из короткометражного фильма, посвященного жизни Ян О'Херн.
2 сентября 1945 года был подписан акт о безоговорочной капитуляции Японии. Ян и другие женщины были освобождены британскими военными. В одного из солдат, Тома Раффа, 22-летняя Ян влюбилась.
В 1946 году состоялась свадьба. Ян ничего не рассказала мужу о том, что с ней случилось на Яве. Тем не менее, Том не мог не заметить, что жену что-то мучает: молодой женщине снились кошмары, она испытывала панический страх прикосновений, даже если до нее дотрагивался супруг.
Том забрал жену к своим родителям в Англию, где у пары родились две дочери - Эйлин и Кэрол.
В 1960 году семья Рафф эмигрировала в Австралию.
Эйлин и Кэрол стремительно росли. Порой девочки начинали спрашивать у мамы, как ей жилось во время войны. Эн ничего не говорила, но глаза ее наполнялись слезами.
Помимо прочего, Эн ненавидела цветы. Мужу и дочерям она говорила:
"Не дарите мне цветов. Это пустая трата денег".
Но по голосу женщины чувствовалось - дело совсем не в деньгах.
Японский солдат с корейскими "женщинами для утешения".
В 1992 году, когда Ян было уже 69 лет, три корейские женщины рассказали, что во времена войны служили на "станции для утешения". Кореянки потребовали извинений и компенсаций от правительства Японии.
Ян смотрела выступление бывших узниц по телевизору и, как вспоминала ее дочь Эйлин, горько расплакалась. Родственники бросились спрашивать у женщины, в чем дело, и та, наконец, все рассказала.
В декабре 1992 года Ян Рафф-О'Херн публично поведала о своем трагическом опыте в роли обезличенной Ирис - сотрудницы "станции для утешения". Это откровение потрясло не только Австралию, но и весь мир. Вызвало оно резонанс и в Японии. Одна часть японского общества обвиняла Ян во лжи, другая - призывала народ покаяться перед ней и другими жертвами императорской Японии.
В конце декабря 1992 года Ян отправилась в Токио и выступила на Международных слушаниях по военным преступлениям Японии.
Ян Рафф О'Херн
В 1994 году была издана книга мемуаров Ян, получившая название "Пятьдесят лет молчания". Эта книга стала голосом тех, кто раньше молчали - женщин-голландок, оказавшимися на "станциях для утешения". Благодаря Ян к давлению на Японию подключилось голландское правительство, сумевшее добиться выплаты жертвам компенсаций. Ян от денег отказалась - она требовала официальных извинений от японского правительства. В 2015 году извинения, наконец, были принесены. По этому поводу Ян заявила следующее:
"Я простила японцев за то, что они сделали со мной, но я никогда не смогу забыть. Пятьдесят лет “Женщины для утешения” хранили молчание; они жили с ужасным стыдом, чувствуя себя запачканными. Потребовалось 50 лет, чтобы разрушенные жизни этих женщин стали проблемой прав человека. Я надеюсь, что, высказавшись, я смогла внести свой вклад в дело мира и примирения во всем мире и что нарушения прав человека в отношении женщин больше никогда не повторятся".
Когда дочери пришли поздравлять мать с победой над японским правительством, Ян улыбнулась и сказала:
"Почему вы не принесли цветы? Ведь я их так люблю!".
Правозащитница, борец за правду и справедливость и бывшая узница японской "станции для утешения" Ян Рафф-О'Херн скончалась 20 августа 2019 года в почтенном возрасте 96 лет.
На смертном одре Ян произнесла слова, которые ее дочь Эйлин сделала эпиграфом к своей книге о матери:
"Не молчите!".
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen
"Донья Томаса родила мышонка!", - удивленно шептались кумушки. Дитя, и правда, было необычно маленькое, но не настолько, чтобы обзывать девочку "мышонком". Томаса Ликона де Сарате махнула рукой: ничего, подрастет ее "крошечка", еще, глядишь, своих более крупных сверстниц обгонит.
Новорожденной донья Томаса дала прекрасное имя Лусия, что с латинского языка переводится как "свет", "сияние".
Поначалу девочка, и правда, быстро росла. В 1865 году, когда Лусии исполнился годик, ее вес достиг вполне приличных для младенца двух килограммов. Мать и отец, дон Фермино Сарате, были счастливы, но вдруг рост и набор веса их "крошечки" резко прекратился. В возрасте двух лет Лусия весила ровно столько же, сколько год назад. Не прибавила она ни в весе, ни в росте и через три года, и даже через пять лет.
Селение Ломас-де-Сан-Рафаэль, где проживало семейство Сарате, было расположено в мексиканском штате Веракрус, известном своими магическими традициями. Колдуну селяне верили больше, чем священнику. Появление "крошечки" вызвало брожение в умах людей: не порча ли это, не проклятие, не ходила ли Томаса Сарате в лес для свидания с демоном?
Семья решила от греха подальше переехать на ранчо по соседству, где у Томасы и Фермино Сарате родился очередной ребенок - сын Мануэль. Через пару-тройку лет стало очевидно, что Мануэль был болен той же болезнью, что и крошечка Лусия - он совершенно не рос! Тут уже кто угодно мог поверить и в проклятие, и в свидание с демоном. Кто угодно, но только не дон Фермино. Супруг полностью поддержал Томасу и заявил, что любит своих крошечных детей ничуть не меньше, чем нормальных.
Лусия Сарате с матерью.
Вскоре о "гномах из Ломас-де-Сан-Рафаэль" узнали в городе Халапа-Энрикес, столице штата Веракрус. На ранчо семьи Сарате прибыл сам губернатор штата Теодоро Деэс. Деэс был потрясен увиденным. Особенно его поразила 11-летняя Лусия, рост которой составлял всего лишь 35 сантиметров, а вес - чуть более двух килограммов.
Лусия, в отличие от своего брата Мануэля, была вполне здоровой и умственно полноценной девочкой. "Крошечка" прекрасно говорила не только по-испански, но и по-английски.
Губернатор сначала даже не поверил, что Лусия - это живой человек, а не кукла. Деэс пообещал представить Лусию и Мануэля президенту Мексики генералу Порфирио Диасу.
Диас был поражен ничуть не меньше губернатора. Президент заявил, что "гномы" являются достоянием Мексики и их непременно должен увидеть весь мир.
Генерал Порфирио Диас, президент Мексики.
Президент познакомил дона Фермино Сарате с мексиканскими предпринимателями, занимающимися организацией выставок и шоу в США.
Вдохновленное вниманием со стороны главы государства, семейство Сарате стало готовиться к отъезду в Штаты. Были проданы ранчо и дом под названием Casa Grande (ныне там располагается музей Лусии).
Мануэлю Сарате так и не довелось совершить путешествие - в разгар сборов мальчик, отличавшийся очень хрупким здоровьем, внезапно скончался. Лусия очень горевала из-за смерти брата: теперь ее родственниками были только "великаны".
Вскоре Сарате отправились в США, где были чрезвычайно популярны так называемые "цирки уродов". Владелец одного из таких цирков заключил с Фермино и Томасой Сарате договор на демонстрацию публике их дочери. В Америке семья Сарате поиздержалась и стала нуждаться в деньгах, так что этот договор родители Лусии сочли манной небесной.
Представления прошли при полном аншлаге. Публика была в восторге от Лусии, ее называли дюймовочкой, феечкой, ангелочком. Между тем, девушке уже исполнилось 17 лет, она была разумным и не по годам взрослым человеком. Лусия прекрасно осознавала свое положение артистки цирка уродов и страдала по этому поводу.
Тем более, что многие зрители так и норовили ущипнуть "ангелочка".
"Лющи щипают меня!", - со слезами на глазах жаловалась Лусия.
