Солдатский сон 2 часть⁠⁠

Первая часть тут:

Солдатский сон -1 часть

– Не знаешь, есть ли там заградотряды?

Иванов знал, что заградотрядов нет. Также он понимал, что как только он доставит приказ в штаб, все разрозненные группы отходящих солдат и командиров, пытающиеся избежать гибели или плена, превратятся из дезертиров и трусов в военнослужащих, которые отходят назад согласно приказу вышестоящего командования.

– Нет, заградотрядов нет… До штаба дивизии далеко?

Военнослужащие переглянусь.

– Мы были в резерве, уже готовились вступить в бой, штурмовать высоту, когда слева неожиданно ударили фашисты на танках и бронетранспортёрах, – нашёлся кучерявый солдат в очках, по виду вчерашний студент. – Наш батальон располагался в рощице, рядом со штабом дивизии.

Фактически, штаб первым попал под гусеницы танков. Никто на ожидал этого удара. Один из разведки сказал, что немцы перебросили свежие войска из Крыма для штурма Ленинграда. Только наш прорыв им и помешал...

Иванов кивнул, хотел сказать что-то ободряющее, но промолчал. Он решил, что вручит приказ кому-нибудь из старшего комсостава.

До захода солнца оставалось не более получаса. Сумерки сгущались. Николай бодро шёл в сторону захлебнувшегося прорыва. Вскоре лес кончился. Он вышел на огромную поляну, где до войны было колхозное поле.

По дороге, на обочине которой неподвижно застыли несколько подбитых советских танков, отчаянно подпрыгивая на кочках, мчалась «полуторка». Иванов хотел остановить её, но понял, что водитель сшибёт и не остановится.

Кузов был забит людьми. Судя потому как мчался автомобиль, немцы были где-то совсем рядом.

По просёлочной дороге навстречу Иванову группами и по одному шли люди. Рядовой и сержантский состав. Посреди поля у разбитого орудия на земле сидел капитан. Его взгляд был пуст, а гимнастёрка ниже груди в крови.

– Боец, назад! – обратился умирающий командир к Иванову.

Он явно бредил, не понимая, что происходит.

– Кто будет Родину защищать, если все будут бежать.

– Товарищ капитан, – я иду в сторону линии фронта, а не наоборот.

Капитан не слышал или не понимал слов Николая. Трясущейся рукой он попытался расстегнуть кобуру.

– Если все будут бежать, – повторял он, – если все будут бежать...

Кобура никак не поддавалась. Николай стоял прямо напротив капитана. Глядя на него сверху вниз.

– Если все будут бежать, – последний раз повторил капитан, дёрнулся и затих.

Иванов пошёл дальше. Туда, где вдали за деревьями разгоралось пламя заката.

Навстречу двигалась неорганизованная колонна отходящих военнослужащих. Их шествие замыкала телега. Возничий, санитар с изуродованным лицом, косо посмотрел на Иванова. На соломе лежали тяжелораненые. В ногах у них, свесив сапоги, сидел майор с забинтованной головой.

– Товарищ майор, вестовой штаба армии рядовой Иванов, – приложил руку к пилотке Николай. – У меня приказ для командира или начальника штаба дивизии.

–- Пропали без вести, – перебил его майор. – Давай посмотрю, что там.

Иванов передал конверт.

Майор нахмурил брови, читая приказ.

– Когда тебя с ним отправили? Впрочем, неважно...Если бы не наша попытка прорвать блокаду, немцы ударили бы прямо по Ленинграду.

Майор с ужасом посмотрел куда-то вверх за спиной Николая.

Раздался звук стремительно приближающегося мотора. Из-за деревьев показались два низколетящих «юнкерса». Первый стал описывать дугу вдоль поляны, а второй скачком набрал высоту и пустился в пике прямо на них.

Николай только успел отпустить борт телеги. Бомба упала чуть впереди, в клочья разорвав лошадь. Телега встала на дыбы, раненые выпали. Николай с удивлением обнаружил, что лежит на земле.

Руки и ноги были на месте. Вроде не зацепило. Только пронзительный звон в ушах. Контузило. Между тем, второй штурмовик принялся расстреливать разбегающихся людей из пулеметов. Николай вслед за другими побежал в сторону леса. Автомата не было, как и полевой сумки, он потерял их при взрыве.

Самолёты развернулись на второй круг.

Когда до спасительных деревьев оставалось не более 100 метров, из зарослей малины на опушке леса раздался массированный огонь автоматического оружия.

Солдат, бежавший перед Николаем, повалился, сражённый пулей в голову.

Иванов бросился на землю, подтянул к себе винтовку убитого. Попытался снять подсумок с обоймами патронов, но безуспешно. Тогда он просто переложил несколько штук себе в карман галифе.

