16 августа 2015
Письмо в редакцию

Это письмо написал сержант Малкольм Уошберн, Армия США.

США никогда не были в большей опасности, чем сегодня. Вот так. Финиш.

Ни Третий Рейх, ни Советский Союз и в подметки не годятся объединенными силами исламофашизма, российской агрессии, китайской гегемонии, и долбанутым планам северокорейских фанатов идей чучхе.

Я вступил в армию сразу после 9/11, и я провел всю свою карьеру постоянно путешествуя из одной горячей точки в другую и разбираясь с тем, кто более всего угрожал нам на этой неделе. После четырнадцати лет, я совершенно привык сражаются и убивать плохишей.

Но когда кто-то спрашивает меня, какова должна быть наша национальная стратегия, я говорю им правду: мы должны бороться с ними здесь, чтобы не бороться с ними там.

Мы не выбирали эту войну. Но даже в спорте, вы иногда можете сыграть несколько матчей на своем стадионе. Просто на этот раз, я бы хотел приходить домой с войны каждую ночь, обедать в моем собственном доме, спать в своей постели, и заниматься сексом с той женщиной на которой женился.

Я знаю, я знаю: гражданские спят крепко под одеялом свободы, которое мы держим. Нах*й. Может, если наши гражданские будут просыпаться каждую ночь из-за минометного обстрела или снайперов - нас, солдат, наконец-то начнут уважать.

Подумайте о этой простой идее: зачем бороться с талибами в горах Афганистана, когда у нас есть отличные горы в Западной Вирджинии? Посмотрим как нашим врагам понравится учить дебильные фразы на придурошном языке и ходить на занятия по первобытным обрядам местных крестьян.

Пускай ОНИ ездят по нашим дорогам, а МЫ будем их взрывать через каждые пятьдесят ярдов. Пусть ОНИ попробуют заключать сделки с НАШИМИ двуличными политиками и строить многомиллионные инфраструктурные проекты для наших гражданских, в то время как МЫ будем эти проекты оперативно сжигать дотла и ссать на их флаги.

Нам не придется изучать арабский, пушту или другие дерьмовые диалекты, есть их жуткую пищу, разбиратся с их гребаной религией, или смотреть на их клювомордых баб, закутанных в долбаные палатки. Английский достаточно хорош для меня, и если они ненавидят меня так сильно, они вполне могут сами лететь через океан, и мы можем решить это как прекрасно здесь, как и в сирийской пустыне. А потом я смогу пойти пожарить барбекю на своем заднем дворе.

Посмотрите, что произошло в Техасе на конкурсе карикатур на Мухаммеда: двое террористов приехали, их тут же пристрелили, и охрана в ту ночь пошла спать в свои постели дома. Отличный пример.

Если что, я даже согласен на нечто среднее между Ближним Востоком и нами - можно воевать где-нибудь в чикагских гетто.

* “Давайте воевать с ними там, чтобы не воевать с ними здесь” - популярный лозунг, объясняющий американскому народу какого хрена армию посылают за океан

** Источник (Сайт сатирический, ясен пень):
http://www.duffelblog.com/2015/08/fight-them-so-dont-have-to-there/?utm_campaign=coschedule

ОСТОРОЖНО ОЧЕНЬ ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ!!!

Не моя. Я перевел ее на английский и вывесил, ссылка в конце поста если кому надо. На источник там же.

============

Изварино. Вторая половина июля 2014 года.