Однако родители ничем не могли ей помочь: семье были нужны деньги.
Лусия Сарате.
В Калифорнии "крошечку" встретили восторженно. Здесь впервые было представлено шоу "Сестры-феи". Лусия танцевала на сцене вместе с другими девушками-лилипутками, которые, впрочем, были значительно крупнее мексиканской звездочки.
Лусия отлично зарабатывала и вскоре стала единственным кормильцем своей большой семьи. Но, как оказалось, девушке хотелось иметь и собственную, маленькую семью.
В 1882 году 18-летняя Лусия по уши влюбилась. Избранником ее сердца стал партнер "крошечки" по сцене, карлик Франц-Иосиф Флинн, выступавший под псевдонимом "Генерал Клещ".
"Клещ" ответил Лусии взаимностью, и они стали выступать на сцене как влюбленная пара.
Лусия и Генерал Клещ.
Известность маленьких артистов достигла своего апогея. Лусия Сарате и Франц-Иосиф Флинн отправились на гастроли по Европе, где выступали в самых крупных цирках при полном аншлаге. На одном из представлений Лусии и Франца побывала английская королева Виктория.
Счастье "крошечки" было недолгим. Путешествие в Европу подорвало здоровье ее возлюбленного: после возвращения в США, мистер Флинн скончался. "Клещу" было 33 года, а для лилипута, имеющего множество заболеваний, это был солидный возраст. Лусия понимала это, но все равно горько плакала.
После смерти "Генерала Клеща" крошечная мексиканка выступала одна. В прессе ее называли "чудесной мексиканской карлицей ... крошечным, но мощным магнитом, способным привлечь публику".
В этих словах не было и слова лжи. Публику Лусия привлекала как никто: ее в буквальном смысле носили на руках.
В 1890 году поезд, в котором ехала Лусия, следовал через горы Сьерра-Невада. "Крошечка" и другие артисты цирка спешили к своим зрителям. Внезапно начался сильнейший снегопад и вскоре транспорт был заблокирован снежным наносом.
Поезд в снежной ловушке.
Запас угля в поезде был рассчитан лишь на кратковременную поездку. Вскоре в вагонах стало чрезвычайно холодно. Больше всех страдала Лусия. Ее большие коллеги пытались спасти "крошечку", закутали ее во все теплые вещи, в буквальном смысле согревали своим дыханием. Но - тщетно.
Маленькая артистка тихо скончалась на руках у своих коллег и друзей. Ей было всего-навсего 26 лет.
Похоронили Лусию Сарате в Мексике, на кладбище Эль-Агостадеро, рядом с ее братом. На похоронах мать артистки, рыдая, все повторяла:
"Моя крошечка, мой дорогой мышонок".
Отец, дон Фермин Сарате, утешал супругу.
Самоотверженный труд малышки сделал семью Сарате богатой, и она больше никогда ни в чем не нуждалась.
Выходит, что для своей семьи крошечка Лусия стала настоящим Сиянием...
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen
- Рожаю! - крикнула молодая женщина, побледнев как полотно. Доктор метнулся к ней с инструментами, но помощь не потребовалась: Мэри благополучно разрешилась от бремени.
- Вот и чудесно, - пробормотал акушер, принимая на руки новорожденное дитя. Тут же в комнате раздался глухой удар: это доктор рухнул на пол без сознания. Рядом с ним лежала тушка кролика, только что рожденная Мэри..
в иллюстративных целях.
XVIII век в Англии был временем расцвета всяких жуликов и авантюристов, но даже на таком пестром фоне выделяется Мэри Тофт.
Родилась Мэри в 1701 году в графстве Суррей в семье крестьянина Джона Деньера и его супруги Джейн. Семья была настолько бедной, что окрестили Мэри лишь через два года после рождения: до того у родителей не было денег, чтобы заплатить священнику.
В 1720 году в возрасте 19 лет Мэри стала женой Джошуа Тофта, трудившегося подмастерьем у портнихи в городке Годалминг графства Суррей.
Мэри одного за другим родила супругу троих детей - дочерей Мэри и Энн, а также сына Джеймса. Даже во время беременности Тофт приходилось работать в поле - иначе семью не прокормить.
В 1726 году Мэри снова забеременела, но на этот раз беременность проходила гораздо тяжелее: молодая женщина жаловалась на болезненные ощущения в животе.
27 сентября свекровь Мэри, - акушерка по имени Энн Тофт, - принимала у невестки роды. Ребенок так и не появился на свет, вместо него крестьянка родила несколько странных "осколков", оказавшихся ... частями кролика.
Энн Тофт, пораженная произошедшим, отправила "осколки" в Гилфорд известному доктору Джону Ховарду, более тридцати лет занимавшемуся акушерством.
Английский частнопрактикующий врач XVIII века.
Ховард был поражен и на следующий день приехал в Годалминг. Энн Тофт показала медику еще несколько кусочков кролика, "рожденных" Мэри накануне ночью. Ховард вызвался осмотреть женщину, и как раз во время осмотра у Мэри случились схватки: она произвела на свет "три ноги кошки полосатого окраса и одну ногу кролика".
Немного позднее с помощью Ховарда Мэри родила вполне сформировавшегося крольчонка. Пораженный доктор немедленно написал письмо господину Генри Давенанту, члену двора короля Георга I.
Давенант заинтересовался, и через несколько дней прибыл в Годалминг. Мэри на глазах у королевского посланника произвела на свет сразу несколько крольчат.
В результате доктор Ховард и господин Давенант решили, что Мэри необходимо перевезти в Гилфорд для наблюдения.
История Мэри Тофт с каждым днем становилась все известнее. Вскоре в газете Weekly Journal появилась статья о Мэри:
"Из Гилфорда приходит странная, но хорошо проверенная новость. О том, что бедная женщина из Годалмина, живущая около города, примерно месяц назад разрешилась при господине Джоне Ховарде, выдающемся хирурге и акушере, существом, напоминающем кролика, но с сердцем и лёгкими, произрастающими вне туловища, через 14 дней её роды — на этот раз полноценного кролика — принял тот же человек: и спустя несколько дней родились ещё 4; и в пятницу, субботу, воскресенье, четвёртое, пятое и шестое текущего месяца, рождалось по одному каждый день: всего девять, все умерли при появлении на свет. Женщина дала клятву в том, что два месяца назад, работая в поле с другими женщинами, они вспугнули кролика, после чего побежали за ним, убегающим, но напрасно: это возбудило в ней такое стремление, что она (будучи с ребёнком) заболела и претерпела выкидыш, и с тех пор она не могла перестать думать о кроликах. Наконец, люди сильно расходятся во мнениях по этому делу, некоторые смотрят на обстоятельства с большим любопытством, считая уместным представление их королевскому обществу и т. д., другие разгневаны этой историей и утверждают, что если всё это есть факт, то он должен находиться под завесой тайны как образец несовершенства человеческой природы".
Наконец, историей заинтересовался швейцарский хирург Натаниэль Сент-Андре, который с 1723 года работал при королевском дворе. Сент-Андре доложил о Мэри Тофт королю Георгу I. Его Величество и вся королевская семья были поражены этим делом. Сент-Андре и секретарь принца Уэльского Сэмюэль Молина были отправлены в Гилфорд с целью провести тщательное расследование.
Натаниэль Сент-Андре (Кроличий доктор). Портрет-карикатура из английской газеты.
Сент-Андре, встретившись с Мэри Тофт, описал ее как "здоровую женщину, имеющую сильное сложение, небольшой размер и светлый цвет лица, однако весьма глупую - не умеющую читать и писать - и угрюмого характера".
