Проезжая перекресток Садовой и Добролюбова, Саша Маленин вдруг осознал, что в его жизни недостает мелкого, но очень важного компонента. Саша служил всего лишь клерком, но зарабатывал неплохо и ездил на работу за рулем собственного «Опеля»; у него имелись жена, сын, любовница, квартира, дача, два-три нескучных друга и счет в банке.
Чего еще?
Всю дорогу Саша напряженно пытался сообразить, какая именно фигурка выпала из жизненного паззла, и только на пороге офиса наконец-то прозрел: в его биографии ни разу не было пылесоса «Никодим».
Угнездившись в рабочем кресле и «разрулив» два-три неотложных дела, Саша позвонил жене и попросил зайти в магазин «Хозтовары» на Добролюбова.
– «Никодим», – сказал Саша, – это такая новая марка. Мне много раз рекомендовали.
– У нас есть пылесос, – сказала жена с неуместным, по мнению Саши, раздражением.
Мне много раз рекомендовали.
– У нас есть пылесос, – сказала жена с неуместным, по мнению Саши, раздражением. – Неужели ты думаешь, что «Бош» хуже твоего «Никодима»?
– Не понял, – сказал Саша. – Кто в этой семье зарабатывает деньги?
Жена положила трубку, и Саша пожалел о своей несдержанности. Супруга в обиженном состоянии творила чудеса; их последствия приходилось потом ликвидировать на пределе сил, эмоций и финансовых возможностей.
Он перезвонил ей через полчаса, но телефон не отвечал.
Возвращаясь домой, он, поколебавшись, все-таки свернул на Добролюбова, проехал двадцать метров и разинул рот. Улицу и тротуар наглухо забили транспортом, так что непонятно было, кто как сюда заехал и каким образом собирается выезжать. Три ступеньки перед входом в магазин покрывало густое человеческое скопление, и Саша смутно вспомнил советские времена – в магазин привезли тогда чайники в горошек, и очередь вытянулась на километр…
Он аккуратненько, задом, выехал опять на Садовую и припарковался на вытоптанном газоне. Хозяйственный оказался закрыт, наглухо залит чешуйками жалюзи, хотя время было еще рабочее. Народ на крыльце что-то живо обсуждал.
– А что тут? – осторожно спросил Саша.
– Да пылесосы размели, – охотно пояснил мужичок в мышиного цвета кепке. – Парень вон из ЦУМа только что, говорит, там то же самое. Ажиотажный, понимаешь, спрос на «Никодим». А «Самсунги» стоят, и хоть бы хны.
– Да? – неприятно удивился Саша. Он сам не мог понять, почему невозможность купить пылесос сегодня вызвала такое острое разочарование.
– Директриса, – мужичок кивнул на закрытые двери магазина, – обещалась завтра со склада привезти сто штук. И цена, между прочим, будет новая…
Мужичок вздохнул. Саша глянул поверх голов на закрытую дверь магазина; он уже понимал, что новая цена его не испугает. Был бы товар… Подойти завтра к открытию… Или рвануть прямо сейчас на склад?
Саша нахмурился, глянул на часы. Полвосьмого; в принципе, есть возможность вычислить директрисин домашний телефон…
Он едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Круглосуточные супермаркеты! Отделы бытовой техники! Слава богу, не советские времена, купить пылесос можно хоть в три часа ночи!
Он поспешил к машине и два часа провел, колеся по городу. В трех крупнейших супермаркетах были закрыты хозяйственные отделы, что само по себе – дело неслыханное. Далеко-далеко от дома, в колоссальном оптовом магазине, переделанном из крытого рынка, ему наконец повезло: добыл-таки «Никодим», маленький невзрачный пылесос. Последний в партии.
– Посказились все, – недовольно сказала кассирша. – Мотор слабенький, насадки плохие, цвет только один – коричневый… А цена, как у «Боша»!
Пока Саша расплачивался, еще двое подошли и спросили, как пройти к отделу бытовой техники и есть ли в продаже пылесос «Никодим».
Подъезжая к дому (а было уже почти одиннадцать), Саша опомнился. За весь вечер он ни разу не позвонил жене. Ссоры ссорами, но надо и совесть иметь!
Держа коробку с «Никодимом» за пластиковую веревочку, он отпер дверь своим ключом и вошел на цыпочках, заранее напустив на лицо измученную мину тяжелобольного человека.
Сын спал в своей комнате.Жена сидела на кухне, перед ней на полу стояла раскрытая коробка и рядом – пылесос «Никодим», темно-коричневый, с ребристым шлангом, торчащим из бока. Жена вертела в руках щетку-насадку, будто пытаясь понять, зачем вообще нужна эта вещь и зачем она нужна конкретно ей, Сашиной жене.
Саша остановился в дверях кухни. Выпустил из рук коробку, и она тяжело грянулась о покрытый плиткой пол.
– Я купила, – сказала жена, не глядя на мужа. – Пошла за лампочками… И подумала… Там народ его так активно брал… Я подумала и… взяла.
– Ага, – безвольно сказал Саша.
Прошедший день показался дурным сном.
