Серия «Жизнь джек-рассела Гайки»

Через несколько дней он усложнил схему. Он показывал вкусняшку, подносил к стволу, но теперь не сразу открывал ладонь. Сначала уходила команда. "Лезь на дерево". Я ставила лапы, тянулась, фиксировала стойку. Только потом звучало "Можно". Я брала аккуратно, стараясь не царапнуть зубами его пальцы, и удерживала баланс ещё пару секунд, пока он снимал меня голосом: "Вниз". С земли я отряхивала лапы и смотрела ему в глаза, готовая к следующему кругу.

Однажды он убрал угощение совсем. Стоит у старого тополя, улыбается глазами. Никакой приманки в руках. Только знакомый жест к стволу и знакомое слово. "Лезь на дерево". Я на секунду замерла. В носу запах коры и листьев, в ушах его голос и сотни повторений. Я поставила лапы и поднялась, как будто угощение там есть. Он не сказал "Можно". Он сказал: "Молодец". Его ладонь легла мне на грудь, и этого оказалось достаточно. Я спрыгнула и поняла важное. Теперь это не про кусочек. Теперь это про нас двоих и про смысл слов.

Потом он стал давать задачу в разных местах. У тонкого рябины, где ствол пружинит. У старой яблони во дворе, где кора мягче. У тополей вдоль тротуара, где рядом люди и машины. Всюду команда звучала одинаково. "Лезь на дерево". Я ставила передние лапы, держала корпус, иногда поднималась чуть выше, если ствол позволял. За это я получала не обязательно еду. Иногда это было "Молодец" и тёплая ладонь. Иногда короткое "Хорошо" и продолжение прогулки. Иногда фотография, где я держу позу, а он смеётся.

Иногда он играл в тайного оператора. Прятал угощение в щели коры, отходил на пару шагов и говорил: "Лезь на дерево". Я поднималась, искала носом, находила спрятанное, но не трогала, пока не слышала "Можно". Это было то самое правило, которое мы уже отработали дома. Я держала себя в лапах, даже когда запах бил в голову. Команда открывала дверь и закрывала, и я училась уважать обе стороны.

Бывали и сложные дни. Дождь сделал кору скользкой, а ветер качал тонкие стволы. Я ставила лапы и сползала, злилась на себя, смотрела на него. Он отвечал спокойствием. "Ещё раз". Я меняла место, искала неровность, пробовала иначе. Получалось со второго или третьего подхода. Я слышала "Молодец" и чувствовала, как раздражение уходит через кончики когтей в землю.

Со временем команда стала частью нашего маршрута. Мы подходили к знакомому дубу у поворота, и ещё до слов я чувствовала, как внимание собирается в одну точку. Он говорил: "Лезь на дерево". Я поднималась и держалась. Он говорил: "Вниз". Я мягко спрыгивала и шла дальше рядом. Иногда прохожие останавливались и удивлялись. Кто то спрашивал, как этому учат. Хозяин отвечал просто. "Пошагово, спокойно, без спешки. Сначала угощение у коры. Потом выше. Потом слово. Потом доверие".

Теперь я умею лезть на дерево без всяких вкусняшек. Мне достаточно услышать команду и почувствовать его взгляд. Я знаю, как поставить лапы, где искать опору, как держать спину, когда спрыгивать. И знаю, что каждый мой правильный шаг он видит и считает. Иногда, когда мы уже идём домой, он тихо добавляет ещё один бонус. Останавливается у ствола, смотрит на меня и говорит: "Можно". Я смеюсь глазами, поднимаюсь на кору, а потом получаю маленький кусочек сыра и короткое "Спасибо". Это не про еду. Это про то, что мы сделали вместе.

Потом он кладёт угощение на пол. Я сижу рядом. Он говорит: "Нельзя". Я поворачиваю голову в сторону, чтобы не смотреть. Он обходит кусочек кругом, будто проверяет меня. Я молчу и держусь. Слышу шаг назад. "Можно". Я подхожу и ем спокойно. Он улыбается глазами. Я понимаю, что мы с ним теперь говорим на одном языке.