Расследование Сент-Андре и Сэмюэля Молины подтвердило, что Мэри, и правда, рожает кроликов. Зверек был рожден в присутствии Сент-Андре, после чего хирург провел тщательный осмотр "новорожденного".
Немного позднее, опять же в присутствии высоких гостей из Лондона, Мэри произвела на свет еще одного кролика. Пока Натаниэль и Самюэль посещали местный дом красных фонарей, у Тофт снова начались схватки. Сент-Андре прибежал к родам женщины не совсем одетым, и тут же принял часть кроличьей шкурки, а также голову кролика.
Результаты расследования были отправлены королю Георгу.
Король Англии Георг I.
Государь прислал в Гилфорд еще одно медицинское светило - хирурга Кириакуса Алерса.
20 ноября 1726 года доктор Алерс прибыл в дом доктора Ховарда, провел осмотр Мэри Тофт, но не обнаружил ни малейших признаков беременности. Кириакусу показалось подозрительным поведение как Мэри, так и доктора Ховарда. Женщина сжимала колени и бедра таким образом, словно боялась, что что-то вывалится. Доктор же наотрез отказывался позволить Алерсу самому принять роды. Джон указывал на то, что Кириакус не является по профессии акушером и может навредить роженице.
Убеждение в том, что история Мэри Тофт является обманом, крепло в Кириакусе с каждым часом. Сделав вид, что он поверил Ховарду, Алерс взял несколько образцов рожденных Мэри кроликов и отправился в Лондон.
Тщательное изучение зверьков показало, что животные были разрезаны медицинским инструментом, а в помете кроликов имеются остатки соломы и зерна.
21 ноября Кириакус представил королю свой доклад, в котором изложил свои подозрения. На следующий же день доктор Ховард написал Алерсу письмо, в котором потребовал вернуть все образцы.
Натаниэль Сент-Андре ранее представивший доклад об истинности "гилфордского чуда", наотрез отказался принять доводы Алерса и настоятельно убеждал короля, что Мэри Тофт, и правда, рожает кроликов.
23 ноября король приказал Сент-Андре и Алерсу вернуться в Гилфорд и провести совместное расследование. По прибытию медики узнали, что Мэри Тофт родила еще двух крольчат. При этом, у женщины возникли постоянные сильные боли в правой части живота.
Сент-Андре в Гилфорде занялся сбором письменных свидетельств, которых было предостаточно. Эти материалы Натаниэль представил королю 26 ноября во время анатомической демонстрации.
После демонстрации государь повелел Сент-Андре отправиться в Гилфорд и, наконец, доставить Мэри Тофт в Лондон.
Крестьянку привезли в столицу и поселили в доме Лейси Баньо на улице Лестер Филдс.
Мэри Тофт.
К тому времени история Мэри Тофт была уже не странным курьезом, а общенациональной сенсацией. Большинство английских газет верили в "кроликорождение", хотя попадались и публикации скептиков.
Многие англичане перестали есть кроликов, а блюда "тушеный кролик" и "заяц в горшочке" перестали подавать в британских тавернах.
Мэри Тофт стала знаменитостью. Ежедневно женщина принимала в доме по улице Лестер Филдс сотни посетителей, многие из которых были медиками. Так, Джон Херви, 2-ой барон Херви писал:
"Всякое существо в городе, и мужчина, и женщина, уже повидалось с ней и осязало её: непрерывные волнения, шумы и урчания в её животе являют собой нечто удивительной; все известные врачи, хирурги и акушеры в Лондоне находятся у неё днём и ночью чтобы увидеть её новые роды".
Хирург Джон Мобрей, наблюдавший роды Мэри Тофт сделал вывод, что женщины способны рождать неких необычных существ, которых Мобрей назвал соотеркинами. Зачатие, по мнению хирурга, проходило бесконтактным образом под воздействием снов, которые снились матери. Мэри утверждала, что ей постоянно снились кролики.
Натаниэль Сент-Андре, полностью убежденный в правдивости Мэри, жаждал, чтобы его подопечную посетил доктор Джеймс Дуглас, - знаменитый анатом и прославленный акушер.
Натаниэль был уверен, что одобрение Дугласа станет окончательным ударом по скептикам.
Дуглас изначально был убежден, что все происходящее является мошенничеством, тем не менее, он отправился на улицу Лестер Филдс. В присутствии доктора у Мэри несколько раз начинались схватки, но рождения кроликов за ними не последовало. В результате Джеймс отказался дать однозначное суждение:
"Чтобы иметь возможность определять, к удовлетворению и убеждению самых разных людей, были необходимы другие аргументы, чем могла предоставить анатомия или любая другая отрасль медицины. Из них наибольшее число не являются судьями. Поэтому, несомненно, для меня было очень естественно пожелать, чтобы люди на некоторое время отложили любое дальнейшее суждение, пока не будут представлены такие доказательства обмана, какие им потребуются".
Роды Мэри Тофт. Карикатура на врачей из английской газеты.
Доказательства обмана получил не врач, а землевладелец и политик, обладающий дедуктивными способностями. Звали этого джентльмена Томас Онслоу, 2-й барон Онслоу.
Барон, крайне заинтересовавшийся историей Мэри, отправился в Годалминг, чтобы провести собственное расследование.
Томас выяснил, что Джошуа Тофт, супруг Мэри, на протяжении последнего месяца постоянно покупал на рынке маленьких кроликов. Более того, когда Мэри переправили в Гилфорд, муж без явной надобности последовал за супругой. Поехал он вслед за Мэри и в Лондон.
И везде Джошуа покупал кроликов.
Барон посчитал, что доказательств мошенничества у него достаточно, и явился с разоблачением к доктору Томасу Ховарду. Под давлением аристократа Томас признался, что он был подкуплен родственниками Тофт, а затем мошенничество получило такое развитие, что само по себе стало приносить жуликам немалые барыши.
Свое признание Ховард повторил и перед мировым судьей сэром Томасом Кларджесом, который отправил документ Его Величеству.
Мэри была немедленно арестована и доставлена на допрос в полицию. Женщина отвергла все обвинения. Кроликов, по словам Мэри, ее супруг покупал для приготовления в пищу.
Английские крестьяне 18 века.
В ходе медицинского осмотра доктора Мэннингем и Дуглас обнаружили внутри Мэри нечто чужеродное. Врачи пригрозили провести женщине болезненную операцию, после чего она призналась во всем.
Оказалось, что после случившегося в сентябре выкидыша, крестьянка с мужем решили поместить внутрь Мэри части кролика. К мошенничеству присоединились и другие родственники Тофтов, которые в деталях придумали всю историю о кроликорождении.
9 декабря 1726 года Мэри Тофт была обвинена "в подлом мошенничестве и самозванстве". Также обвинения были предъявлены родственникам женщины и доктору Джону Ховарду.
7 января 1727 года Мэри предстала перед судом квартальных сессий в Вестминстере. Обвинение на этот раз звучало следующим образом:
"Была отвратительной обманщицей и самозванкой, притворявшейся, что произвела несколько чудовищных родов".
Натаниэль Сент-Андре стал всеобщим посмешищем. В газетах его изображали и исключительно в роли придворного шута.
Важнейший участник мошенничества, доктор Джон Ховард, были приговорен к штрафу в 800 фунтов стерлингов, вернулся в графство Суррей и продолжил свою практику.
История Мэри Тофт показала англичанам, что их медицина находится на самом что ни на есть примитивном уровне, и обмануть ее способна даже неграмотная крестьянка.
В английских газетах публиковались сатирические стихи и рассказы, в которых содержались намеки на отношения Мэри с кролами. Самой острой сатирой стал документ "Много шума из ничего", написанный от лица Мэри. Неизвестный автор высмеял неграмотность крестьянки, а также ее распущенность.
Карикатура на Мэри Тофт.