В пятницу вечером Саша выразил желание съездить на дачу, заранее зная, что жена откажется: у нее в субботу планировалась сауна с подружками Ларисой и Тоней. Сын традиционно проводил выходные у бабушки; Саша дал знать любовнице, что дорога свободна, купил два кило свинины для праздника жизни и семена редиски для отвода глаз. Разыскивая в кладовке складной мангал, Саша наткнулся на два пылесоса «Никодим» – они стояли рядышком, благополучно забытые.
– Тьфу ты, – сказал Саша. Пылесосы почему-то будили в нем чувство вины.
Машину он оставил под окном, намереваясь выехать рано утром. В половине двенадцатого ночи грянул телефонный звонок.
– Алло! – сказал Саша, голосом давая понять нежелательному собеседнику, что звонить в такое время – наглость и моветон.
– Саня? – быстро спросили на том конце провода. – Слава богу, ты дома…
– Кто это? – гавкнул Саша, не позволяя себя разжалобить.
– Это Захар… Захар Кононенко…
– Привет, – сказал Саша без радости. Захар когда-то был его одноклассником; последние несколько лет они виделись не то чтобы часто, но регулярно – Захар, на все руки мастер, продавал по дешевке вазочки, полочки, резные фигурки гномов для дачного интерьера и прочие изделия народного промысла. Тот же Захар три года назад сложил Маленину камин на даче и однажды починил машину, когда три продвинутые автомастерские отказались браться за ремонт.
Ни о какой дружбе между ними речь идти не могла – хотя порой Саша находил некоторую приятность в том, чтобы «раздавить» на пару с Захаром бутылку «Медовой с перцем». На даче, разумеется, и лучше поздней осенью, когда огонь в камине и дождь за окном располагают к задушевным беседам. Но теперь был май, хотя и прохладный, и Саша не считал, что поздний звонок Захара хоть сколько-нибудь уместен.
– Слушай, – сказал он сухо и посмотрел на часы. – У меня был тяжелый день… И я сплю. Позвони в понедельник.
– Саня! – взмолился голос в трубке. – В понедельник меня уже… Слушай… – Захар явно подбирал аргументы, желая удержать Сашину руку, несущую трубку на рычаг. – Слушай… Ты Янку Маасу помнишь?
Янкой Маасой звали их общую одноклассницу. Когда-то Саша целый год был влюблен в Янку; воспоминания о ней остались наполовину приятными, но только наполовину.
– Чего ты хочешь? – спросил он устало.
– Меня хотят убить, – призналась трубка.
Спокойный уик-энд с Лилькой и шашлыками определенно летел ко всем чертям.
Во-первых, в субботу с утра зарядил дождик. Во-вторых, уютная Сашина подруга прислала SMS-ку с извинениями: она-де не может приехать в связи с нездоровьем. В-третьих, и в самых ужасных, у ворот дачи обнаружился Захар – у Саши создалось впечатление, что тот ночевал в обрезке огромной трубы, больше пяти лет ржавеющей в лопухах под забором.
– Ты прости, – сказал Захар с заискивающей улыбкой. – Я сейчас уйду…
Саша полез во внутренний карман, вытащил пятидесятку:
– Возьми.
– Спасибо, – пробормотал Захар, прижимая бумажку к груди. – Я верну… Честное слово – буду жив, верну…
– Ладно, – пробормотал Саша. Никогда еще он не видел однокашника в таком жалком состоянии – Захар выглядел обыкновенным бомжом, старым, несмотря на свой тридцатник, и насмерть перепуганным.
– Я уеду, – бормотал Захар, глядя в сторону. – Я тебе не буду больше докучать… Мне надо спрятаться, понимаешь, чтобы меня не нашли… Если бы еще паспорт поменять… А так – хоть с моста в воду!
– Да брось, – сказал Саша, давя невольное сочувствие. – Обойдется.
Однокашник печально покачал головой. Сделал шаг в сторону, как краб, – будто пытаясь уйти. Без особенного, впрочем, желания.
– Кстати, – сказал Саша неожиданно для себя. – А при чем тут… Янка Мааса?
Захар посмотрел ему в глаза – впервые с момента встречи.
– Ты еще спроси, – проговорил еле слышно, – при чем тут пылесосы «Никодим»…
До девятого класса Захар Кононенко был твердым хорошистом, бессменным редактором стенгазеты и компанейским, в общем-то, парнем. Учителя его любили за безотказность и неприметность и за осмотрительность, часто граничащую с трусостью; пацаны не шпыняли – во многом благодаря тому, что Сашка Маленин был к тихоне доброжелателен.
Захару удавались шаржи и самодельные комиксы. Маленин пускал их на уроке из рук в руки, пацаны ржали, картинки изымались, запись в дневник получал автор – Кононенко. Но Захар не роптал и рисовал снова; серия его карикатур на учителей долгое время украшала маленинский портфель изнутри.
Ни о какой дружбе между ними речь идти не могла – хотя порой Сашка находил некоторую приятность в том, чтобы посидеть с художником на перилах школьного крыльца, давая смешные прозвища проходящим мимо девчонкам. Иногда за такое творчество девчонки били их портфелем по голове; Сашка Маленин одноклассниц не ставил ни во что и издевался беспрестанно – над всеми, кроме одной.
