Эй, толстый! Второй шанс. 7-8 серии
7 серия
Только Саня подуспокоился, как беда навалилась, откуда и представить было нельзя. Зоя Смирнова! Злой гений жирного. Как только она появлялась, у Сани обязательно начинались жутчайшие проблемы, а в его маленький уютный мирок вторгалось Зло, принося с собой неведомый ужас. И теперь она, эта телка-ночной кошмар, звала жирного откуда-то из-за забора.
– Саня! – слышался ее голос. – Саня!
«Может, почудилось? – надеялся жирный. – Вдруг это заблудившееся эхо моего пердежа?»
– Саня, куда ты?!
Жирный уже шел быстрым шагом. Гонимый страхом. Подальше отсюда. Лучше уж посидеть у телека в обществе «пленных», лучше уж что угодно.
– Постой, мне надо с тобой поговорить! – звала из-за забора Зоя. – Не хочешь сейчас, приходи сегодня в пять вечера! Слышишь?!
«Хуй тебе!» – думал жирный, изо всех сил делая вид, что не спешит, и что ничто его не напугало.
***
Встреча с Зоей, тем не менее, пробудила в жирном дремавших демонов ада. Пришли воспоминания. Как эта телка шептала ему на митинге: «Я у тебя отсосу!» Как она вела его ебаться! На какую-то секунду перед мысленным взором жирного возникла картина – Зоя сосет ему, Сане, хуй. Эта картина была неправильна, но и немыслимо маняща. Саня представил ее в деталях: Зоино напряженное лицо, ее губы, обнимающие трепетную и упругую плоть, не знавшую ничьих прикосновений, кроме собственных кулаков и пальцев. Неизвестно откуда Сане даже прифантазировались чипсы, пачку с которыми он размещает на голове у Зои. И вот Саня жрет, а Зоя сосет. Эта картина была настолько возбуждающа, что Саня решил нарушить режим и при первой же возможности подрочить.
«Пленные» сидели в рекреации. Кто смотрел телевизор, по которому Елена Малышева танцевала с двумя чуваками в костюме соплей. Кто читал книжку. Четверо или пятеро самых унылых играли в монопольку.
Никто, вроде бы, не ел. В голове у Сани затлел адский план. Он решительно направился в сортир.
По пути перехватил внимательный взгляд Гоши Питерского. В любое другое время жирный бы смутился и выдал свои намерения, но сейчас демоны сексуального ада придали Сане самоуверенности и куража. Саня целеустремленно и сосредоточенно двигался в уборную, как будто бы действительно хотел срать. Если разобраться, то немного и хотел. Надо будет просраться по завершению процесса. Для финального алиби, да! Вдруг этот долбоеб Гоша Питерский привяжется, спросит: «А где ты был?» «Срал!» – гордо ответит Саня. А если его преследователь не поверит, отвести его в туалет, где будет вонять как надо – уж это-то Саня умеет лучше всех в мире. Ай, как здорово жирный придумал!
Кабинки в туалете были без шпингалетов. Как в детском лагере. И, несомненно, отсутствовали защелки ровно с теми же целями: чтобы максимально осложнить потенциальному дрочеру выполнение поставленной задачи. Одной рукой – хочешь не хочешь – надо было придерживать дверь. Другую – использовать по назначению. И позволить штанам безвольной кучкой сползти на пол.
Санино дело не предполагало сколько-нибудь долгой продолжительности. Он настолько хотел передернуть, что хватило бы двух-трех движений.
И – раз! По Саниному телу прошла сладкая волна в щекотных пузыриках.
И два! Зоя перед мысленным 3D-взором развратно улыбалась и облизывала его хуй.
И-и-и…
Но третьего раза не получилось.
В сортире послышались торопливые шаги. Затем кто-то сильно дернул на себя дверь кабинки.
***
– Ай! – воскликнул Саня.
– А ну, выходи! – зарычал снаружи Гоша Питерский. – Я знаю, гаденыш, что ты там де…
Он снова рванул на себя дверь. Сделал это сильно, и дверная ручка, как строптивая птица, вырвалась у Сани из ладошки.
– Что вы делаете?! – заверещал жирный.
И тут же ощутил весомый поджопник, который чуть не уронил его на убогий узилищный унитаз.
– Никто же не принимает пищу! Я сру! – убежденно врал жирный.
Гоша Питерский очень болезненно перехватил руку жирного, которой тот до того держался за ручку, завернул ее за спину, и теперь Сане стало больно.
– Я больше не буду! – захныкал жирный.
