Реинкарнация камня. Глава 3. Орк⁠⁠

Связь с позвоночником орка стала мостом, по которому мое сознание, еще недавно скованное рамками неживого облика, стремительно просачивалось в новый для себя мир. Впервые с момента "пробуждения" я почувствовал себя частью чего-то совершенно иного, нежив, но в то же время наполненный жизнью.

Чувства, к которым я привязался сейчас, превзошли все мои ожидания. Началось все с беспорядка — хаотичных вспышек света и тьмы, которые постепенно превратились в картинку невиданной остроты и ясности. Мир вокруг меня набрал красок и форм, заполняясь деталями, к которым я ранее мог обращаться лишь через ощущения своих предыдущих хозяев.

Звуки леса – шепот листвы, треск веток под тяжестью мощных ступней, нежность ветра на грубой коже — все это заполнило мир вокруг меня новыми оттенками, которые я прежде даже представить себе не мог. Моё новое вместилище — орк, казалось, не замечал проникновения в свой внутренний мир.

Постепенно я начал различать тактильные ощущения. Болезненные спазмы, внезапные всплески тепла и холода, проходящие через тело носителя, стали моими собственными. Я впитывал каждый удар, каждую мелочь, которую мог уловить благодаря этому новому, неожиданному связующему элементу, между нами. Чудо осязания стало чётче распахнув передо мной свои объятия, позволяя не только видеть мир через глаза орка, но и трогать его, ощущать его текстуру, его теплоту, его живую энергию.

Постепенно я начал чувствовать боль. Кровь, медленно струясь по грубой коже, рисовала красные ручейки, пробивая себе путь сквозь множество царапин и ран, оставленных безжалостными когтями магдведя. Орк медленно шёл, проклиная свою слабость, замедляясь с каждым шагом, по сырому ковру лесного мха.

Физическая боль была лишь первым аккордом в мрачной симфонии страдания, которая теперь разыгрывалась и в моем сознании. Каждое движение орка, каждая попытка вздохнуть или сделать шаг отдавалась болью всё сильнее. И это было больше, чем физическая агония — это были муки страха, униженной гордости и нарастающего отчаяния. В каждом жесте, в каждом бессильном рычании чувствовалось, как его внутренняя сущность невольно сжимается под тяжестью наступающей слабости.

Лес, некогда могучий и непокорный, теперь казался запутанным лабиринтом. Каждая лиана и каждый корень препятствовали ему, будто природа сама объявила войну раненому захватчику. Орк продолжал своё упорное продвижение, в каждом его движении в его мыслях всё чаще мелькало: "Зачем?"

Состояние орка стало и моей тяжестью — он был повержен, его дух сражён. Перед глазами танцевали картины лишений и проигрышей, что казались невозможным несколько часов назад. Сомнения заполняли его мысли, порождая эмоциональную боль и отчаяние, которые я теперь обязан был разделять.

Жалость и сожаление медленно подступали ко мне, враждебные и острые, как жгучий укус пчелы. Я понимал, что, если не научусь управлять этими ощущениями, не смогу перенаправить боль в что-то полезное для нас обоих, то начну растворятся в этом болоте.

Земля внезапно приблизилась, и ударом поприветствовала наше лицо. Орк терял связь с реальностью; мир вокруг стал вязким, как медленно текущая река.

Боль в плечах и груди превратилась в огонь. Его дыхание, равномерное несмотря на все, теперь с трудом пробивалось сквозь преграды страданий. Его сознание, начало гаснуть.

С каждой угасающей искрой жизни, страх нарастал, покрывая собой оставшуюся волю. «Боюсь. Не хочу умирать. Не теперь. Не так...» Эти слова падали в пустоту его души, но я разделял испуг и запирал его в себе.

***

Охваченные тьмой, на краю между сном и явью, мы остались вдвоем, я и орк, связанные необъяснимым узором судьбы. Проникнув в его спящий ум, я попытался слиться с воспоминаниями орка, исследуя их на предмет знаний, которые могли помочь.

Это была медленная и кропотливая работа, борьба за каждую крупицу памяти. Орк, хоть и был в бессознательном состоянии, оставался весьма упрям. Его дух, непокорённый и горделивый, мгновенно отбрасывал меня всякий раз при попытке приблизиться к коридорам его памяти.

Теперь мне стало ясно почему магдведь принял меня без сопротивления – его связь с природой сделала его открытым и восприимчивым к другим формам жизни. Лес для него был семьей, а я лишь еще одна из ее многочисленных ветвей. Орк же рос в другой реальности, где каждый камень на дороге мог означать угрозу, а каждая тень скрывать ловушку.

Наконец, я нашёл яркое воспоминание, которое орк не смог подавить, передо мной предстала сцена из прошлого, живая и цветастая, как интерьер шаманской палатки. Я видел, как крепкое тело большого красного орка лежит на земляном полу, спиной кверху, с торчащим из неё кинжалом. Над ним стоял шаман – сутулый худой обнажённый выше пояса орк, с лицом усеянным морщинами и телом, украшенным рубцами силы.

