\"Тещин язык\" (видео в комментах)
"Тещин язык" – это севастопольская дорога, находящаяся на окраине города. Она идет вниз от поселка Дергачи к городку Инкерману, официально входящему в состав Севастополя. Тещин язык является частью Лабораторного шоссе и имеет другое неофициальное название – Инкерманский серпантин. Дорога эта узкая, длинная и извилистая, поэтому аналогия с речевым органом сварливой родственницы, полагаю, очевидна.
Место вполне реальное, его можно запросто найти на любой карте. События, о которых я сейчас расскажу, произошли со мной в ноябре 2012-го года, а сейчас на улице сентябрь 2013-го, то есть с тех пор прошел практически год. Вероятно, для многих данная история станет очередным вечерним развлечением из серии «пощекотать нервишки», но я ставлю себе цель предостеречь людей, которые, как и я, могут иметь неосторожность оказаться в том месте в самое неподходящее время. Да и выговориться, признаюсь, давно хочется.
Я живу в центре Севастополя, а в Инкермане проживает мой дедушка. Раз в одну-две недели я посещаю его. Поездка довольно долгая, поскольку сперва мне надо ехать на маршрутке (мы их называем «топиками») в другой конец города, а уже там садиться в автобус, который едет в Инкерман по другой дороге.
В описываемый день все началось с того, что мы вечером разговаривали с дедом по стационарному телефону, и я из-за сущего пустяка разозлился на него. В то время, как старик на том конце провода пытался спокойно выяснить, почему я так себя веду, я сильно нагрубил ему и бросил трубку. Если бы я тогда не повел себя так по-свински, мне не пришлось бы переживать весь нижеописанный ужас.
Не прошло и часа после разговора, как меня начала мучать совесть. Я собрался с силами и позвонил деду на домашний телефон, но он не брал трубку. Тогда я взял у отца мобильный (сам я сотовым в то время принципиально не пользовался), но и на мобильный дед не отвечал. Человек я, как нетрудно догадаться, импульсивный. После небольших размышлений мне пришло в голову поехать к деду и извиниться вживую.
На часах было почти одиннадцать вечера. В это время автобусы у нас уже не ходят, вся надежда только на ночные маршрутки. Я прикинул, что можно доехать до Дергачей на одной из них, а там уже потратить час-полтора времени, чтобы пешком дойти до Инкермана по Лабораторному шоссе. Я знал про существование серпантина, но никогда там не был, и, клянусь, больше моя нога не ступит на него даже в дневное время.
Долго ожидаемая маршрутка, ехавшая на Дергачи, оказалась пустой. Когда я добрался до поселка, время уже явно перевалило за полночь. Благо, дед обыкновенно смотрел телевизор до трех утра. Ночь была лунная, однако на небе красовалось много облаков, поэтому было то очень светло, то темно. Между деревьями возле дороги клубился еле заметный туман. Я решил не ловить попутку, так как хотелось спокойно послушать музыку и поразмышлять о своем.
Идя по Лабораторному шоссе, я дошел до Тещиного языка минут за двадцать. В наушниках играла любимая группа, настроение было приподнятое, ведь мне вот-вот предстояло сбросить камень с души. Когда я стал спускаться вниз, то заметил, что машины по темному серпантину не ездили, что несколько напрягло меня.
Я шел по узкой песчаной полоске справа от дороги. Слева от меня сперва располагались деревья, потом стали подниматься холмы. Справа у дороги также росли деревья. Внизу за ними находился то ли карьер, то ли какой-то полувоенный объект. Иногда между деревьями открывался просто потрясающий вид на Инкерман. Бухту, сливающуюся внизу с Черной речкой, почти не было видно из-за густого тумана. По мере моего спуска туман становился все гуще и на Тещином языке.