Мэри, став одной из самых известных женщин Англии, некоторое время провела в заключении в замке Брайдуэлл. Женщина тяжело болела, и 8 апреля 1727 года ее отпустили на свободу.
После освобождения Мэри вернулась в графство Суррей, где в 1728 году родила здоровую девочку Элизабет, которую в приходской книге Годалминга записали как "первого ребенка Мэри Тофт после ее притворных родов кроликов".
Пока Мэри вынашивала дочь, жители Годалминга высмеивали ее беременность:
"Посмотрите, Мэри опять от крола понесла!".
В дальнейшем Тофт жила достаточно тихо, хотя в 1740 году снова проявила свою склонность к мошенничеству и авантюрам: женщину ненадолго посадили в тюрьму за скупку краденных товаров.
В 1763 году в возрасте 62 лет Мэри Тофт скончалась. Все английские газеты сообщили о смерти знаменитой женщины: некролог крестьянки был размещен на первых страницах рядом с некрологами самых знатных английских джентльменов.
Многие издания перепечатали сатиру знаменитого поэта Александра Поупа, написанную сразу после разоблачения Мэри. Начиналась сатира следующим образом:
Осмелюсь сказать, что это
Самая настоящая правда со времен Евы, Самая слабая Женщина может обмануть
Самого мудрого Мужчину.
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen
19 марта 1843 года писарь православного прихода церкви святой великомученицы Екатерины, что в Пинежском уезде Архангельской губернии, сделал в метрической книге запись:
"Сего дня Устьежугской государственной деревни крестьянина Дмитрия Никофорова Кабалина и законной жены его Агафьи Тимофеевны, оба православного вероисповедания, родилась дочь Мария".
Как следует из этого документа, отец новорожденного младенца Марии был государственным крестьянином, что позволяло его семье не бояться произвола помещика. Однако жизнь Кабалиных была не менее скудна, чем жизнь самых забитых барских крестьян..
Иной раз в избе куска хлеба не было, одни пустые щи. Из-за недоедания да холода Мария росла слабенькой, маленькой. В возрасте 15 лет она была похожа на десятилетнюю девочку. В сердцах мать иной раз называла Марию "лядащей", то есть, слабосильной, но от тяжелой работы в поле старалась девочку избавить.
Единственной радостью Марии было общение со своим дедом, Никифором Никитичем Кабалиным. Дед хворал, в основном сидел на печи. По вечерам, когда, поужинав, вся семья занимала места на печке и на лавках, дедушка начинал сказку сказывать. Никто во всем уезде, а то и во всей Архангельской губернии не знал сказов и былин больше, чем Никифор Никитич!
Мария обладала цепкой памятью, к тому же, многие сказы и былины по просьбе детворы Кабалин рассказывал не единожды. В результате Мария многие из них выучила назубок.
Иван Пелевин "Дедушка глуховат", 1889 год.
В связи с тем, что Мария считалась лядащей, замуж ее долго не выдавали, ждали, когда "войдет в тело". Но в тело девушка так и не вошла, оставаясь худенькой и слабенькой. Однако находиться в родительском доме у Марии никакой возможности больше не было, и в 1867 году, в возрасте 24 лет, она вышла замуж за крестьянина Кривополенова из деревни Шотогорка Пирежского уезда Архангельской губернии. Кривополенов забрал жену к себе домой.
Увы, жить Мария стала еще хуже, чем у родителей. Муж пил беспробудно, работать не хотел, иной раз поколачивал жену.
"Кого ж ты бьешь-то, - качали головой соседи. - Это ж все равно что воробья лупцевать".
Кривополенов отправил Марию собирать милостыню по деревням. С первыми петухами молодая крестьянка отправлялась христарадничать. Побиралась по соседним деревням, в своей - никогда. Совестно.
Взамен за копеечку, яичко вареное или краюху хлеба, пела людям былины, рассказывала сказки.
Крестьянки-странницы.
Так и жили Кривополеновы. Мария побиралась, муж пропивал собранные деньги.
Беспросветная крестьянская тоска, серая хтонь бесконечная. Казалось, не будет в жизни Марии никакого просвета.
А в 1870 году еще горше стало. Муж Марии удумал податься в Вологодскую губернию на заработки. Сам думал работу найти на кожевенной фабрике, а Марию взял, чтобы и там христарадничала: Вологодчина - земля богатая, там больше подавать будут.
Так получилось, что никакой работы для себя Кривополенов не нашел, жил на деньги Марии. В 1871 году чудо случилось - "лядащая" родила дочь. Назвали девочку "мужским" именем - Афанасия. Увы, мужа это не образумило, напротив, стал еще пуще безобразничать. Нашел себе в Вологде зазнобу и с ней поселился. Марии пришлось без копейки денег пешком да с младенцем на груди идти домой в Архангельскую губернию.
Пришла, а вместо дома - пустая дыра. Оказалось, муж успел быстрее нее воротиться и все пропил. Даже оконницы вынул и продал.
Что оставалось Марии делать? Топиться же не побежишь... Стала снова кусочничать, на этот раз с дитём. Но никогда Мария не простила подаяние просто так: она пела былины, песни, рассказывала сказки. Если кто-то готов был за это вознаградить странницу - благодарила. Нет - тоже благодарила, но за то, что слушали.
Художник Иван Творожников.
Люди добрые не оставили Марию, помогали. Смогла дочь поднять. Выросла Афанасия, вышла замуж за крестьянина Кирилла Ивановича Соболева из деревни Кусогора. Афанасия родила трех детей - Ефрема, Василия и Степаниду. Последние роды были тяжелыми, крестьянка долго лежала, приходила в себя. В этот период Марии пришлось взять на себя заботу о внуках.
Позднее Мария все ходила-ходила по деревням ради пропитания, исполняла былины и сказы, не забывая помянуть добрым словом своего дорогого дедушку.
Так, в общем-то жизнь крестьянская и минула. Не было в ней счастья, но Мария об этом не думала. Ей казалось, что счастливо прожила. Не знала сказительница, что Бог ей приготовил на старости лет невероятные перемены.
В 1915 году в Архангельскую губернию приехала из Москвы знаменитая фольклористка, артистка Ольга Эрастовна Озаровская. Ольга Эрастовна была частой гостьей на Русском Севере, собирала здесь новый материал для своих выступлений.
Остановилась артистка в деревне Великий Двор у крестьянки Прасковьи Олькиной. Утром Ольга Эрастовна и Прасковья отправились по дворам беседовать с местными жителями, а сын артистки, подросток Василько, оставался дома. Вдруг в дом постучалась нищенка, попросила подаяние. Маленькая, сухонькая старушка растрогала сердце Василько, но денег у мальчика не было, и он кинулся догонять мать. Ольга Эрастовна дала Василько денег, а тут и нищенка приблизилась. Взяв денежку, старушка поклонилась и вдруг запела.
Озаровская стояла, как громом пораженная, слушая потрясающую былину, равной которой по поэтичности, красоте и певучести фольклористка никогда не слышала.
С этого момента судьба 72-летней на тот момент Марии Кривополеновой изменилась. Во-первых, она начала восхождение ко всероссийской славе. Во-вторых, нашла добрую подругу.
Ольга Озаровская и Мария Кривополенова.
Озаровская забрала Марию Дмитриевну в Москву, организовала ей выступление в Политехническом музее. Это был настоящей фурор! Не только ученые-фольклористы, но и множество простых москвичей пришли послушать старинные былины и сказы в потрясающем исполнении народного бриллианта. Мария Дмитриевна ни на секунду не стушевалась перед огромным залом, - складывалось такое впечатление, что она выступала всю жизнь.