Он медленно вытащил жёлтый кинжал из спины орка, а затем сосредоточенно, приложил руку к ране. В пении шамана и потоках легкого дыма, между его пальцами и кровоточащей тканью возник сложный узор танцующих символов, составленных из магической энергии. Медленно кровь начала застывать, а рана затягиваться.

Теперь, без тела, без возможности чувствовать тепло или холод, я старался пробудить непослушное тело орка к действию, напрягая для этого всю магическую энергию, что сохранилась в моём мистическом теле.

Сначала всё казалось напрасным. Рука орка, тяжелая и вялая, не подавала признаков жизни под моим влиянием. И вот, после несчетных безрезультатных попыток рука орка дрогнула. Этот едва уловимый трепет, волосок канала магии между мной и рукой, стал той точкой опоры. Сосредотачиваясь, я послал в него поток воли, и, как в замедленной съемке, видел, что рука с трудом поднимается, направляясь к кровоточащей ране.

Воссоздать магический узор шамана своими силами я не мог, но что-то внутри меня старалось следовать образцу, открывшемуся в памяти орка. Когда рука прикоснулась к кровоточащей ране, я ощутил, как сквозь взаимодействие между мной и орком пронеслась вибрация. Это было не похоже на заклинание шамана, но там, где рука коснулась раны, кровь застыла. Это было не исцеление в полном смысле, рана оставалась, но нити магии смогли закрыть разорванные сосуды.

После того как мои усилия привели лишь к частичному успеху в сражении с конечностью, я осознал, что мой запас энергии истощился. Ощущение упадка сил было странным, нечто среднее между физической усталостью и метафизическим исчерпанием: моя суть, словно покидала тело орка, оставляя его наедине с призрачной болью и медленным забвением. Появилось осознание того, что без пополнения энергии я просто затухну.

В тот момент, когда отчаяние было готово поглотить мою волю, мой взор, лишенный глаз обратился к окружающему пространству. И в нескольких шагах я ощутил небольшую ауру света – магический гриб.

После того как невидимой нитью внимания достиг энергии гриба, инстинкт самосохранения подтолкнул меня к отчаянной попытке пробудить отяжелевшее тело орка. Ощущение новой силы шептало о возможном спасении, но нужно было преодолеть немыслимое –приблизится по направлению к источнику исцеления.

Каждая мышца, каждый сустав орка кричали отказом. Но не столько физическая реальность была преградой, сколько начавшее просыпаться, мутное сознание хозяина тела. Мой контроль над его конечностями становился все слабее и ненадежнее.

Пока сознание орка медленно пыталось развеять темные сети боли и спутанности, я, чувствуя ускользающий контроль, сосредоточился на одной-единственной цели – шевельнуть хотя бы пальцем, выжать из разума последнюю каплю внимания, чтобы направить его пробуждающееся сознание на гриб.

Но тут произошло нечто неожиданное. Как будто выключатель перевернулся, и энергия, которая только что казалась бесконечной, в одно мгновение иссякла. Я остался немым свидетелем той действительности, которую только что пытался изменить. В моем "теле" камня не осталось сил даже для того, чтобы отправить последнюю мысленную передачу о необходимости съесть гриб. Всё, что я мог, так это наблюдать. Даже мысли мои замолкли.

Я наблюдал, как орк, всё еще онемевший и измученный, начинает тяжело дышать, борясь с собственной болью, отбрасывая сон и пытаясь ухватиться за ускользающую действительность. Он трясся, его тело судорожно извивалось, пока он не скомкался, лицом вниз, его ноздри небрежно упёрлись в землю, и он начал ползти, пока его рука, как по воле случая, не легла на шляпку гриба.

Орк, ведомый неясным чутьем, сумел распрямить свой скелет и содрогнулся последним усилием воли. Его пальцы захватили гриб, и он, подчиняясь внутреннему порыву, проглотил его целиком, не испытывая ни малейшего отвращения к горькому вкусу.

Обессиленный, он упал у подножия древа. Дыхание его на минуту стало тяжелым и глубоким, словно он пропускал через себя всю энергию мира, пока магия гриба не потекла по венам, сливаясь с кровью и плотью.

И тут произошло нечто волшебное. Магия гриба проникла и в мою бесчувственную каменную скорлупу, вновь разбудив тяжелое, дремотное сознание. Я чувствовал, как моя энергия втягивается как зверь, жадно пьющий из ручья долгожданную влагу. Мне опять стал доступен поток мыслей.

Под давлением этой свежей волны магии, орк начал ощущать эффекты трансформации. Сознание его расширялось за пределы физического восприятия. Лес, его обитатели, каждый шепот ветра и скрип ветки стали чем-то великим, объединенным. Орк, теперь связанный со мной и природой, начал видеть и чувствовать то, что было раньше скрыто от его глаз. Этот мир, наполненный неспешными ритмами и магическим великолепием, по-новому раскрылся перед ним, оказавшись подобным рисунку снов, сплетающихся в бесконечный узор.