– Тебе серьезные люди говорили? – взрычал Гоша. – А?
– Говорили!
– Предупреждали тебя?
– Да!
– А ты?
– Я не буду! Ой-ой! Отпустите! Аааа!!!
– Слушай сюда, маленький толстый говнюк. Когда я был молодым, я жил в деревне. Помогал бабушке. А бабушка держала свиней. И были там такие молодые кабанчики, которые не годились как хряки-производители, но и при яйцах их оставлять было нельзя – иначе могло завоняться мясо. Я любил откручивать им яйца. Это очень просто делается. Берешь их в ладонь. А потом делаешь всего лишь движение – одно движение, будто лампочку вкручиваешь. Хуяк! И все! И все! Я помню, как это делается, понимаешь? Для тебя я освежу свою память!
Что делать? Заорать? Заплакать? Но, вроде бы, прямо сейчас этот жуткий тип уже не хочет причинять Сане вред.
– Меня невозможно обмануть, – злобно процедил Гоша. – Осознай это. И больше не рискуй.
Все громче слышатся из коридора шаги. Топот ног.
«Вот бы это был отряд спецназа, который примчался мне на выручку! – с тоской подумал Саня. – Вот бы сейчас влетели сюда чуваки со сверхспособностями, и такие – хуяк, хуяк! – вломили бы Гоше красивой пизды».
Но, конечно, это был совсем не спецназ.
– Толстый мальчик здесь? – послышался голос. – На КПП, срочно!
Шаги умчались прочь.
– В следующий раз, маленький гаденыш, тебе уже не повезет, – прошипел в ухо Гоша Питерский. – В твоих силах сделать так, чтобы этого следующего раза у нас не было.
Наконец-то, этот придурок выпустил руку жирного. Теперь она едва шевелилась. Вот же дебил! Так выкрутил!
Кое-как, одной рукой, жирный натянул штаны.
И что всем от него нужно? Почему его не оставят в покое?
***
На КПП ждали родители. Они сидели с одного конца широкого стола, а Саня сел с другой стороны, на табуретку.
Батя посмотрел на Саню свирепо, с какой-то жутью, напоминая ополоумевшего Петра I работы скульптора Церетели. Матушка словно чем-то сильно расстроена.
– Саня, это правда? – гулко спросил батя.
Жирный и без того был деморализован. Еще и здесь непонятные наезды.
– Нет, – сказал он.
Что бы ни имелось в виду под «правдой», ничего хорошего это Сане не сулило.
– Я же говорила, – сказала мама.
– Цыц! – рявкнул отец, склонился над столом и жутко прошептал: – Ты – гей, урода кусок?
– Что?! – застыл Саня. – Да я… Да откуда…
Всплыл тот месячной давности кошмар, газовая атака в полицейском «бобике», тот же ужас холодной лапой скрутил внутренности.
– Значит, это правда?
– Но…
– Я всегда, всегда это чувствовал. Это все твое, мать, порочное воспитание. Ах, Сашенька, покушай! Ах, Сашенька, то! Ах, Сашенька, сё! Вот и вырастила!
– Нормальное человеческое воспитание, – отбилась матушка. – Это просто кто-то сыну никакого внимания не уделял. Мужской модели поведения у него перед глазами не было! Так что не надо на зеркало пенять, если рожа крива.
– Ты, мать, допиздишься! – сквозь зубы процедил отец.
– Прекратите! – тоненько запищал жирный. – Объясните же, что…
– Домой не возвращайся. Знать тебя не знаю, позорище, – заявил отец, встал и направился к выходу.
– Не обращай внимания, – прошептала мама. – Проголодаешься – приходи. Ну, знаешь как. Главное, чтобы он не знал. Извини, передачку не успела купить. Вечером постараюсь передать. В любом случае, я твоя мать и я тебя понимаю.
– Мама, что за…
– Ты идешь? – окликнул маму отец у выхода.
Мир вокруг жирного как-то стремительно рушился. А сам Саня не мог понять – почему так происходит и что тому причиной.
***
В пять вечера он был у дерева, которое росло рядом с забором. Стояла тишина, никто Саню не звал. Жирный отчаянно перданул. Если еще и Зои не будет…
– Здравствуй, Саша! – раздался из-за забора милый и коварный голос.
– Здравствуй, Зоя! – прошептал Саня.
8 серия
Мысли жирного потекли по странному для него, прежде не разведанному, лирическому руслу. «Блин! Кого я боялся? – угрызался Саня. – Это же самое милое на свете существо! Это – представитель незнакомого мне биологического подвида «Телка». И я этого представителя подвида – наверное, люблю. А я-то, дурак, думал, что она несет мне зло. А она – милая и нежная. А я свинтус».
