Добрые Люди. Глава 23 (2)⁠⁠

Грегор долго уговаривал хозяина труппы. Настолько долго, что мы с Тэсс уже помышляли покинуть кабак и попытать счастья через пару дней, когда мой поток восстановиться — идти напролом через стену ночью. Но блондину каким-то образом удалось договориться с Марко и нам выделили места в фургоне, в котором расположились беженцы.

Клирики и законники вопреки опасениям проверок не чинили — нас даже не стали проверять святой силой. Вначале я подумал, что хозяин этой труппы имел какой-то запредельный авторитет, но, когда в наш фургон залез щуплый мужичок с приколотым к отвороту мятого дублета значком торгового союза, всё встало на свои места. Мытарь добродушно улыбался, щурил глаза и тянул руку к каждому — люди ссыпали тому в ладонь монеты, а он скрупулёзно пересчитывал денье. Грегор заплатил двумя ливрами за всех нас и наотрез отказался принимать монеты у Тэсс.

Когда с «проверками» было покончено, открыли ворота и опустили подъёмный мост, выпуская обоз. Солнце клонилось к закату. В сопровождение нам дали двух клириков и с пяток конных аркебузиров: клирики ехали верхом во главе, а стрелки замыкали. Тэсс пояснила, что Южные ворота используются в основном для армейских нужд, а подъёмный мост соединяет ворота с каменным мостом, переброшенным через обрыв, и ведёт к одной из старых крепостей — Первый Клык. Из крепости можно спуститься к заставе Горного Полка, а оттуда уже на восточный тракт. Поэтому с нами сопровождение.

Наша повозка ехала четвёртой и как раз пересекла подъёмный мост. В фургоне имелись окна в виде нашитых кусков ткани на вырезы в пологе. Я скинул тесёмки с деревянных колышков и подкатал ткань. Из окна открывался вид на западную долину: слева над обрывом нависали круглые башни старых крепостей, прикрывающих Тизу с юго-запада; в самой долине всё так же стоял лагерь жандармов, не скажу, что в стане было вовсе безлюдно, но кавалеристов явно поубавилось. За лагерем, над бастионными крепостями клубился дым. С той стороны раздавались приглушённые звуки орудийных залпов. Порой над бастионами вспыхивали яркие шары и воздух шёл рябью в тех местах — видимо клирики сдерживали натиск владеющих ван Аудена. Ни осадный лагерь рёсинарцев, ни проложенные траншеи увидеть не удалось — крепости закрывали обзор.

— Прямо как у Сальсты, — прошептал я.

— Что? — переспросила Тэсс.

Я покосился в сторону людей, ехавших с нами.

— Можешь говорить, — улыбнулась владеющая. — Я ещё немного доработала заклинание и теперь мы не будем выглядеть для окружающих двумя идиотами беззвучно шевелящими губами. Для них мы говорим о… о погоде, например, или о ценах на шерсть.

— Удобно, — согласился я.

— Так что ты говорил?

— Вид из окна напомнил мне Сальсту.

— Э-э-э, это осада Сальсты? Война Гнева? Тридцать лет тому?

— Да, — я кивнул. — Тогда Вальто фон Уббэ впервые применил постепенную атаку и взял крепость за девяносто дней.

— Об этом нет упоминаний в библиотеках, — нахмурилась Тэсс. — В исторической хронике сказано, что крепость выбросила белый флаг через полгода. Ты ничего не путаешь?

— Нет. Наша рота тогда проложила последний апрош к гласису. Нортимцы так и не поняли откуда мы взялись.

— Но постой, — Тэсс обхватила подбородок пальцами. — Вальдо, сколько тебе лет?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Кажется, что помню себя именно с тех лет. С Войны Гнева.

— Но выглядишь ты лет на сорок.

Я вдруг осознал, что готов всё рассказать Тэсс: что имя моё Ролэн и родом я из забытой Создателем цванийской деревушке на границе с Нортимом; что разменял уже восьмой десяток; что пережил всех своих братьев и сестёр и что не смог присутствовать на похоронах отца. Мне хотелось рассказать о многом, но я подавил в себе это желание, впрочем, такое со мной случалось порой — хотелось выговориться — и Тэсс не была первой. Но видит Создатель эту тайну я унесу с собой в могилу. Боялся я вовсе не за себя, подобные знания способны утащить в ту самую могилу любого. Я знал, что в братстве умели манипулировать сознанием — делать так, что мы забывали какие-то эпизоды своей жизни. Надеялся, что однажды и со мной случится нечто подобное, что я наконец забуду всё, что помнить не должен и стану нормальным, но увы. Одному Создателю известно, как Ловчие братства проделывали подобные трюки, что, если вдруг они эти воспоминания могли каким-то образом прочесть? Нет. Тэсс я подставлять не хотел. Верно говорят в Довуре: меньше знаешь — крепче спишь.

— Вальдо, ты со мной? — Тэсс пихнула меня в коленку.

— Да, извини, задумался.

— Так ты хочешь сказать, что тебе за пятьдесят? Ну разве что ты участвовал в осаде Сальсты в десятилетнем возрасте.