В журнале "Искры" так описали концерт Кривополеновой в Политехническом:
"Вернувшаяся из поездки по Северу О. Э. Озаровская привезла с собою в Москву сказительницу былин, старушку М. Д. Кривополенову, 26-го сентября в переполненном публикой Большом зале Политехнического музея М. Д. Кривополенова пела старинные былины скоморошины, заученные ею с голоса ещё от своего столетнего деда, и покорила москвичей. Перед успехом маленькой сухенькой старушки в расписных валенках и пёстром платочке померк успех даже О. Э. Озаровской, удачно с подлинным юмором передавшей несколько былей и сказок, записанных со слов северных сказочников".
Ольга Эрастовна, прекрасно понимавшая, кто теперь главная звезда ее "шоу", организовала Марии Дмитриевне большие гастроли: сказительница выступала ва Петрограде, в Твери, в Киеве и даже на Кавказе. Везде ее ждал шумный успех. Более того, Кривополенова выступала в научных обществах и вузах, внося огромный вклад в отечественную фольклористику. Известность Кривополеновой росла с каждым днем, но старушка оставалась такой же скромной крестьянкой, отказывалась от денег, питалась "хлебцем и яичком".
Великая русская сказительница Мария Дмитриевна Кривополенова.
Материал Кривополеновой был абсолютно уникальным - ее семье удалось сохранить былины и сказы, идущие из самых недр русской истории. Кроме того, Мария Дмитриевна обладала потрясающим голосом, самобытным артистизмом:
Выдающийся исследователь Русского Севера, этнограф, ученый Ксения Петровна Гемп, будучи студенткой, побывала на выступлении Марии Кривополеновой. Это событие запомнилось Ксении на всю жизнь:
«Все зримо, каждый жест идет в ряд со словом. Голос её поражал глубиной, силой и музыкальностью, было в нем что-то от органа. Это голос большой певицы. Интонации у неё тонкие, иногда только намек, но есть и выразительный акцент, и выдержанная, многозначительная пауза. При выступлениях поддерживала связь со слушателями, рукой им помахивала, широко улыбалась, нет-нет и какое-то словечко бросит мимоходом. Память у неё была удивительная. Обычно стародавнее, то есть былины и исторические песни, она пропевала, сохраняя всегда один текст, дословно, как запоминала „с давешних пор“».
Екатерина Гольдингер "Портрет сказительницы былин Марьи Кривополеновой".
В 1917 году народу стало не до фольклора, не до былин, то есть, по большому счету, стало не до самого себя.
Ольга Азаровская голодала в Петрограде. Марья Дмитриевна не желала стеснять подругу, и уехала в родную деревню, где продолжила собирать подаяние.
В 1919 году о Кривополеновой вспомнили. В сборнике "Былины" вышел записанный со слов Марии Дмитриевны знаменитый сказ "О Вавиле и скоморохах".
Старушку срочно вызвали в Москву, где с нею провел личную встречу сам нарком просвещения Луначарский. Мария Дмитриевна подарила министру собственноручно связанные рукавички.
В январе 1921 года по ходатайству Ольги Эрастовны Азаровской сказительница была признана "виднейшим деятелем русской культуры" и "государственной бабушкой" - ей были назначены пенсия и академический паек.
Вскоре состоялось выступление Кривополеновой в Московской консерватории. Зал был забит битком - яблоку негде упасть.
Марию Дмитриевну уговаривали поселиться в Москве, обещали квартиру. Однако старушка захотела вернуться в деревню, в родной Пинежский уезд. Русский Север был настоящим домом для Кривополеновой. Несмотря на все горести, которые она здесь испытала, она всей душой любила свою Родину, любила своих земляков.
2 февраля 1924 года Мария Дмитриевна остановилась на постоялом дворе в деревне Веегоры Пинежского уезда. Она рассказала узнавшим ее постояльцам сказку, а затем прилегла на лавку и, помолившись, уснула. Больше великая сказительница не проснулась. На момент смерти ей было 80 лет.
Так сложилась жизнь русской женщины, крестьянки, которая не отличалась богатырской статью, была маленькой и слабосильной, но прожила долгую жизнь и оставила после себя колоссальное наследие, значение которого растет с каждым годом.
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Толстенный том с более чем шестьюдесятью рассказами о судьбах женщин в суровые, темные как сама ночь, времена уже поступил в книжные магазины.
Юная буфетчица Эвелина Мармон совершила большую ошибку: она выбрала не того мужчину. Такой чувствительный, такой понимающий Роберт, едва услышав о том, что девушка подарит ему ребенка, мгновенно испарился, как будто его и не было. Очевидно, такой подарок был Роберту совершенно не нужен.
Что ждало одинокую даму с ребенком в викторианской Англии? Конечно же, всеобщее осуждение и клеймо женщины с низкой социальной ответственностью. Кроме того, Эвелину могли уволить с работы. Увольнение означало выселение из съемного жилья. Дальнейшей перспективой были голод, холод, бродяжничество и, вероятно, как заключительный аккорд - торговля единственным своим "товаром" в самом опасном, но и самом дешевом районе Лондона - Уайтчепеле. Покупателями, скорее всего, будут пропахшие рыбой портовые грузчики, списанные на берег вечно пьяные моряки и другие уайтчепельские "джентльмены".
Тем не менее, девочка родилась, и она была прелестна. Эвелина назвала малютку Дорис.
Мисс Мармон решила временно пристроить дочь в "хорошие руки" - чрезвычайно распространенная тогда практика. На работу носить ребенка возможности не было, оставить девочку не с кем. Да и деньги, у нее было так мало денег! Эвелина верила, что, встав на ноги, она заберет Дорис обратно.
А тут еще и объявление подвернулось:
«Супружеская пара без детей примет здорового ребёнка; хороший загородный дом с удобствами; 10 фунтов».
Мисс Мармон написала по объявлению, вскоре пришел ответ от женщины, представившейся миссис Хардинг из Рединга. Вот что она писала:
«Я была бы рада иметь дорогую маленькую девочку, которую я могла бы воспитывать и называть моей. Мы простые, домашние люди, живём в неплохих условиях; я хочу ребёнка не ради денег, но для компании и домашнего уюта… Я и мой муж нежно любим детей. Своего ребёнка у меня нет. Ребёнок со мной будет иметь хороший дом и материнскую любовь».
Эвелине понравились слова миссис Хардинг - она показалась ей порядочной и ответственной женщиной. Единственное, что смущало: благотворительница не желала принимать ежемесячную плату, а во что бы то ни стало хотела получить единовременную выплату.
Положение мисс Мармон было отчаянным, и она поборола сомнения. Через неделю миссис Хардинг прибыла к ней в лондонский пансионат Челтнем за ребенком, десятью фунтами и вещами малышки.
Забрав все это и попрощавшись с матерью, миссис отбыла восвояси.
Вот только ни в какой Рединг она не поехала, а отправилась в съемный дом в Лондоне, где ее ждала 23-летняя дочь Полли.
Увы, но своей дочери мисс Мармон больше никогда не увидела.
Детская ферма
Миссис Хардинг оказалась вовсе не миссис Хардинг. Настоящее имя женщины было Амелия Дайер, и взятая ею на содержание малышка была далеко не первой. Но содержать ребенка, тратить на него хотя бы копейку "миссис Хардинг" не собиралась даже близко.
Лишь только зайдя в съемный дом, Амелия Дайер вытащила из шкафчика прочную белую ленту и, туго обмотав ее вокруг шеи Дорис, стала ждать, когда этот чудный ребенок станет ангелом. Вскоре все было кончено.
Полученные от матери девочки деньги отправились в копилку Дайер, где уже находилась солидная сумма. Через некоторое время "благодетельница" продала и одежду малышки, и ее скромные вещи. Дорис они больше были не нужны.
Амелия Дайер. Картинка из лондонской газеты XIX века.