Когда сторожка с фонарем, стоящая слева на холме, осталась позади, мое внимание привлек какой-то светлый предмет, висящий на невысоком дереве неподалеку. Луна зашла за облака, поэтому видимость, вдобавок усугубленная туманом, была плохой. Я прошел еще немного, и мне, судя по очертаниям предмета, показалось, что на дереве висит поломанная детская кукла. Знаете, такие пластиковые младенцы в натуральную величину, которых маленькие дети во что-то одевают, якобы кормят…
Я подошел ближе, почти вплотную, и в ужасе отпрянул от увиденного. В ветках дерева висел настоящий младенец. Это было кошмарно само по себе, но еще больше меня привело в страх то, что он был сильно деформирован. Ребенок имел большую бугристую голову, длинную шею, вздутый живот, а одна его нога была существенно короче другой. Под правой его подмышкой находилась ветка, плечо другой руки упиралось в ствол дерева. Еще одна ветка уткнулась младенцу в уродливый висок. Глаза ребенка были закрыты, и он не шевелился. На улице была температура не намного выше нулевой (ноябрь все-таки, пусть и в Крыму), поэтому мне было очевидно, что младенец мертв. Волосы у меня на голове стояли дыбом, а ноги подкашивались так сильно, что я с трудом переборол желание сесть на землю. Правда, по сравнению с тем, что мне пришлось пережить потом, это было не более, чем легким испугом.
Какая-то сюрреалистичность увиденного, возможно, не дала мне полностью поддаться страху, поэтому я стал соображать, что же мне делать. Мобильного телефона, чтобы позвонить в милицию, я с собой не имел по указанной выше причине, а машины не проезжали рядом с тех пор, как позади остался поселок. В то время, как мой мозг судорожно перебирал варианты, ноги как будто сами медленно, но настойчиво повели меня прочь от этого места. Все еще пытаясь сообразить, как поступить с трупом младенца, я повернулся в другую сторону и сделал несколько медленных шагов вниз по дороге. Тут из-за облаков выглянула луна, и стало светло. Я оглянулся назад…
Знаете, этот текст я понемногу пишу уже неделю, и каждый вечер у меня заканчивается употреблением полулитра, покупаемого специально для данной цели. Мне по-настоящему страшно вспоминать все это и описывать в таких подробностях. Уверен, подобная вещь на всю жизнь врежется в память любого человека, даже того, который попытается оспаривать реальность увиденного собственными глазами…
Когда я увидел это, я, простите за подробности, моментально обмочился. Он смотрел на меня. Голова младенца была повернута в мою сторону, и он пожирал меня взглядом. Его гримаса была предельно свирепой, но еще кошмарнее был взгляд… Эти глаза, они точно не были человеческими, да и звериными я их с трудом могу назвать. Они были большими, темными, сверкающими, какими-ты рыхлыми и чрезвычайно живыми. Мне показалось, что в них была сосредоточена вся вселенская жестокость. В свете луны, которая висела прямо надо мной, я видел его так же хорошо, как вижу сейчас свой монитор. Рот младенца медленно открывался и закрывался, но я ничего не слышал. Лишь позже я понял, что у меня все это время был включен плеер, а в ушах звучала музыка.
Будучи в абсолютном шоке, я, тем не менее, смотрел на это существо не больше пары секунд. Оно потянуло свою крохотную руку к впившейся в голову ветке, и тогда я метнулся вниз по дороге. Я бы никогда не подумал, что могу передвигаться хотя бы в половину той скорости, с которой мчался тогда. Быстроты мне также добавляло то, что я бежал вниз по склону дороги. Стоило мне оступиться, и я полетел бы кубарем. Я вряд ли убился бы, а просто лежал и истекал кровью, и эта тварь, чем бы она ни была, она непременно доползла бы до беспомощного меня. Мое сознание рисовало самую жуткую гибель, которую я только мог представить.
Силуэты деревьев мелькали справа от меня, но я плохо что-либо видел из-за слез, застилавших глаза. Кроме того, туман становился очень густым. Слева проехал и ослепил меня светом фар грузовик, но я и не думал останавливаться.
Когда я добежал за освещенной фонарем маленькой остановки внизу, я рухнул на холодный асфальт. К таким физическим нагрузкам я подготовлен не был. Мой пустой желудок вывернулся, и меня вырвало какой-то синеватой гадостью. Еле живой, я лежал на тротуаре, не отрывая взгляда от освещенного краешка дороги, уходящего вверх. Мне казалось, что силуэт младенца вот-вот выползет оттуда, слева из темноты, и в этот раз я услышу звуки, которые тварь издает.