Через день мы вышли во двор и проверили урок на улице. Листья шуршат, вороны спорят, люди идут с пакетами. Хозяин сжимает в пальцах крошечный кусок сыра. Я вижу его и не двигаюсь. Он говорит: "Нельзя". Я перевожу взгляд на его лицо. Проходит секунда, другая. "Можно". Я беру и слышу шёпот: "Браво". Теперь он бросает маленький кусочек в траву в двух шагах от меня. Я знаю, что это ловушка. Он произносит: "Нельзя". Я сажусь и отвожу глаза. Он идёт вперёд и ждёт. Я иду рядом, не касаясь травы. Когда мы минуем место, он останавливается. "Назад". Мы возвращаемся. Он показывает на кусочек. "Можно". Я аккуратно беру, но не глотаю жадно. Так правильнее.

Иногда я ошибалась. Однажды он слишком вкусно пахнущий кусочек поднёс совсем близко, и я всё таки дёрнулась вперёд. Он только закрыл ладонь. "Нельзя". Никаких криков. Никакой обиды. Мы просто начали заново. Я снова села, вдохнула и выдохнула. Он сказал: "Можно". И я взяла уже правильно. Ошибка прошла мимо нас, как тень. Осталось только правило.

Потом это правило переехало во все наши дела. На кухне, когда что то падает со стола, я слышу "Нельзя" и замераю, как статуя. Он поднимает, смотрит на меня и произносит: "Можно" или не произносит ничего. Если молчит, значит нельзя. Во дворе, когда пахнет колбасой у ларька, я слышу "Нельзя" и выбираю смотреть на него. В магазине, когда мне протягивают печенье, я сначала поднимаю глаза. Он кивает и говорит: "Можно". Я беру аккуратно. На прогулке, когда он прячет лакомство в коре дерева, я работаю носом и лапами, но не касаюсь, пока не услышу "Можно". Это как ключ от двери, которую открывают только вместе.

Однажды мы шли мимо собачьей площадки, там шла дрессировка. Команды летали через воздух. "Сидеть", "Рядом", "Лежать". Я встала поодаль и повторила всё без шума, надеясь, что кто то зевнёт и даст мне кусочек. Хозяин позвал меня. "Сюда". Я села перед ним. Он держал угощение в пальцах, и я видела каждую крошку. Он улыбнулся и спросил тихо: "Что скажу". Я моргнула. Он ответил сам. "Нельзя". Я не двинулась. Мимо прошёл человек, зазвенели ключи, лайкая лапой взрыхлила землю. Я дышала ровно. Он сказал: "Можно". И мир снова стал простым и честным.

Иногда он проверял меня неожиданно. Кладёт вкусняшку на коврик и уходит в другую комнату. Я остаюсь одна. Слышу холодильник, слышу воду в раковине. Кусочек рядом, но рядом и наше слово. Я лежу и считаю дыхания. Он возвращается и смотрит на коврик. "Можешь". Я поднимаюсь и беру. Он смеётся глазами и говорит: "Я тебе доверяю". Это самое важное, что можно услышать собаке.

Сначала я думала, что нельзя и можно про еду. Потом поняла, что это про всё. Нельзя тянуться к чужой миске. Можно взять своё по команде. Нельзя бежать через дорогу, если он не сказал. Можно идти рядом, когда скажет. Нельзя прыгать на стойку в пункте выдачи. Можно посидеть у ног и получить свой кусочек сыра. Нельзя брать с земли без разрешения. Можно ждать и слушать, даже когда вокруг шум и запахи, и кажется, что терпение кончилось.

