Об узнике замка Иф⁠⁠

В постперестроечные времена, когда стало совсем туго, мы все подрабатывали. Предпринимательской жилки у нас не было, так что на какой-нибудь незатейливой и невразумительной работе.
Муж мой чего-то там охранял по ночам.
А моя приятельница, в то время кандидат, а может уже и доктор химических наук, точно не помню, была счастлива подменить свою соседку, мывшую полы в метро.
Мойщица в сравнении с доктором химических наук была баронессой Ротшильд, потому как любое, даже очень маленькое и трогательное положительное число всё равно больше нуля.

Я нашла полудохлую мебельную фимочку, и после основной, но почти безденежной работы три-четыре раза в неделю ездила шить обивку для диванов и кресел.
Эксплуатировались там я и два столяра, молодой и старый, старый сразу предупредил:
— Ты, девушка, если матерок услышишь, зла не держи, это не тебе, это душа просит.
Располагалась артель в бараке, стоявшем посреди частного сектора, там же окопались еще несколько столь же процветающих контор.
Одна торговала газовым оборудованием и почему-то китайским женским бельём.  
Помню визит разгневанной дамы, оравшей неприличное на весь двор и швырявшей кислотных цветов бюстгальтеры, фирмачи с перепугу заперлись в своем отсеке и носу наружу не казали, пережидая торнадо.
Возможно, кто-нибудь приходил швырять газовое оборудование, но врать не буду — чего не видела, того не видела.
Приезжала я к шести вечера, когда народ начинал расходиться.
К семи оставался только всегда похмельный сторож и его собака — годовалая кавказская овчарка, существо сумрачное и к беседам не расположенное.
В часов десять-одиннадцать я трудовые подвиги заканчивала, и сторож, гремя ключами, открывал амбарные замки на высоченных воротах.

Так было всегда.
Про старуху и проруху, надеюсь, знаете.
Короче говоря, проруха долго таилась, но, наконец, материализовалась.
В один тёплый августовский вечер, отстрочив положенное, я обнаружила, что сторожа-то и нет.
Собака на месте, смотрит на меня нехорошим гастрономическим взглядом, а сторож — тю-тю.
А телефон в сторожке у сторожа (мобильных тогда не было).
А сторожка на замке.
А забор метра два с половиной.
А ворота так и все три.
А есть хочется так, что в глазах темнеет.
Дело было в пятницу. 
Пометавшись по двору, сопровождаемая собакой, которая грызть меня пока не стала, а даже прониклась сочувствием и молча носилась следом, время от времени требуя чесания то пуза, то за ушами, я поняла, что жизнь — это юдоль скорби.
Муж уехал на выходные к родителям и не хватится меня до вечера воскресенья.
И ежели до понедельника мерзавец-сторож не придет покормить собаку, она сама себе найдет пропитание, а то, что останется после меня, можно будет похоронить в обувной коробке.
Мы с собакой нарезали круги по двору, пока я не увидела за мусорной кучей большущее колесо, с меня ростом.
Поднять его не смогла, собака помогать не захотела.
В критических ситуациях мозги начинают работать быстрее.
Или просто начинают работать.
Вспомнив школьный курс физики, нашла прочную жердь и, пользуясь ею как рычагом и вознося благодарственные молитвы Архимеду, как-то ухитрилась поставить колесо на попа, хоть и не с первой попытки, а затем докатить его до забора.
Ну, про то как я пыталась залезть на колесо, а с него на забор, как обиженно взвыла собака, сообразив, что её лишают общества и потенциальной пайки, как я свалилась в чей-то огород, чудом не вляпавшись в кучу компоста, заботливо прикрытого брезентом, как пробиралась в темноте  по этому огороду, по пути сровняв с землей грядку с помидорами, как я — вся в помидорах — ехала домой, какие изощренные пытки и казни я придумывала для сторожа, и рассказывать не надо, это представимо и зрелищно. 

Кстати, вспомнила, что мелкий мебельный буржуй так и не заплатил мне за последний диван.
Хочется верить, что оплаченный моим непосильным трудом рябчик встал у него  в горле комом.