Предприняв колоссальное усилие, я поднялся и двинулся прочь, жадно глотая воздух. Наушники, болтающиеся у пояса, я оборвал и выбросил. У меня ужасно болели легкие и печень. Фонарь, пронизывающий туман толстыми полосками, остался позади, я полубегом миновал мост над железной дорогой, а затем и мост над рекой. Я старался успокоиться, чтобы дед ни о чем не узнал, но у меня плохо получалось.
Когда я подошел к его дому, мне стало значительно хуже. В окнах не горел свет. Во дворе также не было рыжего Москвича-412, на котором дед, не опасаясь ни за сохранность своей машины, ни за свои водительские права, давал мне вдоволь кататься по Инкерману. Убеждая себя в том, что старик спит, я забежал на второй этаж и стал колотить в дверь. Дед не открывал, а ключа от его квартиры у меня не было. Я уже догадался, что после нашего неприятного разговора он поехал ночевать к своему другу далеко на Северную, но все равно продолжал стучать в дверь. Из ближайшей квартиры вскоре вышел сосед и наорал на меня, велев убираться.
К тому времени я уже сильно замерз, причиной чему был еще один мой идиотизм: я был одет довольно легко. Когда я вышел на улицу, то сделал несколько кругов вокруг дома и стал в панике обдумывать свои дальнейшие действия. Переночевать у деда я не мог, оставаться околевать на улице тоже было не вариант. Самую очевидную мысль я отгонял от себя как можно больше, но потом смирился с тем, что у меня остался лишь один выход, и это вселило в меня безумный ужас.
Надо было возвращаться. Точно так же, как я пришел сюда. Я подошел к дороге, находящейся недалеко от дедушкиного дома, и посмотрел на далекие холмы, возвышавшиеся над туманом. По Тещиному языку медленно спускался тусклый огонек машины.
В Инкермане люди очень часто ловят попутки, просто мне тогда очень не повезло: транспорт ездил крайне редко. Я добрел до ближайшей остановки и начал выставлять палец всякий раз, как видел в тумане фары автомобиля. Машины ездили с периодичностью
Место вполне реальное, его можно запросто найти на любой карте. События, о которых я сейчас расскажу, произошли со мной в ноябре 2012-го года, а сейчас на улице сентябрь 2013-го, то есть с тех пор прошел практически год. Вероятно, для многих данная история станет очередным вечерним развлечением из серии «пощекотать нервишки», но я ставлю себе цель предостеречь людей, которые, как и я, могут иметь неосторожность оказаться в том месте в самое неподходящее время. Да и выговориться, признаюсь, давно хочется.
Я живу в центре Севастополя, а в Инкермане проживает мой дедушка. Раз в одну-две недели я посещаю его. Поездка довольно долгая, поскольку сперва мне надо ехать на маршрутке (мы их называем «топиками») в другой конец города, а уже там садиться в автобус, который едет в Инкерман по другой дороге.
В описываемый день все началось с того, что мы вечером разговаривали с дедом по стационарному телефону, и я из-за сущего пустяка разозлился на него. В то время, как старик на том конце провода пытался спокойно выяснить, почему я так себя веду, я сильно нагрубил ему и бросил трубку. Если бы я тогда не повел себя так по-свински, мне не пришлось бы переживать весь нижеописанный ужас.
Не прошло и часа после разговора, как меня начала мучать совесть. Я собрался с силами и позвонил деду на домашний телефон, но он не брал трубку. Тогда я взял у отца мобильный (сам я сотовым в то время принципиально не пользовался), но и на мобильный дед не отвечал. Человек я, как нетрудно догадаться, импульсивный. После небольших размышлений мне пришло в голову поехать к деду и извиниться вживую.
