Ksalbi

Давно я ничем таким не хвасталась, да и сейчас решила поделиться просто потому, что понимаю - надо порой и в свет выходить. А с рождением ребенка это становится особенно сложным квестом.
Но что-то руками все же делается, чаще вяжется, реже вышивается. Оттого и подумала, чего б ни показать, что можно сделать из обвязанных бусин?
У меня есть такая практика - когда каких-то ниток остаётся мало, я просто вяжу бусинки из них. Чтоб не пропадали и не мозолили глаза. А вот применить потом получается редко. Так и лежат в баночке, ждут своего часа.

Тут же нам предстояла первая медкомиссия. Все было собрано - маленький запас с собой на случай форс-мажора, два комбинезона и конверт, чтобы не замёрзнуть. А вот соску-то прицепить и не на что. В то время как я отлично знаю, что моя девочка хоть пустышки и любит, но порой их выплевывает, отчего расстраивается. Брать с собой мешок сосок - не вариант. Тут-то и вспомнилась модная прищепка. Правда у меня прищепки не было, а до комиссии три часа. Так что "варила кашу из топора".
Карабины в доме нашлись, всегда имеется запас на случай сотворения брелоков. Баночку покинули все бусины. Их оказалось мало даже после того, как я добавила к ним ронделы. Поэтому пришлось вязать ещё 4 бусинки, чтобы получить приличную длину шнурка. Шнур, кстати, тоже скручен из остатков ниток, какого-то дремучего хлопка.
В работе использованы деревянные бусины из березы, хлопковые нитки производства ПНК им Кирова, чешский бисер и безымянные соединительные колечки. Ронделы, кстати, тоже безымянные, купленные у китайцев мелким оптом.
В общем держатель получится многофункциональным - пока просто держит соску, а потом его ещё и грызть можно будет. Надеюсь, что на этом мои рукодельные подвиги для дочери не закончатся. Но поживем - увидим.
P.S. за непостановочное фото простите, фотографировала за 10 минут до сборов, красоту наводить не стала.

Наверное, поделюсь и я своими ощущениями. Как-никак третий день нового года наступил, уже можно более обстоятельно все рассказать.
Ну, начнем с картинки, чтобы и красиво, и празднично, и в тему (за качество простите, не успела я кролику строить фотосессию, но и об этом расскажу).

У каждого есть небольшая такая коллекция странных праздников. Которые встречаем не так, как привыкли. А то и вовсе пропускаем. Например, есть в копилке самый грустный День Рождения, самый долгожданный Новый год, самый цветочный 8 Марта. Нужное подчеркнуть, естественно.
Так вот, я собираю странные Новые годы. Нетрадиционные для меня, мужа, вообще семьи.
До 2022-2023 года лидировал 2007-2008. Его я встретила с сестрой в аэропорту города Владивосток, так и не вылетев к родителям в Южно-Сахалинск. Ни тебе гостиницы, ни праздничного стола, ни даже ужина от авиакомпании, так и не вывезшей своих пассажиров в пункт назначения.
Праздник испорчен не был. Но прошел странно. Мы с сестрой в аэропорту, мой муж (тогда ещё парень) с друзьями, ещё и сильно порезался там, всей компанией останавливали ему кровь, а мои родители в гостях, ожидая, когда будет информация по нашему вылету.
2019-2020 встречали в изоляции. Родители мужа благополучно подхватили ковид за сутки до праздника. И мы экстренно готовили пути отхода, так как я даже оливье не нарезала. Так и встречали по видеосвязи. Вручали друг другу подарки, открывали, смеялись и шутили про традиции "как встретишь Новый год"...
А этот.... Этот я не встретила. Впервые за 36 лет я проспала куранты! (Годы детства не в счет, но я не буду тут их вычитать, замучаюсь). Я обещала выйти хотя бы на видеосвязь с мужем, улыбнуться ему.Пожелать праздника, настроения, пообещать, что скоро буду дома. А сама провалилась в сон и проснулась только в 3 утра, чтобы постонать и снова уснуть. Грела лишь надежда, что утром мне станет не так больно.
Я проводила год слезами и этот встретила так же. Мне было (и до сих пор есть) больно. Еле передвигаюсь, имею трудности со сменой позиции из горизонтальной в вертикальную и обратно. А все требуют ходить, иногда даже по лестнице.
Но я не ныть сюда пришла. А сказать вот о чем. Порой слезы бывают смешанными. И от боли, и от счастья. Мои именно такие. Мне пока ещё страшно. И не верится, что все случилось.
Сегодня многие просят новогоднего чуда. Просят удачной попытки, подсадки, зачатия. А я весь декабрь просила у вселенной не спешить. Но... ночью 30-го декабря, совершенно внезапно, экстренно и невообразимо возмутительно стала мамой. Настоящей, взаправдашней, не беременной, а той, у кого есть малыш. Пусть в реанимации. Пусть не получилось доносить больше месяца. Пусть не без приключений и не без боя с роддомами, которые не хотели меня принимать. Но спасибо тебе, удачно сложный 2022, ты оставишь в моей памяти самый неизгладимый след. Теперь все будет иначе. Спасибо реанимационной бригаде Роддома N3 города Владивостока, и дежурным врачам, делавшим мне экстренное кесарево глубокой ночью. Спасибо, что скинули фото и видео моего чуда, что тщательно следили за моей ненормальной реакцией на наркоз, отправили в сон, несмотря на то, что можно было наплевать и оставить только эпидуралку. В общем, спасибо тебе, Мир, ты снова убедил меня, что сюда можно приводить новых людей. Только нужно о них очень тщательно заботиться и оберегать.
У меня точно есть такой хранитель. Иначе, как объяснить, что все получилось?
А в оконцовье пространного рассказа пожелаю всем, кто только ждёт - не ждите, идите к своей мечте. Поверьте, я не везучая. Мы с мужем прошли 10 лет лечения, обследования, терапий. Потратили море денег и нервов. Куда меня только медицина не заносила. Главное, что мы сделали сами - не опустили руки. И благодарны за это друг другу, родным, близким, друзьям. Благодарны Вселенной, потому что мечта сбылась. И вы делайте, мечтайте, идите вперёд. Не опускайте рук. Все у вас получится!
P.S. а кролика я успела связать ровно за день, как отошли воды. Вручать же придется мужу без меня - вспомнила про него только вчера)))

Сложно представить себе более неприятное пробуждение в сравнении с тем, что пришлось испытать мне на следующее утро.

