"Переговорщики. Мир по нашему". Глеб Дибернин. (Глава 3)⁠⁠

Глава 3: А вы нам газ, а мы вам борщ!

На одиннадцатый день переговоров атмосфера в Женеве была настолько густой, что её можно было мазать на бутерброд. В воздухе повисла одна простая мысль: «Пора говорить о деньгах. Или хотя бы о газе».

Ингрид Свенссон, вооружённая новой папкой с надписью "Экономика: не пугайтесь, всё под контролем", встала у доски:

— Сегодня обсуждаем энергетическое взаимодействие. Конкретно — газ, транзит, поставки, цены, компенсации. Просьба без частушек, салатов и музыкальных вставок. Сегодня — только цифры.

Геннадий Петрович уже раскладывал перед собой файлы. Серьёзный, как отчёт о неполученных дивидендах.

Степан Васильевич ничего не раскладывал. Он просто достал кастрюлю борща и поставил её в центр стола.

— Это что? — ахнула Ингрид.

— Это — наш вклад в энергетику, — сказал Степан. — Он греет душу, наполняет желудок и уважается даже теми, кто к нам относится «нейтрально».

— Мы про газ, Степан! Газ! — устало напомнила Ингрид.

— А мы — про борщ. Он тоже горячий. Он тоже стратегический ресурс. А с точки зрения влияния на население — вообще ядерный.

Алекс-ТикТок подхватил:

— Я снял уже три видео, где борщ побеждает санкции. Одно из них — с эффектом “дымящегося лба” набрало сто тысяч лайков за два часа!

Олег Аркадьевич вмешался:

— Мы не против борща. Но давайте так: вы — борщ, мы — газ. Всё честно. Продукт на продукт. Национальный обмен. Без посредников.

— Борщ на газ? — переспросил Степан. — Это что, новый бартерный союз? Сколько литров на кубометр?

— Всё можно пересчитать, — вмешался Игорь Вениаминович, доставая калькулятор. — Средний украинский борщ — 0.9 литра, калорийность — 150 ккал. Один кубометр газа — 10 кВт⋅ч. Значит, если...

— Стоп! — закричала Ингрид. — Мы не будем измерять газ в борщах!

— А почему нет? — обиделся Степан. — У нас вся экономика на борще! Он входит в ВВП как моральный стабилизатор!

— Так, — сказал Геннадий. — Я предлагаю по-другому. Мы поставляем газ. Вы — культурный пакет.

— Какой ещё пакет? — прищурился Степан.

— Вы поставляете песни, костюмы, борщ, вербу, вышиванку, бутылку самогона — по соглашению.

— А гарантия?

— Мы даём вам табличку “Газ подключён с любовью”. А если вы нарушаете условия — табличку переворачиваем.

— А если вы не платите? — Степан прищурился. — Мы вам тогда что, кисель нальём вместо борща?

— Именно! — кивнул Геннадий. — Вся система будет работать по принципу гастрономического давления.

Тут в разговор вмешалась Тамара Ивановна:

— Дети мои. Вы обсуждаете еду, как будто это нефть. Но вы забыли, что еда — это святое. Если вы начнёте торговать борщом, он обидится и перестанет быть вкусным.

— Мы не торгуем, — возразил Степан. — Мы обмениваемся! Это возврат культурных долгов!

— А рецептура у вас, между прочим, украдена! — не выдержал Алекс. — У нас есть видео от 1991 года, где бабушка Геннадию рассказывает, как правильно варить. Он кивает — это доказательство передачи технологий!

— А у нас есть переписка времён Петра Первого, — парировал Геннадий. — Там указано: «вкусный борщ ели в подмосковной избе». Архив есть, пусть даже он написан карандашом на иконе.

— Хватит! — крикнула Ингрид. — Мы должны подписать соглашение!

— Тогда так, — сказал Геннадий. — Мы согласны на газ, если вы признаёте, что борщ — общеславянский, но с российскими корнями.

— Никогда! — закричал Степан. — Мы согласны на газ, если вы признаёте, что борщ — украинский, но временно используется по лицензии.

— А если мы напишем: «Борщ — наш общий друг»? — предложил Янек. — Без географии. Просто друг.

Тишина. Даже самовар замолчал.

— Это звучит... разумно, — медленно сказал Геннадий.

— Если борщ — друг, значит, мы не делим друга. Мы просто... едим его вместе, — заключил Степан.