Теперь эти два слова держат мой мир в порядке. Я сажусь, когда слышу нельзя, и смотрю на него. Я двигаюсь, когда слышу можно, и всё получается гладко. Вечером он садится рядом со мной на коврик и гладит шею. "Спасибо за внимание", говорит он почти шёпотом. Я кладу морду ему на колени. Спасибо за ключи от дверей, которые ты мне дал.

У сквера шумно. На собачьей площадке меня уже ждут. Разные собаки, разные хозяева. Кто то машет рукой и зовет меня по имени. Кто то говорит вполголоса: хорошо, что пришла, наша сегодня усталая, пусть ее размотают. Я слышу это и улыбаюсь себе. Выхожу на площадку, делаю круг, здороваюсь носом и хвостом. Маленьких не трогаю, нечестно. С равными играю по правилам. Больше меня стараюсь рассмешить и поставить в сложное положение. Они думают, что доминируют. Я думаю, что это тренировка. Чаще всего долго держится русская лайка. Мы с ней можем бегать кругами до тех пор, пока не станет темно. Хозяева лайки смеются и благодарят моего человека. Они говорят ему, что дома будет тишина. Я горжусь. Усталость по правилам это лучший подарок чужим людям.

Хозяин все время командует. Колени, голос, ладонь. "Ко мне". Я подхожу, сажусь и смотрю ему в глаза. "Гуляй". Я взрываюсь и лечу по дуге вокруг него. Если я зазевалась дольше минуты, он исчезает. Это его игра и мое испытание. Я поднимаю нос, ловлю его след по воздуху и по траве. Нашла. Стоит за деревом в трех шагах, улыбается глазами. "Ну что, разведчица". Я подхожу и трогаю его нос своим. Он гладит меня между ушей и шепчет: "Внимание возвращай быстрее". Я возвращаю.

Иногда он делает фокус. Несколько раз в неделю он зажимает маленькое лакомство в щели коры и отходит. "Лезь на дерево". Я подхожу, упираюсь передними лапами в ствол, поднимаюсь на задние, тянусь, нюхаю, работаю языком. Он молчит, наблюдает, ждет, когда я сама догадаюсь. Когда достала, я не ем. Я бросаю взгляд на него. Он произносит ровно одно слово: "Можно". Теперь ем. Система проста и честна.

На площадке я не подаю голос без необходимости. Не бросаюсь на людей и собак. Мы гуляем без поводка, но так, что прохожие кивком отмечают воспитание. Хозяин иногда делает заметные паузы, чтобы другие видели наши правила. Он говорит: "Стой", я стою. Он говорит: "Рядом", я иду. Он говорит: "Сидеть", я сажусь. Он стоит молча, я сидела бы вечность, если б не знала, что дальше будет награда. Он улыбается и дает движение. Мне этого хватает.

Порой рядом дрессируют собак. Это как фестиваль. Команды летят одна за другой. "Сидеть", "Лежать", "Ко мне". Я не выдерживаю, подбегаю, становлюсь чуть поодаль и повторяю каждую команду по несколько раз, аккуратно, четко, красиво. Надеюсь, что зацеплю чужую награду хотя бы взглядом. Хозяин качает головой и спокойно говорит: "Это не твои команды". Я делаю вид, что не расслышала. Я знаю, что за вкусняшку продам родину, но кражи у нас не приняты. Тогда он зовет меня. "Сюда". Я подхожу и сажусь, смотрю прямо. Он поднимает пальцы и говорит: "Ждать". Я жду, даже если рядом шелестит пакет и чужая ладонь шуршит печеньем. Когда он говорит свое "Можно", мир снова становится быстрым и добрым.

Иногда мы заходим в магазин или пункт выдачи. В ОЗОН меня знают, я там почти как сотрудник. Я сажусь у стойки, не высовываю морду в чужие пакеты, не метусь. Меня называют по имени, говорят мне, что я красивая и что зеленый ошейник светится лучше всего. Иногда мне дают маленький кусочек сыра или печенье. Перед тем, как взять, я обязательно смотрю на хозяина. Он кивает и произносит тихо: "Можно". Я беру аккуратно и благодарю хвостом. Мне здесь рады. Мне здесь доверяют.