Надо отойти подальше от автоматчиков. Он пополз обратно к дороге, самолёты сделали ещё несколько кругов и улетели. Достигнув дороги, Иванов встал и побежал к лесу с противоположной стороны поляны. Никто не стрелял. Николая вновь охватили чувство нереальности всего происходящего. Ноги были тяжёлыми и при этом какими-то ватными, он бежал изо всех сил, но казалось, что двигается очень медленно.

Он понял, что попал в окружение. Так уже было на этом участке фронта. Несколько месяцев назад он прорывался по узкому коридору под ураганным огнём немцев, пытаясь выйти из котла. Он вспомнил, как наши танки не могли двигаться. Их гусеницы прокручивались в кровавой каше, образовавшейся из тел погибших красноармейцев.

В лесу Иванов наткнулся на высокое дерево, разбитое молнией пополам. Точно. Он узнал это место.

Чуть дальше в низине осенью прошлого года перед штурмом немецких позиций переодевали в пехотную форму снятых с кораблей моряков Балтийского флота.

Все они полегли, штурмуя немецкие позиции.

Иванов снял с пожелтевшей ветки берёзы ленточку бескозырки с золотыми якорями на концах и, не зная для чего, положил её во внутренний карман.

В лесу было практически темно. Николай решил переждать до утра. Он сел на огромный пень, когда услышал звуки ломающихся веток, а затем приближающиеся голоса.

Немцы прочёсывали лес цепью. Ну что ж, вот и наступило время его последнего боя. Надо выбрать позицию. Он поднялся на место повыше и увидел, что здесь вырыта яма. Скорее всего, это могила, подготовленная для кого-то ещё в прошлом году. Отлично, будет окопом.

Он лёг на сухое песчаное дно. Вставил обойму в винтовку Мосина, достал из левого кармана галифе лимонку, которую всегда носил с собой. Голоса приближались, теперь уже отчетливо были слышны шаги. Немцы весело переговаривались о чём-то. До него долетали отдельные фразы, которые он понимал:

– Залез на дерево.

– Господин капитан.

– Давайте заставим этого русского медведя танцевать.

«Сейчас вы у меня потанцуете, сволочи, – подумал Иванов и вырвал чеку, – у себя на Рейне не натанцевались, сколько же народу из-за вас полегло».

Говорят, что перед смертью человека перед его глазами пробегает вся жизнь.

С Ивановым такого не случилось. Хотя сердце бешено колотилось, он не чувствовал напряжения или обиды, а скорее испытывал какое-то облегчение от того, что вот сейчас всё для него закончится.

Иванов сжал гранату, готовясь выскочить из укрытия и бросить её под ноги немцам, но голоса как будто стали тише. Немцы удалялись.

Над головой на фоне багрово-фиолетового неба убаюкивающе поскрипывали сосны.

Николай закрыл глаза и, убаюканный этим ритмичным скрипом, впал в короткий и беспокойный сон.

Полутьма пассажирского вагона. Он на нижней полке. Рядом бабка с мешком, напротив сухой старик и симпатичная молодая женщина. Тишина.

Неожиданно острый луч света режет темноту за окном. Мимо их вагона на полном ходу с грохотом проходит состав. Из мчащихся мимо вагонов выглядывают бойцы, в основном моряки. Ленты бескозырок бешено развеваются на ветру.

– Еще один пропускаем, – прокомментировал Старик. – Мне на телеграфе говорили, что потопили несколько крупных кораблей, должно быть с них.

– Сколько уж пропускать будет, – заворчала бабка.

– Ничего, подождем, куда теперя-то торопиться.

Поезд промчался мимо, в вагоне опять повисла мёртвая тишина.

– Я вот как скажу, – вновь заговорил старик, – я бы с вами в одной компании ни за что не оказался... Как на третьего похоронка пришла: шутка ли, трое сынов, и всех на войне побило. Никто и ожениться из них не успел. Как на последнего младшего пришла похоронка, такая пустота давящая на грудь навалилась, что я наган из-под половицы достал и прямо в сердце себе. А теперя вижу, что поторопился, может, с этим делом.

– Господь всё видит и накажет, – осуждающе пробубнила бабка. Виданное дело – самоубивство.

– Ты сама-то чего, а, старая? Как в этом поезде оказалась?

– Не твоего ума дело, – фыркнула бабка. – Бутылочки перепутала.

– А, травануть видно кого хотела, – хлопнул себя по колену старик, - да и перепутала. Так-то ещё хуже...

– Ну а ты, милая, – обратился он к девушке.

Та вздохнула:

– А чего я… Деверь выдал, что я партизанам по селу продукты собираю. Повезли меня полицаи в бывший туберкулезный санаторий, а оттуда живым никто не возвращался. Как на мост выехали, так я и сиганула прямо с телеги в тёмные воды Двины.

Помолчали немного…

- А у тебя чего, солдатик, – обернулась к Николаю бабка.

– А что я? – спросил Николай.

Поезд дёрнулся, скрипнув деревом вагона, и стал медленно набирать ход.