Так родилась первая Гастрономическая декларация взаимопонимания, в которой стороны согласились, что: борщ — не территория, газ — не соус, бартер возможен, но по душевной шкале, авторство рецепта — дело совести, кетчуп — всё равно вне закона.

Документ подписали. Алекс снял сторис. Тамара на радостях поставила кастрюлю борща в центр зала, как символ мира. Дональд Стивенсон сфотографировал это и подписал: “Diplomacy tastes better with potatoes.”

— Итак, — торжественно сказала Ингрид Свенссон, — теперь, когда мы согласились, что борщ — не предмет захвата, а символ братства, пора поговорить о самом важном: оплате и транзите.

Геннадий Петрович вытащил из портфеля папку с надписью: «ГАЗ. Формула. Жёстко, но с улыбкой». Он был настроен серьёзно. Даже слишком — на нём был галстук с атомами метана и цитатой Менделеева.

— Мы готовы предложить следующие условия, — начал он. — Кубометр по формуле, включающей европейский индекс, поправку на температуру, коэффициент флюидности и, по инициативе Тамары Ивановны, — скидку за вежливость.

— Как это работает? — удивилась Ингрид.

— Ну вот, смотрите. Если во время обсуждения делегация не перебивает, не делает пассивных агрессивных замечаний и приносит пирожки — минус 5%.

Степан Васильевич хмыкнул:

— А если мы дважды в день поём “Щедрик”?

— Это уже дипломатическое давление. Плюс 7%.

— А если мы не поём, но улыбаемся и зовём на свадьбу кузена?

— Нейтрально. Без скидок.

Олег Аркадьевич добавил:

— Мы также рассматриваем оплату борщом, но тут требуется уточнение: объём — в литрах, качество — по шкале “наваристости”, подтверждение — дегустационная комиссия.

— А где она, комиссия эта? — уточнил Степан.

— Мы уже создали рабочую группу: Тамара Ивановна, турецкий наблюдатель и швейцарский бариста. Они — независимы, неангажированы и голодны.

Тут вмешался Алекс-ТикТок:

— А можно платить лайками? У меня аудитория, влияние, люди доверяют. Один сторис с хэштегом “газ за борщ” — и у вас миллионы просмотров. Это ведь тоже валюта!

— Да мы как-то предпочитаем, чтоб валюту можно было жевать, — заметил Игорь Вениаминович.

— А я считаю, — заявил Янек Ковальский, — что мы должны ввести единообразный гастробартер. Например: один литр борща = 10 киловатт тепла; пирожок с картошкой = мелкий технический ремонт; вареник с вишней = бонус в виде Wi-Fi; чеснок = штраф за перебои.

Ингрид записывала это с лицом человека, который знает, что этот документ когда-нибудь попадёт в архив ООН.

— Подождите, — нахмурился Степан. — А как быть с доставкой? Борщ же портится!

— Поэтому, — радостно подал голос Геннадий, — предлагается формат “борщ в сухом виде”. Кубики. Борщ-концентрат. Порошковый брат культурного наследия.

— Это же кощунство! — вскочила Тамара Ивановна. — У вас что, суп — это просто тёплая вода с ароматом? Настоящий борщ — как чувства: их нельзя растворять!

— Тогда вам придётся наладить борщевую логистику, — парировал Олег. — Рейсы, упаковка, термосы.

— Мы предлагаем контейнеры на доверии, — Степан не сдавался. — Кастрюли под опечатыванием. Таможня пробует — если вкусно, пропускает.

Ингрид захлопнула папку.

— Так. Сводим всё. Мы имеем: газ с поправкой на вежливость, оплату борщом — но только в литрах, с комиссией, бонусы пирожками, санкции — за кетчуп и борщ из порошка, спорный вопрос по транзиту — всё ещё обсуждается.

— И один философский, — сказал Алекс. — А можно ли перевести “чистую совесть” в рубли?

— Нельзя, — строго сказал Геннадий. — Но можно в пирожки.

— Уточнение: в тёплые, мягкие и с луком, — добавила Тамара.

— А что насчёт долгов? — спросила Ингрид.

— Борщ долга не прощает, — сказал Степан. — Он напоминает. Особенно если настоялся.

— Газ тоже, — ответил Геннадий. — Если не платите — давление падает. В буквальном и переносном смысле.

— Тогда, — сказала Ингрид, — я предлагаю включить это в документ как “взаимную температурную зависимость”.

— Звучит как роман, — заметил Янек.

— Так это и есть, — кивнула Ингрид. — Международные отношения — это брак, где вместо колец — кастрюли и газовые баллоны.