***

Орк, истощенный, но оживленный магией, в удивлении уставился на пространство перед собой. Как сквозь туман, в его воспринимаемом мире материализовалось странное. Пред ним предстало величественное существо: человек с головой медведя и глазами, в которых скрывалась бесконечная проницательность.

- "Кто ты?" – с присущей ему прямотой и настороженностью спросил орк.

"Я тот, кто есть в тебе," – отозвалось видение глубоким резонансом.

Зартог уставился на существо перед собой, орчий скепсис скрещивался с удивлением в его темных глазах. - "Так. И что ты хочешь от Зартога?"

- "Мы можем быть вместе мощнее, чем ты можешь представить. Ты можешь спасти и меня, и себя. Поделись со мной телом и я умножу твою силу...".

- "Не хочу делить! Моя воля – моя жизнь! Моя злость – моя сила!" – сорвался Зартог.

Каждое слово камня Зартогу было словно глухой удар кулака по дереву. Попытки убедить и предложить партнерство тонули в море орчьего упрямства и жажды независимости.

- "Но слушай..."

- "Не хочу слушать!" – грубо оборвал его Зартог, в сердцах взрываясь до предела. Если камень мог бы содрогнуться, то сделал бы это от каждого слова орка, волна ярости неумолимо заглушила тонкие вибрации его магии.

Орк поднялся всей своей массивной фигурой, прервав видение. "Теперь ты лишь дух в Зартоге! И будешь молчать!" – его голос прогремел как гром среди тишины леса.

Как только слова отгремели, видение растаяло, и камень обрел вновь свою неподвижную природу – молчаливого стража внутри орка. Все внутренние разговоры были прекращены, и ему оставалось только наблюдать в безмолвии.

Зартог, с тяжестью в теле, но твердой решимостью, подошел к туше магдведя и с помощью бронзового кинжала, вырвал у него клыки.

С наградой в кулаке Зартог покинул тихий уголок леса, где каждое дерево было свидетелем его мужества и жестокости. Лес начал постепенно меняться, становясь всё более обветшалым. Густые ветви уступали место пням, а мягкая трава – вытоптанной земле. Воздух, пропитанный запахами смолы и крови, пополнился дымом обжитой орками земли.

Скоро раздались звуки жизни – рубка дерева, вой ручных волков. Орк вступил в свой лагерь, огороженный частоколом из заостренных бревен. Лагерь, хоть и был пристанищем грубости и беспощадности был для Зартога родным домом. Случайные шалаши, покрытые шкурами, выглядывали из-за каждого угла, создавая панораму дикой жизни.

Под звездным небом, орк направился к своему вигваму, сложенному из грубо выделанных кож и поддерживаемых толстыми ветками. Завернув ткань, он вошел внутрь. Воздух в палатке был пропитан дымом и запахом сырости. Он снял кусок сушеного мяса с подвешенной жерди, и с аппетитом его съел.

Окутанный усталостью, орк рухнул на шкуру оленя, которая, хоть и была плохо выделана и пахла гнилью, наполняла его приятными ассоциациями и напоминанием о существовании своего места в этом суровом мире. Ощущение уюта и безопасности, убаюкивало его, оставляя все мысли и заботы далеко позади. Зартог уснул крепким беспробудным сном.

На рассвете следующего дня, едва первые солнечные лучи пробились сквозь щели между шкурами, Зартог, без малейшей тени смущения, справил нужду перед своим жилищем. Тяжелый аромат последствий жизнедеятельности растворялся в раннем прохладном воздухе. Опустошенный, но полный решимости, орк двинулся в центр лагеря – к просторному жилищу шамана. Шатер, собранный из шкур редких зверей, сиял символами и рунами могущества и уважения. Запахи выжженных трав и ладана наполняли воздух.

Приближаясь, Зартог услышал низкий говор охранников у входа, чей язык, хриплый и отточенный годами сражений, был ему до боли знаком. Протянув клыки медведя на ладони, он молча показал их охраннику шатра, испытывая его взглядом.

Охранник – худой и высокий орк, с непринужденным смехом хлопнул Зартога по массивному плечу, словно похвалой за успешную охоту. "Зартог, поздравляю тебя!" – выдохнул он, отдавая честь и давая знак, что путь открыт.

Суровый взор Зартога не стал мягче от смеха охранника, он оскалился в ответ, словно лесть была ему не по душе, и прошагал через завесу в иную реальность – реальность шамана, орка, чья власть в племени была непоколебимой.

В тот момент, когда тяжелый взгляд орка-воина привык к тусклому освещению внутри шатра, состоящего из свечей и мерцающих талисманов, шаман, только взглянувший на Зартога, резко вскинул посох. "Не подходи ближе, Зартог, иначе я тебя убью!" – его голос дрожал, а глаза были полны страха.

Тишина, которая обуяла шатер после этих слов стала абсолютной. Зартог замер, ощущая, как гнев, закипающий внутри и был готов взорваться подобно вулкану, но Камень сдержал его неистовство.