Сначала под веки настойчиво запросился свет трех зажженных солнц, от которого я попыталась прикрыться раскрытой ладонью.

Однако что-то требовало от меня большего бодрствования. Отчего вскоре тонкое одеяло резко подлетело вверх, запуская ко мне прохладный воздух. Кто-то явно открыл окно прежде, чем начать нападение.

Тело рефлекторно сгруппировалось. Ноги потянулись ближе, руки схватились за колено. Я невольно, не просыпаясь качнулась, перекатилась на носки и, будто пружина, выпрямилась, собираясь совершить рывок вперед.

И тогда включился мозг. Пришло осознание где, когда и зачем я нахожусь. Вместо выпада я снова подалась назад, перемещаясь ближе к подушке, крутанулась на заднице и спрыгнула с кровати, краем глаза замечая, что на место, где недавно находилась, падает что-то массивное.

Однако же мне повезло додуматься до хитрого, но незамысловатого маневра Ярги раньше. Пусть мы тренировались с ней лишь единожды. А до того мне не так часто приходилось видеть северянку в деле. И все же, исходя из логики последних событий, становилось ясно – кроме воительницы никто бы не стал нападать на меня в моей же комнате.

Во-первых, Ярга всегда являла собой образец тактического мышления. И потому выбрала ту кровать, что находилась ближе к двери. Мимо нее было невозможно пройти даже самой глухой ночью. Что уж тогда говорить про пусть и ранее, но утро?

Во-вторых, даже если бы противник оказался бы сильнее северянка, та успела бы меня разбудить ни криком, так грохотом парочки падающих тел или хорошим пинком по ножке кровати. Молчать она бы точно не стала.

В-третьих, только воительница могла догадаться начать тренировку настолько внезапно, что ее ученик не успел бы даже проснуться.

Быстрые заключения, сложившиеся в моей голове за считанные секунды, нашли свое подтверждение в следующее же мгновение. Ярга предприняла новую попытку нападения, оттолкнувшись от кровати, в которую упирала свой крепки кулак.

На ее губах играла неопределенная, слегка пугающая улыбка. Не знай я о ее желании заставить меня не бояться выпускать шипы наружу, решила бы, что сейчас-то мне и придет конец. А весь этот поход только для того и был организован – найти и перебить всех выживших Кай.

Но стоит ли в очередной раз напоминать себе, что ПЛЕЯ нуждались во мне не меньше, чем я в них. И, в отличие от наблюдателей, цесарей или силовиков, имели конкретное понимание, что такое честность, справедливость и благодарность?

- И тебе доброе утро, - буркнула я, снова отпрыгивая в сторону, чтобы не получить крепкий удар в плечо.

Уворачиваться, маневрировать среди мебели и иными способами уклоняться от прямого контакта с кулаками противника мне удавалось лучше, чем давать отпор. Оттого наш последующий разговор стал больше походить на странный ритуальный танец, а не бой двух соперников или ученика с учителем.

- Старайся порой и сама наносить удар-другой, - с азартом произнесла Ярга, не отступая от намеченной задумки.

- А ты позволяй нормально выспаться и учись давать уроки бодрствующим ученикам, - огрызнулась я, скидывая халат, в котором и заснула с вечера, и который жутко путался в ногах, мешая быстрее реагировать на выпады северянки.

- Умение реагировать на внезапность – лучшее, чему ты можешь научиться. А когда твое тело само собой начнет включаться в бой, мы сможем поговорить о более сознательных формах борьбы за выживание.

Ярга резко остановилась, оглядела меня с ног до головы и удовлетворенно кивнула:

- Ни одного синяка – хороший результат. Переодевайся, приводи себя в порядок и пойдем завтракать. Нам надо многое обсудить.

- Ты имеешь ввиду мое предложение дальнейшей помощи? – подбирая с пола халат и лишь сейчас замечая, что северянка уже одета в уличный наряд, пошитый Портнягой, уточнила я.

- В том числе. А тренировку продолжим позже. После еды, например.

Закончив отвечать, воительницы вышла из комнаты, оставляя меня наедине с самой собой.

Я усмехнулась подобному поведению, перекинула халат через локоть и отправилась в душ. Какие-то десять минут ужимок и прыжков, а тело уже налилось жаром, прогоняя остатки столь любимого мной сна.

Поток теплой воды смыл остатки дремы, а заодно привел мысли в порядок.

Было понятно, что получив нужную информацию от Жуна Кай, эта компания не остановится, а скорее наоборот – начнет набирать обороты. Ергад точно не упустит возможности поучаствовать в городском перевороте. Лемер изъявит желание участвовать хотя бы ради того, чтобы повидаться с родными. А Ярга с Портнягой до сих пор остаются загадкой.

Что мешало северянке после побега за купол оставить нас на произвол судьбы, а самой отправиться на север? Не думаю, что кто-то из компании нашел на нее рычаг влияния или заставил ощутить непомерное чувство долга перед братьями по несчастью. Хоть сама и говорит, что делает это от скуки и любопытства. Но существовало множество причин и поводов махнуть на нашу миссию рукой и отправиться по своим делам, а не решать наши.

Что же касается Портняги, тут ясности не больше. С одной стороны, понятно – именно он и затеял всю кампанию. Нашел выходы на меня, придумал, как использовать мои способности в рамках сарского купола. Подобрал для каждого участника мотив, роль и ту самую морковку, что будет толкать нас вперед. И все же остается главный вопрос – зачем это ему?

Этот светловолосый талант не пропадет ни при каком раскладе. Он слишком нужен высшим слоям сарсткого общества, чтобы урезать его личный бюджет или финансирование на его работу. Уж он-то точно остался бы при своем – при возможности заниматься любимым делом и не ощущать в чем-то потребности.

Однако же именно он вложил в головы остальных необходимость бежать и искать моего деда. Который, по его же словам, обладает ценным трудом, способным перевернуть сами устои существования Сарства.

В благородную цель создания свободного общества я не верила. Как и в то, что Портняга подвергается хоть каким-то рискам со стороны серых.