"Миссис Хардинг" оказалась владелицей так называемой "детской фермы" - приюта для новорожденных детей. Матери, не имевшие средств содержать детей, сдавали малышей в "ласковые" руки Амелии Дайер, а та всегда действовала по одной и той же схеме. Копилка "благодетельницы" пополнялась и пополнялась.
На следующий день после визита в пансионат к мисс Мармон за Дорис, Амелии Дайер принесли на "передержку" мальчика. Звали ребенка Гарри Симмонс, и через полчаса после попадания в руки "доброй тетеньки Амелии" мальчик последовал за малышкой Дорис.
Закончив "дела" в Лондоне Дайер и ее дочь отправились в Рединг, где у них был дом. Гарри и Дорис отлично уместились в большом чемодане, но от них все равно нужно было избавиться. "Прибраться", как говорила миссис Дайер.
Уже в Рединге "благодетельница" положила в чемодан несколько кирпичей. Поздно ночью, обливаясь потом, Дайер дотащила чемодан до шлюзов на реке Кеннет - притоке Темзы и сбросила его в воду. "Миссис Хардинг" была уверена, что и на этот раз у нее все получится как нельзя лучше.
Но она ошибалась. Некий мужчина справлял на берегу нужду и обратил внимание на грузную, сильную женщину, бросившую в воду что-то темное, большое.
Ангелотворец
Миссис Амелия Дайер происходила из достаточно благополучной по викторианским меркам семьи. Отец был сапожником, и заказов ему вполне хватало, чтобы сносно содержать пятерых детей.
Отец умер, когда Амелии было 22 года, и через некоторое время она вышла замуж за мистера Джорджа Томаса, которому было 59 лет. Томас устроил Амелию на курсы акушерства, которые она с успехом закончила.
После смерти супруга в 1869 году материальное положение Дайер покачнулось, и она стала искать способы заработать. Работать акушеркой женщина больше не хотела, и, по примеру многих викторианских дам, решила открыть свою бэби-ферму - приют для никому не нужных младенцев.
Вот только в отличие от честных владелиц бэби-ферм, миссис Дайер не собиралась тратить на малышей ни денег, ни времени, ни сил. Она сажала "воспитанников" на опиумную диету, благодаря которой те были тихие-тихие и совсем не просили есть. На такой диете дети жили очень мало, что, собственно говоря, миссис Дайер и было нужно.
Портрет Амелии Дайер. Общественное достояние.
Свою деятельность женщина оправдывала казуистской философией. По ее мнению, младенцам лучше стать "ангелами" и покинуть грешную землю. Больше ангелов - больше денег в копилке миссис Дайер. Себя женщина называла "ангелотворцем".
Философия Дайер оказалась настолько действенной, что ей не составило труда втянуть в "семейный бизнес" и дочку Полли. Вдвоем они стали "работать" еще эффективнее.
Это безумие продолжалось годами.
Сколько веревочке не виться
Полиция лишь однажды обратила внимание на странности, происходящие на бэби-ферме миссис Дайер. Некий врач, занимавшийся отчетами о деятельности бэби-ферм в королевстве, обратил внимание на высокую смертность в учреждении миссис Дайер. Началось полицейское расследование, было выявлено ненадлежащее обращение с младенцами - но не более того. Амелия получила шесть месяцев тюрьмы.
Освободившись, миссис Дайер вовсе не была намерена оставить свой преступный бизнес. Но женщина больше не хотела в тюрьму, поэтому она кардинально пересмотрела схему работы. Теперь она снимала дом, принимала как можно больше младенцев, делала из них ангелов, после чего забирала все деньги, вещи и уезжала прочь. В другом месте Амелия все начинала заново, но уже под новым именем.
Создав таким образом "конвейер ангелов", миссис Дайер постепенно начала терять бдительность. Швыряя чемодан с Дорис и Гарри в приток Темзы, миссис Дайер не учла, что в это время года глубина реки может быть недостаточной, чтобы скрыть чемодан. Через некоторое время рыбачивший на мелководье мужчина заметил большой черный предмет, похожий на валун. Рыбак пригляделся и, поняв, что это чемодан, решил его достать - мало ли что в нем может лежать.
Когда рыбак открыл чемодан - он едва не потерял сознание.
Через некоторое время чудовищная находка была в полиции. Стражи порядка начали искать свидетелей, и вскоре к ним обратился мужчина, который видел, как некая женщина бросала в воду чемодан. По описанию внешности полицейские вышли на Амелию Дайер.
Добро пожаловать на эшафот
В апреле 1896 года в дом Амелии Дайер наконец-то пришел следователь и несколько констеблей. "Ангелотворец" держалась бесстрашно и даже вызывающе. В подвальном помещении стоял такой запах, что даже дюжие полицейские теряли сознание. В доме был найден ворох детской одежды, расписки, а также огромная стопка телеграмм от матерей, которые спрашивали у Дайер, "как там поживает моя малышка". Зачем Амелия хранила эти телеграммы - она не смогла объяснить ни следователям, ни на суде.
Фото Амелии Дайер после ареста. 1896 год.
Помимо прочего, полиция нашла в доме Дайер моток прочной белой ленты - огромный моток, длинная-длинная лента.
В ходе следственных мероприятий выяснилось, что лишь за март 1896 года миссис Дайер приняла на содержание 20 детей. Разумеется, все они стали "ангелами". Живых младенцев в доме Дайер не было.
9 июня 1896 года суд вынес решение казнить "благотворительницу". Буквально на следующий день у дверей Ньюгетской тюрьмы при большом стечении народа Амелия Дайер взошла на эшафот. Как писали в газетах, "видит Бог, когда петля прервала полет этой женщины в отверстие в эшафоте, это было самое прекрасное в мире зрелище".
Амелия Дайер на эшафоте. Литография.
Согласно озвученной в суде информации, за 20 лет Амелия Дайер сделала "ангелами" 400 детей. Но, вполне возможно, что эта цифра гораздо больше.
Что интересно, дочь Амелии Полли была помилована. Девушка, судя по всему, страдавшая слабоумием, свидетельствовала против собственной матери и, как выяснил суд, была полностью подавлена авторитетом миссис Дайер.
Дело Дайер прогремело на всю Англию, став поводом к полному пересмотру политики усыновления и практики бэби-ферм. К приютам для младенцев стали предъявлять значительно более суровые требования, усилился и надзор за ними.
Вот только какую цену за это пришлось заплатить...
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Толстенный том с более чем шестьюдесятью рассказами о судьбах женщин в суровые, темные как сама ночь, времена уже поступил в книжные магазины.
Село Усолье Соликамского уезда Пермской губернии принадлежало одному из богатейших семейств Российской империи - графам Строгановым.
Сельцо было большое, богатое и очень живописное. Большинство крестьян промышляли солеваренным делом. В семье солевара в 1812 году и родился самый известный уроженец Усолья - Иван Дощеников.
Мальчишка с детства обожал рисовать. Рисовал Иван на чем попало, за что мать и отец его "драли нещадно".
Драли-то драли, да тягу к искусству из сына выбить не смогли. Вскоре талантливого мальчика приметил граф Сергей Григорьевич Строганов, меценат и учредитель первой в России рисовальной школы.
Школа Сергея Григорьевича была уникальна тем, что в ней бесплатно обучали талантливых детей вне зависимости от их сословного происхождения.
Отучившись в Строгановской школе, Иван возвратился в Усолье в качестве учителя рисования в построенной графом школе.
С.П. Юшков "Граф С.Г. Строганов".
В 1845 году Сергей Григорьевич завершил строительство церкви Рождества Богородицы при Добрянском чугунолитейном и медеплавильном заводе. Граф вызвал Ивана Дощеникова в Добрянку и поручил ему написать иконы для великолепного церковного иконостаса. Художник справился с поставленной задачей, написав для церкви двадцать семь икон.