Конечно, я хитрю. Бывает, что мы стоим в стороне, хозяин разговаривает, а я будто бы чешу щеку о лапу. На самом деле пытаюсь снять намордник. Я работаю губами, помогаю лапой, делаю умное лицо. Ничего не выходит. Эта штука создана побеждать меня. Хозяин притворяется, что не видит, а потом вдруг наклоняется и поправляет ремешок. "Не хитри". Я вздыхаю и прекращаю операцию. Он прав. Правила есть правила.

Когда приходит момент возвращаться, я не тороплю события. Подходим к подъезду, я замираю у двери и смотрю на хозяина. Он открывает, мы входим в холл. Я не бегу вперед по лестнице, не толкаю. Жду команды. "Домой". Поднимаемся. У порога я тут же останавливаюсь и жду, пока он снимет обувь, куртку, уберет ключи. Он бросает взгляд на ванную. Я перевожу его правильно. Он говорит: "В ванну". Я лечу по коридору, прыгаю через коврик и становлюсь в привычное место. Вода теплая, душ шумит. Я стою спокойно, зеваю, когда он моет мне лапы и живот. Он шепчет: "Терпи, недолго". Я терплю. Потом полотенце. Он вытирает тщательно, я переступаю с лапы на лапу, снова зеваю. Это наш финал, наш ритуал достойного дня.

Иногда у подъезда мы встречаем знакомых собак. Маленьких я не замечаю, это не мой размер. С равными устраиваю честные игры на коротком участке, где можно быстро разойтись. С теми, кто больше меня, пытаюсь занять позицию повыше, но без грубости. Если кто то отвечает неуместно, я делаю шаг назад и смотрю на хозяина. Он говорит: "Ко мне". Я делаю шаг вперед, сажусь. Мы уходим спокойно, без лишних слов.

На лестничной площадке он приседает ко мне и кладет ладонь мне на грудь. "Хорошая прогулка". Я знаю, что да. Я знаю, что вот так, с намордником, с зеленым светом, с чистыми деревьями и чужими пакетиками, с командой стой и рядом, с коротким забегом на площадке и длинным терпением у ларька, с магазином, где меня ждут, и ванной, где меня сушат, получается не просто прогулка, а хорошая городская жизнь. Я захожу в комнату и ложусь на коврик. Он проходит мимо и тихо говорит: "Спать". Я закрываю глаза. Завтра вечером мы снова выйдем к порогу, я снова принесу намордник и подожду единственное слово, которое делает мир понятным. Можно.

Вечером все уселись у костра. Рыбаки налили себе свой вечерний "чай". Хозяин подмигнул: "Не нюхай кружки, тебе это не надо". Меня устроили по-царски. Раскладное кресло и на нём тёплая баранья шкура. Я забралась туда, положила морду на край и слушала, как трещат дрова. Если я прикрывала глаза, хозяин тихо говорил: "Спать пока рано". Я отвечала взглядом: если ты не спишь, я тоже не сплю. И правда, я ни разу не уснула по-настоящему, пока он не вставал и не произносил свою любимую фразу перед отбоем: "Пошли домой, капитанша". Тогда я бежала к палатке, ждала, когда он залезет в спальник, и тут же втискивалась к нему. "Потеснись", говорил он, а я замирала, согревалась и выключалась до утра.