Оттого вопрос по-прежнему оставался открытым.

Опять же, зачем мне теперь ввязываться в продолжение странной и совершенно непонятной авантюры? Что это дает? Что придется делать? Да и будет ли толк от работы Жуна Кай. Может, то, что он написал четверть (а то и больше) века назад – сущая ерунда и нелепица? Набор пустых и неподтвержденных предложений и умозаключений.

Выходя их душа, я все еще не понимала, как быть дальше. Но отлично осознавала, что оставаться в доме своего деда пока (а может, и вообще) не хочу. Лучше примкну к ПЛЕЯ и посмотрю, куда заведет их новая задумка. Мне-то все равно терять нечего….

Остаток дня прошел в молчании. Никто не хотел обсуждать то, что произошло в доме Жуна Кай. Да если и подумать хорошенько, то произошло ли там хоть что-то, что имело смысл обсуждать?

Простая встреча никогда не видевших друг друга деда и внучки была лично моим делом. Говорить о нем хоть с кем-о у меня не было ни малейшего желания. Даже самой себе я не могла (или не желала?) признаваться, что ожидала большего?

Большего раскаяния и боли с его стороны. Не показательного, наигранного, нарочитого. Когда человек рвет на себе волосы или виновато бросается в ноги, моля о прощении. А чего-то более глубокого, искреннего… действительно достойного именитого ученого. А вышло… что вышло, не о чем тут думать.

От себя же я, наверное, хотела больше колких и язвительных слов. Хотела нанести еще больше боли, чем смогла (если вообще смогла). Хотела заставить его ощущать ту потерю, что жила во мне все эти годы. Когда я росла, когда проходила через сотни испытательных и исследовательских процедур, когда лишалась права на мнимую свободу нахождения среди других, несведущих в моих делах людей. Мне так хотелось лишь словами донести до него всю сложность существования в системе, где ты не просто лишний, а самый избегаемый субъект.

Получилось ли у меня это? Нет. Не получилось. Ни рассказ о лаборатории, н прочее, ни даже мои шипы не принесли того удовлетворения, какого бы мне хотелось. А слова Жуна Кай с просьбой остаться, да и те, что он практически бросил нам всем, предлагая помощь так, как выдают купоны, на которые ты имеешь право, но не можешь получить, скорее походили на попытку откупиться.

Оттого вышагивая по улицам Еастера, где каждый пытался выпятить свою особенность, не забывая походя унизить и оценить остальных одним лишь взглядом, я погружалась в себя. Старалась думать о чем удобно, лишь бы не вспоминать знакомство с единственным выжившим и знающим (теперь) о моем существовании человеком.

Мне оставалось только одно – углубиться в проблему, приведшую остальных в это странное место. Попробовать подключиться к решению задачи, которую Портняга поставил за куцым столом на территории заброшенной и никому ненужной фабрики, где когда-то делали пуговицы.

Может, хоть так удастся избавиться от ощущения, что я не нужна и нежеланна собственным дедом? А, может, хоть так у меня получится если и ни отомстить взрастившей меня системе, то хотя бы изменить ее для таких же, как и я – неудобных, неуместных в нынешнем обществе уродов?

Уже в номере, в душе, решение сформировалось окончательно. Да и выбор оказался невелик. Оттого, замотавшись в полотенце и закутавшись в халат, я решительно вышла к Ярге и объявила:

- Какая помощь может оказаться полезной?

Северянка удивленно уставилась на меня, будто впервые видит. Смерила изумленным и одновременно оценивающим взглядом, а после улыбнулась:

- Так ты с нами пойдешь и дальше?

Я пожала плечами:

- А что мне остается делать?

- Переехать к нему и жить под его крылом. Думаю, что он сможет обеспечить тебе нормальную, а то и отличную жизнь. Даст то, чего ты захочешь. А может, еще и сверх меры.

- Не думаю, что это то, чего мне на самом деле хочется.

- А чего же ты хочешь?

Я снова пожала плечами, прошлась до своей кровати и внимательно оглядела руки. Кисти, на которых остались следы первых прорывов, шрамы, что никогда не заживут, ибо были первыми, новые, что еще не успели затянуться, став платой за полученное от деда доверие. Хочется ли мне стать, как все? Хочется ли получить что-то «сверх меры»?

Да и что он может мне дать? Он не мать, что дарить тепло и ласку своему ребенку. Не отец, несуразно и по-своему проявляющий заботу о кровном ребенке. Биологически он – мой дед. Последний родственник.

Но по факту посторонний человек, испортивший жизнь мне и убивший дочь. А почему так случилось и какие цели он преследовал, не имеет никого значения.

Беспокоило и понимание, что теперь ему известно больше, чем положено и хотелось выдать изначально. И эта информация может мне навредить. Вдруг он и вправду придумает способ, как загнать в меня шипы раз и навсегда? Вдруг найдет «лекарство», которое сделает из меня обычного человек? Хочу ли я этого?

Еще год назад. Даже за месяц до текущих событий! Я бы, наверное, и сама этого пожелала. Избавиться от серости, от шипов, от регенерации. Стать тем, кто ничего не скрывает. Жить, как остальные. И думать о будущем, пусть даже навязанном цесарями.

А после похода по пустынным землям, после знакомства с барбидами, после участия в гонке на модах… даже после драки в закоулке я вдруг почувствовала, что мой изъян и вправду может, а то и обязан, стать преимуществом. Превратиться в ту особенность, которая позволяет почувствовать себя живой.

Оттого у меня не нашлось ничего более внятного, чем ответить:

- Жить.

Воительница насмешливо фыркнула, но вместо упрека в этом звуке слышалось довольство. Ей такой ответ явно понравился. Отчего она только сложила рук на груди и произнесла:

- Тогда, в первую очередь, тебе нужно разобраться, что такое это «Жить».

- На это потребуется время.

- Логично.

- И я могу потратить его с умом.

- Как же?

- Помогая вам.

- Ты ведь изначально хотела просто высвободиться из-под надзора, - Ярга хитро прищурилась и улыбнулась. – А теперь хочешь стать частью нашего замысла?

- Хочу внести свою лепту, - поправила я северянку, осторожно подбирая слова.

- Тогда тебе придется изрядно потрудиться.

- Ничего в этой жизни мне не давалось легко.