Иван Дощеников "Богоматерь с младенцем".
В дальнейшем Иван со своими учениками по поручению графа Строганова неоднократно создавал иконы, расписывал купола церквей.
За большие заслуги в 1871 году граф пожаловал Дощеникову личную пенсию в 24 рубля в год. На эти деньги Иван Степанович мог жить вполне прилично, да вот через четыре года он пенсии лишился. Причиной тому, как водится, стало его творчество.
Иван Степанович Дощеников.
Иконы-иконами, но Иван Степанович желал писать и остросоциальную живопись на бытовые сцены, бичевать пороки общества. Тем более, что пороков в Усолье было предостаточно.
Управляющим поместьем графа Строганова был Никита Тимофеевич Агеев, пожилой вдовец из обедневших дворян, мужчина видный и аккуратный, барина не обворовывавший. Другой грешок водился за Никитой Тимофеевичем - весьма охоч был до крестьянских девок. Ни одной прохода не давал, да выбирал себе все помоложе.
Дощеников, мастерская которого располагалась неподалеку от дома Агеева, давно приметил, как крестьянские красавицы к Никите Тимофеевичу заходили, а возвращались с мятыми сарафанами и подарками - пряников кулек, конфектов, сала кус. Иной раз и платочек подарит. Не жадничал управляющий.
Художник Лукиан Попов.
Крепостное право к тому моменту уже десять лет как было отменено царем-освободителем, но порядки-то не шибко поменялись! Крестьянин как был бесправным, так таковым и остался.
В обществе с каждым годом росло недовольство и "неправильным" освобождением, обернувшимся кабалой, и господами. Живописцы из разных слоев общества в своем творчестве показывали страдания русского народа, и Иван Дощеников не остался в стороне.
В 1875 году в усадьбе Усолье художник показал свою новую картину. Называлось полотно "Игра в дурачки: дедушка с внучкой". Сюжет очень простой. Сидят дедушка и внучка, играют в карты, а по скатерти большой паук ползет.
Увидел полотно управляющий Агеев - аж затрясся от злости. С него списал Иван Дощеников своего "паука", а вернее, старикашку-картежника!
Иван Дощеников "Игра в дурачки: дедушка с внучкой".
Вот как впоследствии рассказывала об этой картине Р.И. Горбунова, родная дочь живописца:
«Старик Агеев, управляющий графа Строганова по Усолью, очень любил "обходить" баских (то есть, красивых) девушек из крепостных. Ни одной не пропустит, старый черт! Жаловаться боялись. Вот его тятенька и высмеял в картине. Девушка - это дочь конюха с графской конюшни. В дурачки играют, здесь другое - паук уже ткет свою сеть для бедной мухи. Все служащие смеялись над картиной. Агеев начал мстить и донес графу. Отца в 70 лет лишили пенсии. Десять лет не получал. Перебивались».
Вот так остался Иван Степанович на старости лет без пенсии. Другой бы художник на его месте успокоился, пейзажи начал писать, но не таков был Дощеников!
Вскоре представил живописец новую свою обличительную работу. Называлась она "Помещик и горничная".
Иван Дощеников "Помещик и горничная".
Агеев, увидав эту картину, решил, что старик Дощеников совсем из ума выжил и изобразил на ней самого графа Сергея Григорьевича Строганова. Управляющий доложил Его Сиятельству, но граф не признал себя в седовласом помещике с картины. Посмеялся Сергей Григорьевич и повелел вернуть Дощеникову пенсию.
Константин Маковский "Портрет графа Сергея Григорьевича Строганова".
Восстановив пенсион, Иван Степанович переехал к своей дочери Горбуновой в село Юричи Соликамского уезда Пермской губернии. Там народный живописец-самородок и скончался 28 февраля 1893 года в почтенном возрасте - 81 год ему исполнился.
Граф Строганов умер раньше - в марте 1882 года, и было ему на момент смерти еще больше, чем Дощеникову - 87 лет.
А вот дата смерти управляющего Агеева, как и его дальнейшая судьба - неизвестны. Зато с каждым годом становится все известнее картина Дощеникова, на которой Агеев предстает в неприглядном виде паука-соблазнителя. Смотрят на него девушки и плюются:
"Гадкий какой!".
Не зря, получается, замечательный художник Иван Степанович Дощеников десять лет жил без пенсиона...
------
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Толстенный том с более чем шестьюдесятью рассказами о судьбах женщин в суровые, темные как сама ночь, времена уже поступил в книжные магазины.
Его любовь к ней не знала никаких границ. Адель смеялась от счастья, предвкушая их грядущую свадьбу. Что надеть, кого пригласить? Папá обязательно должен быть, непременно! Во-первых, он будет безмерно рад, что его "грустная" дочка наконец-то обрела семейное счастье. Во-вторых, присутствие столь знаменитого во всем мире человека придаст веса ее свадьбе.
А Адель хотела, чтобы свадьба была изумительной, чтобы она была лучшей в истории! Присев к столу, она быстро написала письмо брату. Смысл послания был простой: "Я выхожу замуж!".
Забили ходики на стене. Адель встрепенулась. Как она могла забыть!
Накинув шаль, девушка выскочила из дома, помчалась вниз по лестнице. Ее жених - высокий, красивый офицер, - шел по улице под руку с красивой дамой. Поравнявшись с Адель, он скользнул взглядом по ее лицу, затем заметил идущую по забору кошку, улыбаясь, указал на кошку даме.
Адель думала о скорой свадьбе. Она была счастлива..
--------------
24 августа 1830 года в Париже родилась девочка. Ее отцом был тогда еще мало кому известный 28-летний писатель Виктор Гюго, опубликовавший к тому времени лишь два крупных произведения - роман «Ган Исландец» и повесть "Последний день приговорённого к смерти".
Назвали новорожденную в честь матери, известной парижской красавицы 27-летней Адель Фуше.
Адель Фуше.
У девочки была сестра, 6-летняя Леопольдина, и два брата - 4-летний Шарль и 2-летний Франсуа-Виктор.
В 1831 году в свет выходит роман "Собор Парижской Богоматери", и Леопольдина, Шарль, Франсуа-Виктор и Адель вмиг становятся не просто детьми, а детьми знаменитого на весь мир писателя, признанного лидера и теоретика французского романтизма.
Впрочем, для детей Виктор Гюго остается просто добрым и ласковым папа́.
Виктор Гюго с сыном Франсуа-Виктором в 1836 году.
Адель Гюго росла очень красивой и умной девочкой. Будучи младшей в семье, она была окружена заботой и вниманием не только родителей, но и старших братьев, и, особенно, сестры Леопольдины.
В 1838 году 8-летняя Адель поступила в Externat des Jeunes Demoiselles (Экстернат для юных девиц), расположенный в паре сотне метров от дома семьи Гюго на Королевской площади. Ранее в этом же Экстернате обучалась и Леопольдина.
Адель была вполне успешна в учении, особенно ярко ее талант проявился в музыке: девочка обещала стать блестящей пианисткой.
Увы, надеждам родителей не суждено было сбыться. В 1843 году произошло событие, которое перевернуло жизнь семьи Гюго с ног на голову. 19-летняя красавица Леопольдина, любимица отца, утонула в реке Сене, катаясь на парусной лодке со своим супругом Шарлем Вакри.
Леопольдина Гюго.
Для Виктора гибель дочери стала жестоким ударом: на протяжении семи лет он практически не писал. Но это бы еще полбеды. Главным последствием того страшного случая на Сене стало то, что младшая сестра Леопольдины начала "грустить".