На следующее утро лодка уже не казалась чудищем. Услышала, как рыбаки собираются, и первая прибежала к борту. "Плывём", сказала я глазами. Хозяин усмехнулся: "Капитанша, сегодня мы с тобой остаёмся в лагере. Пусть ребята проверят снасти". Я вздохнула, но осталась рядом с ним. Мы прошлись по острову, он поправлял растяжки палатки, чистил котелки, а я собирала для него достойные палки. Он говорил: "Спасибо, пригодятся", я же уносила лучшие в кусты, потому что палка хорошая, а вдруг потеряется. Когда мотор рыбацкой лодки загудел на обратном пути, я подскочила к воде. "Встречаем", сказал хозяин. Мы стояли плечом к плечу на кромке берега. Рыбаки вернулись не с пустыми руками, в лодке плескалось ведёрко рыбы. Я подпрыгивала, пока лодка подходила, и старалась держаться как взросла. "Только не ныряй", сказал хозяин. Я кивнула внутренне и терпела.

На берег выложили улов. Один из рыбаков поддел крупную рыбу и показал мне. Я принюхалась и тут же отскочила, когда туша скользнула у него в руках. Хозяин рассмеялся: "Страшно, да". Я собралась, подкралась и схватила добычу сбоку, где не так скользко. Фу, мерзкая и холодная!!. Но потащила трофей в кусты, намереваясь закопать, но хозяин догнал меня. "Эта пойдёт на уху. Твоё будет потом", сказал он и без строгости забрал рыбу. Я сделала вид, что просто помогала, и отправилась патрулировать лагерь.

С едой у меня был отдельный план. Рыбу мне не давали, потому что кости. Мне доставались остатки со стола. Шашлык, колбаса, сыр. Рыбаки всегда просили: "Спроси Диму". Я бежала, садилась, смотрела ему в глаза. Он произносил: "Можно". Тогда я возвращалась за угощением. Я объелась, но всё равно продолжала просить у рыбаков, строго по правилу. Потом уносила лишнее в лес и закапывала. Картофельные очистки тоже не пропадали. Рыбаки бросали их в воду, а я вылавливала, носила на берег и прятала в мох. Хозяин качал головой и говорил: "Заготовщица". Я моргала: порядок должен быть.

Я следила за периметром. Как только где-то начинал рычать мотор, я неслась к кромке воды и подавала голос. "Тревога", говорил мой лай. Хозяин присвистывал: "Хватит, слышали". Я обрывала гавканье и смотрела ему в лицо. Если он спокойный, значит всё под контролем. Иногда я уносила из кучки дров особенно подходящую палку. "Верни дрова", смеялся один из рыбаков, и я уступала. Хорошие палки я всё равно находила потом в лесу.

Фотографии нравились мне не меньше, чем костёр. Когда меня звали, я замирала и смотрела прямо в камеру. "Красавица", говорил хозяин. Я смиренно соглашалась.

Был у меня один секрет. На острове в лагере хозяин так ни разу и не заметил, где я делаю свои дела. Я уходила в лес, выбирала место, закапывала и возвращалась, будто всегда лежала у костра. Хозяин однажды в задумчивости сказал: "Интересно, как ей это удаётся". Я молчала и улыбалась глазами.

Ближе к отъезду поднялся ветер. Я не жаловалась. Просто забиралась в своё кресло с шкурой и наблюдала, как хозяин чистит рыбу, как рыбаки готовят ужин, как над костром поднимается тёплый дым. Он иногда накрывал меня курткой и говорил: "Теплее". Я закрывала глаза и слушала, как потрескивают ветки.

Сборы я переживала. Хозяин носил мешки к лодке, а у меня сердце билось часто. "Я тебя не брошу", сказал он и пригласил сесть первой. Я устроилась на сумках и никуда уже его не отпускала взглядом. Когда все загрузились, он наклонился и сказал: "Домой". Я лизнула ему руку и положила морду на ладонь.

Дорога обратно тоже заняла около десяти часов. На этот раз я почти всё проспала. Дома я отсыпалась три дня, иногда вставала попить воды и вернуться к подушке. Хозяин подходил, гладил меня по ушам и тихо говорил: "Отдыхай, капитанша". Я закрывала глаза и снова видела Вуоксу, наш остров, костёр, лодку, рыбаков и его руку, которая всегда рядом.