- Это было сущей мелочью.

- Откуда тебе знать?

- Потому что переворот или революция никогда не сравняться с тяготами одного человека.

- Слишком высокопарно для той, кто участвует в затее, касающейся не ее родного города.

- Мне просто скучно. А домой мне нельзя, - пожала плечами воительница.

- Так и осталась бы тут. Зачем идти дальше?

- Здесь мои друзья.

- И мои.

Ярга снова смерила меня оценивающим взглядом, а после кивнула:

- Завтра скажешь все это Портняге и Лемеру. Пусть думают, чем ты можешь нам всем помочь. Но я уже сейчас поставлю тебе одно очень жесткое условие.

- Какое?

- Мы продолжим тренировки.

- Почему мне кажется, что это нужно скорее мне, чем тебе? – насмешливо проговорила я и упала в кровать, желая почувствовать ту мягкость и теплоту, что не получила от встречи со своим предком…

Сомнений в том, что они находились где-то под дверью, у меня не было. И оттого не было удивления, как быстро все вернулись в комнату, чтобы продолжить разговор по уже новой теме. Более интересующей и волнующей всю нашу компанию.

ПЛЕЯ снова уселись на диван, будто и не уходили. Лемер притянул к себе чашку с уже остывшим угощением. Олури тут же торопливо отнял ее у бывшего аристократа и с извиняющейся улыбкой унес поднос. Парень явно привык к тому, что гости забывают о напитках до тех пор, когда они станут ледяными. И потому быстро решал подобные вопросы, заменяя блюда, чашки и прочую наполненную посуду.

Все происходило в загадочной тишине, будто каждый ждал, кто же начнет разговор или задаст тему. И это при том, что все знали, как должна пойти встреча дальше, после моего диалога с Жуна Кай.

Он-то первым и сдался. Окинул нашу компанию внимательным взглядом, покосился на меня, все еще подпиравшую стенку и не желавшую присоединяться к остальным, и как-то робко улыбнулся:

- Кайана сказала, что я могу вам чем-то помочь.

Лемер, снова приняв на себя роль переговорщика, улыбнулся хозяину дома в ответ, неторопливо кивнул и ответил:

- И она права. Мы проделали огромный путь не только ради того, чтобы познакомиться с одним из самых выдающихся ученых Сарства. Которого, по моему мнению, незаслуженно предали забытью.

- Вы ведь отлично понимаете, что тут дело не в заслугах, - насмешливо заметил Жуна Кай, сделав неопределенный жест, будто отмахиваясь от неприятного наваждения.

- Верно. В нашем городе совершенно иные шкалы ценности, - кивнул на это старый аристократ и повернул голову к Олури, снова расставившему чашки с чем-то горячим на столе. – Благодарю, - притянув к себе одну, он сделал медленный глоток, поглядел на хозяина дома из-под ободка изящной посуды, отставил ее и продолжил. – У вас очень вкусный чай. Местный?

Мой дед усмехнулся подобным перескакиваниям с темы на тему и укоризненно покачал головой:

- Я, конечно, согласился поговорить и даже помочь вам, если это вообще в моих силах. Но давайте не будем отнимать друг у друга время. Вы что-то хотите от меня, я же хочу разобраться со всем поскорее.

- И только? – насмешливо уточнил Ергад, сделав вид, что говорит с чашкой.

- Простите? – Жуна Кай удивленно приподнял брови, переведя взгляд на длинноволосого бунтаря.

- Зачем же? Пока не за что просить прощения, - все с теми же нотками нахального издевательства ответил Ергад. – Мне лишь показалось, что вы хотели сказать, что готовы поскорее избавиться от чувства вины перед своей внучкой, чтобы вернуться к привычной жизни. Ну, и заодно, снова распрощаться с ней. Так сказать – будто ничего и не было. Вы сам по себе, она – сама по себе.

Хозяин дома даже не постарался сделать вид, что возмущен замечанием более молодого собеседника. Не стал отпираться или оправдываться. Казалось, что его не задели слова бунтаря, а просто добрались до подкорки и осели.

Но все же через несколько долгих секунд молчания, он решил возразить:

- Вы не правы.

- В чем же?

- В части своих суждений. Да, я хотел бы поскорее разобраться с вашим делом. Да, хотел бы помочь и забыть. Но не о том, что нашел внучку, единственную, кто остался у меня. А о том, как это случилось и что в себе несет.

- Много слов, - вмешалась Ярга и отставила чашку, казавшуюся в ее руках еще более хрупкой, что была на самом деле.

- Но мы ведь здесь и собрались для разговора, - насмешливо улыбнулся Жуна Кай и обвел всю компанию рукой.

ПЛЕЯ переглянулись, решая, кто же продолжит и как скоро перейдет к главному вопросу. И, по безмолвному согласию, Портняга снова достал свою тетрадь.

Быстро пролистав пару страниц, светловолосый мужчина положил записи в середину стола так, чтобы хозяин дома мог все видеть, не вытягиваясь и не прилагая излишних усилий, после чего начал:

- Сарство продолжает жить привычными правилами, законами и устоями. Заставляет каждого горожанина чувствовать чужую руку на плече и дыхание в спину. Угнетает свободу волеизъявления, мысли и слова. Загоняет в рамки и ограничивает права. За последние двадцать лет цесари затормозили науку и прогресс так, чтобы нельзя было совершенствовать уже достигнутое. Под запретом революционные научные решения. А люди, работающие в лабораториях на подобие той, в которой содержалась Кайана, постоянно находятся под присмотром наблюдателей. Они подписывают множество обязательств о неразглашении и не могут даже поделиться с семьей хотя бы частью правды. К тому же все время подвергаются риску попасть по другую сторону закона, требующего молчать, быть, как все, и следовать абсолютно всем правилам. Большинство отказывается от личной жизни, старается отойти от семьи, разорвать отношения даже с родителями, чтобы не подвергать риску любимых…

- Простите, что перебиваю, - вмешался Жуна Кай. – Но то, что вы рассказываете, не сильно-то и отличается от порядков, заведенных еще задолго до меня.