– Николай осознал, что его левая рука болит от напряжения. Он посмотрел под стол и увидел, что побелевшие пальцы едва сжимают гранату.

Николай разжал пальцы и выбросил лимонку.

Граната угодила в дерево и отскочила куда-то вбок. Через 4 секунды в лесу прогремел мощный взрыв.

Иванов окончательно проснулся.

Короткий сон снял напряжение. Сознание прояснилось. Иванов твёрдо решил, что надо прорываться к своим. Но не обратно на Волховский фронт, а в Ленинград. После принятого решения на душе стало легко и просто.

****

Капитан Андреас Шпок пребывал не в самом лучшем расположении духа. Его друг Ганс из инженерно-сапёрного батальона принёс сегодня не очень хорошую новость: инженеры получили приказ подготовить передовые позиции к зиме. Они уже приступили к ремонту системы отопления пунктов отогрева.

Все вело к тому, что смены частей не будет.

Операция по захвату Ленинграда провалилась ввиду неожиданного наступления русских. Фронт останется на этом гиблом месте на неопределенное время. Потери в их полку были минимальными. Следовательно, смены не будет: не видать ему в ближайшие месяцы жены и дочерей. С другой стороны, он, конечно, понимал, что сидеть и обороняться здесь, в этой болотистой непроходимой местности гораздо лучше, чем наступать где-нибудь под Сталинградом. Эти невесёлые мысли прервал возглас наблюдателя ефрейтора Шульца, который, словно цирковая обезьянка, сидел в кроне сосны и наблюдал через бинокль:

– Одиночный солдат двигается прямо на нас.

Капитан Шпок с интересом подошёл к высокому брустверу. На другой стороне перепаханного снарядами поля еле различался идущий в их сторону человек.

Он шёл, выпрямившись во весь рост. На фоне выступившей из леса туманной дымки его фигура смотрелась зловеще.

Андреас подумал, что, скорее всего это, перебежчик. Несмотря на нечеловеческие усилия русских на соседнем участке их прорыв блокады города не удался. Шпоку оставалось только радоваться, что участок его обороны не попал в зону наступления русских. Сегодня начальник штаба батальона предупредил его, что начинается уничтожение частей противника, которые попали в окружение. Для этого из сил резерва прибыли отдельные роты автоматчиков.

Несколько месяцев назад русские уже были окружены в этих лесах и ранним утром предприняли отчаянную попытку атаковать немецкие позиции на участке обороны Шпока. Этот бой в его роте потом назвали атакой мертвецов. Русские солдаты с криками «Ура!» выбежали из леса. Так как вся местность была пристреляна, когда они добежали до середины изъеденного воронками поля, их накрыл мощный миномётный огонь, преодолеть который из 40-50 человек смогли только семеро. Их скосил огонь пулемётов. Только один русский затаился в огромной воронке от разрыва авиабомбы, сброшенной советским тяжелым бомбардировщиком ещё в 1941 году. Этот боец доставил много неприятностей. Он метал из воронки оборонительные гранаты, которых, по-видимому, у него был целый вещмешок. И что-то кричал. Жаль, что тогда не было посыльного Рыльке, который когда-то жил в Риге и хорошо понимал русский.

Эту атаку прикрывала одинокая 45-мм пушка, которая выстрелила всего лишь один раз. Потом выяснилось, что русские тащили за собой эту пушку по болотам несколько недель несмотря на то, что у них был только один снаряд.

Пока поток этих невесёлых мыслей пробежал в голове капитана, русский солдат пересёк большую часть поля и был отчётливо виден. Возможно, он заметил лица немецких солдат, с интересом наблюдающих за ним из-за бруствера. Русский передёрнул затвор винтовки, взял оружие наизготовку и побежал вперед.

Освещаемый розовыми лучами заходящего солнца, солдат закричал «Ура!» и побежал быстрее.

Капитан Андреас кивнул обернувшемуся к нему пулеметчику Гансу. Пулемёт заработал. Несколько пуль вошли в грунт, подняв фонтанчики пыли, чуть правее и дальше атакующего. Ганс дал ещё короткую очередь. Крик оборвался. Эхо боевого клича «Ура!» ещё несколько секунд гуляло по полю и лесу.

Для рядового Иванова наступила темнота. Пронзительная и полная, какой никогда не бывает на земле.

Но что-то всё-таки в ней было. Он ощутил, что различает слабый, но четкий и ритмично нарастающий звук. Неожиданно Николай почувствовал запах дыма, табака, оружейной смазки, пота и чего-то ещё очень знакомого – неужели портянок. В этот момент его ослепил яркий свет. Иванов осознал себя сидящим внутри вагона фронтового поезда, который на всех парах, дав длинный гудок, вырвался из тёмного туннеля на свет божий.

Николай Иванов попал в списки пропавших без вести. Все его близкие родственники умерли от голода и холода в осаждённом городе.

До полного снятия блокады Ленинграда оставалось 507 дней.