13-летняя девочка стала задумчивой, рассеянной, стала плохо учиться, перестала интересоваться музыкой. Родители, видя неладное, пытались как-то ее развеселить, но у них ничего не получалось.
В 1851 году Виктор Гюго активно противодействовал государственному перевороту, приведшему к ликвидации Второй республики и установлению Второй империи во главе с императором Наполеоном III (Луи-Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона I).
Чудом спасшись от гибели во время сражения с наполеоновскими солдатами на баррикадах, Гюго сбежал на Нормандский остров Джерси. Этот остров, вместе с островом Гернси, являлся частью ликвидированного в 1469 году Нормандского герцогства. Джерси и Гернси находились под английским управлением, но номинально к Великобритании не принадлежали. Это обстоятельство сделало Нормандские острова главным убежищем для французских политических эмигрантов после прихода к власти Наполеона III.
Вместе с Гюго отправилась только его дочь Адель. С каждым годом жизни в изгнании моральное состояние 22-летней девушки, и без того постоянно "грустной", ухудшалось. В 1858 году отец принял решение отправить дочь обратно во Францию для лечения, а сам переехал с острова Джерси на остров Гернси и поселился в знаменитом доме "Отвиль-хаус".
"Отвиль-Хаус".
В 1860 году Виктор Гюго получил письмо от супруги:
"Ты отец и должен, как и я, понимать, насколько необходима для Адели перемена обстановки. Монастырский образ жизни, который мы ведем, привел к тому, что Адель замкнулась в себе. Она размышляет, и ее мысли, подчас ложные, не испытывающие воздействия внешних событий, становятся нелепыми. Я знаю, что путешествие не меняет человека, но ее привычки, которые я назвала бы привычками старой девы, могут на некоторое время исчезнуть…".
Из письма мадам Гюго уже можно понять, в каком состоянии находилась Адель. 30-летняя молодая и очень красивая женщина стала раздражительной, угрюмой, у нее появились мании. Порой Адель впадала в "мрачную задумчивость" и вывести ее из этого состояния могла лишь музыка.
Виктор скрепя сердце разрешил Адели отправиться в путешествие по Англии.
Адель Гюго.
В 1861 году на Туманном Альбионе Адель познакомилась с английским лейтенантом Элбертом Пинсоном. Молодая женщина по уши влюбилась в красавца-офицера, но тот был к ней совершенно равнодушен.
В декабре 1861 года Адель прибыла к отцу на Гернси. Прямо с порога она заявила, что помолвлена. Виктор Гюго был шокирован, но пригласил лейтенанта Элберта в "Отвиль-Хаус" на Рождество.
Пинсон не приехал. Офицер, несмотря на редкую красоту женщины и славу ее великого отца, не желал этих отношений.
Однако Адель смириться не могла: она была совершенно убеждена, что Элберт - мужчина всей ее жизни. Как ни умоляли мать и отец забыть лейтенанта - тщетно.
В 1862 году Адель Гюго выкрала драгоценности матери и сбежала в Канаду, в город Галифакс. Оказалось, что туда перевели лейтенанта Пинсона.
Шокированным родителям Адель написала, что она уже взрослая, не нуждается в их постоянной опеке, и едет в Канаду, чтобы быть со своим возлюбленным, который бесконечно ее любит.
В Галифаксе Адель прожила три года, сообщая родственникам в письмах несусветные выдумки: якобы она помолвлена с лейтенантом Пинсоном, родила от него мертвого ребенка, что скоро готовится ее свадьба с Элбертом, но его родственники против их брака.
Своему брату Франсуа-Виктору Адель сообщила, что вышла за Пинсона замуж.
Конечно, это была неправда: лейтенант Пинсон уже был женат и даже имел сына.
Франсуа-Виктор Гюго отправился в Канаду.
Франсуа Виктор Гюго.
Квартирная хозяйка сообщила Гюго, что его сестра "ведет затворнический образ жизни, почти ни с кем не разговаривает, никого не принимает". Каждый день Адель отправлялась к казарме и ждала "своего офицера". Пинсону женщина ничего не говорила, просто "устремляла на него печальный взгляд и молча шла за ним до дома".
Франсуа-Виктор стал упрекать сестру, что она его обманула. Адель расплакалась и призналась, что лейтенант "предал ее, обесчестил, покинул".
Для отца, уже успевшего разместить во французских газетах объявление о свадьбе своей дочери, проведенное Франсуа-Виктором расследование стало настоящим шоком. Гюго писал жене:
"Бедное дитя, она еще не знала в жизни счастья. Теперь для этого наступило время. В ее честь я буду устраивать празднества в „Отвиль-Хауз“. Я приглашу на них интереснейших людей. Буду посвящать Адели свои книги. Я увенчаю ею свою старость. Я прославлю ее изгнание, я возмещу ей все. Если какой-то проходимец может обесчестить, Виктор Гюго сможет прославить! А потом, когда она исцелится и повеселеет, мы выдадим ее замуж за достойного человека. И забудем об этом солдафоне…".
"Солдафон", узнав, что он доставил страдания великому писателю, немедленно отправил Виктору Гюго письмо, в котором клятвенно заверял, что он:
"Никогда не нарушал принципов чести, никогда не внушал несбыточных надежд мадемуазель Гюго, никогда не просил ее руки".
По словам Элберта, в Галифаксе он ни разу не говорил с Адель и трижды через подставное лицо умолял ее вернуться во Францию. Чтобы убедить затворницу в бессмысленности ее надежд, лейтенант даже однажды проехал мимо ее окон в открытом экипаже со своей супругой и сыном.
Это не помогло.
В 1866 году лейтенанта перевели на остров Барбадос в Вест-Индию. Казалось бы, придуманный роман Адель на этом должен был закончиться - но не тут-то было! Любовь погнала дочь Виктора Гюго в тропики.
Остров Барбадос.
Адель жила неподалеку от английской военной части, требовала от всех называть ее "Мадам Пинсон", и бродила по острову, что-то записывая в блокнотик. Европейцы, видевшие ее на Барбадосе, описывали Адель как:
"Грустную женщину в растрёпанной одежде, которая мало подходила для тропического климата".
В конце концов барбадосские мальчишки начали швырять в бродяжку камнями, и она стала выходить к окнам возлюбленного только по ночам.
Пока Адель скиталась по разным странам, во Франции умерли мать женщины и два ее брата. В 1872 году английский военный корабль доставил Адель на Родину, где ее ждал только один родной человек - 70-летний, больной, измученный и истерзанный Виктор Гюго.
Отца Адель уже не узнала. Прямо на причале у женщины случился тяжелый припадок: она требовала немедленно отправить ее к "мужу" Элберту Пинсону.
Рыдая, Виктор Гюго посадил дочь в карету и отвез ее в психиатрическую клинику.
Отец регулярно навещал Адель, но состояние ее не улучшалось.
В 1885 году великий французский писатель Виктор Гюго скончался в возрасте 83 лет. От его большой семьи к этому моменту осталась только Адель - разрушенная неразделенной любовью женщина-призрак.
Тем не менее, жизнь Адель Гюго оказалась длинной. В больнице она прожила до 1915 года и скончалась в возрасте 84 лет. После смерти в личных вещах дочери великого писателя обнаружили ее дневник.
Изабель Аджани в роли Адель Гюго.
Дневник был написан сумбурно, порой безумно, но невероятно талантливо. Самое поразительное: записи Адель Гюго не оставляли у читателей мрачного впечатления - напротив, казалось, что их писала вполне счастливая женщина. Женщина, наслаждавшаяся своей придуманной любовью.
Придуманной, но настоящей.
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Толстенный том почти в 400 страниц с более чем шестьюдесятью рассказами о судьбах женщин в суровые, темные как сама ночь, времена уже поступил в книжные магазины.