— Нет, мне тогда было восемнадцать, — соврал я.

— А я в этом возрасте только поступила в академию. Как быстро летит время. Как будто было вчера, а уже разменяла третий десяток, представляешь?

Она улыбнулась от чего у краешков глаз её залегли морщинки.

— У тебя красивые глаза, — сказал я.

— Вальдо! — воскликнула владеющая. — Что я слышу? Неужели это комплемент?

Я промолчал. Попытался улыбнуться, но видимо улыбка вышла рассеянной.

— Что? — спросила Тэсс.

— Надо поспать, — я решил сменить тему. — Цирк едет на восток, алианец ждёт нас в предместье у северного тракта. У нас около недели до назначенной встречи. Я предлагаю ехать с труппой до первого крупного города, а оттуда сделать крюк. Как думаешь?

— Я тебе доверяю.

К восточному тракту обоз выбрался только к утру: нас долго не выпускали с заставы Горного Полка в силу отсутствия капитана. Ни подорожная грамота с печатями маркиза, ни заверения клириков не могли повлиять на сердобольного сержанта. Я невольно вспомнил десятника Валло, который вёл наш отряд через Белые Горы. Что с ним стало? Смогли тогда остатки разведчиков вернуться или их всё же достали изменённые? Вспомнился мне и мастер Ригго.

«К беде что ли?» — подумал я и провалился в сон.

Сумдаль встретил нас холодным осенним дождём. Хозяин цирка решил задержаться в городе пережидая непогоду. В принципе цирковым торопиться было не куда и пережидать труппа могла хоть до холодов, нас же такой вариант не устраивал. Распрощавшись с Кэти, Мэри и Грегором, мы покинули обоз.

Маленький городок после шумной Тизы казался пустынным: безлюдные улицы и тихие дворики. Лишь на центральной площади наблюдалась некая активность. Но поражало не это. Здесь не ходили патрули гвардейцев, не обсуждались боевые действия, да и в целом люди были весьма приветливы и улыбчивы.

— Даже не верится, что в каких-то пятидесяти лигах отсюда рвутся бомбы и погибают люди, — заметила Тэсс.

В центре Сумдали оказался всего один постоялый двор, совмещённый с кабаком. Таверна ни таврена. Так — провинциальная гостиница. Комнаты чище, готовят неплохо, нет конюшни. Грех жаловаться, но после «Белой Розы» было весьма непривычно. Непривычно для Тэсс, я же видал места на порядок хуже.

В кабаке собрался торговый люд и обсуждали купцы как правило свои купеческие дела: цены, убытки, налоги и пошлины. Судя по кислым минам большей половины собравшихся — убытки они понесли неслабые. Впрочем, встречались среди купеческой братии и довольные лица: я бы мог поспорить, что эти-то смогли увеличить своё состояние вдвое, если не втрое. Вот уж действительно — кому война, а кому мать родная.

Непогода усиливалась и судя по низким свинцовым тучам в Тизскую марку пришёл сезон дождей, который теперь продержится до первых заморозков — скоро раскиснут дороги и конное сообщение между городами сойдёт на нет. А посему, пока Тэсс приводила себя в порядок, я проскочил к почтовой станции и выкупил места на завтрашний дилижанс до Бирно — провинциального городка в северо-восточной части марки. Другого пути из Сумдали к северному пригороду Тизы не было, так чтобы не проезжать мимо восточных ворот города. В силу последних событий я подозревал, что патрули там будут на каждой развилке.

В Бирно мы прибыли к вечеру следующего дня. В запасе у нас оставалось несколько суток, поэтому было решено снять номер в самой дорогой гостинице и погулять, что называется на все деньги, благо ливров у нас оставалось с избытком. Тэсс заказывала в номер изысканные блюда и экзотические напитки, употреблять которые я опасался, ограничившись старым добрым цванийским джином. Мы даже купили колоду карт и расписывали жандармика — Тэсс играла неплохо и сумела выиграть три партии из десяти.

Утром второго дня я прогулялся к банку де Ватта и запросил доступ к одной из тайных ячеек братства. Тщедушный банкир проводил меня в хранилище и оставил наедине с чёрным ящиком, запечатанным символом солнца. Капля моей крови распечатала ящик, и я выудил на свет янтарный шар.

«Братья?» — мысленно призвал я.

Ответа не последовало. Я обратился снова. Тишина.

Покидал банк я в удручённом состоянии. Круг молчал. Такое было со мной впервые. Позже Тэсс уверяла меня, что всему виной заблокированная восьмая сфера, и я даже поверил ей на какое-то время — не хотелось портить последний день отдыха своей кислой миной, — но уже по приезду в северный пригород Тизы чувство беспокойства вновь вернулось.

В предместье располагался лишь один приличный трактир. Алианец должен был быть уже здесь, потому как запозднились мы на сутки: в пути нас застал снегопад и пришлось пережидать непогоду на почтовой станции. Первые заморозки пришли раньше ожидаемого. Мороз сковал лужи, а с неба сыпали крупные хлопья снега. Пригород занесло по щиколотку, но усердные подмастерья — в этом предместье стояли кузни и литейный заводик — расчищали снег широкими лопатами, выдыхая клубы пара.

