Девушка из камина
Французы ворвались в дом. Грохот выстрелов, звон стали, крики — всё смешалось в кровавой круговерти. Андрей и гусары отбивались из последних сил, но численный перевес был не на их стороне. Раненые и убитые падали вперемешку с французами. Дом покрылся стоном раненых.
Пуля ударила в грудь Андрея. Он упал.
— НЕТ! — крик Эльвиры разорвал хаос боя.
Она бросилась к нему, сквозь дым и огонь, сквозь свист пуль. Её платье из живого пламени трепетало, как раненая птица. Она опустилась на колени, подхватила его голову.
— Андрей… мой любимый… не уходи… — её голос дрожал, слёзы — настоящие, горячие — катились по щекам, испаряясь в нескольких миллиметрах от кожи.
Он открыл глаза. Слабо, с трудом. Но улыбнулся — той самой улыбкой, что когда‑то растопила её огненное сердце.
— Ты… здесь, — прошептал он, сжимая её руку. Пальцы уже холодели.
— Не оставляй меня! — она прижала его к себе, и пламя её объятий стало мягче, почти человеческим. — Я не смогу без тебя…
— Ты сможешь, — он вдохнул, словно пытаясь запомнить её запах — дым, звёзды и что‑то неуловимо родное. — Ты сильнее, чем думаешь.
— Нет, нет, нет… — она качала его, как ребёнка, её слёзы падали на его мундир и гасли, не оставляя следов. — Я заберу тебя. Я не дам тебе уйти.
— Не за меня… — он с трудом поднял руку, коснулся её лица. — За них. За всех, кто пал. Они не должны остаться в темноте.
Его пальцы дрогнули и опустились.
— АНДРЕЙ! — её крик превратился в рёв пламени.
Огонь взметнулся до потолка, заполнил комнату, но не сжёг её — он преобразил её. Стены растворились в сиянии, пол стал зеркальной гладью, где отражались тысячи лиц — гусары, павшие в боях, их глаза, полные тоски и надежды.
Эльвира поднялась. Её платье теперь было не просто пламенем — оно состояло из тысяч крошечных огоньков, каждый — душа погибшего воина. Её волосы струились, как река света, а в глазах пылала решимость, смешанная с бесконечной печалью.
— Вы не останетесь одни, — её голос звучал, как звон колоколов. — Вы будете жить. В огне. В памяти. В песне ветра.
Она подняла руки — и пламя рванулось наружу, сквозь стены, сквозь ночь. Оно не несло разрушения — оно собирало.
Каждый погибший гусар, каждый солдат, чья жизнь оборвалась на поле боя, почувствовал тепло. Не боль. Не страх. А дом.
Они поднимались — сначала как тени, потом как силуэты, потом как живые огни. Их мундиры сияли, сабли сверкали, глаза горели — не от гнева, а от благодарности.
— Мы с тобой, — прошептал один из них, становясь рядом.
— Мы будем защищать, — сказал другой.
— Как он защищал нас, — добавил третий.
Эльвира кивнула. Её слёзы больше не падали — они превращались в звёзды, рассыпаясь по небу.
— Идёмте, — сказала она. — Война не окончена. Но теперь мы — огонь, который не погаснет.
И они пошли — не призраки, не духи, а стражи. Огненный эскадрон, ведомый девушкой в платье из слёз и пламени. За ними тянулся след из звёзд, а впереди — тьма, которую им предстояло осветить.
А где‑то в глубине этого света, рядом с Эльвирой, шёл Андрей. Его рука касалась её ладони — так же нежно, как в тот первый танец у камина.
— Я всегда буду с тобой, — шепнул он.
— А я — с ними, — ответила она. — С нами.
И огонь двинулся вперёд — не мстить, а помнить. Потому что пока горит пламя, никто не забыт.
И тогда огонь вырвался.
Не просто пламя — ярость, воплощённая в свете. Стены дома вспыхнули, но не разрушились — они превратились в огонь. Французы кричали, бросались к выходам, но двери горели, окна пылали.
Эльвира подняла руки — и огонь хлынул на улицы.
Он не различался по приказу, не следовал стратегии. Он карал. Дома вспыхивали один за другим, пламя вздымалось к небу, превращая Москву в море огня. Французы бежали, падали, сгорали — их крики тонули в рёве стихии.