Именно так была подписана вторая часть соглашения — “Энергетическое меню мира”, в котором был указан бартерный коэффициент «борщ:газ» и отдельный пункт: «Любые расчёты кетчупом — недействительны.»

На утро двенадцатого дня переговоров в зале чувствовалась необычная тишина. Даже самовар на столе покашливал уважительно.

Ингрид Свенссон вошла с особенным сиянием в глазах — её дипломатический инстинкт подсказывал: сегодня можно попробовать сотворить нечто общее. Что-то объединяющее, питательное и… желательно, съедобное.

— Коллеги, — начала она, — у меня предложение. Давайте создадим совместное блюдо.

— Что, как в ресторане? — насторожился Олег Аркадьевич.

— Как в договоре! — уточнила Ингрид. — Только вместо подписей — ингредиенты. Вместо спорных пунктов — специи. А итог — одно общее блюдо, которое символизирует наш союз.

— Это как салат дружбы? — уточнил Алекс-ТикТок, уже держа в руках смартфон.

— Нет, салат дружбы — это когда всё мешают без логики и потом всем стыдно.
Я предлагаю — суп. Солянку.

Молчание.

Геннадий Петрович опасливо поднял бровь:

— Солянка? Это... как бы сказать... уже не блюдо, а международный вызов. У нас даже в России по регионам ссорятся, кто туда кладёт лимон, а кто — капусту.

— Вот и отлично! — оживилась Ингрид. — Пусть каждая сторона внесёт по одному ингредиенту, который символизирует её вклад в мир. И в кастрюлю.

— А если кто-то внесёт капусту? — хмуро спросил Степан Васильевич. — Я предупреждаю: капуста в солянке — это как НАТО на пикнике. Всё испортит.

— Сначала утверждаем регламент, — вступил Олег. — Один ингредиент — одна идея. Без повтора. Без “тайного лука”!

Ингрид достала флипчарт. На нём было написано: рецепт Единой Солянки. Россия — солёные огурцы (традиция, консервация, устойчивость). Украина — копчёная колбаса (аромат свободы, острота мнения). Турция — лимон (баланс вкуса, неожиданность, нейтральность). Польша — оливки (европейская структура, иногда раздражают, но без них не тот вкус). Швеция — картофель (основа стабильности, легко усваивается). США (Дональд Стивенсон) — вустерширский соус (никто не знает зачем, но без него вроде чего-то не хватает). Тамара Ивановна — лавровый лист (опыт, мудрость, не съедобно, но необходимо).

— А что вы, Ингрид, внесёте? — спросил Алекс.

— Я? Ложку. Без неё никто это не попробует.

Все зааплодировали.

Но как только дело дошло до варки, началась катастрофа.

Степан, увидев капусту на столе, закричал:

— Это кто принёс? Кто капусту сунул в святую кастрюлю?

— Это не капуста! — отозвался Янек. — Это «мелко нарезанная нейтральность»!

— Капуста — это мягкая провокация! — воскликнул Геннадий. — Её добавляют, когда хотят испортить традицию!

— А кто сунул туда два лавровых листа?! — вскочила Тамара. — Это перебор! Это как два наблюдателя от ОБСЕ — толку никакого, а аромат уже не тот!

Алекс, продолжая снимать, озвучивал происходящее, как спортивный комментатор:

— Итак, украинская делегация протестует против овощной экспансии! Российская делегация утверждает, что борщ справился бы и без капусты, но не солянка! Тамара Ивановна уходит в оппозицию к бульону!

— А у нас вообще аллергия на оливки! — закричал Олег, отодвигая миску.

— Оливки — это символ ЕС! — обиделся Янек. — Их можно не любить, но в супе они есть!

— Кто положил кетчуп?! — раздался крик из глубины кастрюли.

Молчание. Все повернулись к Алексу.

— Это был эффект, — виновато сказал он. — Красиво на видео. Как лавина страсти.

Секунду спустя кастрюля была спасена. Кетчуп выловили. Капусту — тоже. Лавровый лист оставили. Оливки — обсудили. Бульон — проголосовали большинством.

— Всё, — объявила Ингрид. — Мы сварили первую в мире международную солянку по консенсусу. Не идеальная. Но наша.

Каждый попробовал по ложке. Улыбнулись. Даже Геннадий сказал:

— Ну, капуста бы подошла...

— Не начинай! — одновременно сказали все.