Портняга усмехнулся и продолжил:

- Они стали ограничивать не только ученых. Или выбор каждого на будущее. Заведены новые правила даже в ношении одежды, покупке норм продуктов питания и непродовольственных товаров, обучении как дошколят, так и более старшего поколения. Нет более возможности говорить открыто даже в кругу семьи, без оглядки и подозрений, что любой из них сейчас же не сообщит об инакомыслии наблюдателям. Причем теперь даже шутка может стать причиной для суда и наказания.

- Это Сарство, - насмешливо заметил хозяин дома. – Так тоже было всегда. Каждый год нормируются покупки и потребление. Цензуруется мышление, тексты, научные работы и одежда. И еще ни разу не было ни единого попущения со стороны цесарей, лишь ужесточение рамок. Это не внове ни для меня, ни даже для вас.

- Но вы знаете, что все может быть иначе, - не выдержал Ергад, с силой хлопнув чашкой по столу. – Вам-то известно, как все изменить!

- Простите, молодой человек, - Жуна Кай покачал головой. – Но мои измышления привели меня катастрофе, смерти дочери, потере связи с родными и забвению. Не думаю, что они могут считаться чем-то полезным.

- А как же ваша работа по социальной механике? – уточнил Лемер.

- Вы и об этом слышали, - поморщился хозяин дома.

ПЛЕЯ кивнули настолько одновременно, на сколько это может сделать четверка самостоятельных и несвязанных мысленно друг с другом людей.

- Ну да, - оценив реакцию верно, Жуна Кай пожал плечами. – Имеется за мной такой грешок. Еще до всем нам известных событий я написал некий труд о том, как можно было бы улучшить положение дел в нашем городе. Коснулся и управления, и организации научного прогресса, и общества. Но сами понимаете, что подобное показывать там, - он неопределенно мотнул головой в сторону окна. – Было нельзя. От меня бы точно избавились куда раньше и не так замысловато.

- Стали бы изгоем, как мы? – насмешливо уточнил Ергад.

- Получил бы высшую меру и не смог бы помочь своей дочери встать на ноги. Мое лечение все же было верным. И не вмешайся цесари со своими зачистками, я бы смог нормализовать ее состояние, помог бы с родами, увидел бы внучку. А не жил все это время вдали от дома, считая, что остался последним из крови Кай.

- Не думаю, что вам стало легче от осознания, что внучка у вас все же есть, - заметил длинноволосый бунтарь. – Не вижу искреннего счастья на лице.

- А я и не обязан плясать от радости, учитывая сколько новостей вы принесли мне в одночасье.

Парень лишь хмыкнул на прямой и честный ответ, а мой дед повернулся ко мне:

- Не думай, что я расстроен твоим появлением или хочу от тебя избавиться. Скорее мне бы хотелось, чтобы ты осталась здесь, со мной и начала новую жизнь. Ту, какой была достойна с самого рождения. Но годы одиночества и скрытности научили меня главному – не фонтанировать эмоциями перед чужими, неизвестными мне людьми.

- В этом мы похожи, - кивнула я и поглядела на ПЛЕЯ, намекая, что разговор с ними еще не закончен.

Жуна Кай тоже перевел взгляд на собеседников:

- Итак, если я верно понял, то вас интересует мой труд о социальной механике и преображении сарского общества в свободный город?

- Все верно, - сдержано кивнул Портняга. – От своих, - он помолчал не более секунды и продолжил. – Клиентов я узнал, что именно вам хватило смелости изложить свои свободолюбивые мысли в форме текста. Вот только дальше этого дело не пошло. Впрочем, учитывая статус людей, рассказывавших об этом, верить можно было лишь на двадцать процентов. Но в нашем положении и такой вероятности достаточно, чтобы начать действовать.

- Да, я уже слышал, что каждый из вашей компании – изгой. И, учитывая ваш статус, выбор был невелик.

- Вы еще не знаете последних новостей, - заметил Ергад, а верно прочитав приподнятую бровь, перешел к пояснениям. – Они решили избавиться от нашей прослойки. Учитывая, что прогресса в городе нет и нет дополнительных поступлений, а серых становится все больше, что приводит к раздуванию штата, было принято решение, огранить таких, как мы, еще больше. Если раньше это касалось лишь общения с другими горожанами, то теперь речь идет о нашем содержании. И это учитывая, что мы давно сами занимаемся большей частью обеспечения. Завели собственные грядки, научились чинить вещи, получаем скудные дотации не чаще одного раза в неделю и имеем норму в три раза меньшую, чем «свободные».

- Я так полагаю, что эти изменения должны коснуться и лабораторий: - Жуна Кай перевел на меня спокойный взгляд.

Мне оставалось лишь кивнуть. Отчего-то не хотелось сейчас включаться в разговор. Казалось достаточно и того, что в нем участвуют ПЛЕЯ полным составом.

- Тогда понятно, отчего вы решились на столь отчаянный шаг и даже привлекли к нему мою внучку.

- А вы считаете, что ей было бы лучше до конца своих дней жить в четырех стенах под наблюдением? – скривив рот в ехидной улыбке, уточнила Ярга.

- Скорее так – лаборатория более безопасна для таких, как она. А на научные проекты цесари никогда не скупились. Хоть и не использовали их в полной мере.

- Парадокс, - заметил Ергад.

- Именно так, - согласно кивнул хозяин дома. – Но давайте ближе к делу. Вы решили, что раз подвергаетесь риску голодной смерти в забвении, то вам больше нечего терять. И потому отправились на мои поиски, чтобы с помощью того самого труда начать революцию? Или просто сбежали, а я стал предлогом?

- Первое, - почти в голос ответили ПЛЕЯ.

Жуна Кай молча оглядел всю четверку, перевел взгляд на меня, о чем-то подумал и вздохнул:

- Простите, но я не смогу дать ответ сразу. Мне нужно время, чтобы подумать, взвесить все аргументы и принять решение, как поступить. Вы ведь должны понимать, что отдав вам труд, я тоже подвергнусь риску.

- Какому? – с неподдельным удивлением в голосе спросил Ергад. – Вы остаетесь здесь. Да и в целом, кто сказал, что мы найдем в вашей работе хоть что-то полезное?

- Если бы вы сомневались, то не тащились бы через половину континента, подвергая себя и друг друга риску. Не решились бы на побег из места, которое вообще не должно существовать. И не стали бы привлекать к этому Кайану.