Вторые сутки бои идут где-то за горизонтом. Вернее, за пределами видимости не прекращающей гореть пересушенной степи. Ночью, эти бесконечные ленты огня, особенно хорошо видны.
Но здесь войны уже почти нет. И мы с трудом засыпаем в этой неуютной, притихшей степи. Мозгу не хватает привычной работы по препарированию ночной канонады и он не может дать усталому организму команды на полноценный отдых.
Прочно вбитые в нас рефлексы, способны воспринимать тишину только как паузу между залпами. И затянутость этой паузы настораживает и непроизвольно заставляет мышцы сгрупироваться для скорого мгновенного броска к траншее.
А залпов все нет и нет. И сна тоже...
Уже разблокирована дорога на Краснодон и далее к Луганску. Уже хлынул поток беженцев на Россию. Бесконечный как степь и бездонный в невыразимой своей скорби.
И на Изварино пришла БЕДА.
Огромное человеческое горе...
Нашему взводу вменили в обязанность проверку паспортов выезжающих, досмотр автотранспорта, обеспечение порядка в очереди и само формирование этой очереди, как таковой.
Ну что, привели в порядок шлагбаум, будку на въезде, распределились по парам. Приступили.
Стояли по два часа. Больше не получалось. Никак.
Больше, выдержать было невозможно.
Мы перестали шутить и смеяться. Мы стыдились смотреть друг другу в глаза. Некоторые ушли в жестокий запой.
Их не осуждали. Просто сняли с дежурства.
Очередь в иной день вытягивалась до семи километров. Россия принимала только по светлому и тем беженцам, кому не повезло уложиться в одну смену, приходилось продлевать эту пытку еще на день. Или на два.
Как повезет.
Вероятно в самом конце очереди еще бушевали какие-то страсти. Эмоции людей сумевших вырваться из ада, которым стал Луганск в июле.
Наверное. Мы этого не видели.
А у нашего шлагбаума стояла уже похоронная процессия. Кавалькада живых мертвецов. Живыми у них были только глаза. Но и они были мертвыми.
Как рассказать тебе, дочь, о глазах матери, которая отсидела больше месяца в подвале дома в Луганске, вздрагивая от каждого близкого разрыва?
Которая чисто механически стряхивала изобильно сыпавшуюся на головку ее ребенка, с потолка подвала, пыль, кусочки штукатурки, паутину и прочую мерзость. И так же механически пыталась укачивать четырехлетнее свое дитя, устало прижимая его к изможденной своей груди.
На большее ее уже не хватало.
Она устала молиться и надеяться. Она обреченно и внешне бесстрастно выслушивала соседей по склепу, которые на минутку юркнув наверх, на вымершую улицу, приносили старую новость - сегодня воды тоже не будет. Никакой.
Потому что подстанцию, целенаправленно раздолбанную укропами, починить не смогли. И света, значит, не будет тоже.
Про еду и лекарства, уже давно старались не вспоминать...
И вот она вырвалась из осажденного города.
Ее уже давно не волнуют глупости о том, что в России нет никаких родственников и ехать собственно не к кому. Она знает - хуже чем было, быть просто не может.
А еще у нее на руках истощенный, больной ребенок. У которого нет сил даже плакать. И она сняла с себя золотой нательный крестик, чтобы взять вскладчину с теми же соседями, машину до Изварино.
Машину их же родственников.
И надежда, что в лагере МЧС в Донецке помогут ее дочурке, дает ей в который уже раз, яростное желание жить.
И их машина, как и все остальные, влипает на въезде в деревню в эту бесконечную очередь. И эта женщина идет к нам, к шлагбауму, чтобы объяснить ополченцам, что она не может больше ждать.
А мы опускаем глаза и бубним, что без очереди проходят только раненые, беременные и семьи с детьми до трех лет.
Мы сами так решили. Решили правильно.
Только одно дело - озвучить и совсем другое, претворять в жизнь. Мы ей отказываем. В том числе и потому, что в нас впиваются десятки женских глаз таких же носителей невыразимого горя. Тех, кто уже отстоял свое на этом раскаленном асфальте.
Целый день. Или два. Как повезет.
И она, затихнув обреченно, пытается с мольбой поймать взгляд хоть кого-нибудь из нас. И поймав, встрепенется в безумной надежде. И тут же обмякает сгорбившись и бредет к машине, устало клонясь к земле сутулой своей спиной.
Сутулой спиной пожилой женщины двадцати трех лет от роду...
А мы, зажмуриваемся оскалившись на мгновение и мечтаем о ближнем бое. Чтобы ствол к стволу, морда к морде. И рвать, рвать зубами их глотки. Полосовать ножами в лоскуты, в бахрому кровавую. Чтобы внуки их заикались, вспоминая о нас. Чтобы железом каленым выжглось в мозгу тех из них, кто умудрится вернуться.
- МНЕ ОТМЩЕНИЕ, И АЗ ВОЗДАМ! -

В этой очереди практически нет дорогих машин с кондиционером. Владельцы таких авто, обналичив свои активы, дальновидно ускакали задолго до того, как здесь стало по настоящему плохо.
И открывая очередную дверцу очередной душегубки, твой мятущийся взгляд натыкается на глаза ребенка, бессильно распластавшегося на прелых памперсах, на заднем сиденье.
Ему повезло. И старику с трудом выбравшемуся из за баранки - тоже. Малышу не больше года.
Значит - без очереди.
О его глазах писать невозможно.
Скажу только, что Господь нас не простит.
Никого.
Ни тех, кто превратил в кучу щебня дом его семьи, лишив ребенка матери, отца и бабушки.
Ни нас. Потому что не защитили. Не смогли.
Остальных, оставшихся равнодушными - тоже.
Не простит.
Я истово в это верю.

А вечером, Колян Сумрак, раздолбай, разведчик и сапер от бога, с обеими Чечнями за спиной, хватал нас за руки и кричал, что все.
Он больше не может.
И если мы не уйдем дальше на войну, он пойдет сам. Куда угодно. Только чтобы не видеть всего этого.
И мы прикидывали, как побыстрее смениться и куда двигать потом. На войну.
Но ушли мы только через три дня. В Луганск. Четыре россиянина (как здесь говорят) и один молдаванин. Когда пришла смена.
Но это совсем другая история.

Я рассказал тебе про глаза только одной женщины и одного ребенка.
И только потому, что это до меня она пыталась докричаться. Мой взгляд ловила. И историю этого малыша, лично мне поведал с трудом передвигающийся на артритных своих ногах, его дед.
А их были сотни, этих глаз.
Каждый день.

==========

Более полная версия этой истории
http://www.proza.ru/2015/03/13/1833

О том как Дон вообще из Питера поехал в ополчение
http://www.proza.ru/2015/02/25/2382

Мой перевод, с картинками
http://www.liveleak.com/view?i=ccd_1428114907

Там же лежит перевод других частей с фотографиями героев
http://www.liveleak.com/view?i=c0c_1427955203