И в этот момент что-то изменилось. Вкус супа напомнил о главном: не бывает идеальных рецептов. Но если варить вместе — всегда выходит съедобно.

После триумфа солянки — а именно того момента, когда даже Геннадий втайне налил себе добавку — в воздухе повисла не просто еда, а надежда.

Ингрид Свенссон встала, вытерла ложку о протокол и сказала:

— Коллеги, мы только что сделали невозможное. Мы сварили международный суп. Не отравились. Не поссорились. Даже съели.

Все захлопали. Даже турецкий наблюдатель сделал знак в воздухе, означающий “вкусно, но непонятно”.

— И теперь, — продолжила Ингрид, — я предлагаю создать «Поваренную книгу мира». Один том. Все нации. Без споров. С рецептами, в которых — не только кухня, но и душа.

— Идея неплохая, — осторожно заметил Олег Аркадьевич, — но кто будет главным редактором? Мы все не в состоянии договориться даже о температуре кипения.

— У нас будет коллективный подход. Без цензуры. Каждая страна даёт один рецепт — с историей. И пояснением, как это связано с миром.

Алекс-ТикТок уже записывал:

— А можно формат: название, состав, философия, TikTok-версия и мем?

— Только если без кетчупа, — вставила Тамара Ивановна строго.

Янек взял бумагу и быстро накидал пример: блюдо: Селёдка под шубой; страна: Польша (в гостях у соседей); философия: Иногда то, что сверху — не отражает сути; история: Родилась в споре между тёщей и демократией; мирная функция: Объединяет людей, делящих одну вилку.

— Вот это — уже дипломатия! — восхитилась Ингрид. — Еда как анекдот, но со смыслом!

Геннадий Петрович задумался:

— Хорошо, допустим. Я предложу щи. Простые. Без изысков. Без претензий. Как гражданский нейтралитет.

— Только без капусты! — среагировал Степан Васильевич. — Мы на этом уже сегодня прогорели.

— Щи без капусты — это просто грустная вода! — возмутился Геннадий. — А тогда и мир без контекста — пустая болтовня!

— И всё же, — вмешалась Ингрид, — мы столкнулись с проблемой.

Все напряглись.

— Мы должны написать историю каждого блюда. А значит... начнётся спор о происхождении.

— Уже начался! — крикнул Алекс. — У меня есть видео, где бабушка с Ужгорода готовит борщ в гуцульском стиле. Под ним комментарии: “Это из Тулы!”

— У нас есть музей, где пирожки официально признаны достоянием советского народного строительства! — возразил Геннадий.

— А у нас пирожки подают в Лондоне как “украинские hand-pies” — с уклоном в крафт! — вмешался Степан.

— Что, если не указывать страну, а просто писать: “рецепт передан с любовью через границу” ? — предложила Ингрид.

— Нет! — почти хором закричали все.

— Указывать! Иначе потом опять будет: "А вот это блюдо кто придумал?" — Геннадий аж покраснел.

— А может, укажем несколько стран? — дипломатично вставил Янек. — Например, “вареники: коллективная мудрость Восточной Европы с оттенком латентной обиды”.

— Или “оливье: бывшая имперская салатная модель, адаптированная под нынешние реалии”. — добавил Алекс.

Вспыхнула живая дискуссия:

— А где родился хрен?
— Кто первым жарил лук?
— Как назвать сырники, чтобы не было войны?
— Можно ли использовать слово «настоящий» без санкций?

Тамара Ивановна хлопнула по столу ложкой:

— Если мы не можем договориться, чья капуста, то какая же мы кухня мира?

И тут неожиданно заговорил швейцарский бармен, который до этого момента молча разливал чай:

— У нас в Швейцарии три языка, четыре кухни и сорок два вида сыра. И мы всё это кладём в один фондю. Не спорим, чьё. Главное — не обжечься.

Тишина. Все переварили. Не фондю. Мысль.

— Так и запишем, — кивнула Ингрид. — “Если не можешь определить, чей рецепт — значит, он общий.”

Так было решено: поваренная книга мира будет коллективной; в графе “происхождение” указывать максимум: «долго варилось»; фотографии только с одобрения всех сторон; бБез кетчупа. Даже в примечаниях; история блюд — в форме сказок, а не хронологии.

И Алекс уже начал снимать сторис: «Когда блюда перестают спорить, люди начинают слушать. #ДипломатияСъедобна».

После солянки, шуток и споров о рецептах делегации решили закрепить достигнутое не просто бумагами, а выпечкой.