На часах было почти одиннадцать вечера. В это время автобусы у нас уже не ходят, вся надежда только на ночные маршрутки. Я прикинул, что можно доехать до Дергачей на одной из них, а там уже потратить час-полтора времени, чтобы пешком дойти до Инкермана по Лабораторному шоссе. Я знал про существование серпантина, но никогда там не был, и, клянусь, больше моя нога не ступит на него даже в дневное время.
Долго ожидаемая маршрутка, ехавшая на Дергачи, оказалась пустой. Когда я добрался до поселка, время уже явно перевалило за полночь. Благо, дед обыкновенно смотрел телевизор до трех утра. Ночь была лунная, однако на небе красовалось много облаков, поэтому было то очень светло, то темно. Между деревьями возле дороги клубился еле заметный туман. Я решил не ловить попутку, так как хотелось спокойно послушать музыку и поразмышлять о своем.
Идя по Лабораторному шоссе, я дошел до Тещиного языка минут за двадцать. В наушниках играла любимая группа, настроение было приподнятое, ведь мне вот-вот предстояло сбросить камень с души. Когда я стал спускаться вниз, то заметил, что машины по темному серпантину не ездили, что несколько напрягло меня.
Я шел по узкой песчаной полоске справа от дороги. Слева от меня сперва располагались деревья, потом стали подниматься холмы. Справа у дороги также росли деревья. Внизу за ними находился то ли карьер, то ли какой-то полувоенный объект. Иногда между деревьями открывался просто потрясающий вид на Инкерман. Бухту, сливающуюся внизу с Черной речкой, почти не было видно из-за густого тумана. По мере моего спуска туман становился все гуще и на Тещином языке.
Когда сторожка с фонарем, стоящая слева на холме, осталась позади, мое внимание привлек какой-то светлый предмет, висящий на невысоком дереве неподалеку. Луна зашла за облака, поэтому видимость, вдобавок усугубленная туманом, была плохой. Я прошел еще немного, и мне, судя по очертаниям предмета, показалось, что на дереве висит поломанная детская кукла. Знаете, такие пластиковые младенцы в натуральную величину, которых маленькие дети во что-то одевают, якобы кормят…
Я подошел ближе, почти вплотную, и в ужасе отпрянул от увиденного. В ветках дерева висел настоящий младенец. Это было кошмарно само по себе, но еще больше меня привело в страх то, что он был сильно деформирован. Ребенок имел большую бугристую голову, длинную шею, вздутый живот, а одна его нога была существенно короче другой. Под правой его подмышкой находилась ветка, плечо другой руки упиралось в ствол дерева. Еще одна ветка уткнулась младенцу в уродливый висок. Глаза ребенка были закрыты, и он не шевелился. На улице была температура не намного выше нулевой (ноябрь все-таки, пусть и в Крыму), поэтому мне было очевидно, что младенец мертв. Волосы у меня на голове стояли дыбом, а ноги подкашивались так сильно, что я с трудом переборол желание сесть на землю. Правда, по сравнению с тем, что мне пришлось пережить потом, это было не более, чем легким испугом.
Какая-то сюрреалистичность увиденного, возможно, не дала мне полностью поддаться страху, поэтому я стал соображать, что же мне делать. Мобильного телефона, чтобы позвонить в милицию, я с собой не имел по указанной выше причине, а машины не проезжали рядом с тех пор, как позади остался поселок. В то время, как мой мозг судорожно перебирал варианты, ноги как будто сами медленно, но настойчиво повели меня прочь от этого места. Все еще пытаясь сообразить, как поступить с трупом младенца, я повернулся в другую сторону и сделал несколько медленных шагов вниз по дороге. Тут из-за облаков выглянула луна, и стало светло. Я оглянулся назад…
Знаете, этот текст я понемногу пишу уже неделю, и каждый вечер у меня заканчивается употреблением полулитра, покупаемого специально для данной цели. Мне по-настоящему страшно вспоминать все это и описывать в таких подробностях. Уверен, подобная вещь на всю жизнь врежется в память любого человека, даже того, который попытается оспаривать реальность увиденного собственными глазами…
Когда я увидел это, я, простите за подробности, моментально обмочился. Он смотрел на меня. Голова младенца была повернута в мою сторону, и он пожирал меня взглядом. Его гримаса была предельно свирепой, но еще кошмарнее был взгляд… Эти глаза, они точно не были человеческими, да и звериными я их с трудом могу назвать. Они были большими, темными, сверкающими, какими-ты рыхлыми и чрезвычайно живыми. Мне показалось, что в них была сосредоточена вся вселенская жестокость. В свете луны, которая висела прямо надо мной, я видел его так же хорошо, как вижу сейчас свой монитор. Рот младенца медленно открывался и закрывался, но я ничего не слышал. Лишь позже я понял, что у меня все это время был включен плеер, а в ушах звучала музыка.