– Как ты поживаешь, Саша? – спросила из-за забора Зоя Смирнова. Ее, как и Саню, арестовали на пятнадцать суток.
И вот тут-то Сашу прорвало. Во-первых, он заплакал. Впрочем, что значит «заплакал»? Обычно Саня выдавливал из себя слезы усилием воли. Это был тяжкий труд – плакать. Но тут из него – хлынуло. Как может хлынуть с другой стороны тела, при мощном поносе. А тут случилось то же самое, только сверху, в голове.
Сквозь слезный понос Саня принялся рассказывать Зое о своих никчемных приключениях в этой обители скорби. Как его заставили поделиться…
– То есть, можно сказать, отобрали еду? – спросила Зоя.
– Да! – подтвердил жирный.
Потом он рассказал, что ему запретили дрочить. Эта новость Зою определенно встревожила, Саня понял это по ее голосу. Зою почему-то не особо взволновала душераздирающий поединок с Гошей Питерским. Она переспрашивала про другое, более скучное – кто запрещал, да что говорил.
Когда же жирный пересказал Зое разговор с родителями, его зазаборная собеседница и вовсе оживилась.
– То есть, отец отрекся из-за тебя потому, что решил, будто ты гей? – спрашивала она.
– Да! – стонал Саня. – С чего он это взял?
И вдруг жирный остолбенел. Неожиданно хрустнули детали паззла и слепились в одну, невыносимо уебищную картинку. Саня понял все.
– Это же ты! – запищал он пронзительной фистулой. – Ты снова про меня в твиттер написала!
– Да как бы я могла? Мы же в застенках!
– Это ты! – настигало жирного запоздалое откровение. – Вот оно что! Где ты прячешь Твиттер?
– Саня, милый! Твиттер – это социальная сеть, раскиданная по всему миру. Как я могу его спрятать?
– Я слышал, как «тащ майор» говорил про какую-то пизду, которая где-то прячет Твиттер! Это была ты!
– Саша…
– Ты! Ты!
– А ты умней, чем кажешься, – вздохнула за забором Зоя Смирнова. – Хорошо. Это была я.
– Но зачем?
– Потому что жизнь – борьба, Сашенька.
– Где ты прячешь телефон?
– Какой телефон? Телефон отобрали.
– Хорошо! А Твиттер тогда откуда? Где ты прячешь Твиттер?
Зоя вздохнула:
– В пизде.
***
Жирного как кипятком ошпарили.
– Не издевайся надо мной!
– Я не могу над тобой издеваться. Ты – герой и мученик. Уже, наверное, знаменитость.
– Нет!
– Да-а!
– Меня же убьют за то, что я…
– Никто тебя не убьет. Нет, мы в Твиттере, конечно, напишем, что твоей жизни угрожает опасность. Но на самом деле до тебя здесь – никому нет дела.
– Поэтому мне запрещают дрочить! Они все про меня знают!
– Менты – точно знают. И твой хозбычара тоже, скорее всего, в курсе.
– Какой хозбычара?
– Гоща Питерский. Он же с ментами заодно, ты разве не понял? А еще умный?
Точно! Картина складывалась стройная, но отвратительная.
– То есть, все думают, что я гей-активист, и один я не знаю.
– Ну, извини, пупсик! Пришлось это написать.
– Но как ты смогла написать? У тебя же телефона нет!
– Для моего Твиттера он не нужен.
– Как так? Зачем ты меня дуришь?
– Вовсе не дурю. У меня… Ну, в общем, моя пизда – это она делает посты в Твиттере.
– Что!! – заверещал Саня. – Как так может быть?
– Никто не верит. Новейшая технология, еще даже на рынке не появилась. Революционный прорыв с большой перспективой. Я же в Америку этой весной ездила. Ну, там мне Твиттер и вживили. То есть, читать ленту я не могу, но вот послать сообщение – вполне. Особая клавиатура вокруг половых губ. Ничего сложного. И чипированный микророутер с интернетом-анлимитед. Его мне вживили.
Саня взмок. Что это за адская хрень! Это что же – Зоя Смирнова набирает сообщения про то, что он – гей-активист у себя в пизде?!
– Да как так! Ты все врешь!
– А у тебя есть другое объяснение? – засмеялась Зоя.
Мир вокруг жирного с грохотом рушился. Реальность оказывалась совсем не такой, какой он предполагал. Поступки окружающих вдруг обрели совсем другие, прежде неведомые мотивы.