Портняга лишь хмыкнул на подобные выводы, а Лемер, допив угощение и поставив чашку на стол, согласно кивнул:

- Вы правы. Мы возлагаем на вас большие надежды. И, думаю, будет не лишним дать вам время все взвесить и решить, - старый аристократ встал и посмотрел на своих спутников. – А сегодня мы и так отняли у вас много времени. Если не возражаете, назначьте нам встречу на завра, в любое удобное вам время. Мы обязательно придем и уже на ваших правилах.

Жуна Кай уважительно оглядел бывшего дипломата, снова посмотрел на меня:

- Останешься?

Я лишь отрицательно покачала головой:

- Вернусь с друзьями. Иначе стану лишним рычагом давления в принятии решения. а оно должно быть принято только тобой.

Мой дед улыбнулся, понимающе кивнул и встал с кресла:

- Благодарю вас за визит и неожиданный подарок. Буду рад встретиться с вами завтра в обеденный час. Если вы не против, то Олури проводит вас снова, чтобы не возникло недопонимания.

Каждый из моей компании встал и направился к выходу. Лишь Портняга задержался, чтобы дать общий ответ:

- Тогда до завтра. Будем ждать встречи.

Мы вышли из дома в полной тишине. И выдохнули только в тот момент, когда за нами закрылась дверь.

Ергад повернулся ко мне и спросил:

- И почему ты не захотела остаться? Там, вроде бы, лучше, чем в гостинице.

- Я пришла с вами. С вами и уйду, - коротко ответила я и зашагала прочь, не дожидаясь того, когда выйдет Олури…

Сложно представить, что чье-то лицо может вытянуться больше, чем уже. Но Жуна Кай смог этого добиться.

Зато не смог сдержать обещания оставаться недвижимым. Впрочем, на это я и не рассчитывала, если уж быть откровенной с самой собой.

Радовало уже то, что старик не стал шарахаться, подскакивать с кресла, бросаться подручными предметами или громко ругаться, призывая себе на выручку прочих обитателей дома. Он просто дернулся назад, почувствовал за спиной кресло, вжался в него и продолжил буровить мои руки взглядом, замешанным на удивлении, испуге и неверии в реальность происходящего.

Кажется, ничего подобного мне уже давно не встречалось. ПЛЕЯ были готовы к подобной демонстрации. А те, кто не знал, чего ожидать, не успевали никак отреагировать – раньше этого шипы уже распарывали им одежду, вонзались в отдельные части тела или иначе вредили. Да и мне было в это время не до внимательности. Важнее было отделаться от агрессоров и остаться в живых самой.

Возможно, оттого я и следила за реакцией хозяина дома с таким интересом. Мне и вправду было любопытно. А заодно приятно, что удалось впечатлить того, кто в большей степени был причастен к этой метаморфозе.

Шипы росли недолго. Сначала они разрезали кожу на костяшках и неторопливо принялись тянуться на воздух, будто хотели подышать. Ширились, становились длиннее, острее, блестели на куцем свете комнаты. Но вскоре остановили свой рост, предоставив на обзор не более десяти сантиметров. Будто заявляя, что и этого будет достаточно для первого раза.

Зато ушел зуд. Больше не чесались кулаки. Беспокойство, скребшееся в душе и в подкорке отпустили. Позволили мысленно выдохнуть и уделить все внимание человеку, сидевшему напротив и ошеломленно глядевшему на мои руки.

- Это твой подарок твоему же потомству, - разорвала я тишину так же, как до того шипы разорвали мою кожу – медленно, спокойно, но остро, без намека на жалость или почтение.

- Невозможно, - прошептал себе под нос Жуна Кай.

Он явно еще не пришел в себя. Продолжал бегать глазами по блестящему металлу, по изуродованным костяшкам, по всей моей совершено естественной позе. И не верил. Ни тому, что видит, ни тому, что это происходит именно с ним.

- Как видишь, возможно, - с легкой насмешкой ответила я и подняла правую руку, провела ею вправо и влево, не отдаляя от себя, чтобы не спугнуть ученого, и положила на колено. – И ты принял в этом активное участие.

Сейчас Жуна Кай находился в настолько пораженном состоянии, что даже не замечал, как споро я перешла с уважительного обращения к панибратскому. И мне нравилось это. Нравилось пугать его. Давать возможность осознать, что он сделал с ребенком своей собственной дочери.

Старик медленно покачал головой, снова пожевал обе губы и повторил:

- Невозможно.

Я вздохнула, осторожно повернулась к столику, оглядела его со всех сторон и резко воткнула в него шипы левой руки. Острые лезвия вошли в поверхность на половину, не получив должного сопротивления:

- Не люблю портить чье-то имущество. Но иначе ты так и будешь считать, что все это иллюзия или иной способ одурачит тебя, - шипы без всяческого труда вышли обратно на свет. – А мне надоело ждать, когда ты поверишь в то, кто я есть. И что у меня нет ни единой причины отдавать тебя цесарям, наблюдателям или кому-то еще из Сарства.

- Как, - старик запнулся, но после секундного замешательства продолжил. – Как ты выжила с такой патологией? И как это вообще случилось? Кто тебя спас?

Я усмехнулась. Вот теперь он начал верить. Если и не нашему кровному родству, то хотя бы тому, что меня или ПЛЕЯ что-то связывает с властями родного города. кроме неприязни, естественно.

Пришлось вернуться на двадцать пять лет назад и начать рассказ сначала. Точнее вставить в прежний те поправки, которые так хотелось оставить при себе.

Более подробно остановиться на лаборатории, на Ленаре, на исследованиях и том, что делалось со мной изо дня в день. Опустить открытие серости, но освятить вопрос регенерации тканей после любых колюще-режущих повреждений. Остановиться на вопросах социализации, работы с учеными из разных сфер и попыткой стать частью общества. Вспомнить о нападении силового отряда в моей же квартире и суде. Вернуться в лабораторию взрослой, уставшей и уже не верящей ни во что, кроме правил, позволяющих выживать, а не стать объектом окончательной расправы.

Старик слушал. Впитывал каждое слово. Но не отрывал взгляда от моего расхаживания по комнате с оголенными шипами.

А я старалась не размахивать руками, чтобы ненароком не повредить тут что-нибудь. И давалось это с огромным трудом. Сложно сдерживать жесты, когда эмоции снова начинают бить через край.