Будучи в абсолютном шоке, я, тем не менее, смотрел на это существо не больше пары секунд. Оно потянуло свою крохотную руку к впившейся в голову ветке, и тогда я метнулся вниз по дороге. Я бы никогда не подумал, что могу передвигаться хотя бы в половину той скорости, с которой мчался тогда. Быстроты мне также добавляло то, что я бежал вниз по склону дороги. Стоило мне оступиться, и я полетел бы кубарем. Я вряд ли убился бы, а просто лежал и истекал кровью, и эта тварь, чем бы она ни была, она непременно доползла бы до беспомощного меня. Мое сознание рисовало самую жуткую гибель, которую я только мог представить.
Силуэты деревьев мелькали справа от меня, но я плохо что-либо видел из-за слез, застилавших глаза. Кроме того, туман становился очень густым. Слева проехал и ослепил меня светом фар грузовик, но я и не думал останавливаться.
Когда я добежал за освещенной фонарем маленькой остановки внизу, я рухнул на холодный асфальт. К таким физическим нагрузкам я подготовлен не был. Мой пустой желудок вывернулся, и меня вырвало какой-то синеватой гадостью. Еле живой, я лежал на тротуаре, не отрывая взгляда от освещенного краешка дороги, уходящего вверх. Мне казалось, что силуэт младенца вот-вот выползет оттуда, слева из темноты, и в этот раз я услышу звуки, которые тварь издает.
Предприняв колоссальное усилие, я поднялся и двинулся прочь, жадно глотая воздух. Наушники, болтающиеся у пояса, я оборвал и выбросил. У меня ужасно болели легкие и печень. Фонарь, пронизывающий туман толстыми полосками, остался позади, я полубегом миновал мост над железной дорогой, а затем и мост над рекой. Я старался успокоиться, чтобы дед ни о чем не узнал, но у меня плохо получалось.
Когда я подошел к его дому, мне стало значительно хуже. В окнах не горел свет. Во дворе также не было рыжего Москвича-412, на котором дед, не опасаясь ни за сохранность своей машины, ни за свои водительские права, давал мне вдоволь кататься по Инкерману. Убеждая себя в том, что старик спит, я забежал на второй этаж и стал колотить в дверь. Дед не открывал, а ключа от его квартиры у меня не было. Я уже догадался, что после нашего неприятного разговора он поехал ночевать к своему другу далеко на Северную, но все равно продолжал стучать в дверь. Из ближайшей квартиры вскоре вышел сосед и наорал на меня, велев убираться.
К тому времени я уже сильно замерз, причиной чему был еще один мой идиотизм: я был одет довольно легко. Когда я вышел на улицу, то сделал несколько кругов вокруг дома и стал в панике обдумывать свои дальнейшие действия. Переночевать у деда я не мог, оставаться околевать на улице тоже было не вариант. Самую очевидную мысль я отгонял от себя как можно больше, но потом смирился с тем, что у меня остался лишь один выход, и это вселило в меня безумный ужас.
Надо было возвращаться. Точно так же, как я пришел сюда. Я подошел к дороге, находящейся недалеко от дедушкиного дома, и посмотрел на далекие холмы, возвышавшиеся над туманом. По Тещиному языку медленно спускался тусклый огонек машины.
В Инкермане люди очень часто ловят попутки, просто мне тогда очень не повезло: транспорт ездил крайне редко. Я добрел до ближайшей остановки и начал выставлять палец всякий раз, как видел в тумане фары автомобиля. Машины ездили с периодичностью