– Ты меня подставила! – завопил жирный. – Я не просил тебя писать об этом!
– Ты мелкий, дешевый эгоист, Саша! – отрезала Зоя Смирнова. – На кону у нас – общее дело. Падение тирании, кровожадного режима. Ты уже пострадал от этого режима. Тебя били на Тверской. Тебя посадили в тюрьму. Тебя угнетали родители. И дальше, не обольщайся, тебя будет жестоко ебать и эксплуатировать эта вот воровская власть. Понимаешь? Но ты, сейчас, можешь изменить эту систему, подтолкнуть ее к краху.
Жирного била дрожь. «Как бы, – думал он, – вернуть тот момент, когда я ничего не знал и жил спокойно? Зачем я поперся к этому забору? Дурак, дурак!»
– Победа невозможна без страданий, – продолжала Зоя. – Ты же политический заключенный. Ты должен это понимать.
– Я? Политический заключенный?! – оторопел жирный.
– Конечно! Кто же еще?! Ты страдаешь за идеалы демократии и свободы, чувак! Режим подверг тебя репрессиям. Нельзя раскисать! Запрещено расклеиваться.
– Легко сказать! – скулил жирный, пытаясь вытереть облепившие нос сопли.
– Сделать тоже нетрудно. Надо дать бой режиму! Решительный и беспощадный.
– Как?! – стонал Саня.
– Объявить голодовку.
И вот тут жирный оторопел по-настоящему.
– Но я же…
– Да ты себя в зеркале видел? Ты вполне сможешь продержаться две недели. Да ты на своих запасах и два месяца, и три без проблем протянешь.
– Это что же… Не есть?
– Всего две недели, Саша. Но когда ты выйдешь… Да что там! Когда выйдем мы, я тебе дам, Саша! Не просто отсосу. Нет! Ты получишь настоящий, полноценный секс.
«Наконец-то!» – подумал Саня.
– Будешь голодать? Объявляешь голодовку?
– Да! – решительно, с революционным задором сказал Саня.
– Молодец! – одобрила из-за забора Зоя. – И обязательно подрочи. Прямо сегодня. Обещаешь?
– Но они же…
– Ты борец с режимом или тряпка?
– Я борец.
– Я это знала, милый Саня.
***
Остаток вечера он настороженно приглядывался к остальным «пленным». Никто из них, кажется, и не догадывался, что Саня – гей-активист.
Когда стали раздавать ужин, Саня тоже поел. Он пока не очень-то представлял себе, как объявит голодовку. Что надо говорить? И кому? Как он будет голодать – Саня совсем не представлял. Вот как, если он едва дотерпел до ужина?
Поел с аппетитом. Невероятно сильно хотелось подрочить. Но сделать это Саня не решился. После общения с Зоей у него кружилась голова. Он станет настоящим мужчиной, он наберется ума из пизды с твиттером внутри.
И вот еще интересно: если у чувихи твиттерная пизда, то и в момент ебли, получается, в твиттер пойдет какое-то сообщение? Или его можно будет на время отключить?
Саня долго не мог заснуть – ворочался, фантазировал.
***
Когда объявили отбой, Зоя Смирнова запустила руки под одеяло, проникла под трусы и стала набирать в твиттере посты.
«Перемолвилась двумя словами с гей-активистом Сашей, – набирали на поверхности пизды ее умелые пальцы. – У него конфликт с сокамерниками. Отбирают еду».
Есть. Теперь второй твит:
«В застенках попираются права сексуальных меньшинств. Гей-активисту запретили мастурбировать».
Хотя обратной связи не было, но Зоя чувствовала, что ее пламенные твиты прямо сейчас, прямо в этот момент читает и CNN, и New-York Times. Но самый сюрприз ждал их впереди.
«От гей-активиста Саши отвернулась семья», – написала она в пизде ласковыми пальцами.
Но и это было не главное. Настоящая информационная бомба взорвется прямо сейчас, разлетевшись из-под зоиных трусов по всему миру. Вот она, бомба:
«Гей-активист заявил о начале голодовки».
Последнее сообщение неожиданно довело Зою до оргазма. Зоя ощутила, как по телу прокатилась теплая, шампанская волна. Зоя знала, что отныне мир не будет прежним.
Информационная бомба, как долгоиграющий экстаз, прокатилась по миру. Сейчас эти слова цитируют по всему миру информагентства. Дело сделано!
С чувством выполненного долга Зоя заснула.
Продолжение следует...