- Значит, мне все же удалось улучшить состав крови и костной ткани Арьи, - заключил Жуна Кай, когда я закончила свой рассказ и уставилась на собеседника, осторожно сложив руки на груди.

- И это единственный вывод, что ты сделал из всего сказанного? – мне не удалось сдержать побежавшие ко лбу брови.

- О! Конечно, нет. Выводов очень много. И, - он помолчал, снова оглядел меня, мои шипы, вызывающую позу, решился. – Мне очень жаль, что с тобой все так случилось. Я правда планировал вернуться к родам Арьи. Уезжал на каких-то пять дней. Это и было указано в заявочном рапорте. Должен был поучаствовать в совместном научном проекте, дать свое независимое заключение и вернуться. Но, - старик снова замолчал.

- Но твой катер оказался неисправен. Потерпел крушение недалеко от барбидов. А ты получил ранения, от которых очень сложно оправиться быстро и без последствий, - закончила я за него. – Мне известно, что транспорт был испорчен еще в Сарстве. Это было предсказуемо. Хоть и неясно, зачем им избавляться от тебя в расцвете твоей научной карьеры. Вопрос в другом – как у тебя хватило самообладания не передать хоть какую-то, самую дохлую, самую тонкую весточку о том, что ты жив своей собственной дочери, которая должна была со дня на день родить?

Каждое мое слово вбивалось в него, как гвоздь в доску – крепко, жестко, безжалостно. Но мне хотелось именно этого – наказать его за двадцать пять лет нежизни. И оттого сейчас настало время наслаждаться эффектом.

- У меня не было возможности, - прошептал старик. – Сначала попытка выжить. Потом лечение – долгое и сложное. Потом попытка встать на ноги и отправиться дальше, чтобы меня не нашли. Я ведь тоже понял, что эта поломка – не простое совпадение. А когда добрался до Исатерры, уже было поздно что-то сообщать Арье. Это скорее навредило бы ей, чем дало успокоение и возможность жить. Я посчитал, что незнание поможет ей отделаться от наблюдателей и силовиков. И не придется врать или подвергаться пыткам. В ее положении это было бы ужасным.

- А вышло так, что известие о твоем побеге довело ее до экстренных родов, - закончила я за него. – И привело к смерти. Знаешь ли ты, что будь ты там, сообщи ты о своем эксперименте над дочерью, возможно (не говорю, что наверняка) ее можно было спасти? Додумайся хоть кто-то дать ей обезболивающее, облегчить страх и тревогу, она бы выжила. Дала бы жизнь уроду, но смогла бы спастись. Задумайся об этом. Знай хоть кто-то, кроме тебя, о ее болезни или том, как ты ее вывел на плато, может, ей бы смогли помочь. Пусть и объявили бы изгоем. Возможно, тоже изучали бы, как феномен. Но спасли. А не уложили в безымянную, забытую на четверть века могилу рядом с другими, никому ненужными людьми.

Жуна Кай смотрел на меня с мольбой. Со скорбью в глазах и застывшей, пустой улыбкой на губах. Наконец, его голова качнулась:

- Ты права. Я убил ее и превратил тебя в того, кто ты есть. Но сейчас никто этого не может исправить. Оттого могу лишь спросить – чего ты хочешь? Наказать меня? Предать суду? Убить?

Я оглядела его сверху-вниз, такого постаревшего, уставшего, вернувшегося в прошлое и нашедшего там руины, и отрицательно мотнула головой:

- Нет. Мне от тебя ничего не нужно. Если бы не они, - левая рука махнула в сторону соседней комнаты, демонстрируя, как медленно и беззвучно шипы возвращаются в мой скелет. – Я бы продолжила жить, как живу, и не предпринимала попыток найти тебя. Мне это ни к чему. Былого не вернешь. Но им ты нужен. Для них ты стал целью в жизни. И если уж на то пошло, без тебя они дальше не справятся. Хоть я и не верю в теорию Портняги о том, что у тебя есть какое-то секретное и очень умное решение, как им помочь.

- Помочь в чем? – брови моего деда снова поползли ко лбу, а глаза с интересом впитывали каждый момент исчезновения шипов в плоти.

- Они сами тебе расскажут, если ты к этому готов.

Он поднял на меня совершенно детский, полный любопытства и наивности взгляд:

- Наверное, я готов. Если это хоть как-то тебе поможет.

Я кивнула и крикнула:

- Можете возвращаться, - а после, тихо добавив. – Я свое дело сделала, - отошла к стенке, возвращая себе обычный, человеческий вид.

Его лицо, наконец, потеряло хладнокровное равнодушие. Лишилось сухих черт и выражения, говорившего о снисходительной учтивости к присутствующим.

Теперь на нем появились хоть какие-то эмоции. Сначала удивление, сопровождающееся округляющимися глазами. Затем неверие и сомнение, ярко выражаемое бегающими по мне глазами и едва беззвучно шевелящимися губами. А после злость, отлично читавшаяся в нахмуренных бровях и загоревшихся зрачках, снова почерневших в глубине орбит.

Он не верил и начинал яриться от того, что я только что сказала. И, наверное, был в своем праве. Пока никто не предоставил ни единого доказательства, что мне и вправду принадлежит и это имя, и эта кровь. Вот только второго ему не получится добиться просто и быстро. Иначе возникнет слишком много проблем и сложностей, а заодно вскроется немало тайн, которые мне хотелось бы сохранить при себе максимально долго.

Кто знает, как поведет себя ученый, узнающий, что ему в руки попал экземпляр удачно проведенной мутации. Еще и по его собственным научным изысканиям. А он-то об этом ни сном, ни духом.

- Почему я должен вам верить? Присвоить чужое имя может любой. Без доказательств более весомых, чем пустые слова, вы остаетесь для меня потенциально опасными представителями власти Сарства, - наконец, заговорил Жуна Кай, внезапно выпрямившись, как струна.

На столе появился поднос с шестью чашками и небольшой вазочкой, заполненной каким-то угощением. Я мельком пробежалась по нему, подняла глаза на Олури и поинтересовалась:

- Мне можно переговорить с ним наедине? Без твоего и их, - голова мотнулась в сторону друзей парня. – Присутствия?