Тэсс направилась в ближайшую лавку приобрести тёплые вещи, а я заглянул в трактир. Стоило разведать обстановку. В зале было немноголюдно: троица забулдыг кидала кости за столом в углу и на меня они не обратили внимания; парочка купцов расправлялась с жаренным поросёнком, они громко чавкали и обсуждали какие-то свои дела с набитыми ртами — вызывали отвращение; упившийся одинокий путник склонился над миской похлёбки и с трудом удерживал голову ровно; тучный трактирщик скучал у очага, помешивая что-то в казане. Я направился к нему.

— Комнаты есть? — спросил я.

— Одна, — бросил тот через плечо.

— Много гостей?

— Не жалуюсь.

— Подай пинту пива. Светлого.

Толстяк окликнул кого-то. Из подсобки выбежал служка и принял у хозяина заведения поварёшку, а халдей подошёл к стойке. Окинув меня хмурым взглядом, он выставил кружку пива.

— Два денье, — сказал он.

Я выложил на столешницу три монеты: два денье и один ливр. Трактирщик зыркнул на меня из-под заплывших век, но деньги забрал молча.

— Я ищу алианца. — Я отхлебнул из кружки и поморщился — пиво отдавало сильной горечью.

— Шлялся тут один, — кивнул халдей. — Снял комнату на наделю, но уже как два дня не объявлялся.

Я выложил на стол ещё один ливр.

— Беру свободную комнату. Подай туда, — я указал на свободный стол у окна, — что-то горячее. Два блюда. И бутылку доброго вина.

Трактирщик сгрёб монету, проверил ту на зуб и довольно крякнул. На фразу мою он никак не отреагировал. Я забрал кружку и занял столик. Купцы продолжали жевать да сетовать на какого-то мытаря, содравшего с них круглую сумму. Путника вконец разморило и тот уткнулся носом прямо в тарелку с супом, а троица собиралась покинуть трактир. Один из них подошёл к трактирщику, второй встал подле купцов. Мне не хватило секунды, чтобы поджечь поток: оставшийся за столом игрок в кости вскинул руку, и я захлебнулся от боли в груди.

«Ловчий…»

Виргельхольм — тёмное пятно в истории братства. Я битый год колесил по Цвану и Нортиму в поисках ренегатов в компании Ловчих. Да что там я? В тот год круг старейшин собрал чуть ли не всех братьев, объявив возмездие. Тогда-то я сполна насмотрелся, как Ловчие лишают потока. Смотрел и думал, что буду готов к чему-то подобному, но видит Создатель к такому подготовиться невозможно.

Человек за столом сжал руку в кулак и в ушах у меня будто лопнула струна. Это не было похоже на опустошение потока — он всё ещё был при мне. Я ощущал каждый плод на раскидистой вишне, мог притронуться к любому из них, но поток больше не слушался меня. Словно чужая собака, которая прибилась на время, потеряв хозяина: она повиновалась мне, лизала лицо и давала лапу, но стоило объявиться хозяину, и пёс тут же бросился к его ногам, а я более не имел власти над животным.

Сталь блеснула и вот уже забулькал первый купец. Движение неясного силуэта и второй уткнулся носом в столешницу. Трактирщик тяжело рухнул на пол, а его убийца, перемахнув через барную стойку замер возле перепуганного служки. Я отвернулся.

Ловчий внимательно наблюдал за мной. Он смотрел холодно, отрешённо, лишь плотно сжатые губы напряжены.

Я прыгнул в окно.

В полёте сорвал медальон Дейлы и, сунув серебряную пластинку в рот, раздавил шарик с ядом зубами. Нёбо и язык тут же онемели.

Алианский алхимик долго трудился над пробирками и ретортами, прежде чем создал нужный мне яд. Уж не знаю скольких он сжил со свету, но первых результатов смог добиться только спустя год. Лишь его вещество могло воздействовать на меня замедляя сердцебиение и дыхание настолько, что я проваливался в забытьё на несколько недель и по заверениям алхимика — даже клирики могли принять меня за покойника.

Убийца возник передо мной за миг до того, как я приземлился на ноги. Он выбросил руку и нанёс быстрый удар стилетом под пятое ребро метя в сердце. Брат попал бы точно в цель, окажись этот орган на своём месте, но Создатель пометил меня ещё в утробе матери, наградив situs inversus — так алхимик обозвал недуг, сообщив, что сердце моё находится справа.

— Покойся с миром, брат, — прошептал убийца и выдернул стилет.

Яд действовал быстро. Ноги подкосились, и я рухнул в снег. Глаза заволакивало пеленой, а я даже не мог их закрыть — веки онемели. Последнее, что я запомнил: алые капли, стекающие с четырёхгранного клинка и смазанный силуэт Тэсс у входа в торговую лавку. Владеющая выронила пальто и опустилась на колени.

Конец первой книги.