— Мы уже варили, мы уже ели, теперь пора печь! — торжественно сказала Ингрид Свенссон, достав из-за кулис мини-печь с логотипом ООН. — Сегодня мы испечём Пирог Единства.

Тишина. Лёгкое напряжение. Кто-то тихо шепнул: “Главное, чтобы не сгорел, как прошлый договор.”

— Каждый положит один ингредиент, — объяснила Ингрид. — Никаких сольных партий. Только общий вклад. Один пирог — одна планета.

— Сладкий или солёный? — осторожно уточнил Олег Аркадьевич.

— Пусть будет нейтральный, — сказала Ингрид. — Как сама Швейцария.

Началась подготовка. Всё выглядело идеально:
— мука — общая;
— вода — из кулера ООН;
— соль — дипломатическая, с дозатором;
— яйца — подписаны фломастером, чтобы не спорить, чьи.

Каждая делегация получила миску.

Россия внесла гречку — как символ стабильности, простоты и «нашего, с детства». Украина добавила вишню — «чтобы кисло-сладко, как жизнь». Польша — кусочек белого хлеба, как «смысл нормального завтрака». Турция — специи, непонятные, но пахнущие Востоком. США — маршмеллоу. Никто не понял зачем, но они везде суют маршмеллоу. Швеция — немного сельди. Солёной. Потому что без неё «невозможно почувствовать север». И вот всё было почти готово. Но тут началось... самодеятельное вмешательство.

Геннадий Петрович, когда все отвернулись, бросил немного укропа — «для наивной свежести».
Степан Васильевич добавил перец чили — «чтобы щипало, но не обжигало».
Тамара Ивановна всыпала чуть-чуть соды — «чтобы взошло, как в старые добрые времена».
Янек добавил чайную ложку майонеза, объяснив: — "Это, как компромисс — не видно, но чувствуется."
Алекс подсунул конфетти — “чтобы красиво на срезе”.

Ингрид что-то подозревала.

— Надеюсь, все положили ровно то, что заявляли, — сказала она, начиная замешивать тесто.

— Да-да! — хором ответили все, делая вид, что не прикасаются к контрабандной паприке.

Пирог был отправлен в печь.

40 минут ожидания. Все сидели, как студенты перед экзаменом. Даже самовар отошёл от стола, будто не хотел нести ответственность.

Пирог вздулся. Подрумянился. Выглядел... мощно.

— Это же дипломатическая булка века, — прошептал Алекс.

Пирог вынули. Поставили на стол. Разрезали.

И тут все увидели:
— внутри он был фиолетового цвета;
— с запахом, напоминающим одновременно борщ, рыбу, ваниль и… аэрозоль;
— с текстурой, как у переваренного манго;
— и послевкусием, которое лучше не анализировать.

— Ну… это… уникально, — дипломатично сказала Ингрид, отламывая микроскопический кусочек.

Первым рискнул Геннадий. Он взял, пожевал... и замер. Потом Степан. Потом Янек. Потом Тамара.

Реакции были одинаковыми:
— выражение лица, как у ребёнка, которому вместо мороженого дали горячую селёдку;
— внутренний монолог: «Я не признаю, что это невкусно, потому что вложил туда душу.»
— попытка запить чаем, но чай стал сладко-солёным от испарений пирога.

Только Алекс был счастлив. Он сказал:

— Это гениально. Это как метафора! Пирог, в который все вложили себя, стал... слишком собой. Он перестал быть пирогом. Он — декларация!

Тамара вздохнула:

— Раньше всё проще было. Вареники. Борщ. Чай. А теперь — символы, формы, философия…

— Символизм съедобного — главный тренд дипломатии, — вставила Ингрид. — И пусть пирог несъедобен, зато он подписан всеми сердцами.

Олег обвёл глазами стол и заметил:

— Знаете, а ведь это лучше любого протокола. Мы впервые все сделали что-то вместе. Пусть ужасное — но вместе.

— И это уже шаг к миру, — согласился Янек.

Пирог отправили в холодильник. В знак того, что даже самые спорные идеи можно... ну, хотя бы охладить.

На последней странице отчёта Ингрид написала:

«Мир — это пирог, испечённый на сомнительном тесте, но с честным желанием накормить».

"Переговорщики. Мир по нашему". Глеб Дибернин. (Глава 1)
"Переговорщики. Мир по нашему". Глеб Дибернин. (Глава 2)

Переговорщики. Мир по нашему. Глеб Дибернин. (Книга целиком)