Провожатый нахмурился, внимательно вперился в меня беспокойным взглядом, что-то обдумал и кивнул:

- При условии, что и твои друзья уйдут вместе с нами. Не хочу подвергать его большему риску, чем он достоин.

- Значит, ты все же считает, что он чего-то достоин? – с ехидной улыбкой заметила я.

Олури раздраженно отмахнулся от моей колкости и посмотрел на ПЛЕЯ, скрестив руки на груди.

- Это вполне разумное требование и предложение, - поставив подхваченную мгновение назад чашку, согласился Лемер и встал. – Думаю, что вам есть, что обсудить в очень узком, семейном кругу. А мы пока могли бы осмотреть дом в сопровождении ваших друзей.

Ергад с сомнением покосился на тех самых друзей, фыркнул, но тоже встал, явно получив тычок от Ярги. Северянка же поднялась вслед за ним и вопросительно посмотрела на Портнягу.

Светловолосый мужчина последовал примеру остальной компании.

Так они и вышли в соседнюю комнату, в сопровождении парочки крепких парней и нового начавшегося разговора.

Никто не выказывал беспокойства или подозрений на мой счет. Что успокаивало и немного забавляло. Вдруг я в этот самый момент планирую нападение на старика, еще не пришедшего в себя от принесенной новости.

- И для чего было устраивать это представление? – разорвал воцарившуюся тишину мой дед.

Его явно еще немного трясло и от новости, и от злости, что кто-то решил сыграть на его отцовских чувствах.

- Чтобы наш дальнейший разговор мог пойти более открыто, - я огляделась, нашла кресло, поставленное у стены, подтащила его ближе к столу и уселась. – Не думаю, что посторонним стоит знать всю историю нашей семьи.

- Вашей или моей? – жестко уточнил Жуна Кай.

- Нашей, - так же жестко повторила я и, вздохнув, начала свой рассказ.

О том, как появилась на свет и что услышала от Ленара. О том, как росла в лаборатории, обучалась и участвовала в экспериментах, не имея права на отказ или защиту. О том, как выросла в бетонных стенах, чтобы получить свободу и снова вернуться к тому, с чего начала. О найденной на территории фабрики могиле матери, без надгробного камня и именем в списке прочих, объявленных изгоями посмертно.

Он слушал. Менялся в лице. Впитывал каждое мое слово. То хмурился, то кивал, требуя продолжения, то качал головой, отказываясь верить в правдивость услышанного.

Мне же было плевать, во что в итоге поверить этот человек. Сейчас я просто хотела сбросить на него весь груз и посмотреть, как он это переживет. Как будет чувствовать себя, зная, что не сберег дочь. Зная, на что обрек внучку. И понимая, что впервые за двадцать пять лет видит перед собой кого-то равного ему по крови.

Потребовалось не меньше часа, чтобы окончить рассказ. Подвести его к тому, что имеется на данный момент – мне и моей компании, позволившей забраться так далеко от ненавистного дома. Рассказывать обо всех свойствах своего тела я пока не стала. Жуна Кай, может, и был удивительным, выдающимся ученым, но доверия у меня пока не вызывал. Не хочется снова становиться объектом. Особенно после того, как почувствовала, что могу быть личностью.

Старик поджал губы, прикусил обе одновременно, нахмурился и проговорил:

- Эту историю мог рассказать любой, кто учувствовал в жизни моей семьи, если все это вообще можно считать правдой.

- А смысл мне врать?

- Чтобы добраться до меня.

- Через двадцать пять лет? – я невольно фыркнула, давая понять, что он в принципе не может быть кому-то нужен с той стороны через такой огромный промежуток времени.

- И даже через пятьдесят. Эти, - мой дед запнулся, задумался, подбирая правильное слово, но все же выплюнул, сморщившись. – Люди на многое способны, если возникает существенный интерес.

Я внимательно посмотрела на внезапно еще более постаревшего мужчину. Сколько ему теперь, после такой истории? Восемьдесят? Девяносто? Пора на смертный одр? Но отчего-то жалости он во мне не вызывал ни на грамм. А по-прежнему оставался тем, кто не уберег дочь, внучку, свою семью от цепких и грязных лап цесарей. Отдал всех на растерзание системы, чтобы скрыться самому.

Но стоит ли бросаться обвинениями сейчас? Будет ли от них хоть какой-то толк?

- Как же мне надоело доказывать всем, что и кто я есть, - я вздохнула и нарочито медленно потянула к себе цепочку, вытаскивая семейный кулон из-под рубашки. – Этого будет достаточно?

Украшение легло на раскрытую ладонь, но цепочку я снимать не стала, а придвинулась ближе, демонстрируя реликвию старику.

Он сощурился, приподнял брови, округлил глаза и, наконец, тихо спросил:

- Откуда у вас это?

- Это все, что Ленар смог сохранить для меня от Арьи. Только кулон и получилось спрятать прежде, чем серые забрали ее тело из родового зала.

- И почему он у вас? Может, вы тоже серая?

- А почему Олури узнал во мне Кай? – задала я встречный вопрос. – Как парень, не знавший никого, кроме вас, мог узнать во мне человека, принадлежащего нашей семье?

Жуна Кай замолк. Снова забегал по мне глазами. Остановился на скулах, носе, волосах. Он сканировал меня, будто полуживой робот, способный сопоставлять до сотни образов в секунду, выискивая какие-то сходства и расхождения.

Мы молчали, изучая друг друга. В нас не было ничего похожего – ни контура лица, ни носа, ни глаз, ни губ. Два совершенно разных человека, объединенных одной единственной женщиной. Чьей-то дочерью, чьей-то матерью.

- Согласен, - наконец, произнес старик. – Общего в нас мало. Но некое отдаленное сходство, наверное, есть. У Олури наметанный глаз. Я давно это заметил. Но это еще не доказательство.

- А ничто не станет доказательством, - насмешливо ответила я и задумалась, чуть помешкала и сжала кулаки. – Хотя, если обещаете не вопить, не подпрыгивать и не отбрасывать мебель, попробую еще один фокус. Может, это хоть что-то объяснит.

Мой дед явно заинтересовался подобным предложением, подался вперед и честно пообещал:

- Буду недвижим, как статуя.